41

Часы, которые я провел в подвале, были худшими, какие мне только довелось испытать в жизни. Тошнота, тремор, жар и озноб превосходили любые пытки. Я беспомощно лежал на полу, мокром и смрадном из-за моих исторжений. Мрак давил меня, точно смерть, которую я приветствовал и которой все же страшился. Энн как могла ухаживала за мной. Положила мою голову себе на колени, гладила меня по лбу. Эмили не скупилась на брезгливые восклицания. Отец молился Богу, который оставил нас.

Миновала вечность, и лихорадка прошла. Она оставила меня измученным, но мой ум чудотворным образом обрел ясность. Века и века он был настолько заполнен мыслями о моей дорогой потерянной Лидии, моими горестями и моей потребностью в спиртном и опиуме, что ни для чего другого места в нем не оставалось. Ни единая строчка стихов, ни единая новая идея не посетили меня за этот срок. Однако теперь со мной заговорил голос Вдохновения! Он объяснил мне, как я могу избавить нас от адского кошмара.

Я сел прямо. Энн сказала:

— Что не так?

О, сильнейшее искушение лечь и позволить, чтобы случилось то, что случится! Но голос нашептывал: «Это твой последний шанс!»

— Помоги мне встать, — сказал я, задыхаясь, стараясь приподняться.

— Зачем? — спросила Эмили. — Идти некуда, и, конечно, нет ничего, что ты мог бы сделать.

Я ощущал ее едкое презрение ко мне, будто ядовитые пары во мраке.

— Лежи тихо, отдохни, — сказала Энн.

Но я поднялся на четвереньки. Я пополз через подвал, нашаривая путь.

— Что ты делаешь? — спросил отец с недоумением и тревогой.

Я ощупывал холодные шершавые камни, выступающие из земляной стены.

— Ищу бутылку виски, которую припрятал. А сейчас вспомнил.

Наступило молчание, и я ощущал, как они думают про то, как были уверены, будто избавлялись от всего спиртного, которое я припрятывал в доме, но я их перехитрил. Несколько месяцев назад, желая во что бы то ни стало запастись бутылкой на случай нестерпимой потребности, я принудил себя спуститься в подвал. Отец и сестры, зная, как я его боюсь, не догадались поискать здесь.

— Что-что, но выпивку ты найдешь даже в таком положении, как наше, — сказала Эмили с издевкой.

— Я не собираюсь пить это виски, — сказал я.

Слепая удача улыбнулась мне. Мои руки нашли большой квадратный камень, который я запомнил. Я подергал его и свалил на пол. Засунул руку в ямку, которую выкопал там и задвинул этим камнем.

— Тогда зачем тебе оно? — спросила Энн.

Мои пальцы коснулись гладкого прохладного стекла. Я вытащил бутылку и встряхнул ее. Внутри заплескалось виски.

— Чтобы купить нашу свободу.

Раздались восклицания удивления и недоумения. Отец сказал:

— Что ты такое говоришь?

— Не обращай на него внимания, — сказала Эмили. — Он же окончательно свихнулся.

Стискивая бутылку, я зашаркал по подвалу, натыкаясь на стены, пока не ушиб ногу о лестницу. Я медленно, с трудом пополз вверх по ступенькам.

— Что ты делаешь? — спросила Энн.

Открой я им свои намерения, они, конечно же, постарались бы отговорить меня, такого труса. И я, конечно же, поддался бы им. Добравшись до верхней ступеньки, я забарабанил в дверь и громко крикнул:

— Э-эй! Могу я поговорить с вами, джентльмены?

Отец и Энн пытались заставить меня замолчать из страха, что я рассержу наших тюремщиков. Эмили сказала:

— Бесполезно. Они нас не выпустят.

Но я продолжал звать и стучать. Через какое-то время я услышал шаги в коридоре снаружи.

— Кончай шуметь! — раздался раздраженный мужской голос.

— Простите, что беспокою вас, сэр, но у меня есть одна вещица, которую, думается, вам будет приятно получить, — сказал я вежливым заискивающим тоном, который часто пускал в ход, чтобы втереться в компанию или избегнуть неприятностей.

