Он смотрел, как они приближаются к нему, две темные, такие неожиданные здесь фигуры, вырисовывающиеся на белом саване долины, и его взгляд был прикован не столько к графу де Пейраку, сколько к шедшему следом за ним его юному сыну.

В Вапассу он почти не обратил на него внимания. Теперь же он заметил, что юноша – точная копия человека, который его породил, но в то же время в его лице, особенно в выражении лица, может быть, в улыбке было что-то, неизбежно вызывавшее в памяти образ Анжелики. И, видя в этом двойном сходстве неопровержимое доказательство того, что женщина, о которой он грезит, принадлежит другому, что она связана с этим другим и с этим мальчиком узами, о крепости которых он, Пон-Бриан, никогда не догадался бы сам, он вдруг понял безмерную глубину своего одиночества. Ростом юноша еще не догнал отца, но в его движениях уже чувствовалась какая-то затаенная и бесшабашная сила, которая внушала опасение, а крепко сжатые яркокрасные губы, алеющие под меховым капюшоном, словно отражали его разумную волю. Да, этого юношу так легко не смутишь.

Они идут к нему, чтобы убить его. Они его убьют!

Пон-Бриан подумал о сыне: у него никогда не будет сына. Впрочем, может, он и был, но лейтенанта никогда не интересовало его возможное отцовство. Мрачная ярость поднялась в нем и помогла ему возненавидеть человека, который приближался к нему, чтобы потребовать удовлетворения, и который имеет все, чего не имеет он, Пон-Бриан, – жену, сыновей. Он уже готов был вскинуть поскорее свой мушкет и выстрелить, чтобы убить их обоих, но тут же с презрением к себе подумал, что такая мысль недостойна дворянина. К тому же он прекрасно видел, что граф не спускает с него глаз и сумеет в таком случае выстрелить раньше него – ведь слава о графе как о грозном стрелке уже докатилась до Канады.

«Пусть бы он лучше плавал по своим морям, этот де Пейрак!» – подумал Пон-Бриан, который готов был отдать все, чем владел, лишь бы избежать этой встречи. Личность де Пейрака с первого дня, как он увидел его, вызывала в нем огромную тревогу. Пон-Бриан даже рассердился тогда на графа де Ломени за то, что тот столь быстро воспылал симпатией к этому беспокойному незнакомцу. Уж не предчувствовал ли он, что ему предстоит умереть от его руки? Если бы он тогда пожелал заглянуть в собственную душу, он понял бы, что страдает главным образом оттого, что осознает, насколько де Пейрак выше его.

Они смотрели друг на друга в молчании, стоя в нескольких шагах один от другого. Пон-Бриан не проявил ни малейшего удивления, не задал ни единого вопроса. Он счел бы себя достойным презрения, если бы стал разыгрывать подобную комедию.

– Сударь, – сказал граф де Пейрак, – вы знаете, зачем я здесь?..

И так как лейтенант оставался бесстрастным, продолжил:

– Вы попытались отнять у меня жену, и я пришел потребовать от вас удовлетворения. Оскорблен я. За мной право выбрать оружие.

Лейтенант процедил сквозь зубы:

– Так каков ваш выбор?

– Шпага. Вы же дворянин…

– Я не ношу шпаги.

– Вот, возьмите…

Пейрак бросил ему шпагу, которую одолжил ему Поргуани, и вытащил из ножен свою.

– Здесь место, пожалуй, не очень подходящее для дуэли, – продолжал он, оглядываясь по сторонам. – Снег мягкий и очень глубокий. Без снегоступов шагу не сделаешь, чтобы не провалиться. Давайте-ка пройдем на берег озера, там есть места, покрытые твердым настом. Во время дуэли мой сын будет неусыпно следить за вашим индейцем, ведь гурон не знает нашего кодекса чести и может, бросившись вам на помощь, напасть на меня сзади. Поэтому предупредите его, что малейшее движение – и мой сын убьет его без всякого сожаления.

Они нашли на берегу озера место, покрытое шероховатой коркой обледенелого снега, который потрескивал у них под ногами. По примеру графа де Пейрака Пон-Бриан отложил в сторону свой заплечный мешок, мушкет, рог для пороха и пистолеты, расстегнул плотный пояс и снял короткий меховой плащ, потом кожаный жилет без рукавов, надетый поверх шерстяного камзола. И эту последнюю одежду он тоже снял. Мороз вцепился в его обнаженное тело. Пейрак тоже разделся до пояса. Лейтенант Пон-Бриан стал перед ним.

Он посмотрел на клонившееся к горизонту и опускавшееся в морозную дымку солнце, розовое и, словно ватное, огромное солнце, которое вдруг окрасило отблеском вечерней зари однообразную белизну пейзажа. От подножия деревьев потянулись тени, голубые и тонкие, напоминавшие рептилий. Наступал вечер.

Взгляд у Пон-Бриана был трагический. Ему казалось, что все это дурной сон. Вот сейчас бы пробудиться… Неужели правда, что через несколько минут он умрет?.. Ярость, которая охватила его при мысли о неизбежной смерти, пробудила в нем веру. Пусть шпага не его оружие – он знает это! – но зато снег будет его союзником. Пейрак не привык драться на снегу. Мегантик не предаст канадца из Новой Франции. Пон-Бриан выпрямился и насмешливо бросил:

– Право, весьма несговорчивая у вас семейка!.. Госпожа де Пейрак уже огрела меня кочергой.

– Кочергой? Серьезно? – переспросил де Пейрак. Казалось, он был в восторге. – Ах, грубиянка!..

– Смейтесь пока! – с горечью воскликнул Пон-Бриан. – Но придет день, и вам будет не до смеха, потому что ОН разлучит вас с ней, можете мне поверить.

– Он? Кто же это «он»? Кого вы имеете в виду? – живо спросил граф, настораживаясь и хмуря брови.

– Вы его знаете не хуже моего.

– Но все-таки?.. Мне хотелось бы услышать его имя из ваших уст. Ну, что же вы молчите?

Лейтенант боязливо огляделся, словно какие-то невидимые духи могли его услышать.

– Нет, – сказал он, глубоко вздохнув, – нет, я ничего не скажу. Он могуществен. Он может покарать меня.

– Пока он соберется сделать это, вас покараю я, и это уж наверняка.

– А мне наплевать! Я не скажу ничего, я его не предам. Я хочу, чтобы он молился за меня.

И неожиданно из груди его вырвался звук, похожий на рыдание.

– Да, я хочу, чтобы он молился за меня, когда я буду на пути в рай!..

Отчаяние вновь овладело им. Он видел себя одиноким, раздетым и замерзшим в этой заснеженной долине, откуда душа его, покинув бренное тело, скоро перенесется в преддверие рая.

– Он побудил меня идти в ваше логово! – закричал он. – Без него я никогда бы не сделал такой глупости! Никогда бы не бросился очертя голову на вашу шпагу… Но он все равно восторжествует… Он самый сильный… Его армия – из иного мира… Он сокрушит вас… Он разлучит вас с женой, которую вы любите. Он ненавидит любовь… Он разлучит вас с ней… Вы увидите!..

Сначала он кричал что есть мочи, потом голос его ослаб, стал сиплым, а в округлившихся глазах застыл какой-то слабый свет.

Несколько раз он очень тихо повторил с душераздирающей силой:

– Вы увидите! Вы увидите!..

Потом поцеловал медали, что висели у него на шее, и занял оборонительную позицию.