Глава шестнадцатая
И в доказательство, что это не пустые слова, на следующий день Гросс вручил Вертену автоматический пистолет системы «Штайр». Это оружие было разработано австрийцем Йозефом Лауманном шесть лет назад, и два таких пистолета занимали почетное место на стенде музея криминалистики, созданного Гроссом в Граце. Уезжая в Черновцы, он не пожелал с ними расставаться. И вот сейчас пистолеты оказались кстати.
Почувствовав в руке холодную сталь рукоятки, Вертен приободрился. Он был довольно метким стрелком. Отец настаивал, чтобы сын в юности занимался верховой ездой, стрельбой и фехтованием. Карл Вертен сопротивлялся — естественно, когда тебя заставляют что-то делать против твоей воли, — но вот теперь умение метко стрелять, кажется, пригодилось.
Проблема состояла в том, куда пистолет спрятать. Он был довольно массивный. Поэтому, хотя день выдался теплый, пришлось надеть пальто с глубоким внутренним карманом.
В час они сели на пароход, делающий остановку в Прегни, где неподалеку располагалось имение Ротшильдов.
Дворецкий наотрез отказывался докладывать о них хозяйке, пока Вертен не вспомнил фамилию местного аристократа, знакомого его родителей. Сказал, что привез баронессе Жюли де Ротшильд привет от барона и баронессы Графштайн.
Это поколебало твердость дворецкого, и он проводил их в гостиную, а затем удалился. Спустя десять минут туда явилась Жюли де Ротшильд, изящная миниатюрная женщина с искрящимися глазами и аккуратной прической. Просмотрев их карточки, она притворно удивилась:
— Значит, вы не анархисты?
— Какие анархисты, сударыня? — в свою очередь, удивился Вертен.
Она улыбнулась:
— Нашему дворецкому, Мишелю, вы показались похожими на анархистов. И действительно, в осенних пальто, в такую погоду. Что вы там прячете, бомбы?
Гросс сделал вид, что не понимает ее иронии.
— Смею вас заверить, баронесса, мы здесь по весьма важному делу.
— Выходит, привет от Графштайнов — это просто уловка?
Вертен попытался извиниться, но она отмахнулась:
— Не важно. Здесь такая скука, и я не прочь развлечься. Так что вас привело ко мне, господа? И пожалуйста, снимите ваши нелепые пальто.
Они с радостью приняли это предложение.
— У нас к вам разговор, касающийся императрицы, — сказал Гросс.
— Я так и думала. Вы желаете знать, что она делала здесь за день до гибели.
Вертену прямота баронессы очень нравилась.
— Совершенно верно, — согласился Гросс.
— Дружеский визит. Такой у нее был официальный повод. Дело в том, что мой супруг, барон Адольф Ротшильд, одно время держал банк в Неаполе. Затем переехал в Париж, где мы и познакомились. Потом туда прибыли низложенные неаполитанские король и королева, и мой супруг помог им уладить финансовые дела. Я уверена, вам известно, что неаполитанская королева и императрица Елизавета сестры. Так вот, за день до гибели ее величество приехала к нам, чтобы лично поблагодарить за помощь сестре. Однако истинная цель ее визита была совсем иная. Как, впрочем, и у вас, господа.
— Какая же? — спросил Гросс.
— Чтобы мой супруг помог ей опубликовать мемуары. У Адольфа в Берлине крупное издательство. Императрице было важно, чтобы ее мемуары не были подвергнуты цензуре. Они, по ее словам, могут «взбудоражить общество». Все в будущем времени, потому что она еще не начала их писать. Мой супруг, конечно, обещал сделать все, что в его силах.
— Она как-то намекнула, чем именно смогут ее мемуары взбудоражить общество? — спросил Вертен.
— Это замечание заинтриговало моего супруга, так же как и вас, адвокат Вертен. Но императрица лишь сказала, что об этом рано говорить. Она казалась встревоженной, даже взвинченной. А потом, начав листать нашу гостевую книгу и увидев запись своего несчастного сына, посетившего нас десять лет назад, когда мы только обосновались в Прегни, чуть не разразилась слезами.
— Вы помните цель визита кронпринца Рудольфа?
Она улыбнулась:
— Дело в том, что визита как такового не было. Мы вообще с супругом здесь отсутствовали. Кронпринц попросил нас «одолжить» ему на несколько дней это уединенное шато. Разве можно было отказать в такой просьбе?
— Но вам известно, зачем ему это понадобилось? — спросил Гросс.
Баронесса вздохнула.
— Не секрет, что брак Рудольфа и принцессы Стефании оказался неудачным. Полагаю, тогда кронпринц встречался здесь с одной из своих любовниц, незаконнорожденной дочерью русского царя. Потом несчастная девушка уехала в Америку, где родила ребенка. Разумеется, тоже бастарда. Во всяком случае, такие ходили слухи.
