Глава 16

После гибели Лехтинена прошла неделя. За это время Вильмонт буквально обшарил весь город в поисках его убийцы, но безуспешно. Теперь преступник (а скорее всего в городе работала хорошо законспирированная группа заговорщиков) знал, что полиция ведет на него охоту, и наверняка затаился. Велика была вероятность того, что террористы вообще на время покинут Гельсингфорс. В эти дни Анри получил служебную телеграмму от Эристова: «Прошу вас срочно выехать в Петербург».

Итак, пора было подводить неутешительные итоги своей работы в Финляндии: тех, кто на самом деле готовит покушение на «Полярную звезду», он до сих пор найти не сумел. Еще больнее было осознавать, что Лехтинен погиб во многом по его вине.

Правда, имелись и некоторые достижения. Царская яхта и ее пассажиры до сих пор были целы и невредимы. Возможно, в этом тоже была его заслуга. Ведь по докладной записке Вильмонта, с требованием усилить охрану порта и царской яхты, морским начальством были приняты меры.

Даже уволенный в отставку, контр-адмирал Заксель признал правоту жандармского капитана. Причем сделал это довольно оригинальным образом. Вчера Вильмонт неожиданно получил от него приглашение на обед.

С самого начала хозяин держался с приглашенным им гостем так, словно позвал его лишь затем, чтобы отдать некий неприятный долг. Обед приближался к концу и вид жаркого из дичи дал гостю понять, что скоро на столе появится десерт. Действительно, слуги расставили перед гостями вазочки с конфетами, фруктами, мороженым и пирожными.

Специальный лакей внес большое блюдо, накрытое сверху серебряной крышкой. Когда крышку подняли, все увидели, что под ней находится парадная адмиральская шляпа. Кажется, она была сварена в крутом кипятке и приправлена для съедобности сливочным кремом, мармеладом и дольками фруктов. Кокарда, металлические пуговицы и козырек были предварительно с фуражки срезаны.

– Я обещал вам съесть свою шляпу? – сердито обратился к Вильмонту адмирал. – Теперь я знаю, что царской яхте и в самом деле угрожала опасность. Так извольте! Мое обещание крепче самого прочного манильского каната.

Ловко орудуя десертным ножом, Авраамий Богданович принялся нарезать необычный десерт и небольшими кусочками отправлять себе в рот, тщательно прожевывая и запивая кофе. Находящиеся за столом рты пооткрывали от изумления. Когда первый шок прошел, все стали просить Закселя не губить себя. Но привыкший к порядку старый педант скорее готов был принять мученическую смерть от заворота кишок, нежели изменить данному слову – только дожевав последний кусочек и запив его, он поднялся из-за стола и, придерживая живот, поплелся из столовой. Хозяйка тут же послала за доктором, приказав прислуге готовить все необходимое для промывания кишечника.

Этот трагикомичный эпизод обернулся неожиданной встречей, которая разом изменила все. По дороге из адмиральского дома на оживленной улице Анри увидел молодую женщину, выходящую из лавки книготорговца. Много лет назад он считал ее своей женой, хотя они даже не успели обвенчаться. Их совместная жизнь продлилась меньше двух суток. Тем не менее никакая другая женщина так и не смогла потеснить ее в сердце Вильмонта.

Увидев ее, Вильмонт встал в коляске, потом резко сел. Сомнений не было, – да, это была она, Лиза!

С нею был высокий господин. Левая рука его была подвешена на черный платок. Фигурой и особенно своей перевязанной рукой он очень напоминал того типа в маске, который убил Лехтинена и сумел скрыться с места преступления в поджидавшей его пролетке. Небрежным жестом высокий выбросил в урну окурок сигары.

Лиза вдруг стала беспомощно озираться. Вильмонт поспешно отвернулся. Проклиная себя и свою профессию, в которой нет места обычным человеческим чувствам, он удалялся прочь, так ни разу и не оглянувшись.

В последний раз, когда они встречались, Лиза уже являлась активным участником революционного подполья. За прошедшие годы она, конечно, набралась опыта революционной борьбы. «Не надо самообмана, я и она – враги, – сказал себе Вильмонт. – Она ведь сама мне об этом сказала в нашу последнюю встречу. И я правильно поступил, что пока позволил им уйти. Опытные конспираторы сразу бы почувствовали за собой слежку. Гораздо важнее знать, что Лиза в городе».

– Послушайте, Машенька, напрасно вы отказываетесь. Разве вам не нужны деньги?

Анри мягко пытался убедить девушку, которую ему порекомендовали в местном художественном училище, как очень одаренную студентку, что он не предлагает ей ничего предосудительного.

