ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЛОДКА ДЖЕКА МЭУИНА

За три дня до описываемых событий в северной части бухты Каско можно было заметить корабль, шедший в южном направлении. Здесь много барок и лодок, но много и островов: в бухте Каско их насчитывается 365, и в этом лабиринте каждое суденышко чувствует себя одиноким, отданным на милость ветра и течений. Проходя из освещенных солнцем мест в тень, затем снова выплывая на солнце, люди на лодках ощущают то запахи цветущих берегов, то соль морского простора. С берега приветствуют каждую лодку, машут руками, что-то кричат.

…Прошедшая ночь была для Анжелики невыносимо тяжелой. Спала она очень мало, все время думая о том, как убежать от Колена.

Утром он зашел к ней в каюту. Несмотря на огромную усталость Анжелики, лицо ее отражало решимость добиться свободы.

Колен опередил ее.

— Пойдемте, мадам, — холодно произнес он.

Он был спокоен и даже подчеркивал определенную отстраненность, когда она шла за ним на палубу. Как всегда, впечатлял набор оружия, висевшего на его одежде. Часть экипажа неторопливо занималась утренними делами, обычными на каждом корабле. Впрочем, всех матросов сейчас интересовало только одно: поглазеть на пленницу Золотой Бороды. Взглянув вниз, Анжелика обнаружила пришвартовавшуюся к судну лодку. Специальный соломенный мат смягчал ее удары о корпус корабля. Это была большая парусная лодка, одна из тех английских барок, которые занимались каботажным плаванием от Нью-Йорка до Пемоклида и даже севернее, заходя из бухты в бухту, от одного поселения к другому. Хозяин лодки, крепкий мужчина с мрачным лицом, видимо, не мог отказать французским флибустьерам выполнить кое-какую работу для «Сердца Марии». Никто не знал, разумеется, что он думал о трофейном грузе, который сейчас укладывали к нему в лодку, однако, опыт плавания в этих широтах, несомненно, научил его осмотрительности в отношениях с незваными гостями из Карибского моря. Среди пассажиров барки Анжелика узнала преподобного отца Пэтриджа с его бульдожьей физиономией, преданную ему маленькую мисс Пиджон, юного Сэмми и Адемара, чьи причитания никак не гармонировали с розовой прозрачностью занимавшейся зари.

— Надо же так попасться в лапы пиратов! Сколько бед на мою бедную голову… — без устали повторял он.

С корабля на лодку уже была спущена веревочная лестница.

Понизив голос, чтобы его могла слышать только она, Колен обратился к Анжелике:

— Ничего не поделаешь, значит, не судьба! Хозяин лодки сказал мне, что он направляется к устью Пенобскота. При хорошем ветре, если идти прямо на восток-север-восток, ты будешь на месте не позднее, чем через четыре дня…

Несмотря на все старания, ему не удавалось говорить с ней иначе, чем на «ты», и она понимала, что каждый раз, когда они окажутся рядом, им не избежать возвращения в пустыню, где только он один в целом мире мог любоваться ею, держать ее в своих объятиях…

Анжелика посмотрела ему в глаза и попыталась вложить в этот взгляд охватившие ее чувства дружеской теплоты и признательности.

Анжелика с радостью представила себе, что всего лишь через четыре дня она встретится с Жоффреем, и кошмару придет конец.

Тогда она сможет перевести дыхание и разобраться в своих мыслях. Успокоенная любимым, таким ласковым для нее голосом мужа, она постарается понять самое себя. Сколько всего у них будет сказать друг другу…

Ослепительная улыбка, которой она одарила Колена, возымела обратный эффект: лицо его исказилось страданием.

— Да, ты любишь его, я вижу это… — прошептал он.

Она почти не расслышала эти слова.

Она понимала, что ей никак нельзя поддаваться эмоциям. Бежать, бежать как можно скорее.

Надо было немедленно воспользоваться предоставившейся возможностью, пока Колен не передумал. В благородстве и искренности его поступка, в котором так полно раскрылось все его существо, в том, что он давал возможность ей уехать, было нечто такое, от чего она вдруг ощутила боль сожаления в самой глубине своего сердца.

