Книга: Опасная тайна Зала фресок
Назад: III
Дальше: ГЛАВА 16

IV

Полицейские камеры для уголовников находятся на предпоследнем этаже дома номер тридцать шесть на набережной Орфевр — выше сидят задержанные Brigade des Stups, отделом по борьбе с наркотиками. Камеры глухие, без окон, одна стена из прочного плексигласа. Из темной комнаты по другую сторону можно наблюдать за заключенными хоть круглые сутки.
Энцо и Раффина посадили в разные камеры. В полицейской машине журналист наскоро инструктировал Маклеода:
— Нас могут держать en garde a vue только двадцать четыре часа. — Тут он замялся. — Если, конечно, судья Лелон не подпишет продление срока. — Он виновато посмотрел на Энцо: — Тогда будем сидеть двое суток.
Прошло почти два часа. Время мучительно медленно тянулось под беспощадным светом ярких флуоресцентных ламп. Даже не пропади у него сон, Маклеод все равно не смог бы заснуть. Раз или два за плексигласовой стенкой двигались тени, но разглядеть, кто пришел на него посмотреть, было невозможно. Энцо сидел согнувшись на краю жесткой койки, поставив локти на колени. У него забрали ремень и обувь, но оставили в окровавленной рубашке. Он стянул ее через голову и швырнул в дальний угол камеры, где она осталась лежать на полу. К счастью, ему позволили вымыть руки — он был грязный как черт знает что, буквально по локти в крови. Обнаженный до пояса, без ботинок, в одних носках, Маклеод чувствовал себя уязвимым и слабым.
Он еще не вполне пришел в себя от вида половины мертвого лица и начисто снесенного затылка. Три трупа в один день. Двое связанных с убийством Гейяра. Энцо чувствовал, что несет частичную ответственность за эти смерти. Ему было физически плохо. Собственное отражение в плексигласе казалось призраком, глядящим из страшного зазеркалья, где обитают тени убитых.
Дверь камеры открылась, и на секунду Энцо показалось, что у него начались галлюцинации. В дверном проеме, как в длинной раме, появилась женщина в вечернем платье кремового шелка, оставлявшем открытыми грудь и плечи. Контраст с черными локонами, спускавшимися на сияющую кожу, и подвеской из черного опала на тонкой цепочке завораживал. Полные губы, накрашенные алой помадой, были чуть выпячены, словно их обладательница о чем-то размышляла, и между сведенными бровями виднелась вертикальная морщинка.
— Вы испортили мне праздник. — Ее взгляд подчеркнуто медленно прошелся по черным с проседью курчавым волосам на груди Маклеода. — Меня вытащили с вечеринки в начале первого!
— Мне так жаль, мадам… — Энцо не смог скрыть сарказма.
Женщина кивнула полицейскому в форме, маявшемуся в полутемном коридоре, и вошла в камеру, прикрыв за собой дверь.
Энцо встал:
— Неужели во Франции министр юстиции лично отдает визиты заключенным?
— Да, старый французский обычай, остался еще со времен гильотины.
— Надеюсь, меня вы не обезглавите?
— Своими руками, — с чувством сказала Мари Окуан. — Своими руками с удовольствием оторвала бы вам голову. Чертов шотландец, как же вы упрямы!
— Это наша национальная черта, мадам. Мы, видите ли, не любим, когда нам указывают, что делать и куда ходить. Англичане несколько веков пытались, и что вышло?
Мари Окуан склонила голову набок, в ее глазах появились искорки смеха.
— Что же с вами делать?
— Ну, для начала можно отпустить.
— Вообще-то я так и планировала.
— Да что вы?
— Но за это хочу ответной услуги.
— Уж что-что, но даму я ни разу не подводил.
На ее лице мелькнула улыбка, но тут же погасла.
— По-моему, самоубийств и убийств с вас уже достаточно. Мне казалось, неприятный опыт должен убедить вас в безумии вашего упорства. Но раз нет, я хочу, чтобы вы дали мне слово прекратить свою деятельность. Прямо здесь и сейчас.
— Иначе?..
— Иначе… — Мари Окуан взглянула на часы, — вы проведете в этой камере еще сорок пять часов. На стенку полезете, уверяю вас. — Добродушие слетело с нее, как маска. — Поверьте мне, мсье Маклеод, у меня много способов испортить вам жизнь. Приказывая кому-то сделать то-то и то-то, я вправе надеяться на исполнение. Я распорядилась начать официальное расследование по делу Гейяра и хочу, чтобы дальнейшие следственные действия велись без вашего вмешательства. Ежедневные разоблачения в либеральной газетенке затрудняют работу полицейских и неприятны мне лично. Я хочу, чтобы это прекратилось. Что непонятно?
Дверь камеры открылась. Не оборачиваясь, Мари Окуан повысила голос, дрожавший от сдерживаемого бешенства:
— Я, кажется, ясно сказала, чтобы нас не беспокоили?!
На пороге появился Раффин в живописно накинутом на плечи пиджаке и с дымящейся сигаретой в пальцах. Улыбнувшись, он снисходительно бросил:
— Извините, не расслышал. — И тут же обратился к Энцо: — Пошли, Маклеод, пора домой.
— Что это значит? — От подобного унижения лицо госпожи министерши пошло пятнами.
— Адвокаты, присланные моей либеральной газетенкой, убедили судью Лелона, что у него нет никаких оснований нас задерживать, предупредив, что последствия игнорирования их доводов о незаконности нашего задержания будут самыми серьезными и станут достоянием общественности. — Он сдернул с плеча пиджак и бросил его Энцо: — На, прикройся, а то еще пришьют непристойное поведение в общественном месте…
Энцо с трудом натянул пиджак журналиста и церемонно раскланялся с министром юстиции:
— В следующий раз проверяйте, с одного ли листа вы и миляга судья поете псалом. Приятного вам вечера, мадам.
Назад: III
Дальше: ГЛАВА 16