Глава 8

Хотя указанное Кукушкиным на карте место находилось всего в пяти верстах, добираться до него пришлось весь остаток ночи. Местность изобиловала болотами и озерами. На пути отряду то и дело попадались небольшие речушки с довольно стремительным течением и невысокие скалистые горы, которые нельзя было обойти. Преодоление естественных преград отнимало не только массу времени, но и силы. Поэтому, когда маленький отряд, наконец, достиг своей цели, Вильмонт с трудом держался на ногах. Отданный же ему в подчинение юный корнет сразу в изнеможении опустился на землю и мгновенно заснул. Бородатый вахмистр заботливо накрыл мальчишку своей шинелью.

– Уморился с непривычки. Вы тоже ложитесь, вашбродие, – повернулся он к Анри и деликатно пояснил: – Всем скопом нет нужды караулить. Лучше по очереди. Назначьте караулы и сосните часок.

Так удачно получилось, что позицию для наблюдения за морем выбирать не требовалось, подходящее место в небольшой ложбинке за поваленной сосной «нашлось само». Наблюдательный пост фактически представлял собой естественный природный форт, прикрытый со стороны моря «бруствером» из толстого древесного ствола. С флангов же и с тыла защиту гарнизону обеспечивали здоровенные валуны, «растущие» прямо из земли. Небольшое углубление также позволяло укрыться от ветра.

Один из солдат предложил Вильмонту устроиться на его шинели, ибо земля еще была холодная, чтобы спать на ней. Такая забота нижних чинов о своем офицере была совершенно нетипична для живущей сословными предрассудками русской армии. Но видимо, будучи сам из простых мужиков, Кукушкин уважал солдата и того же требовал от своих офицеров. А подчиненные не видели в командирах «сатрапов».

Анри поблагодарил солдата и лег. Перед тем как заснуть, он велел разбудить себя через час, когда наступит его очередь дежурить.

Проснулся Анри оттого, что кто-то осторожно тряс его за плечо. Вильмонт открыл глаза и увидел перед собой бородатого вахмистра. Тревожно к чему-то прислушиваясь, он прошептал:

– Кажется, несет кого-то нелегкая… чтобы их морские черти по пути сожрали…

Со стороны моря слышался скрип уключин, плеск весел. Изредка оттуда доносились приглушенные голоса. Однако разглядеть приближающуюся к берегу лодку и сидящих в ней людей было невозможно из-за тумана. Промозглая серая мгла поглотила все вокруг.

Прибежал солдат, высланный бородачом к самой воде выяснить обстановку. Он доложил Вильмонту, что лодок, судя по всему, пять или шесть. Идут не таясь, похоже, уверены в своей силе.

– Плохо дело, – заключил бородач. Он уже прикрутил к ружью штык и теперь обстоятельно замазывал лицо грязью. Так поступали разведчики в лесу для максимальной маскировки.

При этих словах бородача сидящий рядом щуплый солдатик втянул голову в плечи.

– Не дрейфь, Архип! – потрепал его по плечу опытный ветеран.

Говорил он так тихо, что голос его сливался с шумом ветра и шорохом трав.

Вахмистр обратился к Вильмонту:

– Вашбродь, надо бы послать гонца к подполковнику.

Анри огляделся, решая, кого выбрать для такого поручения. На лицах солдат он увидел все оттенки эмоций, которые всегда наполняют окопы перед атакой, – решимость, сомнения, страх. Кто-то отводил глаза, стыдясь своего малодушия. А щупленький солдатик безмолвно умолял капитана отправить именно его, и тем спасти от неминуемой гибели. Бородач увидел этот взгляд, тяжело вздохнул и предложил:

– Отправьте Архипа, вашбродь. Он у нас ротный скороход. – И пояснил: – Свадьба у него через месяц.

– Хорошо, пусть идет.

Щуплый солдатик чуть не подпрыгнул от радости. Оружие и все лишнее он по совету бородатого оставил, чтобы бежать налегке. Во время коротких сборов виноватая улыбка не сходила с его рябого худого лица.

– Не сомневайтесь, братцы, я пулей долечу и вернусь с подмогой.

Когда счастливчик уходил, некоторые из остающихся смотрели ему вслед с плохо скрываемой завистью.

Отправив гонца к подполковнику, Анри решил, что теперь будет выполнять приказ Кукушкина не ввязываться в бой, а просто станет наблюдать за высадкой неприятельского десанта. Но опытный бородатый пограничник объяснил ему, что контрабандисты быстро разгрузятся и затеряются в тумане.

– Если на берегу их не задержим, то от преследования проку не будет. У бандитов свои секретные тропы имеются через болота.

Вахмистр предложил другой план: прикрываясь туманом, подобраться вплотную к высаживающимся на берег контрабандистам и внезапно ударить в штыки – ошеломить их решительным натиском и заставить сдаться.

– Только надо, чтобы они решили, что нас тут много.

