Глава 17

Было начало пятого вечера. За окном только начали сгущаться сумерки, но в вагоне уже зажглось электрическое освещение. Мягкий свет светильников создавал в купе особую уютную атмосферу. Прислуга принесла дамам чай. Мужчины же пили коньяк. Постепенно затеянная игра в фанты увлекла всех, задания для участников становились все более остроумными и пикантными.

Сильно не повезло «кавалеру», который страстно мечтал поцеловаться с самой Князевой. Ему действительно выпал фант с поцелуем, но поцеловать он должен был соседа справа, которым оказался… доктор. Пришлось расстроенному молодому человеку вместо прекрасной женщины облобызать бородатого медика.

Так как дамы не выносили табачного дыма, во время перерыва мужчины отправились в курительную комнату. По пути Сергея нагнал Медников. Журналист перебрал спиртного и был сильно навеселе. Еще за обедом газетчик выпил несколько рюмок водки, и с тех пор продолжал дегустацию разных крепких напитков. Для этого он часто отлучался в салон, где находился зеркальный шкаф, полный всевозможных бутылок.

— Ну как, вы решили купить мой секрет? — спросил Медников Сергея, когда они остались один на один в коридоре. У Сергея едва глаза не заслезились от ядреного запаха перегара, исходящего изо рта собеседника, и яростного аромата «шипра», которым журналист сегодня надушился немилосердно.

Сапогов неопределенно пожал плечами.

— В таком случае я передумал выдавать его контрразведке, — заявил пребывающий в благодушном настроении репортер. — Я предложу полную амнистию данной персоне в обмен на откровенное покаяние. Как вам такой фант?

Когда мужчины вернулись в купе, игра продолжилась. Вскоре сменилась ведущая. Теперь Сонечка вынимала из большой серебряной чаши очередную записочку и озвучивала шутливое задание. По ее приказу один изображал проголодавшегося людоеда с тропического острова, другой объяснялся в любви вазе с цветами, третий с серьезным выражением лица читал детский стишок специально вызванному лакею. Присутствующие так развеселились и вели себя настолько раскрепощенно и шумно, что Стешневой приходилось почти выкрикивать, что должен сделать следующий фант, чтобы быть услышанной.

Когда очередь дошла до Медникова, Соня развернула записку и растерянно взглянула на журналиста.

— Ну что там? — нетерпеливо спросил журналист. — Озвучивайте же скорее мой приговор.

— Это не смешной фант, — несколько обескураженно произнесла Соня. — Я лучше возьму другую записку.

— Ни в коем случае! Да сбудется то, что высечено на скрижалях великой Книги судьбы, — горланил пьяный шутник, которого забавлял оторопелый вид девушки.

Волосы журналиста были всклокочены, ноздри раздуты, нижняя губа отвисла. Медников был похож на большое дитя, решившее поиграть со спичками. Сергей даже с иронией подумал, что, наверное, счастливейшим в жизни этого игрока стал день, когда б он привез ему из Парижа спички величиною с аршин, купленные на Бульварах. Тогда бы журналист с замашками Герострата смог бы забавы ради спалить какое-нибудь общественное здание в своем Киеве.

Под напором журналиста Соне пришлось подчиниться:

— Этот фант должен в шутку застрелиться от несчастной любви.

— Что за жестокое задание! — вскрикнула Князева.

— Здесь так написано, — оправдывалась Сонечка, хотя ее никто не собирался винить.

Между тем Медников скорчил обиженную мину:

— Ах вот как! Избавиться от меня решили. Ну так вот вам!

Журналист схватил лежащую перед ним изящную игрушку в виде пистолетика-зажигалки и театрально поднес его к виску…

— Васенька, не стоит так шутить, — мягко попыталась остановить его Князева. — Если хотите, можете поцеловать меня в качестве своего задания.

Медников благодарно припал губами к руке певицы:

— Вы само великодушие, Варвара Дмитриевна! Но народ требует зрелища…

Медников взял в руки рюмку с недопитым коньяком, принял гамлетовскую позу и продекламировал:

Раздались поощрительные хлопки. Артистичный шутник слегка поклонился ценителям своего таланта и снова картинно поднес пистолетик к своей голове. Хлопнул выстрел. Некоторые вздрогнули от неожиданности. С металлическим стуком выпавший из руки журналиста пистолет упал на пол. Появился запах сгоревшего пороха. Правдоподобие разыгранного трюка поражало. Лицо журналиста вытянулось в непонимающем изумлении. Несколько мгновений Медников покачивался на месте в полной тишине. Зрители завороженно следили за каждым движением мнимого самоубийцы. Затем он рухнул лицом вперед. На полу тело шутника несколько раз очень натурально дернулось «в предсмертных судорогах» и затихло. Все зааплодировали. Но прошла минута, а журналист продолжал неподвижно лежать.

