— Колен, он не любит меня больше! Он ухаживает за Инее! Я надоела ему!

Анжелика шла по полутемному переходу. Ее покачивало, и она то и дело припадала к плечу Колена. Праздник подходил к концу. Наступал вечер. На фоне золотистого неба плыли облака. На песчаном берегу царил беспорядок. Веселящиеся группки людей продолжали петь и смеяться. В зале продолжали сидеть, не в силах встать.

Тут она и поверила в дьявольскую силу. Как и все в этой проклятой стране.

Она повернулась в сторону Голдсборо. «Ведь есть на земле места, где бродит дух…»

Не из тех ли мест Голдсборо? Разве провидица, монахиня из Квебека, не указала на него? Ведь именно здесь, по ее пророчеству, должна произойти некая мистическая драма.

«Но не я же тот демон, — почти закричала Анжелика. — Ведь не я?»

Невольно вспомнилось то пророчество, взволновавшее канадцев.

«Я сидела на берегу моря. Деревья подступали к самой воде… Песок отсвечивал розовым… Слева от меня на берегу небольшой бухты возвышался деревянный пост с высокой оградой и башня с флагом… По всей бухте, словно уснувшие чудовища, были разбросаны островки… На берегу, под прибрежной скалой, виднелся дом из светлого дерева… У причала качались два корабля на якоре… На другом берегу бухты, на расстоянии примерно одной или двух миль, находился еще один поселок — несколько хижин среди кустов роз… Я сидела у моря и слушала крики чаек и бакланов…»

Ветер с силой трепал волосы Анжелики. Они, словно подчиняясь движениям руки какого-то безумца, то обвивали ее, то отпускали, то снова начинали обвивать, нашептывая страшные слова.

Застыв на самом краю скалы, Анжелика смотрела на Голдсборо.

Розовый песок. Островки, как уснувшие чудовища. И «деревянный пост, и башня с флагом», поселок, где расположился лагерь Шамплена, и распускающиеся розы вокруг него.

«Вдруг какая-то женщина неописуемой красоты поднялась из пучины моря, и меня сразу осенило, что это демон в женском обличье… Какое-то время она словно парила над водой, в которой отражалось ее обнаженное тело… Вдруг на горизонте появился единорог, он приближался галопом, и его длинный бивень сверкал в лучах заходящего солнца. Женщина-демон села на него верхом и устремилась вперед. Тогда я поняла, что она появилась, чтобы разрушить дорогую нам Акадию, которую мы взяли под свое покровительство…»

Анжелика, словно завороженная, не могла оторваться от представшей перед ней картины. Какой-то глубокий, но тайный смысл скрывался за неясными пророчествами. Теперь она была в этом уверена. Иррациональный смысл нашей природы, который делает нас чувствительными к символам, вызывал в ней тревогу.

Да, у причала на якоре качались два корабля, и взлетали чайки и бакланы, и дома из светлого дерева стояли под прибрежной скалой.

Она вспомнила. И вскрикнула. Когда она, в прошлом году, сошла на берег в этом месте, здесь еще не было дома из светлого дерева под скалой. Эти дома были выстроены той зимой и этой весной гугенотами из Ла-Рошели.

Взбудораженная от ветра и выпитого вина, она быстро зашагала прочь. Мысли в ее голове путались. Она шептала сквозь зубы:

— Я им скажу… Я им всем скажу… Я там в Квебеке скажу им, что не я ваш демон… Нет, не я! Не было домов из светлого дерева, когда я высадилась там. Теперь они стоят… Это сейчас должна появиться ваша женщина-дьявол!..

Она остановилась, задохнувшись от холода и импульсивного страха… Слова, которые она только что произнесла, показались ей безумными, но правильными.

Что касается кораблей, то ведь в тот день их было много, а не два. И местность, описанная в пророчестве, разве она была такой?

Проклятые наваждения! Если бы она могла побежать к Жоффрею! Он бы выслушал и рассеял все ее страхи, посмеялся над ними…

А теперь она была одна. И ей одной почудилась за мнимыми видениями угроза злого духа, женщины-демона, сверкающего создания, которое вышло из пучины моря, чтобы пронестись над землей Акадии и снести, разрушить, уничтожить все на своем пути.., испепелить сердца!

