Пролог

Герцогиня де Сен-Реми пробудилась в дурном расположении духа. Несмотря на то, что время близилось уже к полудню, после вчерашнего бала в Версале, который она посетила по приглашению Его Величества короля Франции Людовика XIV, блистательная красавица чувствовала себя совершенно разбитой и опустошённой. Дело в том, что король порой – невольно, сам того не подозревая, или же, напротив, намеренно: кто знает?! – доверял герцогине свои сердечные тайны. Вот и вчера, на балу, грациозно выписывая фигуры менуэта, «король-солнце» как бы невзначай намекнул госпоже де Сен-Реми, что очарован своей кузиной, Генриеттой Английской.

Герцогиня оценила вкус Его Величества: действительно, Генриетта Английская, двоюродная сестра французского короля Людовика XIV, дочь казнённого английского короля Карла I и французской принцессы Генриетты-Марии, была женщиной чрезвычайно активной, живой и остроумной. Она всегда и везде появлялась в окружении самых элегантных кавалеров и самых красивых девушек и охотно приближала к себе талантливых поэтов и драматургов. Жизнь в её свите буквально бурлила, радуя с утра до вечера различными увеселениями, будь то купание, охота, ловля бабочек или театральные представления.

Кроме того, кузина короля была ещё и на редкость красива: высокая стройная грациозная брюнетка с нежно-розовой кожей и яркими голубыми глазами. Не удивительно поэтому, что «король-солнце» предпочитал проводить время именно в её обществе, а уж никак не со своей набожной и тощей супругой – испанской принцессой Марией-Терезией.

Попутно Людовик признался герцогине де Сен-Реми, что в молодости едва не женился на Генриетте, и даже выказал сожаление, что матримониальные и политические соображения помешали ему тогда воплотить эту мечту в жизнь.

Умная, проницательная интриганка герцогиня де Сен-Реми сразу же поняла, куда клонит Его Величество: она прекрасно знала, что Генриетта давно стала своего рода разменной монетой между французским и английским дворами. Даже её брак с Филиппом Орлеанским был по сути своей лишь фикцией, ибо драгоценный супруг Генриетты, что ни для кого уже не являлось секретом, предпочитал очаровательной красавице-жене… мужчин.

В отличие от Филиппа, которому в силу собственных комплексов нравилось унижать и обижать Генриетту, Людовик XIV всячески старался утешить кузину, когда та в очередной раз посещала свою родину. На сей же раз роман между королём и красавицей-принцессой развивался на глазах у всего двора.

Мария-Терезия сочла себя оскорблённой и лично отписала Филиппу Орлеанскому, причём во всех подробностях, чем занимается во Франции его супруга со своим кузеном, блистательным «королём-солнцем». Как ни странно, но «рогоносец», если его вообще можно так назвать, тоже счёл себя оскорблённым и потребовал немедленного возвращения неверной супруги в Англию. Однако Генриетта, несмотря на то, что тучи в Версале постепенно над нею сгущались, возвращаться не торопилась.

Не удовлетворившись письмом Филиппу, Мария-Терезия пожаловалась ещё и своей свекрови, Анне Австрийской. Мария-Терезия отлично знала, какое огромное влияние Анна Австрийская имеет на сына, и потому рассчитывала на её поддержку.

Она не ошиблась. Между сыном и матерью состоялся нелицеприятный разговор, после которого Людовик достаточно долго пребывал в дурном настроении. Мария-Терезия ликовала: соперница устранена! Увы, здесь она ошибалась… На самом деле Людовик просто обдумывал, каким образом продолжить встречи с Генриеттой, не вызывая при этом ревности жены и раздражения матери.

Выслушав короля, умудрённая в амурных делах герцогиня де Сен-Реми во время очередной замысловатой фигуры, выписываемой её стройными ножками, подала Его Величеству блестящую идею: Людовик должен сделать вид, будто увлёкся совсем другой дамой, но – из числа фрейлин Генриетты! Разумеется, ему придётся прилюдно оказывать «новой пассии» подобающие знаки внимания, возможно – даже приблизить к себе… Зато тем самым истинные любовники, Генриетта и Людовик, получат возможность встречаться и впредь, не вызывая более ревности Марии-Терезии, гнева Филиппа Орлеанского и раздражения дражайшей матушки.

