Глава 9

Жизнь гусарских офицеров была веселой и беззаботной. Серж участвовал наравне с товарищами почти во всех кутежах и забавах. Хотя некоторые проделки были далеко не безобидны. Например, однажды во время представления в Александровском театре молодые офицеры-гусары бросили в актрису кондом, набитый конфетными обертками… Таким поведением озорники разрушали для себя всякие служебные перспективы.

Но Серж и не рассчитывал сделать карьеру в гвардии. Он быстро понял, что для того, чтобы уверенно «скользить по служебному паркету», необходимо было иметь влиятельных родственников в столице или заручиться покровительством одной из фрейлин ее величества. Правда, молодой поручик был замечен одной особой, входящий в ближний круг императрицы. Похоже, влиятельная дама обратила внимание на симпатичного молодого гусара, когда он нес караульную службу во внутренних покоях императорского дворца. Она откровенно предложила щедро финансировать приглянувшегося ей гвардейца из «собственной шкатулки».

«Я стану также вашей помощницей в карьерной игре», – написала Сержу по-французски светская львица, намекая, что в обмен желает видеть симпатичного юнца своим фаворитом. Муж давно ей надоел, и дама искала приключений в неаполитанском стиле. Поручик в красном, обшитом золотом мундире лейб-гвардии распалил ее воображение.

Вот, казалось бы, удача – нет бы ухватить ее и отправиться в необременительное путешествие за чинами! Но Серж вежливо отклонил щедрое предложение. Дама была уже немолода и совсем не хороша собой, а офицеру Карповичу категорически не понравилась роль комнатной собачки.

Серж предпочитал иной путь. Вскоре началась очередная война с турками, и большинство молодых офицеров с нетерпением ждали отъезда на фронт. Однако государь не спешил жертвовать своей личной охраной. Тогда Серж и еще несколько его товарищей подали рапорты с просьбой отправить их в действующую армию. Обычно гвардейских офицеров переводили в линейные части с большим повышением в звании. Но Серж был готов идти на войну простым вольноопределяющимся или даже рядовым.

Его вызвал к себе новый эскадронный командир и в возмутительной форме отчитал, назвав под конец разговора мальчишкой. Так между ними возникла вражда. С этого дня командир стал изводить «фронтовика» (он произносил эту кличку с особенным сарказмом) мелочными придирками, чуть не по два раза на дню делая ему замечания и выговоры. Хотя служба для Сержа никогда не была обузой, начальник не упускал даже малейшей возможности обвинить молодого поручика в пренебрежении своими обязанностями.

Впрочем, новый эскадронный майор Тиль вел себя так со всеми, кроме своих любимчиков. Более тупого и жестокого командира трудно было представить. Свое место он занял лишь благодаря какой-то дворцовой интриге. В военной среде никто его не уважал, а сам он всех раздражал. Вот только поставить зарвавшегося выскочку на место было почти невозможно.

Офицеры равного положения ссорились довольно часто. А оскорбить командира и вызвать его на дуэль было не делом чести, а бунтом. За такое мало было разжалования. Бунтовщиков, как и опасных мятежников, отправляли на каторгу или даже расстреливали.

Поэтому Серж долго терпел оскорбительное поведение командира. Жаловаться он не собирался, ибо считал, что строчить кляузы – занятие, не достойное офицера. Из-за несносного придиры служба для Карповича сделалась почти невыносимой. А командир, чувствуя свою безнаказанность, зловредничал все больше. Казалось, еще немного – и разошедшийся тиран начнет бить офицеров палкой. Кто-то должен был положить этому конец…

Однажды на смотре строя командир выехал перед эскадроном и заявил, что знает, что некоторые офицеры недовольны тем, как он с ними обращается.

– Если кто-то на меня в обиде, извольте – я могу предоставить сатисфакцию любому желающему, – насмешливо объявил самодур, уверенный, что никто не посмеет бросить ему вызова.

Внезапно из строя выехал молодой бретер.

– Честь так велика, – выкрикнул поручик, – и я опасаюсь, что никто из моих товарищей не согласится уступить ее мне. Посему окажите любезность.

– Вы еще слишком молоды, – с натянутым добродушием ответил майор, глядя на Сержа злыми глазами.