Взяв сумку, которую протянул ей один из матросов, Анжелика небрежно перекинула ее через плечо и вдруг вспомнила, что у нее по-прежнему босые ноги. Ну, и пусть, кому нужны туфли на скользком настиле барки. В последний момент она чуть не спросила о самочувствии своего пациента Дырявый живот, но удержала себя. Нельзя было терять ни секунды. Отказалась она и от помощи матроса, который хотел поддержать ее на веревочной лестнице, весело бросив ему: «Да что вы, приятель! За мной Средиземное море!»

На плечо ей опустилась рука Колена. Сейчас она скроется из виду. Это было невыносимо. Его глаза напряженно смотрели ей в лицо, и некуда ей было укрыться от этого пронзительно-голубого взгляда, от его обветренного мужественного лица в светлом ореоле выцветшей шевелюры и бороды, превращенной им в символ страха. Казалось, он хотел ее удержать, как удерживают привидения, фантастические создания духа, нечто не совсем реальное. И все же она каким-то чутьем поняла, что сейчас он думал не только о своей страсти, но еще и о чем-то неотложном, пусть более поверхностном, но и более серьезном для нее в этот момент. Дважды он порывался что-то сказать ей.

— Будь осторожна, — прошептал он наконец, — будь осторожна, мой ягненочек… Кто-то желает тебе зла!.. Большого зла!..

Она могла идти. Ловко спустившись, она встала на нос лодки в то самое мгновение, когда хозяин отталкивался багром от корабля, нисколько не заботясь об Анжелике, которая чуть было не упала в воду.

Тем не менее, она сердечно приветствовала его по-английски. В ответ он бросил на нее взгляд не более выразительный, чем у дохлой рыбы. Наверняка, это был очередной пуританин, который видел в любой молодой, веселой и чуточку сумасшедшей женщине воплощение самого дьявола!.. Анжелика с удовольствием уселась рядом с Адемаром и Сэмми, в то время как юнга с волосами, как из пакли, уже разворачивал фок и главный парус, хозяин же на веслах обходил корабль корсаров, чтобы стать под ветер.

Похожая на прекрасную птицу в наклонном полете, парусная лодка англичанина Джека Мэуина отправилась в плавание по островам бухты Каско, то возносясь на гребнях волн, то падая между ними.

Кроме уже упомянутых пассажиров, в лодке, взявшей на свой борт Анжелику, находились трое других. Это были бродячий торговец из Коннектикута, негритенок, служивший ему помощником, и.., медведь. Его Анжелика приметила первым, почувствовав на себе умный, оценивающий и любопытный взгляд зверя, но не поняв поначалу, кому он принадлежит.

Обернувшись, она увидела под кормовым сидением торчащую, как из берлоги, острую морду, лапы и блестящие маленькие глаза. Торговец сразу же представил медведя:

— Мистер Уилаби… Поверьте мне, миледи, что я и не мечтаю о лучшем друге, чем это животное.

Самого его звали Илай Кемптон. Не прошло и часа, как Анжелика знала о нем все. Родом он был из Массачусетса. Когда ему исполнилось восемь лет, то вместе с родителями и сотней других обитателей поселка Ньютон он отправился в далекий путь под водительством пастора Томаса Хукера, человека либеральных взглядов, которому не нравился жесткий олигархический уклад жизни местных пуритан. Оставив позади полосу лесов, они вышли к Коннектикуту, полноводной, спокойно текущей реке. На ее берегу, где раньше находилась только одна маленькая голландская фактория, заготавливавшая пушнину, они основали поселок Хатфорд. Теперь это был симпатичный городок, набожный, но веселый, полностью посвятивший себя морской торговле. Что касается земледелия, то на берегах такой реки, как Коннектикут, заниматься им было нелегко, к тому же семье Кемптона достался бедный надел. Главное же, манили морские просторы, хотелось спуститься к устью… В двадцать лет Илай с мешком, полным всевозможных товаров, двинулся в путь. Медведь — мистер Уилаби — последовал за ним.