– Люди, которых я прошу вас нарисовать, подозреваются в серьезных преступлениях.

– И все-таки, увы! – был Вильмонту ответ.

Анри выдержал долгую актерскую паузу, которую не знал чем заполнить. Его очень удивляла несговорчивость курсистки.

– Но хотя бы объясните, Машенька, чем я провинился перед вами. У меня такое ощущение, что еще немного, и я получу от вас оплеуху. Так и скажите, что вам просто не понравилась моя физиономия.

– Дело вовсе не в вас. – Покраснев, девушка с интересом взглянула на симпатичного офицера: – Просто я не хочу иметь ничего общего с тайной полицией. Тем более помогать ей. Обратитесь к кому-нибудь другому. Среди моих сокурсников многие нуждаются в заработке и наверняка обрадуются вашему предложению.

– Кто-нибудь другой мне не нужен.

– Мне все равно, – равнодушно пожала плечами девушка, собираясь уходить. Но тут глаза ее расширились от ужаса. Анри пришлось прибегнуть к запрещенному приему – показать несговорчивой студентке посмертную фотокарточку убитого в своей лаборатории несчастного доктора Лехтинена.

– Ой. Кажется, я знаю его, – пролепетала художница. – Он живет на нашей улице.

– Жил, – скорбно поправил ее сыщик. – Его убил человек, которого я ищу. А вы отказываетесь мне помочь найти преступника. Таковы, значит, ваши принципы?

Вильмонт не зря потратил на девчонку время. Она действительно обладала прекрасным воображением и точной рукой. По одним лишь словесным описаниям она создавала рисованный образ человека. За какие-то сорок минут сыщик получил 12 эскизных портретов интересующих его людей. И качество их не уступало фотографическим снимкам!

Еще через час Анри собрал своих филеров у себя в номере гостиницы «Мальмстем». Ставя задачу, капитан был лаконичен:

– Пусть каждый возьмет по два портрета интересующей меня дамы и ее кавалера. Тому, кто первым найдет эту женщину и ее спутника, я выплачу премию в 30 рублей.

Не сомневайтесь, господин капитан, – скаля лошадиные зубы, пообещал как обычно самоуверенный Чесноков. – Бабенка приметная – разыщем.

– Да и хахаль ее – мужчина видный, – рассуждал второй филер, рассматривая выданные ему рисунки, – такого за версту видать. Поспрошаем у местных. Гостиницы и частные пансионы обойдем.

– Спутник интересующей меня дамы курит вот такие сигары. – Анри продемонстрировал подчиненным окурок, за которым он специально возвращался к книжной лавке, из которой вышли Лиза и ее приятель.

Пока филеры внимательно осматривали окурок, Вильмонт с надеждой поглядывал на шарманщика. С безучастным видом тот сидел в сторонке и покуривал папиросу, которой его угостил Анри, пуская колечки дыма под потолок. Подставкой для протеза одноногому служила его неизменная спутница – шарманка. Обезьянка его тем временем исследовала ящики, в которых Вильмонт хранил чайные принадлежности.

– А ты что скажешь? – обратился к нему Анри.

Шарманщик ответил с ощущением собственного превосходства.

– Вижу, этот красавец и его подружка нужны вам позарез.

– Это ты верно подметил.

Шарманщик проницательно зыркнул на Вильмонта.

– Но в душе вы сомневаетесь в успехе, что бы ни говорили вам ваши лазутчики.

Анри промолчал, чтобы не обижать подчиненных.

Уличный бродяга решительно размял в пепельнице окурок папиросы и объявил свое условие:

– Вы заплатите мне сто рублей. Тогда я найду их вам за двенадцать часов.

– У меня сейчас нет таких денег. Давай сговоримся хотя бы на шестидесяти.

– Желаю удачи, господа хорошие. – Одноногий калека удивительно легко поднялся со стула, давая понять, что не намерен торговаться. Этот отставной моряк обладал буль-дожьей хваткой.

– Хорошо, – вынужден был согласиться капитан.

– Тогда попрошу тридцать рублей задатку, – весело подбоченился отставной моряк.

Это было уже слишком.

– Да что вы слушаете этого проходимца! – вмешался в разговор штатный филер охранного отделения Чесноков. – Знаю я таких хитрованцев! [31] А про двенадцать часов он поет, чтобы сбить вас с толку. Возьмет ваши деньги и поминай как звали.