– И все же осчастливьте! Выбор оружия и условий поединка за вами, – почти умолял поручик, восторженно пожирая командира глазами.

Дуэль не состоялась лишь потому, что на месте событий случайно оказался командир полка. Он мгновенно оценил ситуацию и поступил по совету Василисы Егоровны из «Капитанской дочки»: «Разбери, кто прав, кто виноват. Да обоих накажи». Эскадронный получил пренеприятнейший выговор, а задиристый мальчишка попал на гауптвахту.

Однако гусары были в восторге от поступка поручика Карповича. Многие ожидали, что командир воспримет это происшествие как предупреждение и отныне станет больше уважать подчиненных. И действительно, примерно месяц майор Тиль не позволял себе откровенного хамства. Но потом снова взялся за старое. Солдафон будто провоцировал гусар, и они решились.

На квартире у одного из офицеров состоялся совет, на котором было решено, что кто-то должен публично дать негодяю пощечину. После этого майор уже не сможет избежать поединка.

– Кинем жребий, – предложил штабс-ротмистр Рубановский, обводя испытующим взглядом сосредоточенные лица сослуживцев. – Пусть судьба распорядится, кому идти на погибель.

– Позвольте мне без жребия, – попросил Серж. – У меня право есть, мой прошлый вызов остался без ответа.

– Не горячись, поручик, – холодно возразил корнет Штромберг. – Не у одного тебя руки чешутся проучить этого выскочку.

Кинули жребий. И он выпал Сержу! Присутствующие были впечатлены.

Этот разговор происходил в пятницу. Гусары решили, что в понедельник утром на полковом смотре Серж должен повести себя так, чтобы вспыльчивый командир подскакал к нему и начал бранить. В ответ поручик должен был ударить его, или кинуть ему перчатку в лицо, или публично оскорбить каким-либо иным действием.

После тайного совета Серж вышел на улицу, чувствуя, что жить ему осталось всего два дня. Если он не будет убит на дуэли, то обязательно попадет под суд и, скорее всего, окажется перед расстрельным взводом или сгинет в каторжных рудниках. Однако молодой повеса недолго предавался печальным мыслям. Еще кадетом его приучили переносить боль, любые невзгоды и опасности, не теряя хладнокровия и присутствия духа. Да и что было толку горевать о неизбежном, если можно было провести оставшееся время в кутежах и развлечениях?

Остаток вечера и ночь поручик посвятил Бахусу, пропьянствовав в веселой компании. А на следующий день все офицеры полка были приглашены в имение к графу Илья Юрьевичу Сатину – на парфорсную охоту (конная погоня за зверем по пересеченной местности).

Всем офицерам полков императорской гвардейской кавалерии предписывалось негласным правилом обязательно участвовать в аристократических конных охотах. Это считалось лучшей тренировкой. Парфорсная охота среди полей и лесов давала великолепную возможность поупражняться в верховой езде, меткой стрельбе, умении быстро ориентироваться на местности. Добыча дичи являлась только предлогом, главной же целью, тем, ради чего офицеры большой компанией покидали город с его удовольствиями, была дикая скачка по неизвестной местности, изобилующей разнообразными препятствиями. Итог этой гонки был всегда непредсказуем.

Нередко долгие преследования по бездорожью превращались в кровавую бойню не только для зверей. Никакое манежное препятствие не могло сравниться со вдруг возникшим на пути всадников поваленным деревом или косогором, с которого нужно было спуститься на полном скаку. На каждой охоте непременно случались несчастные случаи. Но боль от полученных ран или даже увечий надлежало переносить без жалоб и стонов. Юношам, особенно впервые участвующим в подобных забавах, далеко не всегда удавалось продемонстрировать такие совершенно чуждые человеческой природе качества, как презрение к опасности и пренебрежение собственной жизнью. Это был очень жестокий спорт. Но именно он производил естественный отбор среди новичков и в отсутствие войны превращал мальчиков в мужчин с железными нервами и неукротимой волей к победе. Как гласит старинная пословица: «Ездить верхом – искусство, охотиться верхом – неустрашимость»…

В девять утра офицеры вышли из дачного поезда на станции Дудергоф. До места сбора участников охоты они добрались на присланных за ними колясках. Имение графа занимало территорию, превосходящую по величине земли некоторых суверенных европейских властителей.