От гениальной простоты решения проблемы король пришёл в восторг и тут же попросил герцогиню поспособствовать с поисками подходящей кандидатуры на роль новой «фаворитки». Госпожа де Сен-Реми мило улыбнулась в ответ, в душе уже сознавая, что дала королю несколько опрометчивый совет: увы, все фрейлины из свиты Генриетты были весьма привлекательны собой, и любая из них не только примет ухаживания короля с радостью, но и попробует заменить свою госпожу полностью. Для задуманной же интриги требовалась женщина совершенно иного склада. И таких при королевском дворе герцогиня пока не видела…

Именно поэтому она и проснулась на следующее после бала утро с головной болью и в совершенном изнеможении. Во время утреннего туалета герцогиня лихорадочно перебирала в уме всех знакомых дам подходящего возраста, но, увы, никак не могла вспомнить ни одной скромной и застенчивой по природе девушки, способной не претендовать на сердце короля, а лишь органично вписаться в задуманную интригу.

И вдруг герцогиню осенило: ну, конечно же, её дальняя родственница – Луиза де Лавальер! Вот уж действительно подходящая кандидатура для фрейлины Генриетты, призванной исполнить роль «ширмы». Мало того, что девушка родилась в провинции и потому скромна, непритязательна и стеснительна, так она ещё вдобавок ко всему далеко не красавица и – самое главное! – хромоножка!

…Луиза де Лавальер родилась в Турени, в семье троюродного брата герцогини де Сен-Реми. C раннего детства девочка обожала лошадей. Она великолепно держалась в седле, ежедневно и в любую погоду совершала многочасовые конные прогулки, легко управлялась даже с молодыми необъезженными скакунами. К сожалению, именно это пристрастие к лошадям и привело в итоге к несчастью: в возрасте одиннадцати лет Луиза упала с коня, сломав ногу и повредив позвоночник. Правда, сие печальное обстоятельство никак не повлияло на её дальнейшую любовь к лошадям, однако сделало чрезвычайно застенчивой и замкнутой, явно стыдящейся своего физического недостатка. Теперь Луиза предпочитала уединение, сделалась не по возрасту задумчивой и молчаливой. Даже в одежде она начала придерживаться серо-белых тонов, не желая привлекать к себе излишнего внимания…

Госпожа де Сен-Реми попыталась припомнить, когда же последний раз видела Луизу. Судя по всему, почти шесть лет назад. Да-да, как раз после того прискорбного падения с лошади… Вняв мольбам своего обедневшего родственника и искренне пожалев девочку, она приехала тогда в Турень вместе с искусным лекарем. Увы, лекарь оказался бессилен: троюродная племянница обречена была остаться хромой на всю жизнь…

Герцогиня оживилась, головная боль отступила. Слуги принесли ей письменные принадлежности, и она тотчас принялась за написание письма своему троюродному брату в забытый богом Турень. В послании герцогиня настаивала, чтобы Луиза, как молодая девушка на выданье, немедленно прибыла к ней в Париж, обещая, в свою очередь, устроить её судьбу.

Письмо троюродной тётушки вернуло Луизу, можно сказать, к жизни, ибо она, не надеясь более ни на какие мирские радости, приняла уже решение уединиться в самое ближайшее время в монастыре Босоногих Кармелиток. Окрылённая обещаниями знатной родственницы девушка тотчас отписала ответ, в котором выразила свою безмерную благодарность, припомнив даже о печальном случае шестилетней давности, когда «…вы, тётушка, были столь добры, что не только навестили меня лично, но даже предоставили своего лекаря».

Отправив послание и упаковав весь свой нехитрый гардероб, Луиза простилась с отцом и отбыла в Париж, где её с нетерпением дожидалась госпожа де Сен-Реми.