— Я вырастил его, и с тех пор мы никогда не разлучались.

Он рассказывал, что путешествовать с медведем было непросто, но в атмосфере хорошего настроения, которое тот каждый раз создавал, клиенты, даже самые осмотрительные, охотнее расставались со своими экю. Медведь умел танцевать и показывать кое-какие трюки. Кроме того, он был непобедимым борцом. В деревнях с ним мерялись силой самые крепкие парни. Как благородный спортсмен, поначалу он давал им какой-то шанс, а затем как бы ненароком, одним взмахом лапы опрокидывал на землю.

— Уилаби… — задумчиво проговорил преподобный Пэтридж, — мне кажется, я встречал пастора с такой фамилией где-то в районе Уатэртауна.

— Вполне возможно, — признался торговец. — Мой друг — медведь был так похож на этого почтенного священника, которого я очень боялся, хотя он и казался мне забавным, что я и назвал косолапого его именем.

— Какой неуважительный поступок, — строго сказал Томас Пэтридж и тут же пригрозил:

— У вас могут быть серьезные неприятности…

— Коннектикут не Массачусетс, ваше преподобие. У нас все либералы и любители посмеяться.

— Страна трактиров, — пробурчал пастор, — ром у вас начинают пить со дня рождения.

— Зато у нас есть собственная конституция, и в угоду Господу Богу мы не путешествуем по воскресеньям.

Очень довольный собой Илай Кемптон начал расхваливать свой товар: табак, святые образы, кружева, часики. У него было все, что могло привлечь жителей, а точнее, жительниц самых отдаленных поселков. Занимаясь прибрежной торговлей, он побывал во всех уголках всех без исключения бухт и лучше других знал, где что можно было достать, чего не хватало жителям тех или иных поселков, что наполняло блеском глаза одной девушки и вызывало гримасу у другой, что нравилось внукам и дедушкам, что могло доставить радость в самой убогой хижине.

Он рассказал, что направляется сейчас на остров Барклед, к востоку от Пенобскота, чтобы купить там шерстяные ткани цвета индиго и ярко-красных тонов. Такая краска получалась благодаря обилию самых различных цветов на овечьих пастбищах. Кроме того, обитатели этого острова торговали с кораблями, приходившими из Карибского моря, смолистым соком акации катеху.

«Но ведь этот остров должен быть расположен неподалеку от Голдсборо, — отметила про себя Анжелика, — там будет интересно сделать кое-какие покупки».

Илай Кемптон знал о Голдсборо только понаслышке, потому что раньше там не было его обычных клиенток — жен колонистов.

— Теперь там есть женщины, и я буду вашей первой покупательницей, — сказала Анжелика.

Не скрывая восторга, торговец опустился перед ней на колени, но, как оказалось, это ему понадобилось прежде всего для того, чтобы снять мерку с ее ног. Без конца путешествуя, он обучился сапожному ремеслу и теперь обещал Анжелике сшить из мягкой кожи пару очаровательных туфель со шнурками, подчеркнув, что его шнурки самые прочные, потому что он ставит на концы медные защипочки. На севере есть остров Лис, где живет старый одинокий шотландец, который выделывает для него самые мягкие кожи… Все это, конечно, осуществимо при условии, что его поставщики-англичане не были оскальпированы индейцами и не отправились в мир иной.

Между тем, хозяин барки вел свое суденышко, храня полное молчание и не обращая никакого внимания на пассажиров. Про него словоохотливый торговец рассказал, что зовут его Джек Мэуин, и что встретил он его в нью-йоркском порту. Характер у него не из легких, но управляет баркой он просто замечательно.

И действительно, Джек Мэуин проходил опасные течения и пороги с такой мастерской беспечностью, что это казалось каким-то чудом.

Юнге он доверял лишь некоторые маневры с малым фоком, сам же, не выпуская из рук штурвала, управлял главным парусом, иногда используя для натяжки каната большой палец ноги.