Каждому из четырех оставшихся солдат было поручено играть роль отделенных и взводных командиров. Надежда была на то, что, слыша звучащие со всех сторон команды, неприятель решит, что туман скрывает не менее двух рот солдат и сложит оружие, прежде чем узнает правду. Вильмонт старался не думать о том, что будет, если это затея по какой-то причине не сработает.

Вскоре после того, как они покинули свой «форт», Анри потерял из виду своих товарищей. Какое-то время он слышал справа и слева шорох крадущихся шагов, сиплое настороженное дыхание. Но вскоре все заглушил шум прибойных волн. Вильмонт остался один в тумане. Анри взвел курок револьвера. А чтобы перебороть страх, стал считать шаги, пообещав себе, что ни за что на свете не сделает больше двадцати.

– Раз, два, три…

По спине между лопаток струился пот, во рту стало так сухо, что шершавый язык прилипал к небу и трудно было глотать.

– Пять, семь, восемь…

Под ногою предательски треснула ветка или прошлогодний желудь. Треск показался мужчине настолько оглушительным, что у него аж уши заложило. Сразу перехватило дыхание, и сердце замерло в груди.

– Одиннадцать, двенадцать, тринадцать.

Голоса людей впереди стали настолько громкими, что можно было разобрать отдельные слова и даже некоторые фразы. Но понять их смысл все равно было невозможно, ибо говорили на финском и еще, кажется, по-шведски. Одновременно нос уловил запах мокрой кожи, крепкого табака, металла и ружейной смазки. Для Вильмонта это был запах смерти. Запах людей, которые в любой момент готовы убивать таких, как он.

Из тумана навстречу жандарму вдруг выплыл согнувшийся человек с бочонком на горбу. Он был похож на шведа: русоволосый, плотный, широкоплечий, с крупными крошками табака, застрявшими в короткой бороде. Попыхивая маленькой глиняной трубочкой, краснолицый мужик шагал, насвистывая какой-то мотивчик. При виде идущего навстречу человека в фуражке пограничника «морской волк» остолбенел, превратившись в статую. Он так и замер – с бочонком на горбу, уставившись круглыми, полными ужаса глазами на Вильмонта, словно увидел перед собой привидение. Трубка вывалилась из его открытого от изумления рта. Вильмонт тоже остановился в нерешительности.

С трудом совладав с собой, «швед» неожиданно пожаловался по-русски:

– Хозяина интересует только прибыль. Я не виноват… Меня наняли. Не стреляйте, господин офицер! Прошу! Пожалейте моих троих детей.

Одновременно здоровяк подался всем телом назад, выпрямляясь и замахиваясь в явном намерении обрушить бочонок на голову пограничника. Это и решило его судьбу. Анри вскинул руку с револьвером и выстрелил. Вместо заготовленной команды: «Рота за мной!» из груди его вырвалось отчаянно-протяжное:

– Р-о-о-а-т-а м-н-о-ой!

Паля наугад из револьвера, Анри бросился вперед – навстречу неизвестности – мимо раскачивающегося из стороны в сторону «шведа», которого не свалили три револьверные пули. По пути Вильмонт споткнулся о груду выгруженных на берег ящиков, оттолкнул с дороги какого-то парня. Фуражка слетела с его головы. Охваченный сильнейшим волнением, он плохо соображал, что делает. Между тем со всех сторон захлопали винтовочные выстрелы и зазвучали такие же отрывистые, хлесткие команды:

– Второе отделение, слушай мою команду: обходи с фланга!

– Взвод, за Веру, Царя и Отечество – в атаку!

– Третье отделение – за мной!

Четверо пограничников палили так часто, что со стороны действительно могло показаться, будто по берегу на десятки метров растянулись цепи стрелков, ведущих по команде своих офицеров беглый огонь. Оставалось надеяться, что и контрабандисты в это поверили и мечутся возле своих лодок, мечтая о пощаде.

У такой тактики имелся лишь один весомый недостаток: можно было быстро сжечь патроны, но так и не достичь поставленной цели, оставшись с одними штыками против многочисленного и хорошо вооруженного неприятеля, который по какой-то причине не сложит сразу оружие.

Продолжая бежать вперед, Анри вскоре наткнулся на вытащенные на берег лодки. Вокруг них метались ошеломленные гребцы. У Анри все сжалось внутри: ему показалось, что врагов целая толпа.

В общей панике никто не обратил внимания на чужака. Вильмонт спрятал револьвер и смешался с контрабандистами. Стараясь не привлекать к себе внимания, профессиональный контрразведчик осматривался.

Из лодок еще не успели перетащить на песок большую часть товара. Они были заполнены мешками, ящиками и бочонками. Это были не обычные корабельные спасательные шлюпки или промысловые вельботы, а особые широкие баркасы, судя по их конструкции, специально предназначенные для перевозки с кораблей на берег больших грузов.

