Глава 24

Получив от Эдмунда Уитлока телеграмму, Себастьян Бекер, испросив у начальства разрешения выехать в Лондон, ближайшим же поездом отправился туда. К тому времени Уитлок, распустив труппу и забыв о «Пурпурном бриллианте», выступал с пятнадцатиминутным скетчем «Он все отлично знал». Это была кратенькая постановка на четыре роли, которую Уитлок успешно разыгрывал лет пятнадцать назад, не требовавшая дополнительных вложений, поскольку костюмы в ней использовались те же, что и в прошлых спектаклях. Все декорации к «Пурпурному бриллианту» Уитлок продал, а вырученными деньгами расплатился с актерами.

Некоторые сочли его поступок — постановку комической пьески без песен и без женский ролей — странным. Сыграть ее могли четыре комедийных артиста средней руки, но Уитлок, совершенно неожиданно, объявил конкурс на роли. Откликнулись на него все безработные актеры, и Уитлок смотрел и слушал каждого из них, даже самых бесталанных, от которых отказывались остальные театры. В конце концов состав он выбрал. На роль мальчика-посыльного, помощника приказчика из магазина, Уитлок поставил субъекта совершенно неприятного вида, с лицом уголовника, выпущенного из тюрьмы за благонравное поведение; второй был некрасив настолько, что от него отворачивались даже хористки; третий выглядел не многим лучше. Никто не мог объяснить необычное поведение Уитлока. Театралы не понимали, зачем ему понадобились типы, с которыми в одной комнате оставаться-то было страшно.

Уитлок начал выступать со своим скетчем, зрители принимали его скрепя сердце. Поначалу предположили было, что Уитлок испытывает серьезные финансовые затруднения, но в такое мало кто поверил, поскольку многие прекрасно знали о наличии у владельца театральной труппы крупного недвижимого имущества. К тому же за десятки лет игры он сумел немало скопить.

Себастьян встретился с Уитлоком в перерыве между первым и вторым действиями спектакля, в мюзик-холле Гати, на Вестминстер-бридж-роуд. Крошечная труппа Уитлока в тот вечер играла свой скетч четырежды — у Гати, затем в «Кентербери», потом в «Камбервелл-палас» и снова у Гати. За кулисами маленького театра Гати имелось только две гримерных: в одной переодевались женщины, в другой — мужчины, поэтому встреча между Себастьяном и Уитлоком проходила в кабинете управляющего театром.

Уитлок был в костюме с фартуком, как того требовала его роль продавца, и в полном гриме.

— Наш выход будет минут через десять, после выступления сестер Кулсон, — объявил он инспектору. — Чем могу служить?

— В своей телеграмме вы сообщили, что хотели бы показать мне какие-то письма, — ответил Себастьян.

— Да. — Уитлок запустил руку за фартук и извлек из кармана тоненькую пачку исписанных листков бумаги, желтоватых, дешевеньких, разобранных по датам. — Я постоянно ношу их с собой. Не хочу, чтобы они попали в руки мисс Портер.

— Разве они адресованы не ей?

— Ей, но я узнал почерк и предпринял все меры, чтобы письма не попали в руки бедной девушки. Ей хватит горя и без посланий от сумасшедшего.

Часы на стене отсчитывали минуты. Себастьян пробежал глазами несколько писем.

— Вам трудно, наверное, было читать их. Здесь так много личного, — заметил он.

— В свое время я играл перед Шоу, — ответил Уитлок. — Можете мне поверить — эти писульки не произвели на меня никакого впечатления.

Себастьян поднял на него взгляд.

— У вас остались конверты?

Уитлок пожал плечами.

— Я их выбросил. На них не было ни марок, ни обратного адреса. Однако, судя по содержанию, можно сказать, что Сэйерс находится здесь, в Лондоне. На вашем месте я бы попробовал поискать его в пабах на Сент-Мартин-лейн.

— Почему именно там? — удивился Себастьян.

— Те места давно облюбовали себе боксеры. И запах бумаги подсказывает, что писались послания на залитом пивом столе. Я понимаю, вы находитесь не на своей территории, инспектор Бекер, но, думаю, ваши коллеги из лондонской полиции помогут вам. Полицейское братство обязывает. В обратном случае ваши действия окажутся неэффективными.

