4
Утром после завтрака Белкин и Гоглидзе пришли в купе Щепкина. Лица слегка помятые, глаза покрасневшие. Поручик позевывал, ротмистр потирал щеки.
— Не смотри так, командир, — зевнул Белкин. — Мы в поте лица трудились, сведения добывали.
— Каким, позвольте спросить, образом? — усмехнулся капитан.
— Всяким. Я, например, спаивал помощника режиссера Леонида и американца. Он ведь тоже в разработке. А пьет, как лошадь с этикетки его бурбона.
— Лошадь столько не выпьет.
— Зато Джек пить горазд. Но, сволочь, не спивается! Зато другим подливает. Вот Ленечку и споил. Тот, видишь, на Диану стал неровно дышать, все ручку норовил поцеловать, на ушко шепнуть.
— Ого! А ведь юнец юнцом! — Щепкин потянулся к термосу с чаем. — Вон как его забрало!
— Не, мне бы кофе, — заметил жест командира поручик. — Но мальчик остался ни с чем. Диана одарила вниманием и улыбками нашего гения синема. Правда, тот весь в работе, что-то чиркал в блокноте, под нос гудел. Диана его увела колыбельную спеть.
Белкин перехватил задумчивый взгляд Щепкина, вымученно улыбнулся.
— Думаю, больше, чем на сестринский поцелуй в лобик, Зинштейну рассчитывать не приходилось.
— А я взялся за Витольда и Виолетту, — поведал Гоглидзе. — Хотел прихватить еще Ольгу, но ее умыкнул наш неталантливый художник с выправкой гусара Григорий. Пришлось занимать беседой и вином Марию. Право слово, она не хуже. И тоже не дура выпить.
Щепкин встал, открыл дверь, выглянул в коридор, приметил проводника и жестом подозвал его.
— Три двойных кофе. Без сливок, но с сахаром.
Когда проводник удалился, капитан закрыл дверь и повернулся к офицерам.
— А где Диана?
— Спит, видимо. Она под конец не пила, сохранила ясность ума. Вот и отдыхает… наверное.
— Ладно. С ней потом. А вы выкладывайте, как впечатления от нашей труппы? Есть что-то странное, непонятное?
Пока офицеры морщили лбы, переглядывались и чесали затылки, отыскивая в не заработавших толком головах умные мысли, пришел проводник с подносом и выставил на столик чашки с дымящимся кофе, вазочку с сахаром и ложки. В купе повис терпкий аромат.
Когда он ушел, офицеры дружно потянулись к чашкам, добавили по вкусу сахара и сделали по глотку бодрящего напитка.
— Фу-у… Другое дело. — Белкин довольно улыбнулся. — А я уж думал, рюмочку принять для бодрости.
— Забыли про спиртное! — скомандовал Щепкин. — Хватит, сухой закон ввожу. Давайте, давайте, выкладывайте. Что, кроме прелестей девиц и бутылок, заметили.
— Прелести, между прочим, достойны внимания, — вставил Гоглидзе. — Мария просто Афродита какая-то! Да и Виолетта хороша. Девица обладает немалым шармом. Если Лукомский и впрямь был ее… близким другом, то у него губа не дура. Но в плане второго дна — сказать нечего. Я не силен в знании богемы, однако и так видно — на агентов они не тянут.
— Бровников и Браун тоже, — подхватил Белкин. — Леня слишком юн и открыт, у такого все чувства наружу. Браун типичный американец — апломб и амбиции фонтаном бьют, но при этом компанейский, веселый. И выпить горазд, и повеселиться.
— А эти… Ванина и Скорин?
Гоглидзе допил кофе, довольно выдохнул.
— Ольга хороша, прям ангел! Не зря на нее Гриша запал. Скромница такая, но бесенята в глазах прыгают. Но тоже о ней ничего такого не скажешь. Если она и в игре, то только в женском смысле.
— А Скорин?
Гоглидзе пожал плечами, бросил взгляд на Белкина. Тот тоже допил кофе, вытер вступивший на лбу пот платком.
— А вот с ним не все понятно. Рисовать он умеет, но плоховато. Хотя Зинштейн его хвалит за умение точно изобразить статику. Что это такое? Неподвижные предметы?
— Здоров, силен, — добавил ротмистр. — Думаю, тренирован. Взгляд внимательный. Что до главного… Да черт его знает! Вряд ли он агент японцев…
Щепкин тоже вытер пот, чуть приоткрыл окно — в купе сразу посвежело. Офицеры довольно закивали — свежий воздух был кстати.