Визгливый толстяк в круглой широкополой шляпе на голове, напоминающий карикатурного святого отца, спешно раздавал оружие. На корме каждой лодки имелся ящик для разных морских инструментов, небольшого якоря и канатов. В нем же лежали завернутые в промасленную мешковину винтовки. Вильмонт тоже подошел к толстяку.

Вручая ему ружье, «святой отец» озадаченно вглядывался в незнакомое лицо, морщил лоб, пытаясь вспомнить: кто это такой и когда он успел нанять парня с таким запоминающимся волевым подбородком и сабельным шрамом на лице. Однако, несмотря на сомнение, он все-таки вручил Вильмонту отличный английский карабин и пачку патронов.

– Цельтесь лучше! – громко наставлял стрелков «святой отец». – Не забывайте, что за каждого убитого пограничника хозяин платит премию: за солдата пятнадцать рублей, за офицера пятьдесят.

Вильмонту эта сцена напомнила знаменитый эпизод, когда горстка британских солдат была окружена многотысячной армией диких зулусов. Дело было в 1879 году в Южной Африке в небольшом форте Роркс-Дрифт. Во время боя военный капеллан, раздавая сыплющим проклятия солдатам боеприпасы, тоже приговаривал: «Не богохульствуйте, дети мои, просто стреляйте в них! За каждого подстреленного язычника вам будет отпущен один грех. И да упокоятся их души с миром».

Вильмонту показалось, что большинство угодивших в засаду контрабандистов вовсе не горят желанием вступать в схватку. Они были уверены, что пограничников во много раз больше, а значит, сопротивление бесполезно. Скорее эти люди мечтали о бегстве. Вскоре одна лодка отошла от берега. Дюжина пар жилистых, матросских рук взялась за весла. Остроносое суденышко быстро набирало скорость под дружные удары гребцов, которых не надо было специально подгонять сидящему на корме рулевому. Для пущей скорости гребцы торопливо выбрасывали за борт превратившийся в обузу груз.

«Уйдут ведь!» – Вильмонт с негодованием провожал взглядом удаляющуюся лодку. Рядом жужжали пули своих стрелков.

В серой дымке вдруг возник темный человеческий силуэт, последовала вспышка выстрела, и один из находящихся поблизости от Вильмонта контрабандистов вскрикнул и повалился на песок. А убивший его солдат снова скрылся в тумане.

В ответ контрабандисты палили наугад. Одни из них кричали, что окружены и сопротивление бессмысленно. Поэтому лучше сдаться прямо сейчас, чтобы не делать безнадежной свою участь. Другие же изрыгали проклятия в адрес своих заклятых врагов и заявляли, что живыми не сдадутся. Однако и таких непримиримых точные выстрелы пограничников приводили в уныние.

Так что Анри был только рад летящим в его сторону пулям, будучи совершенно убежденным в том, что не может погибнуть от дружественного огня, который буквально выкашивал команды вельботов. Вот рядом с Вильмонтом, не проронив ни звука, повалился еще один, а за ним следующий, вскрикнув, крутанулся на месте и шлепнулся лицом в воду. Но тут шальная пуля звякнула обо что-то металлическое в ближайшей лодке всего в нескольких дюймах от живота Вильмонта.

И в это же мгновение огромный язык пламени высоко взметнулся над уже почти скрывшейся в тумане лодкой-беглянкой. Похоже, на ней находились бутылки со спиртом или порох, от которых экипаж не успел избавиться. Охваченные пламенем гребцы стали прыгать в воду. Но не всем удалось покинуть лодку: истошно вопил какой-то несчастный, обреченный сгореть заживо.

Все, включая Вильмонта, обратили взгляды на огромный костер. Охваченный пламенем, дрейфующий по воле волн горящий баркас напоминал погребальный корабль викингов.

– Пограничник! – истошно завопил один из контрабандистов и бросился на Анри с ножом. В последний момент Вильмонт сумел отбить ложем карабина направленный ему в грудь кинжал и нырнул в туман. И тут же чуть не напоролся на штык одного из своих солдат.

– Я свой! – едва успел крикнуть Вильмонт набегающему на него с перекошенным лицом пограничнику. А вокруг уже началась рукопашная. Дрались с ожесточением штыками, прикладами ружей, ножами, кулаками – всем, что оказывалось под рукою, даже веслами и камнями. Вдруг Анри почувствовал сильный удар в плечо и упал. Сбивший его с ног громила занес над капитаном приклад и злорадно рявкнул:

– Что тебе смерть…

Еще мгновение, и коренастый контрабандист размозжил бы Вильмонту череп, но вовремя подоспевший на выручку к командиру бородатый вахмистр шашкой снес громиле башку. Отрубленная голова упала прямо в руки Анри. С губ мертвеца с последним выдохом слетело окончание начатой им за секунду до гибели фразы:

– … то мне хлеб…

– Извини, но что упало, то пропало, – ответил своим афоризмом мертвой голове Анри и отшвырнул ее от себя.