Немедленного ответа не последовало, но я чувствовал, что он все еще стоит за дверью. Сыграет ли его любопытство мне на руку? Наконец он спросил:

— А что это за вещица?

— Откройте дверь, — сказал я, — и я вам покажу.

Я чувствовал, что он колеблется. Я надеялся, что ему приелось сидеть без дела в нашем доме и он захочет поразвлечься. К моему восторгу, я услышал, как он отодвигает засов, и дверь на несколько дюймов отворилась. Я увидел мужчину — его фигуру освещали горящие позади него в коридоре лампы. Я поспешно попятился на несколько ступенек вниз, подальше от его рук.

— Ну? — потребовал он. — Что у тебя есть?

С моей ступеньки мне было видно, что он куда крупнее меня. К счастью, мой план требовал от меня не столько грубой силы, сколько хитрости. Я поднял бутылку так, чтобы она заблестела в свете лампы.

— Ирландское виски наилучшего качества, — сказал я. — Могу ли я предложить вам попробовать его?

Он открыл дверь пошире. Позади него возникли еще двое. Света теперь было достаточно, и я хорошо их рассмотрел. У того, кто откликнулся на мой зов, были узкие злые глаза, глубоко посаженные над толстыми щеками цвета сырого мяса.

— Чего это ты затеял? — сердито спросил мужчина справа от него и настолько с ним схожий, что они могли быть братьями.

Другой приказал:

— Запри дверь.

У него были белобрысые волосы и острые черты лица. Хотя он, как и его товарищи, был одет в темный сюртук и панталоны, но его были сшиты по мерке. И его речь указывала, что сословием он выше них. Уж конечно, он был их вожаком.

— Но у него есть виски, — сказал первый.

Человек легко распознает в других собственные желания. Я чувствовал их тягу к спиртному. Я видел, как они смотрят на бутылку. Вожак протянул руку в дверь и сказал:

— Отдай мне ее.

Я отвел ее в сторону. Мои близкие хранили полное молчание, но я чувствовал, что они замерли от страха.

— Если вы позволите мне подняться наверх, — сказал я, — то я всем вам налью по стаканчику.

Вожак и его товарищи уставились на меня. На их лицах я читал подозрение, смешанное с брезгливостью, вызванной моим непотребным видом. Когда-то меня охватил бы стыд, что люди, мои ближние, увидели меня таким, но сейчас их низкое мнение обо мне было мне на пользу. Я улыбнулся им, выдавливая то обаяние, которое завоевывало мне столько друзей и возлюбленных в дни моей юности. На их лицах появилось новое выражение, из тех, которые я слишком часто вижу теперь. Оно говорило: «Вот безобидный шут, который поможет нам скоротать время». Они пожали плечами и ухмыльнулись друг другу.

— Ну, так вылезай, — пригласил меня вожак.

Я вскарабкался вверх по ступенькам. Я ощущал себя душой, вознесшейся из адской бездны. Но отец, Эмили и Энн по-прежнему пребывали в кромешной тьме под моими ногами. Мужчины заложили засов на двери. Они окружили меня, когда я на заплетающихся ногах вошел в столовую. На столе между горящими свечами были разбросаны игральные карты. Ночь затемняла окна, и ветер стенал снаружи. Я прикинул, что провел в подвале двадцать четыре часа, но как долго эти мужчины держали в плену отца, Энн и Эмили, я не знал. Если кто-нибудь приходил повидать нас, то уходил, надо полагать, в уверенности, что нас нет дома. Мужчины эти, конечно, никому не показывались, чтобы не вызвать подозрений. Спасение извне не придет. Оно зависело только от меня. Мои ноги подкосились под бременем ответственности.

Но я укрыл свои мысли под улыбкой идиота, когда доставал из буфета четыре стакана. Пока я разливал виски, руки у меня дрожали. Я сказал:

— Выпьем за новых друзей!