— Пусть вас не заботит эффективность моих действий, мистер Уитлок. Прежде мне хотелось бы повнимательнее изучить письма, а уж потом я решу, как мне поступать.

— Письма — ваши, берите. Я лишь исполнил свой долг.

Себастьян сунул листки во внутренний карман плаща.

— Благодарю вас, мистер Уитлок, — сказал он. — Я займусь ими.

— Значит, мы можем спать спокойно. — Уитлок поднялся и протянул Бекеру руку. — Скажите, инспектор, вы понимаете, кого преследуете? Кто он, по-вашему, человек или демон?

— В демонов я не верю, — отозвался Себастьян, вставая и пожимая Уитлоку руку.

Старый актер задержал его ладонь (недолго, но достаточно, чтобы Себастьян ощутил некоторый дискомфорт) и пристально вгляделся в его лицо.

— Ну и хорошо, — заключил Уитлок и отпустил руку инспектора.

В кабинет забежал какой-то мальчишка и произнес:

— Они там доигрывают, мистер Уитлок. Сейчас закончат с сестрами.

— Прошу меня простить, — сказал Уитлок, — но мне нужно идти. Успеха вам. Вижу, вы его вполне заслуживаете.

— А где сейчас находится мисс Портер?

— Она гостит в моих апартаментах, — ответил Уитлок и последовал за мальчишкой. — Ей больше нет необходимости играть в театре. — Он вдруг остановился, словно собирался что-то прибавить. — Хотя ладно, — проговорил он и, открыв дверь, вышел.

Уитлок покинул комнату, не оставив Себастьяну своего домашнего адреса, но выяснить его не составило для инспектора большого труда. Покопавшись в папках, Себастьян быстро нашел, где живет Уитлок. Тот еще был на сцене, когда Себастьян торопливо шагал к станции Ватерлоо, надеясь взять там кеб и отправиться на противоположный берег реки. Уитлок же предполагал, что после встречи инспектор устремится в пабы Сент-Мартина искать Сэйерса, а не к нему на квартиру, дабы поговорить с мисс Портер, не имевшей представления о том, что Сэйерс уже довольно продолжительное время засыпает ее письмами.

Луиза Портер занимала немаловажное место в тайне бывшего чемпиона. В последнее время во всем, что он делал, просматривалась скорее забота о ней, чем желание выжить самому.

«Во всем, за исключением убийств», — размышлял Себастьян.

С видом ничего не понимающего человека слуга Уитлока молча слушал объяснения Себастьяна и явно не собирался пропускать его, пока изнутри апартаментов не раздался голос молодой женщины. Слуга немедленно отступил от двери и проводил Бекера к Луизе Портер. Она приняла инспектора в гостиной — уютной, положительно отличавшейся от остальных комнат викторианского стиля, со вкусом обставленной и служившей, как сразу подумал Себастьян, единственной цели — произвести впечатление. На Луизе было темное платье, но не траурное, хотя вела она себя так, словно недавно потеряла мужа.

Себастьян попросил ее взглянуть на письма. Ему было все равно, с которого она начнет, — в конце концов, содержание их было одинаковым.

Луиза просмотрела одно письмо, затем другое. Письма, казалось, ее удивили.

— Ну, это еще не так страшно, — сухо заметила она. — В прежних он обвинял всех подряд во всевозможных грехах. Тут этого нет…

— Мистер Уитлок считает, что вы о них ничего не знаете, — сказал Себастьян. — Он говорил, что перехватывает письма.

— Как странно… Все пытаются меня защитить, — вымолвила она.

— О каких таких обвинениях вы упомянули?

— Том Сэйерс пытался заставить меня поверить, что мой опекун — дьявол в человеческом обличье. Отвратившийся от Господа, ищущий теперь возможности избежать наказания, поскольку жить ему осталось немного. Он писал, что будто бы мой покойный жених готовился занять его место. Тоже мне дьявол… — Луиза вздохнула. — Старый больной человек скачет по самым непрезентабельным залам с какой-то пятнадцатиминутной дребеденью, исполняет ее перед пьяницами. Радуется как ребенок, когда они смеются над его бородатыми шутками. Ответьте, инспектор, неужели он не заслужил за все годы актерства чего-нибудь большего? Лично я считаю такой финал достойным сожаления.