И снова он оказался в самой гуще схватки. Однако закаленных в схватках, просоленных штормовыми ветрами и выдубленных суровыми финскими морозами приграничных старателей не так-то просто было принудить к капитуляции. Они выдержали первый натиск солдат, и сами начали теснить пограничников. Когда же первые лучи солнца рассеяли туман, контрабандисты увидели, что вместо многочисленного воинского отряда их атаковала жалкая горсточка наглецов. Бандитов охватила ярость и жажда мщения за пережитый страх и гибель товарищей.

После штыкового боя и вынужденного отступления на защищенную позицию пограничников осталось всего трое. У еще одного солдата ударом приклада были выбиты зубы и сломана челюсть. Бедняга не мог говорить, только мычал. Изо рта его непрерывно лилась кровь, и он был вынужден часто глотать ее, как красное вино. Вскоре выяснилось, что у этого солдата еще и серьезно травмирована голова. Вдруг, закатив глаза, он начал биться в судорогах. Потом затих и, не приходя в сознание, умер.

Вахмистр тоже получил в рукопашной серьезное ранение: из его распоротого тесаком бедра хлестал ярко-алый фонтан. Анри жгутом перевязал ногу вахмистра в паху, чтобы остановить кровотечение. Но бородач не унывал. Перепачканный своей и чужой кровью, он вытирал пучком травы шашку и тихо тянул старинную казачью песню.

Окруженные со всех сторон многократно превосходящим их численности неприятелем, осажденные оказались в своем «форте», как в западне. Надежды продержаться до подхода основного отряда практически не было. Вражеские стрелки были повсюду. Набираемые в основном из моряков промыслового флота, охотников-капканников, лесорубов и браконьеров, эти люди прекрасно умели воевать в лесу. Они прятались за каждым камнем, за каждым подходящим деревом и кустом. Высовываться за бруствер, чтобы отвечать на неприятельский огонь, становилось все опасней, ибо пули постоянно впивались в древесный ствол, с визгом рикошетили от камней. Правда, и товарищи Вильмонта не уступали неприятелю в меткости. Постепенно пространство вокруг «форта» заполняли мертвые тела. Вскоре враги уже не рисковали слишком близко приближаться к позициям уцелевших пограничников.

Особенно умело обращался со своим охотничьим ружьем бородатый вахмистр. На мундире его, рядом с солдатским Георгием на черно-оранжевой ленточке, был прикреплен серебряный знак в виде перекрещенных ружей, полученный за меткую стрельбу. Даже потеряв немало крови, вахмистр держал врагов в постоянном напряжении, устраивая им массовое кровопускание. Кожа на его замазанном грязью лице не поблескивала на солнце, что являлось отличным способом маскировки. Переползая с места на место, бородач всего на мгновение выглядывал из-за укрытия и сразу нажимал на спусковой крючок.

Каждый из трех находящихся в «форте» стрелков контролировал свой сектор обстрела. За спиной Вильмонта с короткими перерывами на перезарядку бил охотничий штуцер вахмистра. И вдруг он умолк. Анри тревожно оглянулся в опасении, что товарищ его убит или у него закончились патроны. Но причина оказалась не в этом. В суматохе боя Анри потерял из виду мальчишку-корнета. К своему стыду, он должен был признать, что даже забыл про него. Теперь выяснилось, что враги схватили корнета живым. Бандиты решили использовать пленника, чтобы принудить еще сопротивляющихся пограничников к сдаче. Восемь головорезов держали молодого человека за руки, плечи и даже за волосы. Понуро опустив голову, корнет ожидал решения своей участи. Казалось, бандиты сейчас же разорвут его, если услышат отказ. Уже знакомый Вильмонту «святой отец» в круглой шляпе, прячась за спинами своих людей, приставил револьвер к виску пленника.

– Эй вы! – прокричал главарь пограничникам, закрываясь рукой от слепящего ему в лицо солнца. – Выбирайтесь из своей норы! Иначе мальчишку ждет лютая смерть. Подумайте о его бедной мамочке. Старушка определенно свихнется с горя, узнав о гибели любимого сыночка. Но если вы сдадитесь, то так уж и быть – обещаю всех пощадить… Даю вам пять минут на размышления.

– Сейчас они его кромсать начнут, – процедил сквозь зубы находящийся рядом с Вильмонтом солдат и прицелился в корнета, чтобы даровать ему быструю смерть.

Но Вильмонт отвел в сторону ружейный ствол и прокричал в ответ:

– Отпустите юношу и бросьте оружие. И тогда я, капитан Вильмонт, обещаю упросить наверняка известного вам подполковника Кукушкина не расстреливать вас, а довести живыми до тюрьмы.

Анри видел, что бандиты о чем-то совещаются. Через пару минут главарь контрабандистов предложил:

– Если вас так волнует участь этого юноши, то обменяйте себя на него. Вы станете нашим заложником, господин капитан. А остальным мы позволим уйти.

