Средневековый город Осер стоит на холме на берегу реки Йонны, в ста семидесяти километрах к юго-востоку от Парижа, в самом сердце Бургундии. Было уже за полдень, когда запыленный белый фургон въехал в Осер. На западе собирались зловещие темные тучи, неподвижный влажный жаркий воздух обещал летний ливень. Когда они перешли мост Поля Берта, небо потемнело; дневные сумерки словно набросили тончайшую вуаль на башни и контрфорсы собора Святого Этьена, доминировавшего над городским ландшафтом западного берега и четко выделявшегося на горизонте. Длинная цепочка прогулочных катеров протянулась вдоль набережной, плавно покачиваясь на волнах, словно плывя по медленной зыби грифельно-серой реки.

Футбольный стадион Аббе Дешамп, окруженный кортами, игровыми площадками и беговыми дорожками, протянулся вдоль берега Йонны в южной части города. Свернув с шоссе, Бертран въехал на парковку перед главной трибуной. Выбравшись из фургона, Маклеод с хрустом потянулся и принялся разминать ноги, затекшие за трехчасовую поездку.

У забора на другом краю стадиона будущие спортивные звезды играли в футбол, с громкими воплями азартно преследуя мяч, притягивавший их, как магнит металлические опилки. Оставив Софи, Бертрана и Николь в фургоне, Энцо прошелся по стадиону мимо магазина, билетных касс и административного корпуса. У него возникло тягостное, неприятное ощущение дежавю: футбольные стадионы были чертовски похожи. Мец оказался пустышкой, Осер на поверку мог точно так же обернуться напрасной тратой времени. Маклеод понятия не имел, что надеется здесь найти.

За трибуной Леклерк, выходившей на реку, по бетонным ступеням гонялись друг за другом подростки; их пронзительные вопли и смех эхом отдавались от рядов серых пластиковых кресел. В полумраке под нависающими верхними ярусами он увидел двух юных любовников, страстно обжимавшихся в дальнем углу, не обращая внимания на детей, играющих прямо над их головами; бушующие в молодых организмах гормоны толкали их на воплощение своих желаний посреди битых бутылок и мятых пивных банок. На реке, видневшейся за деревьями внизу, две гребные шлюпки разрезали рябую воду; лопасти весел поднимались и опускались в унисон, вздымая освежающие брызги в душный воздух.

Стоя на краю футбольного поля, окруженного забором и глубокой канавой, Маклеод понял, что здесь искать нечего. Подстриженная трава, рекламные щиты, ряды пустых сидений на трибунах.

Когда он вернулся к фургону, Николь некоторое время выжидательно смотрела на него:

— Ну что?

Маклеод покачал головой:

— Только время теряю. Ваше в том числе. Поехали назад в Кагор.

— Неблизко, — сказал Бертран.

Энцо взглянул на него. Молодой человек еле держался на ногах от усталости. Он вел фургон целую ночь до Меца, затем все утро до Осера. До Кагора ехать шесть или семь часов.

— А давайте переночуем, — предложил Энцо. — Гостиницу я оплачу. В Кагор поедем утром.

В конце концов, спешить было некуда.

Отель «Аквариус» располагался на улице Гамбетта в новой части города, к востоку от реки. Окна тесных, как шкафы, номеров выходили на хаос красных черепичных крыш и задних двориков с чахлой растительностью. Николь с Софи и Бертраном отправились гулять по старому городу, а Энцо лежал на кровати, разглядывая трещины на потолке, и в который раз обдумывал подсказки, приведшие его в Осер. Слишком многое не сходилось. Свисток рефери с нацарапанными цифрами «19/3», так ни к чему и не подошедший. Саламандра, из-за которой он зря прокатился в Мец. А ведь Маклеод не сомневался, что найдет все ответы в одноименном футбольном клубе! Уверенность, в два счета разрушенная словами Бертрана о Кубке Франции и Осере. Может, он неправильно истолковал подсказки? Что, если здесь вообще нет никакой связи с футболом? Когда в плотине убежденности появляются трещины, сквозь них просачивается сомнение.

Гнетущая тишина в комнате начинала действовать на нервы. Маклеод гадал, что ждет его в Кагоре. Не опасно ли ему там появляться? Черт побери Раффина с его семью самыми знаменитыми нераскрытыми убийствами! Одно дело — рассказать за ужином щекочущую нервы историю, выдвинуть пару смелых предположений и принять пари, и совсем иное — столкнуться с реальностью. Настоящей жизнью. Настоящей смертью. Убийством. Личной трагедией. При мысли о Шарлотте и случившемся между ними на память пришла старая китайская пословица — «Нелегко склеить разбитое зеркало».

Взяв пульт, он включил телевизор. Комнату наполнили звуки мелодраматической увертюры какой-то американской мыльной оперы, однако все лучше, чем тишина, созвучная с бесплодным сожалением. Маклеод закрыл глаза и позволил звукам скользить мимо ушей, не отвлекая внимания.

Энцо не мог бы сказать, сколько проспал, когда что-то в голосе диктора пробилось сквозь дрему и вынесло его на поверхность. По третьему каналу начались национальные теленовости — Энцо с ужасом спохватился, что уже восьмой час, и невольно вслушался в комментарии репортера. Шла прямая трансляция с места происшествия — с вертолета снимали длинные пробки на кольцевой парижской автотрассе. Сердце Маклеода тревожно забилось, хотя он не понимал почему.

— У пожарных ушло более получаса на поиски тела под обломками, — тараторил комментатор. — Уже начато расследование причин, по которым грузовой фургон пересек три полосы движения, врезался в дорожное ограждение и загорелся.

При виде появившейся на экране фотографии Энцо резко сел в кровати. Эту чуть асимметричную улыбку на моментальном снимке он не далее чем вчера видел в Интернете. Видимо, средства массовой информации распространяли сейчас первое попавшееся им архивное фото.

— По некоторым сведениям, Франсуа Диопа прочили на высокую должность в ООН. У погибшего остались жена и двое малолетних детей.

У Маклеода застучало в висках. Диоп мертв. Человек, покушавшийся на его жизнь два дня назад, «енарх», чья футбольная звезда привела Энцо в номер провинциальной гостиницы в Осере, погиб. Мертв из-за него — в этом Маклеод не сомневался.

Настойчивый стук в дверь заставил его вздрогнуть. В коридоре послышался голос Софи:

— Папа! Папа, ты там?

Энцо встал с кровати — кровь бросилась в голову — и открыл замок, опираясь на дверной косяк. Из полутемного коридора на него уставились три пары глаз.

— Пап, тебе плохо? — вырвалось у Софи.

— Нормально. Из-за чего весь этот тарарам?

Софи улыбнулась, и глаза ее заблестели.

— Ни за что не угадаешь, что мы нашли в старом городе!

— Верно, не угадаю.

— Ресторан! — выпалила Николь.

Энцо вздохнул:

— Намекаете, что проголодались?

Николь торжествующе замотала головой, но Софи обошла ее на финише:

— Он называется «Саламандра».