Еще издали Серж заметил на пригорке силуэты всадников.

Распорядителем охоты – «мастером» – выступал пожилой полковник. Он наскоро представил гусарам других участников «баталии». Наравне с мужчинами в предстоящем рискованном деле собирались участвовать несколько дам. Они уже успели проскакать с десяток верст по округе. Женщин удивительно красил яркий румянец и костюмы для верховой езды – приталенные кафтанчики и широкие юбки. Вид прекрасных амазонок восхищал и распалял воображение молодых мужчин.

– Что за невезение, – вполголоса шепнул стоящий рядом с Сержем один его приятель другому, – даже когда барышня перед тобой в дамском седле, все равно из-за этих зверских юбок не понять, – стройные у нее ножки или нет.

К разговору тут же присоединился другой ценитель прекрасного:

– Интересно, неужели они собираются скакать на конях в кружевных панталончиках и шелковых чулках?!

– А я слышал, что самые рьяные почитательницы псовых охот носят под юбкой мужские бриджи. Только представьте себе, господа, юную прелестницу в бриджах! Вот уж действительно, при таком раскладе ножки могут быть хоть «штопором»!

Офицеры расхохотались.

– Господа, господа! – позвал подпрапорщик Дудин. – Нас приглашают к гофмаршальскому завтраку.

Наскоро перекусив в разбитом тут же полевом буфете, офицеры пошли к лошадям.

Подобные мероприятия становились для их участников прекрасным поводом продемонстрировать своих великолепных породистых скакунов. Многие за огромные деньги выписывали из-за границы чистокровных хантеров – сильных и выносливых лошадей, специально выведенных для подобных испытаний англичанами, страстными поклонниками парфорсной охоты. Считалось, что только хантерам под силу скакать без отдыха много часов и преодолевать разнообразные препятствия.

В компании присутствовал один британец – мистер Фуллер. В его обязанности входило командовать конными егерями. Он принялся с упоением расписывать достоинства хантеров:

– Мы, британцы, стали лучшими кавалеристами в мире благодаря нашей страсти к конной охоте. Когда я у себя в Хартфордшире участвую в охоте, нам приходиться то и дело перепрыгивать через каменные изгороди высотой до двух метров, которыми обнесены поля фермеров, и канавы шириной в два-три метра, а также плетни, целиком обросшие вьющейся колючкой. Благодаря парфорсной охоте английская армия имеет прекрасных полукровных лошадей для кавалерии. Мы, британцы…

Мистер Фуллер запнулся, заметив нечто очень необычное. Удивительным нонсенсом, до крайности изумившим иностранного специалиста, оказалась низенькая степная лошадка под одним из молодых офицеров.

Заранее зная, среди каких снобов окажется, Серж тем не менее решил взять на охоту своего Монгола. Пора было устроить ему серьезное испытание. Однако трудно было не обращать внимания на откровенные насмешки штатских.

– Послушайте, сударь, – обратился к Сержу какой-то денди в щегольском английском охотничьем костюме, жокейской шапочке и крагах, – продайте мне вашего мустанга. У меня, знаете ли, подобралось неплохое собрание разных зоологических редкостей. Есть рог белого носорога, череп винторогого горного козла из Гималаев, несколько зубов гигантской акулы… Для полноты коллекции не хватает лишь дикой лошади Пржевальского. Продайте. Сделайте одолжение! Я его мастеру отдам, пусть чучело сделает.

Серж уже открыл рот, чтобы резко ответить наглецу, но тут он увидел своего эскадронного командира. Тот приехал в одном экипаже с хозяином этих земель графом Гариным. Молодой офицер сразу вспомнил о своем долге перед товарищами и сдержался.

«Неужели через пару дней я его убью?» – с некоторым удивлением подумал Серж, провожая взглядом командира, о чем-то беспечно болтающего с графом командира.

От этой странной мысли гнев его утих.

Вскоре кончились сборы. Призывно протрубил охотничий рожок, залились лаем собаки, возвещая начало охоты. Всадники неспешно выехали из лагеря.