Интуиция и на сей раз не обманула прожжённую интриганку – она увидела в прибывшей родственнице-провинциалке именно то, что ожидала: кротость, робость, подкупающую наивность и… хромоту, которую не скроешь ни одним, пусть даже самым шикарным, платьем. Спустя несколько дней госпожа де Сен-Реми заказала у одной из известных парижских модисток несколько весьма приличных нарядов для племянницы (теперь она называла Луизу «воспитанницей») и приступила к обучению девушки светским манерам. Увы, Луиза оказалась неважной ученицей – слишком уж простодушной для той утончённой хитрости, которая требовалась при дворе.

Сей факт всё чаще приводил герцогиню в отчаянье. Ей становилось жаль и времени, загубленного на эту «серую мышку», как она за глаза прозвала свою воспитанницу, и немалой суммы денег, потраченной на её содержание, а главное – герцогиня опасалась, что разочарует своим выбором короля. Людовик же, в свою очередь, всё настойчивее требовал представить ему новую «избранницу», за которой, согласно искусно задуманному сценарию, ему предстояло ухаживать на глазах у всего двора и которая не должна была вызвать у окружающих ни ревности, ни раздражения, а лишь снисхождение и сочувствие.

Когда отчаяние госпожи де Сен-Реми достигло апогея, она, на свой страх и риск, представила Луизу де Лавальер сначала Генриетте Английской. Та, увидев девушку, истинное воплощение скромности и наивности, тотчас пришла в неописуемый восторг и, отведя герцогиню в сторону, выразила благодетельнице безмерную благодарность, добавив, что сия юная особа – наилучшая «ширма» от ревности Марии-Терезии и гнева Филиппа Орлеанского.

Английский «рогоносец» действительно получил вскоре очередное послание от Марии-Терезии, в котором та, не скрывая сарказма, поведала ему о новом увлечении своего супруга – на сей раз некой хромоножкой Луизой де Лавальер, над которой потешается весь Версаль. «Даже меня, супругу одного из самых красивейших мужчин Европы, – добавила Мария-Терезия, – подобный адюльтер нисколько не задевает». Филипп Орлеанский ликовал: его распрекрасная супруга унижена в очередной раз! И где?! – на своей же родине! И кем?! – собственным кузеном и бывшим любовником! После этого письма он не настаивал более на возвращении Генриетты в Англию.

Генриетта же наслаждалась покоем. Ей казалось, что зачислением Луизы де Лавальер в свою свиту она полностью застраховала себя и от упрёков мужа, и от ревности Марии-Терезии, и, разумеется, от измен любвеобильного венценосного кузена. Однако с последним, увы, прекрасная принцесса жестоко просчиталась…

«Король-солнце» исправно играл свою роль, демонстративно оказывая Луизе должные знаки внимания. Девушка же всякий раз краснела и терялась, чем доставляла окружающим немалое удовольствие. Особенно сие обстоятельство забавляло прекрасную Генриетту: подчас она едва сдерживалась, дабы не рассмеяться вслух.

На том достопамятном балу Людовик пообещал госпоже де Сен-Реми щедрое вознаграждение за оказанную услугу, поэтому вскоре после знакомства с Луизой приказал министру финансов Фуке выдать герцогине десять тысяч ливров. Подобная щедрость несколько озадачила Фуке – казна была практически пуста! Однако, попытавшись довести до сведения венценосной особы, что в королевстве существуют более важные задачи, нежели выплаты искусным интриганкам, навлёк на себя гнев и немилость: Людовик заподозрил в расхищении государственных средств самого министра. Фуке уже и не рад был, что позволил себе излишнюю дерзость… По Версалю поползли слухи, что дни министра финансов сочтены.

Король и прежде неоднократно выражал недовольство тем, сколь неумеренно черпает Николя Фуке деньги из вверенной ему казны, тратя их на покупку себе земель, дворцов, произведений искусства и любовниц. Более того, Людовик давно уже подумывал избавиться от Фуке, столь ценимого Анной Австрийской и покойным кардиналом Мазарини. К тому же он не любил, когда подданные перечат его желаниям.