Тогда доктор наклонился к нему, взял руку, пробуя пульс. После чего поднял удивленные глаза на присутствующих и озадаченно произнес:

— Он мертв.

Наступила тишина.

— Снова вы нас решили напугать, Владимир Романович, — с растерянной улыбкой упрекнула Игманова Стешнева. — Признайтесь же, что вы сговорились. Только хватит уже! У меня и так мурашки по спине бегают от ваших шуток.

Доктор осторожно повернул голову журналиста, и все увидели на его виске маленькую черную дырочку. Князева резко отвернулась, словно отказываясь принимать случившееся. Громко вскрикнула Соня.

Доктор по-отечески обнял ее, принялся успокаивать, а заодно спросил, где злополучная записка. Девушка неуверенно предположила, что, должно быть, положила ее на стол. Однако найти важную улику не удалось. Слегка заикаясь, Соня поведала, что шутливое предложение застрелиться было написано большими печатными буквами.

— Так я и предполагал, — сокрушенно произнес доктор. — Автор фанта явно желал остаться неизвестным.

«Кавалер» поднял с пола пистолет. Он был несуразно маленький — дамский — под малокалиберный патрончик. Сергей тоже взял его в руки. Нет, орудие самоубийства, а точнее, убийства не было похоже на зажигалку, которой несчастный репортер пугал официантов в вокзальном буфете при их знакомстве. Видимо, журналист просто не заметил подмены, когда схватил пистолет со стола. Но кто же подменил бутафорское оружие на боевое?

— Чей это пистолет? — Сергей обвел взглядом присутствующих.

Все молчали.

Тогда вновь заговорил доктор. Он был старше всех по возрасту, к тому же имел самый высокий чин, хоть и штатский.

— Господа, ситуация такова, что следующая станция еще не скоро. До того как расследованием этого прискорбного происшествия займется полиция, преступник может скрыться. Поэтому предлагаю провести предварительное дознание немедленно. Никто не возражает?

— Я возражаю! — заявил фабрикант. — Только не подумайте, что я чего-то боюсь. Моя совесть чиста. Но я убежден, что такими серьезными вещами должны заниматься специалисты. Непрофессиональными действиями вы только можете бросить тень подозрения на невиновного.

Однако никто не поддержал Ретондова. Общее настроение выразила Князева:

— Доктор прав — мы не можем сидеть сложа руки в ожидании полиции. Ведь если убийца поблизости, он может найти следующую жертву. Никто не знает, какими мотивами руководствуется этот человек.

Сонечка тоже порывисто произнесла, обращаясь к фабриканту:

— Как вы не понимаете, что если где-то рядом притаился опасный маньяк, тогда этот поезд станет фабрикой смерти на колесах!

Принявший на себя полномочия детектива доктор мягко добавил, обращаясь к Ретондову:

— Не беспокойтесь, Савва Игнатьевич, мы не собираемся играть в святую инквизицию и карать подозреваемого сожжением на костре. Наша цель — только предотвратить новое преступление и сделать так, чтобы подозреваемый, если таковой выявится, не мог натворить новых бед или скрыться до появления полиции.

После этого доктор предложил пройти всем в салон. Перед этим по внутренней телефонной связи он сообщил о случившемся коменданту поезда, и тот прислал вооруженного унтер-офицера.

Когда все прошли в салон, доктор запер дверь изнутри и положил ключ себе в карман. После этого он внимательно оглядел каждого из присутствующих. Здесь был даже официант, который приносил чай в купе и теоретически мог подложить записку в чашу. Князева появилась в строгом черном платье с аппликацией в виде розы на груди — доктор только для нее одной сделал исключение, позволив ей задержаться в купе для того, чтобы переодеться. Остальных он постоянно держал в поле зрения.

— Пусть каждый расскажет, какой фант он загадал, а я буду находить эти записки в вазе или же среди распечатанных, — предложил доктор.

— Ну это же наивно! — продолжал протестовать фабрикант. — Как вы не понимаете?! Ведь если убийца не полный идиот, то он наверняка позаботился об алиби в виде второй записки. Да и была ли вообще записка!

На последний возглас раздраженного фабриканта никто не обратил внимание. Однако Сергей сразу взглянул на Сонечку. Странное выражение напряженного беспокойства промелькнуло на ее лице. Но через несколько секунд оно смягчилось, необъяснимая тревога погасла в ее глазах.

— И все-таки я прошу каждого рассказать о своем задании, — ничуть не смутившись от реплики фабриканта, настаивал доктор. — Доверьтесь мне, как профессору неврологии. С кем бы мы ни имели дело: с болезненным воображением не совсем нормального человека или же с холодным изворотливым разумом врага, я надеюсь уличить этого человека в фальши.