День обещал быть солнечным. Стояли последние денечки бабьего лета. В сельской местности золотая осень особенно прекрасна. В голове у Сержа сами собой зазвучали пушкинские строчки:

Прохладный утренний воздух с особым запахом сырой земли, гнилой соломы и лесной сырости приятно обжигал легкие Сержа, наполняя все его тело упругой бодростью. Над головой с курлыканьем тянулась станица журавлей. С нагих полей давно убрали снопы, так что охота не угрожала крестьянским посевам.

Впереди вдруг мелькнула рыжая шкура лисицы, поднятой собаками. Всадники взяли в карьер – и понеслась лихая по полям!

Наслаждение, восторг до замирания сердца охватили Сержа, и не его одного. Не зря старинная арабская пословица гласит: «Рай на земле – у коня на спине». Теперь даже владельцы усадеб, поместий, рудников и доходных домов больше всего на свете страстно желали добыть крохотный кусочек шкуры лисы, разорванной псами в клочья. В азарте погони, как на гребне кавалерийской атаки, всадники кричали друг другу:

– Поддай!

– Скачи наперерез!

– Отсекайте, отсекайте!

Не успевшие познакомиться лошади двух господ пытались лягать друг друга прямо на скаку. В тех, кто чуть поотстал, из-под копыт передних лошадей летели комья сырой земли; мундиры офицеров, красные сюртуки и белые рейтузы штатских быстро стали пестрыми, грязь не щадила и лиц. Но кажется, никто не чувствовал особой досады.

Скоро на пути охотников возникло первое препятствие – несколько искусственно выстроенных изгородей. Большинство всадников легко перескочили через них, затем возле одной изгороди возникла сутолока. Оказалось, одна из лошадей, прыгая, задела за верхнюю жердь и при приземлении рухнула на колени, сломав передние ноги. Всадник вылетел из седла. На упавших налетели другие всадники. Смешались в кучу кони, люди… Кони ржали, раненые люди кричали.

Серж едва успел направить Монгола правее жуткой мясорубки. Рядом с ним стремя в стремя оказался пижон, недавно предлагавший купить его коня. Теперь самовлюбленного красавчика было не узнать: весь перепачканный грязью, успевший потерять где-то свою щегольскую жокейскую шапочку, бедняга успел отчетливо произнести «Мамочка!», прежде чем слетел с кобылы. Однако останавливаться, чтобы помочь несчастному, было запрещено. Пострадавшими занимались другие: за охотниками следовали телеги с мужиками, которые должны были подбирать раненых и отвозить их в графское имение. Приглашенный доктор уже разложил в одной из комнат барского дома хирургический инструмент и перевязочный материал и вскипятил воду.

Коротко заржав, Монгол взвился в воздух и великолепным прыжком преодолел препятствие. Все это заняло не больше секунды. Учитель джигитовки из кавалерийской школы наверняка остался бы сейчас доволен своим воспитанником…

Серж невольно оглянулся по сторонам: не заметил ли кто-нибудь его триумфа, – и вдруг увидел, что несчастного подпрапорщика Дудина придавил его собственный конь. Видимо, не слишком опытный всадник не успел вовремя снять ноги со стремян и ослабить поводья.

Серж придержал Монгола, желая помочь другу, и на него налетел эскадронный командир.

– Проклятие, Карпович! – яростно заорал майор Тиль. – Отставить слюнтяйство! Увидели кровь и перетрусили? Приказываю – вперед!

Серж скрипнул зубами от обиды. Конечно же он не испугался. Еще кадетом он часто бывал в анатомическом театре и в публичном морге. Старшекурсников специально водили по таким местам, приучая к видам, без которых не обходится ни один кавалерийский бой.

– Разве вы не видите, что он умирает? Его необходимо срочно вытащить.

– Вы размазня, поручик! Наложили в штаны и ищете повод выйти из игры. Не выйдет!

Командир вдруг ударил Монгола по крупу хлыстом. Не выносивший такого обращения жеребец взвился на дыбы, и Серж едва удержался в седле. Возмущенный, он обернулся к командиру:

– Как вы смеете?!

– Молчать, щенок! – побагровел начальник и замахнулся – Сержу показалось, что на него, – и снова ударил Монгола.

Конь понес.

