ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Паскис стоял в мужском туалете департамента полиции. Подставив руки под кран, он ополоснул лицо холодной водой. Она была желтоватой и отдавала ржавчиной. Шляпа его лежала рядом с раковиной, и архивариус провел мокрыми руками по редеющим волосам, пытаясь их пригладить. Бледная прозрачная кожа плотно обтягивала скулы, меняя цвет только под глазами, где темнели синяки. Он стал смотреть на свое отражение в зеркале, стараясь собраться с мыслями.

Последние пятнадцать минут презентации прошли для него как в тумане. Он понял, что происходит, и никакие объяснения больше не требовались. Под видом загрузки данных в эту странную машину они заберут дела из архива и основательно почистят, убрав все то, что представляет для них опасность. В результате будут уничтожены листы с пометками разными чернилами и предательскими следами манипуляций в виде загнутых углов, пятен от кофе и нечаянных помарок, сделанные ручкой или карандашом, а также те, что были случайно пропущены и не подверглись правке. Ведь все это является источником информации, подчас более важной, чем та, что содержится в делах. И эта информация будет утрачена навсегда. Что еще хуже, Паскис не видел способа предотвратить фальсификацию, которую невозможно будет обнаружить. Он спросил Рикса, что будет с делами после того, как их перенесут на ленту. Тот взглянул на шефа, который, чуть замявшись, пробормотал, что бумаги будут сожжены. В них больше не будет необходимости. Подобное заявление могло бы сразить Паскиса наповал, если бы он не предвидел ответ.

Он понял, что надо торопиться. Ведь «модернизацию» они начнут с самых опасных для них дел. Если верить смутным прогнозам Рикса относительно сроков, то у него в запасе всего неделя, чтобы найти все нужные дела, если только их уже не успели подделать. Предстояло поработать в авральном режиме и первым делом поговорить с человеком, который может кое-что прояснить. Впервые за двадцать лет Паскис почувствовал, что не может поручиться за подлинность своих подземных сокровищ, и это открытие было подобно отлучению от церкви.

В последние семнадцать лет Паскис поддерживал рабочие контакты с переписчиками. Правда, сейчас это понятие несколько устарело. Прежде — то есть лет пятьдесят назад — переписчиками назывались люди, которые оформляли судебные дела, расшифровывая стенограммы судебных заседаний. Когда появились пишущие машинки, надобность в такой процедуре отпала и переписчики превратились в своего рода редакторов. Они — а их, как правило, было четверо — читали материалы судебных заседаний и свидетельские показания и писали примечания, относившиеся к событиям и людям, которые в них упоминались. Кроме того, они делали по каждому делу перекрестные ссылки, которые Паскис затем преобразовывал в индексы и коды, заменявшие имена подсудимых и названия судебных дел.

По традиции каждый переписчик использовал чернила определенного цвета, и когда он выходил на пенсию, этот цвет переходил к его преемнику. Чернила были четырех цветов: черного, красного, синего и зеленого. За те семнадцать лет, что Паскис возглавлял архив, на его памяти был один черный переписчик, по два красных и зеленых и три синих. Прочитав горы написанных ими замечаний, он составил некоторое представление об особенностях натуры каждого. К примеру, теперешний красный переписчик проявлял особую бдительность в отношении фамилий. Он явно придерживался теории, что некоторые люди меняют свою фамилию в зависимости от этнической принадлежности своего окружения. Например, человек по фамилии Браун для немцев мог быть Брюном, для итальянцев — Бруни, для словаков — Брунеком, для поляков — Бронским и так далее. Про себя Паскис называл его именным фетишистом.

Несмотря на четкое представление о каждом из четырех переписчиков (всего за время его работы их было восемь), сложившееся на основе бесконечного чтения их замечаний, Паскис ни разу ни одного из них не видел. Созерцая свое отражение в зеркале, Паскис решил, что надо познакомиться с ними прямо сейчас.

Комната переписчиков находилась в дальнем конце четвертого этажа рядом с помещениями, где хранились вещественные доказательства. Войдя в нее, Паскис почувствовал что-то знакомое. Он сразу же догадался, в чем дело: как и в Подвале, здесь не пахло сигаретным дымом, который заполнял все другие комнаты в здании. Комната выглядела аскетически — голые белые стены и плиточный черно-белый пол. Посередине стоял квадратный дубовый стол, заваленный делами. Вокруг него веером развернулись письменные столы, за которыми сидели четверо мужчин. Склонившись над бумагами, они читали или писали свои разноцветные замечания.

— Извините, я Артур Паскис, — осторожно представился архивариус.