Изрядно занервничавший Фуке, опасаясь ещё большего гнева короля, решил устроить в своём дворце Во-ле-Виконт роскошное празднество в честь Его Величества и приближённых к нему особ. Увы, с его стороны это стало очередным опрометчивым шагом, послужившим лишним подтверждением казнокрадства. Король, воочию увидев расточительность, непозволительную простому смертному, окончательно укрепился в своём решении: место министра финансов – в Бастилии.

Пока гостей развлекали актёры – по сцене порхали лесные нимфы, которых преследовали полуголые фавны, – явно заскучавший Людовик изъявил желание прогуляться по парковым аллеям и, в сопровождении нескольких придворных, покинул павильон. Удалившись от летнего театра на некоторое расстояние, он услышал приглушённые женские голоса, один из которых узнал несомненно – голос принадлежал Луизе де Лавальер. Жестом отправив сопровождающих прочь, Людовик, осторожно ступая по траве и стараясь остаться незамеченным, направился к беседке.

Уютно уединившись с фрейлиной Орой де Монтале, Луиза делилась с новой подругой девичьими секретами, и в момент, когда «король-солнце» приблизился к скрываемой боскетами[1] беседке почти вплотную, Луиза как раз признавалась, что любит в Людовике не Величество, а его самого… Король, растроганный услышанным, неожиданно почувствовал к этой «серой мышке» прилив нежности и… желания. Потихоньку, дабы не смутить дам, он покинул своё укрытие и вернулся в театральный павильон.

К Его Величеству тут же подошла Генриетта Английская, однако Людовик встретил её равнодушно-милостивой улыбкой. Проницательная женщина, заметив очевидную холодность любовника, осторожно поинтересовалась её причиной, и король без обиняков сообщил, что влюбился во фрейлину, назначенную, по прихоти судьбы, прикрытием их романа. Генриетта почувствовала себя дурно и поспешила покинуть гостеприимный дворец Фуке.

От наблюдательного министра не ускользнула размолвка короля с Генриеттой. Фуке понял, что настал момент вернуть расположение короля, и быстро удалился в свои покои. Сняв с шеи заветный ключ, он открыл потайную дверцу за картиной, изображавшей полнотелую Данаю[2], и извлёк из тайника небольшую бархатную коробочку. Фуке открыл её и в последний раз взглянул на розовый бриллиант, полученный им несколько месяцев назад в качестве взятки от известного парижского ювелира, обнадёженного, что министр поспособствует ему в приобретении замка Монтей и окрестных земель. Ювелир поведал Николя Фуке и историю бриллианта: тот в своё время принадлежал знатной мавританской семье, бежавшей во Францию от преследований Изабеллы Арагонской. Министр не сомневался: этот камешек доставит королю удовольствие, и тот позволит ему остаться у кормила власти!

Когда Фуке вернулся с заветной коробочкой в театральный павильон, представление подходило к завершению. Гости, пресытившись полуголыми нимфами и фавнами, а также их излишне откровенными действами, скучали. Министр взглянул на Людовика: тот тоже не скрывал безразличия к происходящему на сцене, явно высматривая кого-то в разноцветном скоплении гостей. При виде появившейся на аллее Луизы де Лавальер король оживился, и Фуке догадался, что именно эта хромоногая фрейлина из свиты блистательной Генриетты Английской завладела теперь его сердцем. Улучив подходящий момент, когда король, видимо, уже пребывал во власти любовных фантазий, министр обратился к нему:

– Ваше величество!

Людовик равнодушно воззрился на подданного:

– Что вам угодно, Фуке?

– Простите меня за дерзость, Ваше величество… Я просто хотел преподнести вам небольшую безделушку, дабы она послужила достойным украшением той, которая в данный момент более всего занимает ваши мысли.

Король удивлённо вскинул брови и вновь посмотрел на аллею: Луиза и Ора шли медленно, слишком медленно…

– А вам, Фуке, известны мои мысли? – усмехнулся Людовик.

Министр поклонился.