– Черт! Тебя! По-де-ри! – пытаясь остановить коня, бормотал Серж. – Ничего, скоро сочтемся…

Препятствия вырастали на пути неожиданно. Всадникам нужно было успевать ориентироваться: отыскивать взглядом место, подходящее для прыжка, направлять туда лошадь, чуть придерживать ее перед броском, чтобы выровнять дыхание, – и посылать вперед. «Ух!» – и очередное препятствие позади.

Правда, после каждого броска рядом с Сержем оставалось все меньше всадников. Но те, кто уцелел, фанатично мчались на звонкий лай гончих.

Проскакав так верст семь, а то и восемь, всадники влетели в багряный лес. Копыта гулко застучали по опавшим листьям. По плечам и лицам всадников хлестали ветки. Серж припал к холке лошади, чтобы не лишиться глаз, и ослабил поводья, предоставив коню самому выбирать дорогу. «Только бы Монгол не выдохся раньше времени! – мелькнуло в голове. – Иначе проклятый эскадронный не упустит новой возможности унизить меня перед всеми».

Охотники проскочили просеку, перемахнули неглубокий овраг и выехали в поле.

Природные декорации стремительно менялись: березовая роща, овраг, опять равнина – а свора собак с егерями уже на той стороне луга и вот-вот скроется за деревьями. Самого зверя не разглядеть. Вдруг псы со своими егерями-доезжими будто проваливаются сквозь землю – впереди снова глубокий овраг.

Серж остановил коня для короткого отдыха, соскочил, быстро проверил подпругу и снова взлетел в седло. Отпустив поводья, он откинулся назад, предоставив умному животному самому выбрать путь вниз. Монгол осторожно сполз по крутому спуску, затем, высланный вперед шпорами, птицей взлетел на противоположный край… Гонка казалась бесконечной.

Наконец несколько самых умелых всадников оказались в чаще. Охотники скакали по вьющейся между деревьями узкой тропинке, стремясь на звук собачьего лая. За ними увязалась лошадь с пустым дамским седлом, каждую минуту напоминая счастливчикам о незавидной участи, которая постигла многих их товарищей.

Вскоре басовитые голоса гончих слились в сплошной истеричный вой.

– Большого зверя подняли, – отметил один из охотников.

Через несколько минут за деревьями замелькал темно-бурый силуэт, похожий на огромный оживший валун, поросший рыжим мхом. Вначале охотники приняли его за медведя. Но они ошиблись.

Окруженный заходящимися в неистовом лае собаками и прижатый к стволу дуба, огромный кабан злобно фыркал. В звере было не менее двадцати пудов, а то и все двадцать пять. Собаки боялись бросаться на него – искушенные в охоте на зайцев и лис, они робели перед лесным исполином. Псы только удерживали кабана на месте, не позволяя ему скрыться, и звали охотников.

Но вот одна из гончих все же решилась атаковать. Секач наклонил могучую голову, скакнул ей навстречу и пырнул собаку клыками в живот. Подброшенная в воздух мощным ударом, псина отлетела в густые заросли с распоротым брюхом. Визжа, остальные собаки отпрянули на почтительное расстояние.

Серж еще не видел такого огромного и лютого зверя. Кабан вел себя так, словно пережил не одну травлю. Егеря конечно же опасались за собак, но не смели убить зверя, ибо эта была привилегия господ-охотников.

Оказавшийся одним из первых на месте событий майор Тиль поспешил первым добыть трофей. Его охватил азарт. Спрыгнув с коня, майор выхватил ружье у одного из егерей, подбежал к кабану на расстояние уверенного выстрела и прицелился.

И тут зверь кинулся на стрелка. Нападение его было столь решительным и свирепым, что у эскадронного командира сдали нервы. Да и трудно не запаниковать перед таким противником! Охотник попятился. Нога его оскользнулась на мокрой траве, и мужчина упал ничком, растянувшись на земле. Падая, он успел нажать на курок, но промахнулся и выронил ружье. Теперь его могло спасти только чудо – например, чей-нибудь удачный выстрел.

Егеря и охотники открыли пальбу. Несколько пуль попало в кабана, но ни одна не задела ни его сердца, ни мозга. Вепрь только пошатнулся. Жизнь беспомощно растянувшегося на земле человека повисла на волоске.

Серж пришпорил Монгола и бросился наперерез кабану. Монгол не подвел и пошел вперед на разъяренного зверя.