Мужчины подняли стаканы и выпили. Я только притворился, будто пью, ведь, как ни томился я по виски, я должен был оставаться трезвым. Напряжение смягчилось, и их лица расслабились, виски уже делало свое дело. Теперь я прикинул, как занять моих собутыльников на требуемое время. Я сказал:

— Можно я присоединюсь к вашей игре?

— А сколько у тебя денег? — спросил вожак, и его глаза вспыхнули в надежде обогатиться за счет дурака.

— Увы, нисколько, — сказал я, — но за каждый мой проигрыш я буду читать вам стишок.

— Мне это подходит, — сказал один из товарищей вожака.

— Все-таки лучше, чем ничего, — сказал второй.

Мы сели играть, и я проигрывал каждую партию. Пока я читал стихи, мои тюремщики подбодряли и подначивали меня. Я вновь почувствовал себя тем Брэнуэллом Бронте, который развлекал посетителей в кабаках по всей Англии. То, что я время от времени подливал виски в их стаканы, возможно, объясняло удовольствие, которое они получали от моих стихов. Если бы мне когда-либо удалось заслужить такое же одобрение издателей! Однако никогда мои стихи не служили столь серьезной цели, как сейчас. Вскоре мы уже перешли на имена. Вожак был Сесиль, два брата отзывались на «Джим» и «Билл». Вскоре они порядком опьянели.

— Скажите мне, — спросил я, — что привело вас сюда?

— Нас послал парень, на которого мы работаем, — ответил Сесиль. — Он похищает детей королевы. Твоя сестра должна ему помочь. Мы здесь, чтобы обеспечить ее помощь. Ей сказано, что, если она пойдет на попятный, ее семья умрет.

Это поразительное объяснение было произнесено таким обыденным тоном, будто он говорил о погоде. Сначала я испытал шок, затем недоверие. Не грезятся ли эти люди моему лихорадящему мозгу? Но они выглядели такими же настоящими, как я сам. Их история объяснила отсутствие Шарлотты и могла быть столь же весомой причиной для нашего заключения, как любая другая.

— И когда это похищение произойдет? — спросил я.

— Должно было произойти вчера, — сказал Сесиль, а Джим начал снова сдавать карты. — Мы ждем весточки.

— А что ваш наниматель и Шарлотта собираются сделать с детьми? — спросил я как мог небрежнее.

— Отвезти их в Китай, — последовал ответ. — Пока мы разговариваем, они уже, наверное, на борту корабля у побережья Абердина.

Ужас сковал меня, едва я понял, что эти трое, что бы ни происходило на самом деле, никогда не освободят мою семью и меня. Они ведь понимают, что мы сразу же сообщим полиции о них и их нанимателе. Они, несомненно, получили от него приказ убить нас и тем обеспечить наше молчание. Сесиля не смущало, что я узнал о похищении, ведь я буду мертв и не смогу ничему помешать.

У меня на лбу выступила испарина, дрожь пробежала по телу, но я спрятал свой ужас под громким беззаботным смехом, будто считал похищение и государственную измену преотличнейшей шуткой.

— Давайте еще выпьем!

Я поставил стаканы на буфет и разлил оставшееся виски. Они изучали свои карты, а я сунул руку в карман и достал флакон с опиумом, который купил перед тем, как вернулся домой и перед моим пьяным загулом в гостинице «Черный бык» вечность тому назад. Мгновение я сжимал его в кулаке, подавляя свою потребность в нем. Затем быстро распределил настой по стаканам. Я опустил флакон в карман и поставил стаканы перед ними. Они выпили, не заметив, что я воздержался. Я сел, вытерпел еще одну партию и ждал, ждал…

Через какое-то время они начали позевывать по мере того, как смесь виски и опиума действовала все сильнее. Джим откинулся в кресле и уснул. Билл уронил голову на стол и уснул среди карт. Сесиль уставился на меня, единственного, кто сохранил бодрость. Подозрение и ярость вели бой с дремотностью в его взгляде, который перешел на его пустой стакан, затем снова на меня.

— Что ты подмешал в виски напоследок? — вопросил он.

Неуклюже встав с кресла, он рванулся ко мне. Его колени подогнулись, глаза закатились. Он без сознания рухнул на пол. Ни одно мое начинание не удавалось столь блистательно. Я, шатаясь, добрел до двери подвала, отодвинул засов и распахнул дверь.