Подавленно молчавший на протяжении всей этой перепалки корнет вдруг вскинул голову и с тоскливой обреченностью прокричал товарищам:

– Не верьте им! Сражайтесь, пока есть силы, отправьте на тот свет еще пару дюжин этих псов. А со мной все кончено. Я расплачиваюсь за собственную глупость. Передайте моей матушке…

Рассвирепевший главарь контрабандистов не дал ему договорить, застрелив несчастного. Вспыхнула ожесточенная перестрелка. Вахмистр, кусая губы, целился в отползающего главаря. Страстно желая отомстить, бородач забыл про осторожность. В это время Анри заметил подкрадывающегося к «форту» с тыла боевика. В одной руке тот держал что-то круглое, очень похожее на метательную бомбу. Вот он выглянул из-за дерева и размахнулся. Но Вильмонт оказался быстрее. Пораженный пулей в голову, бомбист мешком повалился на землю и был разорван в клочья своей же гранатой. И тут же раздался победный клич вахмистра, которому удалось расквитаться с убийцей корнета. Анри повернулся в его сторону и увидел, как на спине вахмистра между лопаток появилось облачко пыли, которое пуля выбила из его мундира. Свинцовый шарик навылет прошил грудную клетку бородача, задев легкое и сердце. Он умер на руках Вильмонта.

Теперь их осталось двое.

Перестрелка возобновилась. Прошел еще час. К берегу, дымя закопченной трубой, подошла двухмачтовая паровая шхуна. Это был контрабандистский корабль. С него были спущены шлюпки с подкреплением. Одновременно корабельные артиллеристы начали бомбардировать укрытие пограничников из пушки, установленной на носу корабля. Сотрясая воздух, тяжелый снаряд пролетел над самыми головами защитников «форта», и взорвался в лесу. Вражеские стрелки перестали стрелять, видимо, предоставив артиллеристам довершить дело. Следующее ядро упало с приличным недолетом, подняв при падении фонтан земли. Один шальной осколок размером с мужской кулак залетел в укрепление. Остывая, он шипел во влажной земле. Глядя на остроугольный кусок металла, товарищ Вильмонта воскликнул в бессильной ярости:

– Вот мерзавцы, что делают! Ведь это же наглость! Они нас в кровавое мясо, а мы их достать не можем.

Солдат отбросил бесполезный карабин и предложил господину офицеру поочередно застрелиться из его револьвера, чтобы, раненными, в бессознательном состоянии, не попасться в руки врага.

– Нет, подождем, пока в барабане останется только два патрона, – ответил Анри, вынимая и кладя револьвер на землю. – Впрочем, я готов драться даже кулаками. А пули для нас и у врага найдутся.

Солдат, ни к кому не обращаясь, крепко злобно выругался. Потом мрачно признался, что очень боится пыток.

Тут Вильмонт заметил выглянувшего из-за камня неприятельского стрелка и прицелился в него из винтовки. Но раньше, чем успел нажать на спуск, над ухом сухой веткой треснул револьверный выстрел. Воспользовавшись тем, что офицер отвернулся, солдат застрелился из его оружия.

Оставшись один, Анри тоже приготовился к смерти. Но тут на горизонте появился дымок. Через несколько минут там же возникла серая точка. С идущих к берегу шлюпок тоже ее заметили. Баркасы с подкреплением немедленно повернули обратно к шхуне. Находящиеся на берегу боевики тоже бросились к лодкам. В продолжающейся третий час драме наступил перелом. Радостное возбуждение, какое бывает лишь, когда приговоренному к смерти человеку неожиданно объявляют о помиловании, охватило Вильмонта. Его так и подрывало выскочить из своего укрытия и преследовать садящихся в лодки врагов, которые удирали, трусливо поджав хвосты. Но их и так ожидало справедливое возмездие: капитан контрабандистской шхуны приказал немедленно сниматься с якоря. Он уже рассмотрел в бинокль пограничный крейсер, спешащий отрезать его шхуну от нейтральных вод, и спешил выскочить из прибрежной трехмильной зоны, в которой пограничный крейсер мог применить свои пушки.

Дальнейшие события развивались очень стремительно: после непродолжительного по времени гула отдаленной артиллерийской канонады на горизонте поднялся в небо толстый столб черного дыма – это горела контрабандистская шхуна, которой не удалось уйти от погони. Затем на берег стали высаживаться матросы с приблизившегося к берегу пограничного броненосца. Затем в лесу, куда бежали не сумевшие попасть на шхуну контрабандисты, захлопали выстрелы. Уцелевшие преступники оказались между молотом и наковальней. Преследуемые подоспевшими бойцами Кукушкина, они выскочили из чащи и стали бросать оружие. Впрочем, этим еще повезло. Мичман с броненосца – высокий, статный красавец, с русыми бачками на энергичном лице, придерживался благородных правил в отношении побежденного противника. Видимо, хорошо зная мстительный нрав Кукушкина, мичман настоял, чтобы пленные были отправлены под конвоем его матросов на пограничный крейсер.

