Глава 21
Возвратившись домой, Ленокс обнаружил, что у него нет никаких светских обязательств. Он понимал, что должен испытывать благодарность за свободное время, но почти немедленно им овладела неусидчивость.
Как большинство людей с разнообразными интересами и достаточными финансовыми средствами, он редко скучал, однако порой обнаруживал, что занятия, доступные ему вечером, его не прельщают. Ни книги, ни карты, ни перспектива посещения какого-либо из его клубов не пробудили в нем интереса, а потому за час до ужина он в рассеянии шел по Джеймс-стрит в направлении Вест-Энда, постепенно утрачивая уверенность в надежности сведений, которые собрал об убийстве старшей горничной леди Джейн. Вновь и вновь в его мыслях возникал Ньютон Дафф. Настолько ли он глуп, чтобы убить кого-нибудь? А если так, то почему? Если же нет, то зачем купил мышьяк и кому его дал? Уже двое полных суток, как он занимается этим делом, плюс вечер убийства. Одновременно ему чудилось, что времени прошло и больше и меньше. Он сделал очень много, но вместо того, чтобы совершить множество маленьких открытий, какие проясняли большинство дел в прошлом, он пока мог только дергать концы веревок в надежде, что какая-нибудь дернется в ответ.
Во всяком случае, в этот вечер он не может сделать больше ничего. Поужинает, а потом отправится в клуб, в «Девоншир» или, может быть, навестит кого-нибудь из знакомых коллекционеров, или даже заглянет… но нет, почувствовал он, нет, все это не подойдет. Беспокойство в его душе нарастало с каждой минутой, и он вдруг обнаружил, что повернул к Кларджес-стрит незаметно для себя и уже встал напротив дома Джорджа Барнарда, будто стоит просто уставиться на него, и он сумеет проникнуть в скрытые там тайны.
В течение пятнадцати минут он практически ничего не видел. Вообще было трудно хотя бы различить, есть ли в доме хоть одна живая душа. Столовая Барнарда находилась позади гостиной, окна которой были затемнены, а если иногда там мелькал какой-то блеск, это мог быть всего лишь обман зрения.
А затем в быстрой последовательности произошли три события — все они заняли не более получаса, но потребовалась масса времени, чтобы Ленокс сумел их как-то связать.
Во-первых, из дома, заливаясь смехом, вылетел Клод Барнард вместе с молодым человеком (вероятно, другом из «Скачек», решил Ленокс), высоким и белокурым. Они остановились на крыльце поправить манжеты и оглядеть себя в стекле окна — и в свете, льющемся из входной двери, и в капризном мерцании уличного фонаря Ленокс увидел вроде бы маленький ожог на руке Клода повыше запястья. Не успел он посмотреть еще раз, дверь закрылась, пуговицы были застегнуты, пальто надето, рука выше запястья вновь укрылась от посторонних глаз, и молодые люди зашагали по улице.
Но этот миг оставил у Ленокса странное ощущение, будто он увидел ключ к чему-то, не уловив, к чему именно — и без всякого шанса узнать, так как ключ сразу исчез.
Он повернулся на каблуках, и почти сейчас же произошло второе событие. Он с уверенностью почувствовал, что за ним следят.
У него на это выработался особый инстинкт. Никакая конкретная тень не шла за ним по пятам, но уголком глаза он ощутил позади себя чье-то присутствие среди мигающих фонарей над булыжником.
Он не встревожился, однако почувствовал, что следует проявить осторожность. Он пошел дальше по улице, раза два кивнув знакомым и планируя найти убежище в «Атенеуме», ближайшем из его клубов. Вряд ли кто-то сможет последовать за ним внутрь, разве что какой-нибудь джентльмен, который ищет возможности перемолвиться с ним словом, но предпочел не останавливать его на людях — что было вполне возможно.
Но когда он собрался подняться по ступеням клуба, его преследователь, видимо, передумал — Ленокс услышал, как сзади его окликнули по фамилии.
— Мистер Ленокс, — повторил тот же голос.
Детектив обернулся и увидел Джеймса, лакея, жениха покойной горничной, который, запыхавшись, смотрел на него снизу вверх.
— Джеймс?
— Да, мистер Ленокс.
— Я понимаю, что вы переживаете трудное время, Джеймс, — сказал Ленокс, — но кому понравится, если за ним следуют по улицам ночью?
— Извиняюсь, мистер Ленокс, сэр.
— Ничего. Чем я могу вам помочь?
У молодого человека вид был настолько страдальческий, что Ленокс сошел со ступенек и встал рядом с ним.
— Что-то вас тревожит? — спросил он. — Вы хотите в чем-то признаться?
С губ лакея сорвалось что-то вроде стона. Его черные волосы были непричесаны, а глаза провалились, словно он не смыкал их после убийства Пру.
— Нет, — сказал он, — нет.
— Так что же вас тревожит?