– Обманет, как пить дать обманет!– соглашаясь с напарником, убежденно заявил второй филер, подозрительно оглядывая непонятно каким образом затесавшегося в их компанию проходимца.– Нельзя ему доверять. Наше дело на надежных людях держится.

– Хорошо, мне хватит и десяти часов, чтобы найти этих людей, – невозмутимо пообещал шарманщик Вильмонту. Затем обстоятельно пояснил, за что берет такие большие деньги:

– В этом городе мне известна каждая выбоина на мостовой. Меня же хорошо знают обитатели трущоб и приказчики богатых магазинов. Я знаю о таких лазейках, о которых даже ваш приятель штабс-ротмистр Кошечкин не подозревает. Можете мне поверить: я найду интересующих вас людей и помогу вам проследить за ними. К матросу-шарманщику в этом городе давно привыкли, мое появление ни у кого не вызовет подозрение. А ваши люди на здешних улицах, извините меня за прямоту, ваше благородие, что вши на кальсонах – сразу бросаются в глаза.

Уже через восемь часов шарманщик вновь предстал перед Вильмонтом. Он рассказал, что нашел интересующих господина офицера людей. Парочка снимала двухкомнатную квартиру на верхнем этаже трехэтажного доходного дома, который находился на улице, примыкающей к военному порту. Дом стоял на холме, так что из окон арендуемой этими людьми квартиры должен был открываться прекрасный вид на бухту и причалы, возле которых швартовались военные суда, в том числе из царского конвоя.

Наверняка Лиза и ее сожитель могли видеть, как в гавань торжественно входит под раскаты орудийного салюта и гром корабельных духовых оркестров «Полярная звезда». Многие мечтали увидеть торжественное зрелище выхода в море или возвращения особой эскадры, – разукрашенной разноцветными флагами, поднятыми на леерах на каждом судне от носа и до самой кормы через верхушки мачт. И конечно, полюбоваться стремительным бегом красавицы-яхты с развевающимися на флагштоках белыми косицами императорских брейд-вымпелов. Проблема заключалась в том, что точное время выхода «Полярной звезды» в море являлось государственным секретом. Все, что касалось корабля номер один российского флота, было окружено плотной завесой тайны.

Странно, что руководству военного порта и чиновникам, отвечающим за безопасность государя, до сих пор не пришло в голову, что террористы могут просто «подглядывать за царской яхтой через забор». Начальство не удосужилось даже переставить секретное судно подальше от любопытных глаз.

Видимо, никто не мог предположить, что террористы создадут базу в непосредственной близости от строго охраняемого военного объекта и будут в бинокль наблюдать за тем, как экипаж императорского парусника надраивает палубу, окатывая ее водой, подкрашивает надстройки, начищает до блеска медные части к очередному приезду царственного пассажира. Находясь на отдыхе в Финляндии, Александр III с семьей делил время между морскими прогулками и простой деревенской жизнью на своей любимой даче в Лангинкоски – пригороде Котки, находящейся в 120 верстах от Гельсингфорса. Иногда государь приезжал на яхту один или с кем-то из ближайших соратников, оставив семью в Котке. Так что террористы, возможно, одновременно с командой «Полярной звезды» узнавали об отъездах и возвращениях императора и некоторых подробностях его личной жизни.

Первым порывом обнаружившего опасность жандарма было немедленно оповестить всех о своем тревожном открытии, и в первую очередь начальника личной охраны государя генерала Черевина. Надо было как можно скорее добиться, чтобы яхту закрыли военным судном или переставили на старый причал, закрытый пакгаузами. Но после некоторого здравого размышления Вильмонт раздумал это делать. Неожиданное перемещение яхты наверняка будет истолковано постояльцами интересующего его дома как сигнал тревоги. Если же на яхте у них имеется человек, то он лишь подтвердит, что полиции стало все известно. Но где гарантия, что в городе действует только одна вражеская группа? Нет, не вырвав у кобры сразу оба ядовитых зуба, змеелов рискует головой. Поэтому надо выжидать и наблюдать. Теперь не было и речи о немедленном отъезде из города. Анри сообщил Эристову, что собирается задержаться дней на пять-шесть в Гельсингфорсе в связи с вновь открывшимися, крайне важными фактами. В ответной телеграмме Эристов дал ему еще неделю.

Первые несколько дней слежку за домом вел только шарманщик. Через местное отделение полиции капитан выяснил, что интересующая его квартира арендована супругами Уткиными, у которых есть также малолетний сын. Но почему-то Анри сразу подумал, что это может быть его сын. Вильмонту очень хотелось увидеть мальчика и убедиться в своей догадке. Однако теперь следовало быть особенно осторожным. Капитан даже матросу-бродяге запретил слишком близко приближаться к интересующему его дому. Но тут филер Чесноком проявил удивительную изобретательность, сумев устроиться чернорабочим к владельцу дома на холме. Анри и мечтать не мог, что скоро будет иметь свои глаза и уши в непосредственной близости от противника.