Анри обходил поле боя в поисках потерянной фуражки, которую надо было вернуть подполковнику. Стоило спасть напряжению боя, и у него сильно разболелось расшибленное прикладом плечо. Придерживая покалеченную руку, капитан уговаривал себя, что ему еще повезло. Вокруг него стонали тяжелораненые и хрипели умирающие.

К Вильмонту подошел Кукушкин.

– Слава богу, вы живы! – облегченно воскликнул он, удивленно оглядывая капитана с головы до ног. Анри вдруг заметил, что его ботинки и весь костюм в крови. Но подполковник, не боясь замараться, заключил Анри в объятия:

– А я уже и не чаял вас найти живым.

Анри поморщился от боли. Перед глазами у него все поплыло. Подполковник заметил это и предложил поговорить с мичманом, чтобы жандармского капитана отправили на крейсер, где имелся лазарет, но Вильмонт отказался. Прежде ему надо было узнать, где находится лоцман Густафсон. Вскоре выяснилось, что среди пленных его нет. Оказывается, встретив шхуну в море на лоцманском катере и проводив ее до места высадки, осторожный чиновник сразу вернулся в порт. А когда узнал, что экспедиция разгромлена и его разыскивает полиция, подался в бега. Лоцмана арестовали только через четыре дня на хуторе в тридцати верстах от Гельсингфорса. Люди железнодорожного жандарма штабс-ротмистра Кошечкина смогли проследить за невестой Густафсона, которая решила проведать жениха. Как ни старалась женщина соблюдать осторожность, филеры оказались ловчее и сумели обнаружить убежище разыскиваемого преступника.

Кошечкин решил устроить арестованному контрабандисту первый допрос сразу на месте его задержания. Пойманный чиновник выглядел не самым лучшим образом: щеки заросли щетиной, волосы были нечесаны, белье несвежее. У него был воспаленный, бегающий взгляд затравленного, смертельно уставшего зверя. Густафсон сидел на стуле, выставленном на середину комнаты. Отвечая на очередной вопрос, задержанный поворачивался к тому, кто его задал, всем телом вместе со стулом.

У каждого офицера – и у пограничника, и у Кошечкина, и у Вильмонта – в этом деле имелся собственный интерес, поэтому каждый заготовил свои вопросы для Густафсона. Вильмонт терпеливо дожидался, когда коллеги расспросят задержанного про контрабандистские дела. Казалось, что лоцман даже рад, что до него первыми добрались пограничники и жандармы, а не его деловые партнеры, которые могли его обвинить в провале. Особенно лоцман страшился своего будущего тестя – таможенного деятеля Сибелиуса. Поэтому Густафсон облегченно заулыбался, узнав, что тот находится в тюрьме. Создавалось впечатление, что лоцман достаточно откровенен в своих ответах, так как стремится смягчить свою участь сотрудничеством с властями.

Выяснив все, что их интересует, коллеги уступили арестованного Вильмонту. Но как Анри ни бился, ему не удалось узнать ничего нового. Густафсон клялся и божился, что никому не передавал служебных сведений о царской яхте. В какой-то момент Кошечкин отозвал коллегу-жандарма в сторонку и сказал, кивая на задержанного:

– Вы ничего из него более не выжмете. Я эту кроличью душонку насквозь вижу. Если бы он что-то знал, то уже рассказал бы. Похоже, мы напрасно грешили на него в этом деле.

Однако через два дня Кошечкин сообщил Вильмонту, что появились интересные новости. Анри немедленно поспешил в железнодорожную жандармерию, в которой после ареста содержался лоцман. На этот раз он нашел Густафсона отдохнувшим, порозовевшим и даже вальяжным. Вместо тюремной робы арестант был облачен в бархатный домашний сюртук, завязанный в талии небрежным узлом. Его сияющий белизной жилет, душистые волосы и очки в тонкой оправе свидетельствовали об удивительном для его положения благополучии. Густафсон сидел в удобном глубоком кресле и по ходу беседы покуривал сигару. Происходящее совсем не было похоже на допрос, скорее на разговор трех приятелей.

В награду за словоохотливость Кошечкин не отправил ценного свидетеля до суда в тюрьму, где, опасающиеся разоблачения, контрабандистские бароны могли с ним расправиться. Густафсон содержался под усиленной охраной в небольшой комнате без окон, временно превращенной в камеру. Хотя камерой данное помещение можно было назвать лишь условно. Оно было обставлено хорошей мебелью. Арестант получал из дома необходимые ему вещи. Кошечкин следил только за тем, чтобы в передачах не было предметов, с помощью которых узник в минуты душевного упадка мог бы покончить с собой. И чтобы оставшиеся на свободе дружки не подсыпали яду в доставляемую для узника из трактира еду.