— Ох, мистер Ленокс, — вскричал молодой человек, — прикажите мне что-нибудь, дайте мне поручение, любое, лишь бы мне было что делать!
Ленокс немедленно смягчился.
— Мне искренне жаль.
— Что угодно!
— Со временем это пройдет.
— Но… я же ее так сильно любил, мистер Ленокс.
Ленокс на минуту задумался.
— Ну, хорошо, — сказал он, — если вас это поддержит, то вы можете понаблюдать за живущими в доме мистера Барнарда, не мелькнет ли что-нибудь странное в их поведении.
— Понаблюдать?
— Да. Однако поймите, что я не буду участником никакого обмана, и если вы придете ко мне, то не потому, что я вас об этом просил. Я ведь только посоветовал вам поступить так, как поступил бы сам, будь я на вашем месте. Вы находитесь в идеальном положении, чтобы увидеть то, что вам откроется.
— Я увижу, — сказал Джеймс.
— Но не по моей просьбе. Однако, если в доме или поступках живущих там людей окажется что-то, о чем вы захотите сообщить, то пойдите ко мне или к инспектору Итедеру, как сочтете нужным.
— Итедер! Да что он понимает!
Ленокс попытался улыбнуться, но молодой человек был слишком несчастен, а в глубине его сознания таился Бартоломью Дек, которому он тоже сочувствовал.
— Доброго вам вечера, — сказал Ленокс и повернулся, но не к дверям «Атенеума», так как его больше никто не преследовал, а пошел дальше по улице в направлении своего дома.
Он миновал два квартала, оставив Джеймса далеко позади, и тут произошло третье событие.
Чтобы скорее добраться домой, Ленокс пошел по одной из темных узеньких улочек, а вернее, проулков, которые изобилуют в Лондоне повсюду, даже в самых фешенебельных его частях, и которые всегда словно таят в себе угрозы, пока не остаются благополучно позади, а тогда кажутся недостойными ни малейшего внимания.
Он был один в этом проулочке, когда внезапно увидел, что сзади к нему самым быстрым шагом приближаются наискось двое мужчин. Было бы разумнее, осознал он позднее, сразу же обратиться в бегство, но в тот момент он подумал только, что мимолетные встречи с Клодом и Джеймсом вывели его из равновесия, и опасения его глупы.
Эти двое были примерно одного роста, оба дюйма на два ниже Ленокса, а также и моложе. По их одежде и облику было невозможно определить, принадлежат ли они к среднему или же к низшему сословию, но облаченные в свои лучшие костюмы, они, однако, не выглядели вовсе неуместными в этом районе — если не считать одной детали. У того, что был чуть пониже, над левым глазом изгибалась четкая татуировка в виде изогнутого молотка.
Все произошло молниеносно. Секунду назад они приближались к нему, а в следующую один из них (позднее Леноксу казалось, что это был татуированный, но поклясться он не мог бы) сильно толкнул его к стене.
Детектив не рассыпался сразу же и, когда на него бросился второй, нанес ему сильный удар в грудь, так что тот перегнулся пополам. Как на опыте убедился Бартоломью Дек, Ленокс знал достаточно, чтобы защищаться. Но едва второй нападавший упал, как первый вновь на него набросился, повалил на землю и изо всех сил пнул в живот носком сапога.
С Леноксом такое случалось не впервые, и все же он испытал шок — чистейшей воды шок. Он был воспитан как джентльмен, и хотя порой забредал в непривычный мир, в мир жестоких людей, но никогда не терял собственный — по сути, добрый — взгляд на жизнь. Поэтому носок сапога у него в животе шокировал его несказанно, и к тому моменту, когда второй оправился, Ленокс был побежден.
Он защищался как мог, загораживаясь руками, но они осыпали ударами его плечи. Только раз один из них ударил его по скуле, но тут же переменил тактику, когда второй пробурчал:
— Не по лицу! — и отпихнул его в сторону.
Затем один из них вытащил нож, и грудь Ленокса наполнил жуткий страх. Хотя в проулке было темно, он различал серебристый блеск лезвия. И даже полный страха, попытался заметить какую-нибудь отличительную особенность ножа.
— И чего теперь? — сказал тот, с молотком над глазом.
— Хватит с него.
— Дай я пырну быстренько в брюхо.
Старший словно бы взвесил эту просьбу, но затем, к почти неуправляемому облегчению Ленокса, сказал:
— He-а. Промахнешься и заденешь кишку или там печень.
— Ну, а в ногу?
В конце проулка послышался шум, и они насторожились.
— Пошли отсюда, — сказал татуированный и сплюнул возле ступни Ленокса.
Второй сказал Леноксу:
— Предоставь это Ярду, — и оба они пустились наутек, бросив его привалившимся к стене, беспомощного, полного ужаса, тяжело дышащего и по-прежнему в минуте ходьбы от собственного дома.