Кабан заметил движение слева от себя и обернулся к Сержу. Молодой человек осадил коня и выхватил из кобуры револьвер. Их разделяло саженей пятнадцать. Зверь оскалился, роняя пену изо рта. Он внимательно и злобно смотрел на нового врага. Молодому человеку показалось, что на него несется потерявший управление локомотив. Серж начал всаживать пулю за пулей в приближающегося монстра. Кто-то кричал ему, чтобы он скакал прочь. Такой большой кабан мог, даже будучи раненным, свалить лошадь и добраться до всадника.

Но Серж оставался на месте и продолжал стрелять, пока не кончились заряды. В конце концов пораженная множеством пуль свинья остановилась и закачалась. Собаки тут же бросились на умирающего зверя и начали рвать его. Кабан принял смерть без визга и стона…

Героя окружили восторженные свидетели его подвига. Все хотели пожать руку Сержу и высказать ему восхищение.

– Мы все видели, как вы его на себя вызвали. Ай да удалец! За спасение командира в бою награждают орденом. Конечно, здесь не война. Но если вас не представят к Владимиру, я подам жалобу государю на ваше начальство, – горячился граф Сатин, распоряжающийся охотой.

– Я много слышал об охоте наших уланов на кабанов в Индии, – задыхаясь от волнения, рассказывал мистер Фуллер. – Но то, что совершили вы, феноменально! Вы дрались с этим монстром, как настоящий джентльмен, один на один. Хотя даже десяток сипаев с кривыми саблями не сравнятся с этим кабаном. По-моему, он людоед.

– Ну, Карпович, – обнял сослуживца корнет Штромберг. – Ты уж извини, но я грешным делом представил, как прочитаю в завтрашней газете статью под заголовком «Смерть на охоте». Знаешь русскую поговорку: «На медведя идешь – дохтуру подарок готовь, на кабана идешь – гроб чеши». Но ты, братец, молодец – везучий! – Штромберг кивнул на кабанью тушу. – Вон какого мастодонта в ближнем бою прикончил, и не царапины.

Собаки уже распотрошили зверя и с довольным урчанием поедали дымящиеся внутренности.

– А твой-то крестник не спешит со словами признательности.

Спасенный Сержем командир уже поднялся с земли и, чуть прихрамывая, поплелся к своей лошади. Он уехал, не сказав никому ни слова.

– И все же напрасно ты влез, – шепнул Штромберг на ухо Сержу. – Пусть один евин задрал бы другого.

Вечером в графском имении дали торжественный ужин в честь удачной охоты. Многие из гостей были забинтованы, а иногда до слуха пирующих доносились крики и стоны сильно покалечившихся всадников, которых разместили в комнатах второго этажа под присмотром приглашенного доктора. Там сейчас был настоящий кровавый ад. Однако оркестр, звон посуды, смех и оживленные разговоры довольных собой гостей быстро заглушали эти «голоса преисподней».

Серж был единодушно признан победителем охотничьего турнира. И хотя гостеприимный хозяин позаботился о яствах, все ждали главного блюда дня – жареной кабанятины. По старому охотничьему обычаю, именно Серж должен был делить мясо убитого им зверя.

В понедельник эскадрон выстроился на плацу. Появился командир. Он сразу налетом направил коня к тому месту, где стоял Серж. Остановившись прямо перед поручиком, командир несколько секунд молчал, собираясь с духом. Наконец он заговорил:

– Я должен попросить у вас прощения. Если бы не вы… – Майор повел подбородком так, словно ему сильно жал воротник; голос его слегка дрожал. – Я вынужден признать, что вел себя с вами вздорно, чем вызвал вашу враждебность. Вы вправе требовать удовлетворения. Но мне очень хотелось бы нашего окончательного примирения.

Сильно смущенный, командир протянул Сержу руку.

Немного подумав, Карпович пожал ее.

В глазах расчувствовавшегося командира заблестели слезы. С явным облегчением он обвел взглядом ряды своих офицеров и обратился ко всем:

– Господа, я осознаю себя виноватым перед многими из вас. Я прошу извинения у всех. А если, – прибавил он, – кто-то останется этим недоволен, то я готов дать ему личное удовлетворение или подать в отставку.

Этого не потребовалось. Офицеры были вполне удовлетворены принесенными извинениями.