— Что ж, наши мнения совпадают. Хотя надо дождаться ответа из столицы. Может, у них что-то есть на этих людей, — капитан помедлил. — Но я тоже думаю, что они чисты. План с синема возник спонтанно, подготовить и внедрить своего человека в группу было просто нереально. Иначе придется признать, что японцы проникли и в контрразведку, и в богему.
— Но проверить всех все равно было надо, — сказал Белкин. — Для порядка.
— Это да. А вот…
Что хотел сказать капитан, так и осталось неизвестным. Дверь в купе открылась, и на пороге возникла Диана собственной персоной.
В легком утреннем наряде, с распущенными волосами, яркая, улыбающаяся, свежая, она выглядела просто очаровательно. Окинув офицеров довольным взглядом и оценив их реакцию, Холодова чуть склонила голову, прошла в купе, села рядом со Щепкиным и сложила руки на коленях.
— Доброе утро, господа офицеры, — она мельком глянула на чашки. — Ночь прошла бурно, а утро выдалось трезвым… А наша творческая команда вовсю поправляется ликерами, водкой и бурбоном.
— А ты чем поправлялась? — хмыкнул Щепкин.
— Минеральной водичкой. Я ведь не налегала.
— Зинштейн не подливал?
Диана окатила капитана чарующим взглядом, хлопнула ресницами.
— Вы ревнуете, господин капитан? Как мило… нет, Сереженька и не пытался. И сам пил мало. Зато говорил много. Поздравьте меня, господа. Наш режиссер предложил мне стать примой его фильма!
Белкин и Гоглидзе переглянулись.
— Браво! Вот как, оказывается, попадают в синема! Милая улыбка, вино, волнующий взгляд…
— И комплименты, — вполне серьезно добавила Диана. — Наши мастера, как и все творческие люди, падки на лесть, похвалу, восторги. Этого хватает, чтобы стать для них и Музой, и утешительницей, и прочим…
— По поводу прочего, — вставил Щепкин. — Каково мнение о компании? Есть что-то интересное, особенное?
Диана стучала пальчиком по столу.
— А знаете, Василий Сергеевич, я вдруг тоже захотела кофе. Не откажите даме?
Сидевший ближе к двери Белкин вышел в коридор и спустя полминуты вернулся.
— Сделают. Со сливками, как всегда?
— Спасибо, Гришенька.
Диана отложила маленькую сумочку, в которой всегда носила браунинг 1900 или номер один, как его иногда называли. С улыбкой посмотрела на Щепкина и спросила:
— С кого начать?
— С кого угодно. Зинштейна можно пропустить, американца, наверное, тоже.
— Американец — душа компании, — заявила Диана. — Его жизнерадостности хватит на всю столицу. При этом железная хватка… как это по-американски? Бизнесмена! На японского шпиона никак не похож.
— Другие?
— Дамочки?..
Диану перебил проводник, принесший кофе. Диана мило улыбнулась ему и попросила еще ликера. Когда тот ушел, Холодова вдохнула аромат кофе, сделала несколько глотков и зажмурилась.
— Хорошо… Мария и Ольга из хороших семей, образованны. Но… умом не блещут. Что не особо и важно при такой профессии.
Белкин толкнул Гоглидзе, тот в ответ подмигнул. Ну да, какая же женщина будет хвалить другую, пусть даже если надо дать объективную оценку! Диана хоть и опытный сотрудник, но все же женщина. Иголок и шпилек для других дам у нее с избытком.
— Виолетта. Эта поинтереснее. Себе на уме и цену знает. — Диана сделала вид, что не заметила переглядов тезок. — Пыталась подкатить ко мне — комплименты, похвалы… поняла, что я ее раскусила, но не обиделась. Вполне дружелюбна.
— И тоже никаких подозрений?
Диана пожала плечами.
— Если только не подозревать ее в попытке подружиться с японцами. Нет, господин капитан, наши дамочки явно не из тех, кто лезет в политику. Слишком увлечены собой, карьерой, работой. Да и не дурнушки, чтобы увлечься всякой дурью.
Проводник вновь постучал в дверь, с поклоном подал ликер, спросил, чего еще угодно господам и даме. Получил чаевые и ушел. Белкин выглянул наружу, проверил, нет ли кого поблизости, и закрыл дверь.
— А как тебе мужская часть группы? — спросил Щепкин. — Что скажешь о художнике?
— Господин спаситель?
— Не понял, какой спаситель? — нахмурился Щепкин. О неком спасении он слышал впервые. — В каком смысле?
Диана посмотрела на Гоглидзе.