Лоцман еще раз повторил для приехавшего жандармского капитана то, что прежде уже сообщил местным офицерам: оказывается, он слышал, что нападение с помощью мин на «Полярную звезду» организовало финское подполье. А поддерживают сепаратистов – снабжают деньгами и оружием – якобы шведы.

– Я даже знаю место в шхерах, где находится тайная база террористов. Они зовут ее «храмом».

Чтобы сразу отвести от себя возможные подозрения в причастности к банде националистов, Густафсон особо подчеркнул, что случайно узнал о существовании «храма».

Однако приехавший вместе с Вильмонтом подполковник Кукушкин скептически отнесся к новости:

– Небось цену себе набиваете, Густафсон. Вот и придумываете всякие басни. И название-то какое выдумали – «храм»! Признайтесь уж сразу, что решили нашими руками разорить конкурентов, у которых на этом острове склад спирта и прочего контрабандистского товара имеется?

Пограничник пояснил не искушенному в местных делах питерцу:

– Министерство финансов десятками шлет директивы, чтобы мы пресекли массовый завоз спирта финскими шхунами на острова Гохланд, Тюттершер и другие, где он складируется, а затем по льду или лодками небольшими партиями переправляется на материк. Финские власти смотрят на это сквозь пальцы. Таможенные крейсера часто не могут осуществлять преследование. Вот нам, пограничникам, и приходится на лодках обыскивать острова на предмет обнаружения нелегальных складов. Но кроме спирта и разного барахла там ничего другого не бывает.

– Нет, клянусь вам! Я говорю вам правду, – чуть ли не бил себя в грудь в искреннем порыве Густафсон.

– Мне обидно ваше недоверие. Особенно теперь, когда я рассказал вам все, как на исповеди.

После допроса офицеры перешли в кабинет Кошечкина. Было решено на следующий день, прямо с утра отправиться на указанный лоцманом остров и осмотреть тайный склад, если он, конечно, существует. Однако ночью на море разыгрался сильный шторм. И этой же ночью у Вильмонта началась лихорадка. За два дня, что минули с боя на берегу, он так и не нашел времени на то, чтобы показать ушибленную руку врачу, хотя боль в покалеченном суставе постоянно напоминала о себе. Чтобы при ходьбе плечо не слишком двигалось и не доставляло ему невыносимых мучений, Вильмонт носил руку подвешенной на платке. В итоге поврежденный неприятельским прикладом сустав распух и горел, словно в огне. Анри еле добрался до квартиры врача. Оказалось, что сустав выбит. Доктор сумел его вправить, но о том, чтобы пациенту куда-то ехать в ближайший день-два, не могло быть и речи.

Прошло еще двое суток, прежде чем опухоль на плече спала. Но за это время произошло событие, которое перечеркнуло надежду выйти в скором времени на след злоумышленников. На указанном лоцманом острове действительно было найдено кое-что интересное. Кукушкин по собственной инициативе решил устроить засаду и захватить хозяев «храма», когда они явятся на остров. И вскоре те пожаловали – в маленькой лодке к острову приплыли двое мужчин, совсем непохожих на финнов или шведских разведчиков. Они оказали ожесточенное сопротивление пограничникам, и оба были убиты в перестрелке.

Кошечкин рвал и метал, когда рассказывал об этом Вильмонту:

– Эти «кукушкинцы» совсем одичали в своих лесах. Вместо того чтобы взять гостей живьем, они обошлись с ними как с обычными контрабандистами. Тела так изуродованы, что опознание весьма затруднительно. Впрочем, могу утверждать это достаточно уверенно: мужички неместные. Одежда их куплена в Питере в магазине готового платья, в кармане одного из убитых найдено портмоне, в котором кроме рублей оказалось несколько французских банкнот и монет.

И вот Анри ступил на землю острова, о котором размышлял все последние дни. Его окружала суровая красота – скалы, ветер, крики чаек, запах нагретой солнцем хвои и моря. Сопровождающий жандармов лоцман, указывая им на торчащие из воды какие-то палки и рогатки, бодро рассказывал, что это разметка фарватера:

– Только она какая-то странная. Для обычных кораблей такая не используется.

Шли по берегу вдоль скал. На море стоял полный штиль. На водном зеркале важно и чинно сидели чайки. И только одна из них драчливо перелетала с места на место, задирая подруг. Всю дорогу Кошечкин и Кукушкин ругались. Жандарм упрекал приятеля-пограничника, что его люди поступили, как мясники, прикончив пожаловавших на остров гостей, вместо того чтобы хотя бы одного из них взять живым. Защищая честь мундира, пограничник тоже не скупился на резкие обвинения в адрес жандармерии.

Недалеко от воды среди нагромождения ледниковых валунов лежали отбеленные водой бревна плавуна. Для высаживающихся здесь людей это был отличный материал, из которого можно было быстро соорудить костер, чтобы обогреться или сварить уху.