Присутствующие один за другим стали рассказывать о своих заданиях. Когда очередь до шла до «кавалера», он неожиданно обратился к фабриканту:

— Савва Игнатьевич, признайтесь же, что бедняга газетчик застрелился из вашего пистолета.

Ретондов снова украдкой взглянул на Соню, потом повернулся к кавалеру.

— И вы имеете наглость это утверждать?!

— Я видел, как вы доставали кобуру из небольшой дорожной сумки.

Ретондов смерил «кавалера» холодным бесстрастным взглядом:

— Вы лжете!

Но доктор сразу ухватился за признание неожиданного свидетеля:

— Вы можете чем-то подтвердить свои слова?

Долго мечтавший оказаться в центре всеобщего внимания молодой мужчина, запинаясь от волнения, торопливо объяснял:

— Как вы знаете, я еду в одном купе с господином промышленником. Случайно я видел кобуру, когда пистолет еще находился в ней. Мне показалось, что в кобуре имелся отдельный кармашек для запасной обоймы.

— Все понятно, — остановил «кавалера» доктор и попросил унтер-офицера сходить за кобурой. Фабрикант тоже порывисто вскочил со своего места. Но присутствующий в зале курьер выхватил из своей кобуры револьвер и наставил на него:

— Сядьте! И без глупостей… Кажется, я поспешил выпить с вами мировую.

Фабрикант плюхнулся обратно в кресло и почти с мольбой посмотрел на доктора. В ответ тот улыбнулся ему неопределенной улыбкой, ни злой, ни доброй, жестом руки предложив дождаться окончания следственного эксперимента. Вскоре вернулся унтер с кобурой. В ней действительно оказалась резервная обойма. При виде ее фабрикант опустил голову.

Доктор вытащил из пистолетной рукоятки обойму и без труда вогнал в нее запасную.

— Что вы на это скажете? — обратился он к владельцу кобуры.

После некоторой паузы Ретондов был вынужден признать:

— Да, это мой пистолет. Я всегда ношу его с собой. Вечерами я часто засиживаюсь допоздна в конторе и привык возвращаться домой пешком, чтобы освежить голову после долгого рабочего дня. Как вы понимаете, на ночных улицах всякое может случиться…

— Это понятно, господин Ретондов, — кивнул доктор. — Меня интересует, как пистолет оказался у Медникова?!

Фабрикант нервно передернул плечами:

— Откуда я знаю! — И оскорбленно: — Не считаете же вы, что это я подложил его господину репортеру!

— Я не следователь и не прокурор, чтобы утверждать, что преступник именно вы, — с сожалением пояснил доктор. — Но до тех пор, пока все не выяснится, мне придется принять определенные меры. Вы должны позволить обыскать себя. Мы должны удостовериться, что при вас нет другого оружия. Вам также придется до ближайшей станции находиться под арестом в отдельном купе. Но вы должны нас понять.

Подчиняясь такому решению, Ретондов позволил унтер-офицеру себя обыскать. Покорно склонив голову, он направился к выходу. Кто-то глядел ему вслед неприязненно, кто-то удивленно, а Князева — с сочувствием. Возле двери арестант остановился и с мольбой в глазах обернулся. Губы у него задрожали.

— Я понимаю, что пистолет — это серьезная улика, и теперь вы не поверите ни единому моему слову. И все-таки, Владимир Романович, Варвара Дмитриевна и вы, господа, прошу вас продолжить эксперимент. Под угрозой моя честь, репутация. Не лишайте меня даже призрачного шанса на оправдание.

Немного подумав, доктор согласился:

— Хорошо. Только предлагаю теперь каждому рассказывать мне не только о загаданном вами фанте, но также о том, как вы оказались в этом поезде и чем занимались в последнее время. Я также буду задавать свои вопросы и считать пульс рассказчика. Вина всегда сопровождается страхом и волнением. Если человеку есть что скрывать, то в результате сильного эмоционального напряжения частота пульса и кровенаполнение артерии обязательно резко изменятся. Мне уже приходилось по просьбе полиции подобным образом вычислять преступников.

Первым попросил его допросить таким образом фабрикант. Однако у него оказался удивительно ровный пульс для человека, подозреваемого в совершении убийства. Тем не менее, когда он вернулся на свое место, рядом с ним вновь встал унтер-офицер с револьвером в руке.

Следующим подвергнуться необычному допросу должен был летчик. Но тут все увидели, что он ведет себя как-то странно, не в силах скрыть свое волнение. Внезапно авиатор вдруг резко вскочил со своего места и бросился к Князевой. Приставив пистолет к виску певицы, летчик истерично заорал:

— Оружие на стол! Иначе я пристрелю ее!

Все произошло так неожиданно и стремительно, что никто не успел как-то среагировать.