— Огромное вам спасибо. — Гросс поднялся с кресла. — Я чувствую, что больше не вправе отнимать у вас время. Так что позвольте откланяться.
— Я восхищен вашей искренностью, баронесса, — произнес Вертен, вставая следом за криминалистом.
— Была рада помочь. — Он улыбнулась. — Поверьте, я не сплетница. И не рассказывала о визите Рудольфа ни единой душе. Но всегда готова помочь правосудию.
Выйдя из шато, они направились к пристани.
Теперь причина гибели Елизаветы была ясна. Точно так же, как Фроша. Им помешали обнародовать тайну гибели кронпринца Рудольфа.
На обратном пути в Женеву Вертен и Гросс осторожно высматривали высокого худощавого мужчину со шрамом. Но его на пароходе не было.
Поздно вечером они должны были отбыть на поезде в Вену. А пока перед ужином Гросс прилег ненадолго отдохнуть, а Вертен отправился за покупками. Не мог он вернуться из Женевы без подарка для невесты. Портье посоветовал пройтись по рю Бонивар и рю Клебер. Это поблизости.
Вертен двинулся по набережной Монблан мимо монумента Брунсвику, где в тот роковой день проходила императрица. Затем свернул направо на рю Альпе, по которой пытался убежать Луккени, и вышел на рю Бонивар. Поравнявшись с музыкальным магазином Бекера, в котором императрица побывала незадолго до гибели, Вертен неожиданно решил туда зайти. Его встретил молодой продавец с бородкой клинышком, в темно-красном бархатном костюме. Адвокат достаточно хорошо владел французским, чтобы завести разговор. Он спросил, кто из продавцов видел здесь императрицу.
— Я обслуживал ее величество, — с гордостью объявил молодой человек. — А почему вы спрашиваете, месье?
Вертен протянул свою визитную карточку и объяснил, что помогает в расследовании этого преступления знаменитому австрийскому криминалисту профессору Гансу Гроссу.
Эта фамилия ничего продавцу не сказала, и пришлось добавить, что они сотрудничают с комиссаром Оберти. Вот тут молодой человек заулыбался:
— О, комиссар… он очень уважаемый человек. Так что вас интересует?
— Мы с коллегой профессором пытаемся выяснить, как императрица провела свой последний день. Известно, что она купила здесь какое-то новое пианино, которое играет само.
Продавец снисходительно кивнул:
— Да, императрицу заинтересовала модель оркестрион, которую все теперь называют механическое пианино.
Он подвел Вертена к пианино, на вид ничем не отличающегося от обычного. Только над клавиатурой был изображен фирменный знак «Пианола».
— Как известно, чтобы исполнить на фортепиано какое-то произведение, например Концерт си-бемоль мажор Бетховена, надо очень долго и упорно учиться. — Продавец сел на табурет, ударил по клавишам, и элегантный магазин наполнили звуки первой части концерта. Вертен восхищенно заслушался, но молодой человек оборвал игру на середине фразы. — Увы, так могут далеко не многие. Но изобретатели нашли выход. Теперь можно заставить пианино играть само, как вы правильно заметили.
Продавец встал, взял бумажный ролик с пробитыми отверстиями, вставил его в механизм под верхней крышкой пианино и снова сел на табурет.
— Смотрите, я нажму эту педаль, которая управляет вакуумным мотором, поворачивающим валик. И вот что произойдет.
Неожиданно клавиши пианино начали сами собой нажиматься, и зазвучал тот же самый концерт Бетховена.
Продавец весело кивнул на машину.
— Принцип работы у нее такой же, как у ткацкого станка Жаккарда, управляемого перфокартой. Тут особым образом перфорированная бумажная лента, свернутая в валик, накладывается на цилиндр и вращается вместе с ним. В цилиндре тоже сделаны отверстия, к которым прикреплены трубки, связанные с механизмом управления пианино. Когда отверстие в бумаге совпадаете отверстием в цилиндре, по трубке проходит воздух, который заставляет двигаться соответствующий молоточек, и тот бьет по струне. Но вы, наверное, заметили, что такое исполнение лишено эмоций, поскольку специалист перфорирует бумагу только в соответствии с клавиром. Но я уверен, что скоро научатся производить перфорацию во время исполнения какого-нибудь знаменитого пианиста. И тогда механическое пианино будет исполнять музыку со всеми нюансами. — Глаза продавца загорелись. — Только вообразите, мы скоро сможем сохранить фортепианную технику, скажем, Антона Рубинштейна, и люди через сто лет после нас получат возможность восхищаться игрой этого русского гения, как и мы до самых последних дней его жизни.
Это все было очень хорошо, но Вертен пришел сюда совсем за другим.
— Императрица купила именно такую модель?
— Именно такую. И мы отправили ее последний заказ, несмотря на трагедию.
— Музыка к пианино прилагалась?
— Да, — ответил продавец, но как-то нерешительно.
Вертен заметил его смущение.