— Определенно Том Сэйерс сумасшедший, — заключил Себастьян.

— Его повесят, если вы его поймаете?

— Не могу сказать. А вы как считаете, заслуживает он подобного наказания?

Она посмотрела на окно. Шторы на нем были отодвинуты в сторону и перевязаны, в комнату проникал свет уличного фонаря.

— Его следовало бы пощадить. Ведь он искренне считает меня достойной спасения. Разве это не лучшее доказательство его безумия?

— Что еще вы могли бы сообщить мне? — спросил Себастьян.

Она опустила голову.

— Ад — очень холодное место. Там лед превращается в пепел.

Себастьян ждал, но Луиза замолчала, давая понять, что разговор окончен.

— В таком случае мне остается только поблагодарить вас и пожелать доброй ночи.

Луиза позвонила в колокольчик, вызывая Немую, дабы та проводила Себастьяна вниз. Где-то залаяла собачка, встревоженная звуком колокольчика. Луиза Портер выглядела подавленной. Она провела рукой по лбу, будто пытаясь что-то вспомнить.

— Том Сэйерс ничего не понимает, — проговорила она. — Даже если мистер Уитлок и демон, мне это безразлично. Мне в последнее время безразлично вообще все.

Себастьян не нашел ничего лучше, кроме как пробормотать:

— Простите, мисс Портер.

В неловком молчании они ждали появления Немой. На углу стола, прямо под локтем, Себастьян вдруг увидел небольшую стопку красочных приглашений, ярких, пахнущих свежей краской, явно недавно привезенных из типографии. В тексте выделялись слова «свободных и благоразумных», написанные крупнее других, мягким округлым почерком. Повинуясь выработанной с годами привычке, Бекер быстро снял верхнее приглашение и сунул в рукав. В этот момент на пороге комнаты появилась Немая.

Когда Себастьян вышел на улицу, приглашение находилось в его руке. Он приблизился к уличному фонарю, посмотрел на окно гостиной. Свет в ней не горел. Инспектор поднес к глазам карточку и прочитал: «Приглашает мисс Луиза Портер. Избранных джентльменов, свободных и благоразумных».

Ниже стояла послезавтрашняя дата, время — полночь, и сообщался адрес. Себастьян поморщился. Текст отдавай декадентством, вырождением. «Странно, — подумалось ему. — Даже очень странно».

В театре «Лицеум» продолжали ставить так называемую шотландскую пьесу. Критики отзывались о ней, в общем, неплохо, не делая особых замечаний. Уильям Арчер умеренно похвалил Ирвинга за то, что тому «удалось наконец-то не шокировать зрителей чрезмерной жестикуляцией и мимикой». Эллен Терри в роли леди Макбет также удостоилась нескольких положительных фраз. Правда, закончил Арчер едким предположением, что, по слухам, актриса собирается отказаться от роли.

Брэм Стокер лучше всех знал цену слухам. Ежевечерние крики тонули в овациях и приветственных возгласах зрителей. В зале никогда не было ни одного свободного места. Эллен Терри клялась, что ни на йоту не отходит от текста. Сарджент умолял ее позировать ему в театральном платье с голубыми и зелеными переливами, обклеенном настоящими крыльями жуков и стрекоз, с волосами, выкрашенными в кроваво-красный цвет. Билеты на спектакль раскупались на месяц вперед, что даже по стандартам «Лицеума» считалось громадным успехом.

Поздним вечером, по окончании спектакля покинув театр, Стокер не пошел сразу к себе домой, в Чейн-уок, в район Челси, а направился прямиком в Сент-Мартин-лейн, где в укромном уголке, неполадку от Лестер-сквер, находился неприметный и мало кому известный паб. Посещали его в основном бывшие спортсмены. Заплатив швейцару за вход шесть пенсов и получив жетон, который мог обменять на грог или пиво, не намереваясь, правда, брать ни то, ни другое, ирландец ступил внутрь и поднялся по лестнице в верхний зал.