Если бы сохранилась хорошая погода, путешествие должно было завершиться быстро. Однако, через несколько часов Анжелика с тревогой заметила, что лодка упорно идет к югу. На вопрос, который она ему задала, Джек Мэуин не ответил, сделав вид, что ему непонятен ее ломаный английский язык. Тогда преподобный отец Пэтридж торжественно приказал ему отвечать, когда к нему обращаются. Наконец, глядя куда-то в сторону, Мэуин пробормотал сквозь зубы, что для того, чтобы выбраться из этой чертовой кучи островов бухты Каско, не оставив здесь и лодки, и своей шкуры, надо спуститься до Портленда и там поймать течение между островом Пике и островом Кашинг, который еще называют Белая Шапка. Пока он не увидит Белую Шапку, заключил он, самый короткий путь — курс на юг. При этих словах маленький Сэмми, выпучив глаза, начал следить за появлением пресловутой Белой Шапки.

Недовольный непочтительностью английского лодочника к духовному лицу, преподобный отец Томас с подозрением взглянул на него и стал бормотать нечто вроде того, что, вполне возможно, хозяин лодки — вирджинец, а известно, что жители этой колонии почти сплошь — разбойники с большой дороги, бездельники, ссыльные и прочие отбросы человечества… И что даже если они и разбогатели благодаря своему вирджинскому табаку, это не значит, что у них есть право на нечестивое поведение в Массачусетской бухте. Заодно он прочитал мисс Пиджон лекцию по истории Вирджинии, в то время как Адемар, лишь наполовину понимавший его слова, причитал:

— Если это ссыльный, а он так и выглядит, то он вполне может оставить нас на необитаемом острове…

— Здесь нет ни одного необитаемого острова, бедняжка Адемар, — успокоила его Анжелика.

Картина была совершенно необычайной: одинокая барка между небом и морем, между скалами и отмелями, а вокруг, как в калейдоскопе, паруса, каноэ, деревянные домики, верфь, рыбацкие лодки на мостиках, вдали несколько пузатых барок, костры на берегу, вокруг которых суетятся люди в ярких лохмотьях, плавящие вар, размешивающие в огромных котлах тюлений и китовый жир; рыбаки в шерстяных шапочках, просушивающие сети, сортирующие устриц; собиратели съедобных ракушек — мужчины в черных островерхих шляпах и темных сюртуках, женщины в белых чепчиках, синих и черных платьях: эти готовятся к пикнику, будут варить на костре собранные дары моря…

Вот уже более полувека архипелаг Каско был заселен шотландцами, ирландцами, англичанами и даже французами-гугенотами; когда начинали идти треска и тунец, сюда же стекались мальвинские, дьепские, бостонские раболовецкие флотилии, баскские китобои; в те жаркие дни конца тропического июня-месяца здесь было также множество беженцев из мест, подвергшихся кровавым набегам индейцев.

Повсюду виднелись лодки, нагруженные оловянной посудой, библиями, старыми мушкетами. После низовьев Кеннебека и Андроскоггина абенаки пронесли свои факелы поджигателей через Нью-Эваник, Брансуик-Фрипорт, Ярмут, Фалмут, Портленд, на юге пылали Сако и Биддельфорд Когда к концу дня барка оказалась в устье маленькой речки Презумпскот, в двух милях от Портленда, в воздухе стоял запах дотлевавших пожарищ и полусгнивших трупов, и только легкий бриз доносил иногда с суши бальзамное благоухание сосен. Лодка была уже в нескольких кабельтовых от берега, качка усилилась, и пассажиры опасливо смотрели на приближающиеся скалы, вокруг которых вскипала пена. Они то и дело с тревогой взглядывали на Джека Мэуина, который, казалось, ничего не замечал, полностью доверяя своему чутью.

Он и ранее уже не раз подходил к тому или иному острову настолько близко, что, казалось, лодка вот-вот пристанет, внимательно оглядывал берег, как если бы искал что-то или кого-то. Анжелика догадывалась, что он разыскивает среди беженцев кого-то из своих. Уже одно это означало, что он не был вирджинцем. Несколько раз он осведомился у проходивших вблизи кораблей, не приближаются ли к берегу индейцы.