— Какие валики купила ее величество?
— Валик, — поправил продавец. — Императрица купила только одно произведение, хотя у нас большой выбор, от Бетховена до Штрауса. Но ее величество приказала доставить с пианино только Вагнера.
— И какое же? — спросил Вертен.
— Адаптацию для фортепиано финальной сцены «Тристана и Изольды», — ответил продавец.
— Вы имеете в виду «Liebestod»? «Любовь-смерть»?
— Чудесное музыкальное творение! — восторженно проговорил молодой человек.
— Смотрите, друзья, как он блаженно улыбается, закрыв глаза! Вы видите? Видите? — процитировал Вертен фрагмент арии Изольды, которую она исполняет, прижимая к себе смертельно раненного рыцаря Тристана. — Довольно странный выбор для подарка супругу.
— Не мне судить, месье, какую музыку выбирает ее величество. На то она и императрица.
Вертен купил Берте золотой браслет в шикарном ювелирном магазине на рю Клебер. И попросил выгравировать на внутренней стороне фразу: «Моя любовь к тебе так же чиста, как это золото. Карл».
Эту же фразу в новелле Вертена «После бала» велел выгравировать щеголь граф Иоахим фон Хильдесхайм на браслете, подаренном певице Мирабель. Вертен надеялся, что Берта эту вещь не читала. Его писания в список бестселлеров не входили.
Перед отъездом на вокзал они поужинали. Гросса заинтересовал рассказ Вертена о посещении музыкального магазина.
— Вы правы. «Любовь-смерть» она выбрала не случайно. Думаю, это было ее послание императору. Как оказалось, последнее.
Обсуждение этого вопроса пришлось отложить. Подали ужин, приготовленный под руководством шеф-повара отеля «Бо-Риваж» Фернана. Первыми шли устрицы, затем паштет из гусиной печенки по-страсбургски, дальше — окорок по-пармски с дыней и салат из копченого шотландского лосося с оранжерейной зеленью. Затем подали консоме из телятины, за которым последовал изысканный мусс из куриной печенки с портвейном. Заключили пиршество сливочный камамбер и свежие яблоки. Еду сопровождало изысканное рейнское вино урожая 1880 года и сливовый ликер с фруктами и сыром.
— Мой друг, в Женеву надо было съездить хотя бы ради этого, — проговорил Гросс, наслаждаясь едой.
Трапезу они закончили почти в девять. Надо было торопиться, поезд уходил в десять тридцать, но пока спустят багаж, пока то да се…
Наконец они устроились в фиакре. После такого ужина в желудке чувствовалась тяжесть. Ничего, по пути в Вену все рассосется. А они тем временем обсудят перспективы дальнейшего расследования, которое уже приобрело для них весьма опасный оборот.
Колеса фиакра мерно постукивали по булыжной мостовой. Вертен сонно закрыл глаза, но затем словно какая-то сила заставила его встрепенуться и раздвинуть занавеску. С боковой улицы на них во весь опор мчался двуконный экипаж. Вертен собирался крикнуть кучеру, чтобы тот остерегся, но поздно — коляска врезалась в них со страшной силой.
— Прыгайте, Гросс, — крикнул Вертен. — Мы сейчас упадем в воду.
Но фиакр уже поднялся в воздух и опрокинулся в Женевское озеро вверх колесами. Карета быстро заполнялась водой. Что было делать им, объевшимся за ужином, да еще в тяжелых пальто? Вертен в молодости хорошо плавал и потому успел сделать глубокий вдох, прежде чем погрузиться под воду. Гросс, выпучив глаза, в панике колотил кулаками по стенке фиакра.
Дверцу фиакра заклинило. Вертен схватил грузного криминалиста за воротник и попытался вытолкнуть в окно, но тот не пролезал. Тогда он выскользнул сам, выплыл на поверхность, вдохнул воздух и нырнул. С Гроссом ничего не получалось. Было ясно, что долго он так не выдержит.
Неожиданно сильная рука сзади схватила его пальто. Другая распахнула дверцу экипажа и вытащила Гросса. Вскоре они выплыли на поверхность рядом со ржавым металлическим причальным кольцом. Вертен, поддерживая Гросса, ухватился за кольцо и начал искать глазами их спасителя.
Но его нигде не было видно.
К этому времени на шум и крики сбежались люди и вытащили Вертена и Гросса из холодной воды. Кучер спрыгнул до того, как фиакр повалился в воду. Он разбил голову, но не сильно — в общем, был в относительном порядке. Однако кучер плакал и причитал:
— Мои лошадки! Милые лошадки! Они погибли, этот маньяк их погубил!
Фиакр утонул вместе с лошадьми. Виновного в случившемся нигде не было видно.
— Ужасное происшествие, — пробормотал полицейский. — Разве можно так разгонять экипаж? И вот результат!
Но Вертен и Гросс знали, что это происшествие не случайное.
И кто был их таинственный спаситель?