Все четверо подняли глаза, удивленные незнакомым голосом. Человек, сидевший за ближним столом, встал. Это был относительно молодой мужчина весьма объемного телосложения. Рубашка была натянута на нем как на барабане, брюки держались на подтяжках.

— Мистер Паскис? — с благоговейным изумлением переспросил он.

— Хм, ну да.

Остальные тоже вскочили. Их фигуры являли собой наглядный пример того, сколь пагубным может быть отсутствие физической активности. Один из них, по-видимому, самый старший, был похож на сгорбленный скелет и чем-то напоминал Паскиса. Второй был не слишком толст, но под одеждой угадывалось рыхлое дряблое тело. Он был похож на сосиску, которую облачили в мужской костюм. Третий имел основательный костяк, почти лишенный плоти, так что костюм висел на нем как на вешалке. Все были в черных костюмах. На лицах застыло изумление, как у людей, не привыкших к постороннему вторжению.

Толстяк прошел мимо Паскиса, выглянул в коридор и, посмотрев по сторонам, закрыл дверь. Остальные сгрудились вокруг архивариуса, приведя его в смятение слишком близким физическим контактом. Он беспомощно смотрел на них, не решаясь продолжать.

Тогда заговорил самый старший:

— Чему мы обязаны вашим неожиданным приходом?

Паскис подготовил ответ заранее, поэтому речь его потекла довольно гладко.

— Я бы хотел поговорить с сотрудником, который писал зелеными чернилами семь лет назад.

Переписчики обменялись взглядами. Ответил толстяк:

— Это Ван Воссен. Уволился лет пять назад. Он мой предшественник.

Паскис и не ожидал найти его здесь. Почерк писавшего зелеными чернилами после подделки дела Просницкого был уже совсем другим. Но теперь у него было имя.

— А вы не знаете, где сейчас мистер Ван Воссен?

Этот вопрос вызвал еще один обмен взглядами, после чего старший спросил:

— А зачем он вам?

Голос звучал как бы издалека.

— Я обнаружил кое-какие несоответствия в делах. Точнее, в одном деле, но довольно серьезные. Там были пометки зелеными чернилами. Надеюсь, человек, который их сделал, может пролить свет на это обстоятельство.

— О каком деле идет речь?

Мужчины с интересом смотрели на Паскиса.

— Дело об убийстве Эллиса Просницкого. Суд над Рейфом Граффенрейдом.

Старик понимающе кивнул, остальные стали беспокойно топтаться на месте, потирая руки или теребя кончики ушей. Старик повернулся к толстяку:

— Дайте мистеру Паскису адрес.

Толстяк подошел к своему столу и что-то написал на листке белой бумаги. Высокий, казалось, потерял интерес к происходящему и, вернувшись к своему столу, стал рассеянно копаться в одном из ящиков. К Паскису приблизился человек-сосиска. От него попахивало джином.

— Вы знаете, что они хотят сделать с делами? — прошептал он.

Паскис слегка отпрянул — ему не понравился запах и свистящий звук его голоса.

— Ну, я думаю, что…

— Будьте покойны, мы-то знаем, — продолжал человек-сосиска. — Мы точно знаем, что они творят.

К ним подошел толстяк с адресом Ван Воссена. Не прерывая разговора, Паскис взял у него листок.

— А что именно они творят?

— Сами знаете. И мы тоже знаем, а больше никто, кроме них самих. Они уничтожают прошлое. Вычеркивают свои подвиги из анналов истории.

— Что вычеркивают? Зачем хотят уничтожить дела? — спросил Паскис с отчаянием в голосе.

Человек-сосиска смотрел на него вытаращенными глазами и молча пыхтел.

— Возможно, мистер Ван Воссен знает ответ на этот вопрос, — проговорил старик.

В коридоре послышались шаги, и все, кроме старика, поспешили к своим столам. Тот тихо предупредил:

— Будьте осторожны, мистер Паскис. Они на все пойдут, чтобы уничтожить эти сведения. И вряд ли позволят кому-нибудь им помешать.

Паскис посмотрел в серые глаза старика. В висках застучало.

— Но кто они? Кто?

Старик повернулся к столу. Дверь распахнулась. На пороге стоял шеф в сопровождении полицейского.

— Мистер Паскис, а мы вас повсюду разыскиваем! — воскликнул шеф. — Риордан отвезет вас в архив. Ребята припасли для вас кучу работы.

Обняв Паскиса за плечи, он почти вытолкал его в коридор, и полицейский с треском захлопнул за ними дверь.