Именно в эти дни, когда контрразведке удалось наладить наблюдение за логовом террористов, в Гельсингфорс стали небольшими группами прибывать революционные боевики. Некоторые из них числились в агентурной картотеке Охранного отделения, и Анри, который держал в голове тысячи учетных карточек, смог по известным ему приметам установить их личность. У одного из вновь прибывших – поляка по кличке «Леший» с их прошлой встречи отсутствовали два верхних передних зуба. Этот Лешек Шиманский был тогда молод и глуп и при аресте бросился на Вильмонта с ножом, за что получил сильный встречный удар кулаком в лицо. Потом он сбежал с якутской каторги и, по донесениям информаторов, заслужил у товарищей репутацию очень решительного и неустрашимого фанатика. За свободу своей Родины Шиманский готов был без колебаний пойти на смерть.

Как-то в дом наведался одинокий господин, которому филеры дали кличку «миссионер». Анри поинтересовался у своих агентов: за что они дали незнакомцу такое необычное прозвище. Бывший студент Чесноков пояснил:

– Он шел на конспиративную квартиру, словно Христос на Тайную вечерю, где его ждут верные ученики и апостолы.

Фигурой и лицом он, неизвестный господин, был похож на простого мужика-крестьянина, но одет был с заграничным шиком. Так выглядели наезжающие из-за рубежа проповедники протестантских и новоевангелических церквей. Как правило, это были выходцы из низов общества, добившиеся материального благополучия благодаря таланту увлекать в свою веру сотни и тысячи последователей.

Таинственный «миссионер» пробыл в доме всего несколько часов. Затем на узких улочках старого города ему удалось оторваться от опытнейших филеров. Все указывало на то, что скрывшийся тип принадлежит к высшему руководству террористической организации. Видимо, он прибыл из Европы, чтобы лично проинспектировать ход подготовки к завершающей стадии операции. Визит «миссионера» встревожил Вильмонта.

Осторожничать в такой ситуации было опасно, и Анри пришлось организовать наблюдение за постояльцами дома, когда они выходили в город. Благодаря этому он выяснил, что недавно террористы приобрели у частного владельца небольшую шхуну. Более десяти лет небольшой кораблик катал туристов в прибрежных водах Гельсингфорса и к близлежащим островам. Его часто видели вблизи крепости и у входа в порт. Военные давно привыкли к безобидной посудине и не обращали на нее внимания. Террористы вполне могли использовать примелькавшийся и не вызывающий подозрения у охраны корабль в качестве брандера, набив его трюм динамитом и внезапно направив в порт или навстречу выходящему царскому конвою.

Но вскоре Анри ожидало еще более впечатляющее открытие. Однажды его ребята доставили к нему в гостиничный номер молодого парня. Тот плакал, размазывая слезы по веснушчатым щекам, и канючил, чтобы его отпустили, так как он ни в чем не виноват. И что если он опоздает на судно, быть ему битым.

– Мой хозяин умеет так ловко вышибать зубы, что ему бы работать дантистом. А без зубов я лишусь должности в кают-компании, ибо официантам положено иметь приятственную наружность.

Оказалось, паренек приехал в находящийся под наблюдением дом и стал спрашивать швейцара, чтобы через него передать конверт постояльцам, проживающим на верхнем этаже. Однако служителя на месте не оказалось. Перед самым приездом юноши его вызвал к себе для какого-то поручения домовладелец. Посетителю же явно было лень самому подниматься наверх, чтобы лично передать письмо супругам Уткиным. Бачки на его висках, воротник кителя в золотых позументах, галуны на обшлагах – все это позволило не разбирающемуся в морской форме филеру думать, что перед ним офицер. Чесноков почувствовал, что наступает решительный момент, и вызвался выполнить поручение «вашбродия».

Довольный юноша тут же укатил. Прочитав письмо, Чесноков понял, что оплошал, упустив парня. Он тут же выскочил на улицу и стал ловить извозчика. Но проезжающие мимо ямщики-лихачи только матерились на ополоумевшего работягу, который желает барином проехаться с шиком на дутых шинах. Тогда Чесноков забежал в переулок и, угрожая револьвером, остановил первую встретившуюся ему пролетку. Вытряхнув из нее перепуганного пассажира и кучера, филер сам вскочил на козлы. Нещадно погоняя лошадей, полицейский агент помчался в ту сторону, куда скрылся юный офицер, и вскоре догнал его.

