Глава 8

Два дня за домом мадам Хазанович наблюдали филеры. Петрусенко сам отобрал двух самых ловких, поскольку знал: их подопечная опытная уголовница, опасность чует задолго. Но ребята не подвели, сработали как надо и на третий день сообщили: в доме у хозяйки изысканное общество. Городовые оцепили купеческий особняк, и Петрусенко с Никоновым да внушительным эскортом вошли в сорванную с петель дверь.

Обстановку Горбенко описал точно, но она и без того была знакома следователям. Разведенная жена купца 1-й гильдии мадам Хазанович была знаменитой в городе хозяйкой воровского притона. Не раз ее задерживали и арестовывали, но умела, умела она выкрутиться, увильнуть, отделывалась штрафами и почти символическими сроками. Затихала ненадолго, и вновь бралась за свое. Но была осторожна, осмотрительна, и поймать на горячем было ее трудно. Да и не брезговала сдать иногда полиции своих клиентов, когда чуяла, что для нее пахнет паленым. Но только была все это мелкая сошка. А Петрусенко знал, что связана старая Выпь и с матерым зверьем.

Нынче улов был средний. По разным углам особняка выловили и вытащили на божий свет трех человек, у которых даже не понадобилось спрашивать имен.

— Давно не бывал я здесь, — с ностальгической грустью протянул Викентий Павлович, — а лица, гляжу, все те же.

— Завернули приятели давние на огонек, — проскрипела старуха, и у Викентия мурашки пробежали по телу. Именно из-за этого, бросающего в дрожь голоса получила мадам свою кличку. — Господин Петрусенко! — ныла она, — вы же разумный человек! Шо против закону, когда давние друзья навещают одинокую старушку?

— Что Савкин и Лившин ваши давние друзья, это я знаю. Небось не с пустыми руками завернули к старушке, гостинцев принесли?

Он кивнул полицейским: приступайте к обыску. Выпь замолчала, села, нахохлившись. Процедура была ей известна, а что по ее закромам найдутся краденные вещи, Викентий не сомневался. Никонов же наигранно-радостно обнимал за плечи третьего «гостя» мадам Хазанович — кругленького, пучеглазого и простодушного с виду мужчину, который в ответ тоже, вроде бы, улыбался.

— Гляди, Викентий Павлович, — резвился Никонов. — Какой сюрприз! Сам Сема Халфин! По всей стране его разыскивают, а он у нас, под боком, на огонек к мадам заглянул!

— Что вы такое говорите, — застенчиво крутил головой Сема Халфин, — кто меня может разыскивать? Родственников у меня нету… Человек я маленький…

— Скромничаете, Халфин, — упрекнул его Петрусенко. — Компаньон самого князя Церетели — это фигура!

— Не знаю я такого…

— А вот мы у него и спросим. Что, думаете, пугаю вас? Все верно: арестован на днях в Одессе великий аферист.

Трех задержанных увели. Оставшись с мадам Хазанович, Петрусенко махнул рукой:

— Ну, с ними мы разберемся. А с вами разговор особый, серьезный.

— Откуда я знаю про ихние дела! — опять заверещала Выпь. — Семка приехал откуда-то, Илька с Борькой пришли, посидели, выпили. Так что ж! Может они и натворили чего, даже убили кого! А мадам Хазанович причем? Мне они ни гу-гу о своих делах…

— Успокойтесь, мадам Хазанович! Помолчите пока. С ними будем разбираться. Вы мне вот про что скажите… — Викентий достал документ, развернул и поднес к глазам Выпи. — Как этот паспорт у вас оказался?

Глаза у старухи забегали, заюлили.

— Што такое? — она попыталась изобразить негодование. Но, наткнувшись на взгляд Петрусенко, испугалась и сразу сменила тон. — Ну, продала одному шалопуту. Господи! Невелик проступок, всего за два червонца. Жить-то надо на что-то.

— Хорошо соображаете, мадам. Ясно, что шалопута того мы взяли и он на вас указал. Это не интересно. А вот как к вам сей документик попал — гораздо интереснее.

Петрусенко прошелся по комнате, с любопытством разглядывая вещи, приоткрыл стеклянную дверцу буфета, заполненного хрусталем, взял в руки красивую вазочку, в гранях которой переливались блики света. Медленно разжал пальцы, выронив ее на пол. Тонко и жалобно зазвенели осколки. И вновь мадам испугалась. Она уже приготовилась уйти от ответа: ох, как хорошо умела она это делать и как часто у нее это получалось! Но теперь передумала.

— Пропади он, душегуб! — сказала. — Что мне от него проку — себя подставлять. Не простой, небось, документик, с историей? — заглянула заискивающе в лицо следователю. — Может, и убил кого? С него станется!

— О ком вы говорите? — поторопил ее Викентий. — Имя?

— Скажу, скажу сейчас, — заверила старуха. — А будет ко мне снисхождение с вашей стороны?

— Будет! — не выдержал и Никонов. — Говорите!

— Гришка Карзун принес мне этот паспорт, — сказала Выпь. — Одежу взял кое-какую, а им расплатился. Так и сказал: «Продай побыстрее»…

— Карзун! — Никонов от радости чуть не подпрыгнул, глаза его заблестели. Старуха заметила это.

— Ну вот, и я порадовала вас, — воскликнула подобострастно. — Уж зачтите мне это, не забудьте.

— Подробнее, мадам Хазанович, подробнее!

— Так ничего же особого не было. Пришел…

— Когда?

Старуха задумалась, зашевелила губами, загибая пальцы. Обрадовано закивала:

— Месяц назад, я думаю. Давно я его не видела, слышала — в бегах он. Изменился мало, злее только стал.

Выпь замолчала. Петрусенко почувствовал, что она решает: сказать что-то еще или нет? Он сделал знак Никонову: «Помолчи!» А сам не сводил глаз со старухи. Наконец та тряхнула космами, оскалилась в улыбке.

— Сказал мне Гришка напоследок еще одну фразочку. Если вам передам, зачтется мне?

Петрусенко молча кивнул.

— Когда он уходил, уже в дверях обернулся, улыбнулся и сказал еще раз: «Продай документик скорее». И добавил: «Пусть Зуброву тоже весело будет…»

— Зубро-ов! — протянул Викентий, не пытаясь скрыть удивления. — А он причем? И вообще: давно о нем не слыхал, а, Сергей?

— Да, — подтвердил Никонов. — Года три-четыре. Я думал, он совсем сгинул, исчез.

— Если вообще был… А вы, мадам, знаете Зуброва?

— А кто может похвалиться, что знает его? — Выпь пожала плечами. — Он зверь-одиночка, никого к себе не подпускает.

— Ну, а видеть-то его видали? — не отставал Петрусенко.

— Видала.

— Какой он из себя?

— Красивый мужик, молодой, — покивала головой старуха. — Глаз пронзительный, ледяной, вроде как у вас сегодня, господин следователь…

Но Викентий Павлович ее уже не слушал:

— Надо же, — повторил он. — Зубров… Он-то тут при чем?