– Что вы, Ваше величество, как можно?! С моей стороны это было бы неслыханной дерзостью! Прошу простить меня… – и, не тратя более слов, министр распахнул бархатный футляр. Взору Людовика предстал розовый бриллиант дивной красоты, огранённый розой[3].

– Прелестная вещица! – воскликнул король и, не удержавшись от соблазна, потянулся за бриллиантом.

– Ах, Ваше величество, я безмерно рад, что угодил вам! Конечно, размерами сей камень не может соперничать с бриллиантами Великих моголов и индийских раджей, но обратите внимание на его дивный розовый цвет! И на его прозрачность! Сей алмаз просто призван украсить самую прелестную и нежную шейку, – Фуке многозначительно посмотрел на короля.

Людовик с явным удовольствием любовался ценным подношением. Повернувшись к арке, буйно обвитой розами, он посмотрел на цветы сквозь камень.

– Своими окраской и огранкой бриллиант напоминает цветок розы, – заметил монарх. И неожиданно воскликнул: – Так пусть же он станет отныне Розой! Розой Версаля!

Фуке согнулся в поклоне, стараясь не обнаружить улыбку, озарившую его довольное лицо, а Людовик поспешил навстречу Луизе де Лавальер, которой и суждено было стать обладательницей столь необычного бриллианта.

Увы, но «Роза Версаля» не спасла министра финансов от заточения в замок Пиньероль – всего лишь отсрочила сие печальное событие. Так что белочка, стремительно карабкающаяся по гербу бретонца Николя Фуке вверх, – Quo non ascendam? [4] – в конце концов, всё-таки сорвалась вниз …

Обладательнице же «Розы Версаля» повезло несколько больше: она почти десять лет оставалась главной фавориткой короля и даже родила от него троих детей. Однако всё когда-то проходит; прошла и любовь Людовика к Луизе де Лавальер.

Прождав однажды короля почти до рассвета и интуитивно догадавшись, что он разлюбил её и больше не придёт, Луиза в отчаянии накинула самый скромный плащ, прикрыла лицо капюшоном, вышла из дворца Тюильри и пешком отправилась в монастырь Шайо, захватив с собою единственный и самый дорогой сердцу подарок возлюбленного – бриллиант «Роза Версаля».

Настоятельница монастыря, увидев перед собой заплаканную придворную даму в изысканном платье под старым плащом, была потрясена. Не зная, как поступить, она разрешила Луизе помолиться в одной из часовен монастыря. Отчаяние молодой женщины оказалось столь велико, что она просто улеглась на холодные каменные плиты перед статуей Мадонны и пролежала так много часов, молясь и плача.

Король, узнав впоследствии о местонахождении Луизы, бросил государственные дела и примчался в Шайо, умоляя её вернуться. Однако Луиза осталась непреклонна: она уже знала, что Людовик всерьёз увлёкся молодой красавицей Атенаис де Монтеспан, и прекрасно понимала, что не в состоянии будет противостоять напористой графине, не брезговавшей, по слухам, прибегать даже к чёрным мессам.

И всё же Людовик убедил Луизу не покидать, по крайней мере, светской жизни. Он подарил бывшей любовнице особняк недалеко от Пале-Рояль и первое время даже навещал её. Когда же Атенаис де Монтеспан окончательно овладела всеми его помыслами, Людовик – во искупление вины – пожаловал бывшей фаворитке титул герцогини и обширные поместья Вермандуа, где та и поселилась вместе с младшей дочерью Мари-Анной.

Лишь сполна насладившись величием и покоем замка Вермандуа, Луиза де Лавальер приняла-таки решение постричься в монахини и провести остаток жизни в монастыре Босоногих Кармелиток. Незадолго до полного отречения от мирской жизни она, опасаясь за судьбу «Розы Версаля» (ибо не могла взять камень в монастырь), поместила драгоценный подарок в шкатулку саксонского фарфора с секретом и вместе с другим имуществом, движимым и недвижимым, передала во владение своей дочери – Мари-Анне де Леблан де Лавальер.

Из оперы «Иоланта»