— Ротмистр, не будете столь любезны?
Гоглидзе тут же наполнил рюмку ликером.
— Благодарю, Георгий. В качестве дижестива подойдет. Хотя я толком и не позавтракала. — Холодова попробовала ликер, блаженно прикрыла глаза.
Щепкин терпеливо ждал. Он знал, что Диана обожает игру, особенно если имеет нечто интересное. И что перевоспитать эту строптивую особу просто невозможно. Остается терпеть…
— Сереженька вчера поведал об эпическом подвиге Скорина. За день до отъезда на Зинштейна напала какая-то шпана. Хотели ограбить, а может, и убить. Как сказал Сережа, он испугался до того, что готов был напасть на них. Такая вот смелая трусость… Но тут появился Григорий и задал жару шпане. Они еле ноги унесли. Вот так! В благодарность за спасение Сережа решил угостить героя и в разговоре выяснил, что тот ко всему прочему художник. Как оказалось, не самый умелый, но все же подходящий.
Щепкин посмотрел на Диану, перевел взгляд на офицеров.
— Да он Геракл, наш худой художник, — скаламбурил Гоглидзе. — И скромник, молчал. Ну, теперь понятно, почему он здесь.
Белкин отметил недовольство на лице капитана, спросил:
— Думаешь, подстроено?
Щепкин пожал плечами.
— Трудно сказать. Сейчас не узнаешь. Уличная шпана вполне могла подстеречь Зинштейна, он легкая добыча. Ладно, поставим этот подвиг Скорину в плюс, как говорит Батюшин.
— М-м… вы бы видели реакцию публики на рассказ Сережи, — протянула Диана. — Дамочки кричали ура, бросали на Скорина такие взгляды… Кстати, это помогло Грише увести Ольгу к себе. Видимо, захотел наедине поведать о подробностях подвига…
Холодова допила ликер, довольно прищурила глаза, посмотрела на Щепкина.
— И судя по всему, ночь у них прошла замечательно.
— А ты откуда знаешь? — осведомился Щепкин.
— Так я утром успела переговорить с дамами. Поболтать, пооткровенничать. Не спала, как некоторые…
— И?
— Ну во-первых. — Диана коварно улыбнулась. — Григорий, как и вы, господин капитан, носит новомодные трусы.
Гоглидзе поперхнулся кофе, плеснул на столик. Щепкин сжал челюсти, от чего на скулах вспухли желваки. Белкин торопливо сунул нос в чашку, чтобы не засмеяться. А Диана невинно улыбалась, словно ничего не произошло.
— Дальше, — скрежещущим голосом проскрипел капитан.
— Такие коротенькие, выше колен, серого цвета, — язвила вовсю Диана. — Об этом мне поведала Ольга. А еще поведала, что Григорий чудо как хорош, полон мужской силы и что в его объятиях она позабыла обо всем. И что искусала одеяло, дабы не разбудить криком весь вагон… Не смотрите так, господин капитан. Сейчас двадцатый век, а не семнадцатый. Эмансипе, феминизм, свобода, равенство… А наша Оленька из самых рьяных сторонниц искренности.
— Это все?
Диана вздохнула, опустила глазки. И вовсе уж ангельским голоском выдала:
— Григорий явно сторонник силовой гимнастики, тело тренированное, атлетическое. Судя по тому, как он лихо расправился со шпаной, знаком с боксом или борьбой. А вдобавок носит оружие. Пистолет вроде наших браунингов или кольтов.
— О! — воскликнул Гоглидзе. — Да он башибузук! Вот так художник!
Щепкин задумался. В ношении оружия ничего странного нет. Многие сейчас таскают оружие, от велодога до нагана или кольта. Но сочетание столь видных характеристик вкупе с оружием наводило на мысль, что Скорин может быть не совсем тот, за кого себя выдает.
— Ответ на запрос придет в лучшем случае в Вятке, — вздохнул он. — Посмотрим, что это за художник с повадками Геракла. А пока надо последить за ним. Хотя он и так на виду. Но все же…
— Сделаем, — ответил Гоглидзе.
— Диана, что по другим?
Холодова равнодушно пожала плечами и ответила уже безо всякой игры и жеманства:
— Ничего примечательного. Не самый удачливый актер и начинающий режиссер, по молодости лет смотрящий на женщин то как на божество, то как на проститутку.
— Хорошо, — подвел итог капитан. — Тогда перейдем к плану первой акции. До Вятки не так уж долго. Давайте еще раз поэтапно с момента приезда. С самой остановки поезда.