«Я слишком много выпила!.. И к тому же устала! Уж не схожу ли я с ума? Нужно поспать, не думать ни о чем!»

Так размышляла Анжелика в тот знаменательный вечер, когда в Голдсборо праздновалось назначение нового губернатора.

Ночь была уже близка. А Колен все еще держал свою речь, стоя на помосте. Кончил же он тем, что разбросал в толпу целых сто ливров золотых монет.

Все казались веселыми. Только Анжелике во всем виделось что-то пугающее. После «озарения», которое снизошло на нее, когда она стояла на берегу моря, ее боль от разлуки с Жоффреем усилилась страхом. Неужели оба они станут жертвами какого-то колдовства?

Всюду она ощущала знаки своего предчувствия. Смех, песни, танцы, общее веселье вызывали у нее боль, казались ей оскорбительными перед несчастьем, которое, как она видела, надвигается на них. А может, оно уже здесь, среди них!

Червь, скрывающийся внутри плода. Злой дух, который бродит, смеется, губит все вокруг. Крик чайки в ночи? Это смех демона! Кому поведать о своем смятении?

«Я слишком много выпила! Завтра все пройдет… Завтра я отыщу Жоффрея. Надо, чтобы он согласился со мной встретиться. Чтобы он сказал, чего он от меня хочет. Хочет ли он меня прогнать? Или простить? Но ведь так не может долго продолжаться… В конце концов, все мы слабые создания, и он, демон, нас настигнет… Нет, бред какой-то. Ничего же нет на самом деле… Ничего такого в море не видно… Никто к нам не плывет! Ничего ужасного! Нет, мы будем сильнее этой дьявольской силы… Только надо, чтобы мы были вместе… Мне кажется, что меня лихорадит. С меня хватит на сегодня. Прощайте, господа, я вас оставляю с вашими великими проектами».

Она переходила от одной группки людей к другой. Они еще продолжали петь, рассевшись у костров, разложенных на песке. Ее сопровождали приветственные возгласы. Она подошла к Жоффрею де Пейраку и Колену Патюрелю, которые стояли у форта, принимая поздравления и похвалы по поводу торжества. Молча, почтительно поклонилась и проследовала дальше.

По дороге ее слегка покачивало. Она не сознавала, что двое мужчин невольно провожают ее взглядом.

Под окнами ее дома, во дворе форта, матросы разговаривали, опорожняя огромную бутыль вина.

— А пока суд да дело, нас уже «обрядили» в морскую форму, — говорил один из парней с корабля «Сердце Марии». — Вот что значит стать поселенцем в таком прекрасном уголке земли. А что касается жен, то кроме гугеноток и дикарок, других не видно. Вкалывать в Америке, куда ни шло, я согласен, но только не один. Надо, чтобы дома меня ждала вкусная еда и белая жена, католичка, нарядно одетая. Это меня устроит! Это-то меня и привлекло в контракте.

Лейтенант де Барсампюи толкнул его в бок локтем.

— Не слишком ли ты многого захотел, парень? Тебе уже удалось снова увидеть заходящее солнце, хотя день предвещал нам смерть. Сегодня вечером самая прекрасная женщина будет в моих объятиях, это — жизнь. Другая вскоре появится на горизонте. Не сомневайся!

— Пусть будет так! Но пока насчет женщин что-то ничего не намечается.

— Молитесь, сыны мои, — вмешался отец Бор. — Молитесь, и Бог вам воздаст. Все вдруг засмеялись.

— Ну, монах, — сказал один из парней, — не хочу тебе перечить. Но скажи, как твоему Богу удастся завтра же явить нам двадцать или тридцать прекрасных дев, будущих жен, достойных соединить свою судьбу с порядочными дворянами, любителями приключений, коими мы являемся?

— Конечно, я еще не знаю, — спокойно ответил реформат, — но Бог всемогущ. Молитесь, сыны мои, и жены будут дарованы вам.