— Отец! Энн! Эмили! — закричал я.

Дневник Эмили Бронте

Я сидела на холодном полу темного подвала в глубоком отчаянии. Огромное расстояние словно бы отделяло меня от отца и Энн, которые тихо молились вместе. Я безмолвно тосковала по солнечному свету, по свежему ветру в вересках, и тут я услышала, что кто-то зовет.

— Поднимайтесь наверх! Быстрее! — кричал Брэнуэлл.

Наверху лестницы сиял свет. В нем маячила худая, хрупкая фигура брата. Всхлип радости вырвался у меня, когда я взбежала по ступенькам. Энн и отец следовали за мной. Мы выскочили в коридор.

— Что случилось? — спросил папа у Брэнуэлла.

— Где эти люди? — сказала Энн.

— Я дал им виски с опиумом, — сказал Брэнуэлл, задыхаясь от возбуждения. — И они лежат вповалку.

Мы все поспешили в столовую. Там двое мужчин спали у стола, а третий распростерся на полу.

— Помогите мне связать их, — сказал Брэнуэлл.

Энн принесла моток крепкой веревки и нож. Она и папа связали запястья и лодыжки спящих. Папа сказал:

— Я схожу за констеблем.

— Погодите, — сказал Брэнуэлл настойчиво.

— Но эти преступники должны быть арестованы, — сказала Энн.

— Шарлотта в беде, — возразил Брэнуэлл. — Эти люди рассказали мне, что ее вынудили похитить детей королевы. Ее с ними доставили на борт судна, которое отплывет в Китай. — Папа и Энн ахнули от ужаса. — Сейчас оно стоит на якоре где-то у побережья Абердина. Прежде чем предпринимать что-то еще, мы должны спасти ее.

— Нам следует сообщить мистеру Слейду, — сказал папа. — Он точно знает, что делать.

— Но мистер Слейд в Балморалском замке в Шотландии, — сказала Энн. — Нам не добраться туда вовремя, чтобы спасти Шарлотту и детей.

— Нам нужно добраться только до станции в Ладден-Футе, — сказал Брэнуэлл. — Там есть телеграф. Мой друг Фрэнсис Гранди может в один миг связаться с любой другой станцией в королевстве.

— Телеграф — поистине новейшее чудо, — объявил папа.

— Мы попросим мистера Гранди отправить срочное послание на ближайшую к Балморалу станцию, — сказала Энн.

— Так идемте! — сказал Брэнуэлл, но упал на колени от сильнейшего припадка кашля.

Папа опустился на колени рядом с ним и крепко его обнял.

— Мой сын, сегодня вечером ты проявил величайшее мужество, — сказал папа голосом, охрипшим от избытка чувств. — Твои поступки более чем искупили все твои грехи.

— Мужество обреченного, отец, — прохрипел Брэнуэлл. — Мне было нечего терять.

— Ты мог потерять жизнь, спасая наши, — возразил папа.

— Моя жизнь почти кончена. Такая маленькая ставка в игре! — Брэнуэлл слабо засмеялся. — По крайней мере, может быть, я умру героем, пусть героем и не жил.

Папа и Энн заплакали. Энн сказала Брэнуэллу:

— Ты сыграл свою роль. Теперь тебе следует остаться дома и отдохнуть.

— Но кто пойдет в Ладден-Фут? — спросил Брэнуэлл.

Я сказала громко:

— Я пойду.

Папа, Энн и Брэнуэлл поглядели на меня в изумлении. Папа сказал:

— Хорошо, Эмили, но я пойду с тобой. По дороге мы предупредим констебля, чтобы он избавил нас от этих преступников. Энн, останься и помоги Брэнуэллу сторожить их.

Он сходил за своим пистолетом и вложил его ей в руку, затем сказал:

— Поторопимся, Эмили.

— Возможно, меня уже не станет, когда вы вернетесь. Позвольте мне попрощаться с вами сейчас, — сказал Брэнуэлл.

Отправить