– Как ты смеешь, хам! – брезгливо возмутился юнец, когда мужик в грязном свитере и замызганных штанах без прежней почтительности вытаскивал его за шиворот из коляски. Однако офицерского благородства в нем не оказалось и в помине. Услышав в свой адрес матерную тираду и получив для острастки кулаком по носу, юнец закрыл лицо руками и заканючил:

– За что-о-о?!

Чесноков тут же взял в оборот хныкающего хлюпка и выяснил, к своей немалой досаде, что перед ним вовсе не офицер, а личный вестовой и стюард командира царской яхты!!!

Прежде чем прочитать перехваченное письмо, Анри осмотрел его. Конверт и бумага тонко пахли хорошим парфюмом. Само сообщение было предельно лаконичным: «Через два часа, номер 12».

Вильмонт вежливо спросил у письмоносца: знает ли тот, что означает сия строчка. Парень простодушно ответил:

– Это время выхода яхты, и фарватер, по которому она пойдет.

Не без хвастовства официант, который фактически выполнял при своем господине роль вестового-лакея, добавил, что в курсе всех хозяйских дел:

– Известное дело, матросня – вся сплошь воры. А мне хозяин так доверяет, что не боится крупные денежные суммы оставлять на видном месте. Расторопнее и исполнительнее меня на судне никого нет. Когда господа офицеры собираются в кают-компании, хозяин назначает меня в помощь главному стюарду. И в праздники вся обслуга на мне. Во всякие торжественные дни у меня даже бывает в подчинении несколько вестовых. Но никто из них не может так хорошо услужить гостям, как я. Даже в царский салон меня три раза назначали!

Барин говорит: из меня большой толк будет и обещает после службы взять к себе в Петербургский дом. А его сам государь привечает. А вы мне морду бить!

– Может, тебя медалью наградить за то, что ты, крыса корабельная, своих товарищей под мины подводишь?! – не сдержавшись, вмешался недавний студент Чесноков, который никогда не мог с профессиональной отстраненностью относиться к чужой подлости.

– Напрасно сердитесь, – миролюбиво пояснил матрос. – Мое дело маленькое – отнеси, куда велено, и дождись ответа, если прикажут. При чем же тут я?! Если вы имеете претензии к моему хозяину, то с ним и разбирайтесь.

– Эх ты, чурбан! – Филер даже постучал кулаком по лбу официанта и произнес почти ласково:

– Вроде смотришь на тебя – как будто человек, а приглядишься – буфетный шкаф на ножках для хозяйского удобства.

Официант и в самом деле не блистал умом и совсем не тянул на шпиона. Он даже не понимал, что оказался причастен к серьезному государственному преступлению. Не задавая вопросов и умея держать язык за зубами, он привык делать то, что ему приказывали: вовремя пополнял содержимое буфета, сервировал стол, подогревал тарелку, если хозяин задерживался на капитанском мостике и запаздывал к обеду. Стоял за дверью, когда хозяин уединялся в своей каюте с одной из путешествующих на яхте фрейлин государыни, прибирался в каюте после рандеву, чистил господские сапоги…

Его хозяин так привык к преданной покорности раба, что относился к нему как к полезному, но бездушному механическому прибору: не таясь, срезал при денщике сургучные печати и надрывал пакет из толстой непроницаемой бумаги, в котором находился секретный приказ. Причем делал это сразу после получения, едва закрывалась дверь за доставившим депешу штабным курьером, хотя на конверте большими красными типографскими буквами было начертано: «Вскрыть только после выхода из базы!»

Получив секретный приказ о выходе из порта, капитан «Полярной звезды» тут же писал записку и посылал слугу в хорошо известный тому дом.

Налицо был обычный российский бардак, который делал бесполезными самые умные инструкции. При желании слуга мог бы и сам продать врагам любую информацию о царской яхте, ибо у его хозяина – капитана «Полярной звезды» была скверная манера сразу после получения приказа делать записи в судовом журнале и беспечно оставлять секретные документы на рабочем столе.

Анри стал думать, как ему поступить дальше. Он знал, что не сможет попасть на царскую яхту, не имея абсолютных доказательств вины ее капитана, коими, принимая во внимание, что речь идет о царском любимце, могли быть только его собственные чистосердечные признания. Значит, необходимо придумать, как выманить капитана «Полярной звезды» с яхты до того, как она выйдет из порта. Анри вспомнил о Кошечкине…