За стойкой сидел здоровяк с перебитым носом и болтал со своими приятелями, мощными, с бычьими шеями типами, явно бывшими боксерами. В ранние вечерние часы, когда залы заполнялись народом, кое-кто из них стаскивали с себя рубашки и проводили спарринги, после чего обходили зал, а затем снова возвращались к стойке. На стенах висели портреты давно ушедших в мир иной знаменитых боксеров: слоноподобного Билли Нита, «ланкаширского чемпиона» Боба Грегсона, бьющихся на ринге Джека Рэндалла и Неда Тернера. Рядом красовалась гравюра, изображавшая владельца паба, молодого, со свирепым лицом и наглым взглядом. В нескольких футах от нее восседал его современный, насквозь пропитанный джином образ с физиономией еще более злющей.

В подобной компании Том Сэйерс, скромно сидевший в одиночестве за одним из дальних столов, оставался незаметным. В сущности, его мало кто знал из-за краткости боксерской карьеры. Нос у него был прямой, шрамов на лбу не было, и уши не походили на лепешки.

Заметив входящего в зал мужчину, еще не узнав Стокера, Сэйерс резко вскинул голову. По одному его виду Стокер догадался, что у экс-боксера уже заготовлен план побега через запасной выход и он ежесекундно готов вступить в бой, дабы пробить себе дорогу к нему. На столе перед Сэйерсом лежало несколько листков бумаги — он составлял очередное письмо Луизе. Початая бутылка и грязный стакан стояли недалеко от скользившей по листку руки. Лицо Сэйерса горело. Он окинул Стокера туманным взглядом.

— Том, — печально произнес ирландец, ткнув пальцем в сторону бутылки, — что вы делаете? Зачем? Алкоголь вам не поможет.

— Я знаю, Брэм, знаю, — ответил Сэйерс. — Я выпил не много, просто чтобы успокоиться.

Стокер все понимал. Джином Сэйерс заглушал боль. Алкоголь часто оказывался единственным утешением для тех, кто не имел ничего, в том числе и иного утешения.

Стокер пододвинул к столу еще один стул.

— Мои письма не доходят до нее, — сказал Сэйерс. — Я отправляю их с мальчишкой-посыльным, но Уитлок все перехватывает.

— На сегодняшний вечер он снял Египетский зал, — сообщил Стокер, выкладывая на стол пригласительную открытку.

Сэйерс прищурился, в пламени свечи посмотрел на нее.

— Мне известен план здания, — продолжал Стокер. — В нем Маскелайн дает свои магические представления. За кулисы пробраться очень сложно.

Сэйерс не понимал, о чем говорит Брэм, просто не знал, что большинство иллюзионистов тщательно готовятся к своим выступлениям. Иногда переделывают сцену, устанавливают в подвалах механизмы, но главное — нанимают плотников, и те огораживают высокой стеной часть кулис и сцены, в результате превращая их в глухие, недоступные для посторонних помещения. Делалось это с единственной целью — сохранить от чужих глаз свои профессиональные секреты.

— Кто такие эти свободные и благоразумные джентльмены? — не отрывая взгляда от открытки, поинтересовался Сэйерс.

— Отпрыски знатных семейств, промотавшие свои состояния. Им он и демонстрирует Луизу во время своих выездов в полусвет.

— Понятно, — кивнул Сэйерс. — Стало быть, я абсолютно прав — он ищет себе нового Каспара. И нужен не беспутный глупец — такому грош цена в базарный день, он не годится для его целей, — требуется образованный аристократ, новый Калигула, который враз догадается, какой перед ним стоит выбор, и не подведет Уитлока. А наградой за согласие станет Луиза. Так что же делать, Брэм?

Стокер кивнул в сторону недопитой бутылки с джином.

— Делать? С такой головой, как у вас сейчас? Ничего. Знаете, Сэйерс, вы нравились мне больше, когда могли позволить себе полкровати в дешевой гостинице.

Сэйерс вскинул руки, словно призывая невидимую толпу к молчанию.

— Не судите меня слишком строго, Брэм, — попросил он. — Пожалуйста, я очень вас прошу.

Стокер хотел было еще что-то добавить, но, передумав, поднялся, оставив на столе открытку и жетон.

— Помоги вам Господь, Том, — сказал он и, повернувшись, зашагал к выходу.