Вдруг впереди Анри заметил какие-то постройки. Подошли поближе. Это и был загадочный «храм» – три сарая и навес летней кухни.

Первым делом прибывшие сыщики приступили к осмотру трупов убитых накануне мужчин. Тела находились в одном из сараев. Их лица будто специально были разбиты прикладами, чтобы сделать невозможным опознание. Это неприятно удивило Вильмонта.

В то время как полицейские подробно изучали тела погибших, снаружи раздался возглас одного из подчиненных Кошечкина.

– Смотрите, там мина!

Вильмонт вместе с коллегами отправился посмотреть на находку и увидел неподалеку на берегу уже знакомый ему круглый предмет диаметром около полутора метров. Он лежал среди камней и частично был завален плавником.

– Лучше не ходите, – посоветовал Вильмонту Кошечкин. – Сообщим морякам, они ею сами займутся.

Вильмонту и самому не хотелось приближаться к рогатой дуре, начиненной пудами динамита. Но ему не терпелось узнать, похожа ли вновь найденная мина на ту, что морские саперы обезвредили на «царском» фарватере. Однако оказалось, что это только муляж мины. Правда, понять это можно было только приблизившись к ней вплотную. Можно было предположить, что работавшие здесь умельцы использовали макет для каких-то испытаний, возможно на плавучесть, а потом бросили. Прибоем его выбросило на берег, и, видимо, давно, так как один бок проржавел насквозь и внутри пустого металлического шара плескалась вода.

Зловещая форма муляжа навела Анри на мысль подшутить над своими слишком серьезными спутниками.

– Вроде похожа на настоящую, – неуверенно прокричал Вильмонт напряженно следящим за каждым его движением спутникам. – Сейчас испытаем.

Анри поднял булыжник поувесистей и размахнулся, сделав вид, что собирается «врезать мине по рогам».

Наблюдателей как ветром сдуло. Вскоре их спины исчезли в глубине леса.

Потом Анри пришлось выслушать немало упреков в свой адрес от разгневанных его мальчишеской забавой коллег. Однако эта шутка разрядила обстановку. После нее рассорившиеся гельсингфорские друзья пошли на мировую. И пока шел осмотр базы, Кошечкин и Кукушкин как ни в чем не бывало обменивались друг с другом мнениями.

Один из здешних сараев служил мастерской, другой складом, третий жилым помещением. В механической мастерской жандармы обнаружили заготовки, из которых можно было собрать полностью готовые к работе три новые мины с якорями и минрепами.

На складе Анри наткнулся на ящик с детонаторами и другими механизмами с уже знакомым ему фирменным клеймом. Не было ни малейшего сомнения в том, что точно такой же электрический взрыватель шведского производства был извлечен из обезвреженной моряками якорной мины. Также в этом сарае был найден ящик с брикетами пироксилиновой взрывчатки, тоже шведского производства.

Таким образом, «шведская версия» получила некоторые подтверждения. Но того приятного волнения, которое бывает, когда ты приближаешься к разгадке очередной тайны, Анри не чувствовал. Само по себе то, что взрывчатка и детонаторы были изготовлены на территории сопредельного государства, не являлось прямым доказательством его участия в тайной войне против России. Оружие могло быть приобретено совершенно легально через подставные фирмы. И вскоре это подтвердилось. В ответ на свой запрос начальнику Финляндского жандармского управления полковнику Яковлеву, а также в Министерство иностранных дел Вильмонт получил справку, в которой говорилось, что в последнее время шведы стали активно помогать российской тайной полиции вылавливать следующих через их страну политических преступников.

Похоже, в маленькой северной стране осознали, что им гораздо выгоднее дружить и торговать с великим соседом, чем пытаться отвоевать давно утраченные территории.

Итак, со шведов подозрение можно было снять. Скорей всего и финские националисты тоже не были причастны к подготовке покушения на царскую яхту. Однако Вильмонта это нисколько не разочаровало. Напротив, он с самого начала считал шведско-финскую версию чересчур экзотичной и не мог себе представить «темпераментных» скандинавов в качестве главных подозреваемых. Если бы они даже и участвовали в заговоре, то лишь в качестве временных союзников одержимых террором русских революционеров. Вот кто мог с маниакальным упрямством преследовать венценосную жертву, проявляя для достижения поставленной цели изобретательность.

Анри чувствовал, что с этим островом связана еще какая-то неразгаданная тайна. В последующие дни по его просьбе тральщики тщательно обследовали район. В ходе морской разведки были вновь замечены никому не известные створные и навигационные знаки вблизи острова, а также фарватерная разметка. Кто их оставил, было неясно. Капитаны коммерческих судов обходили эти опасные воды стороной. А местным рыбакам подсказки были не нужны.

Командир военного катера, на котором Вильмонт изучал воды вокруг острова, заявил, что если бы ему понадобилась тайная база для разбойничьих набегов на Гельсингфорс, то лучшего места не найти, достаточно лишь найти хорошего лоцмана из местных.