Джозефина Тэй (без названия) Черновик № 1

Амелия выбрала книгу и усадила Лиззи поудобней к себе на колени. Из окна детской комнаты ей видны были колечки дыма, выплывавшие из труб домов на другой стороне улицы, — тоненькие угольные завитки на сланцево-сером небе. От снега, что в воскресенье так радовал Лиззи, не осталось почти и следа, и единственным напоминанием о его кратком нашествии была почерневшая сиротливая кучка в углу двора, в которой ветки деревьев перемежались с пуговицами, а в самой середине нелепо торчала одна из старых курительных трубок Джейкоба. С нетерпением ожидая чтения матери, Лиззи принялась елозить на коленях, и Амелия, поцеловав ее в макушку, стала покорно отыскивать нужную страницу.

— «Там, на берегу, и вправду собралась довольно странная компания, — начала читать Амелия. — Птицы с перепачканными перьями, животные с обвислой шерстью — все они промокли до нитки, все чувствовали себя неловко, и все сердились. И у всех в первую очередь встал вопрос о том, как высушиться. Они держали совет, и не прошло и нескольких минут, как Алисе уже казалось естественным беседовать с ними как ни в чем не бывало, словно они были знакомы друге другом всю свою жизнь».

За окном медленно смеркалось, а Амелия продолжала читать, с удовольствием перенося их обеих в другие края — уединенные, воображаемые края, далеко-далеко от Хартфорд-роуд, края, в которых, захлопнув книгу одним мановением руки, любым приключениям можно без труда положить конец.

Но вот разливавшееся по комнате тепло и ее мягкий голос наконец возымели свое привычное действие: Лиззи крепко заснула. Амелия бережно опустила книгу на столик возле кровати. Она посмотрела на дочь и в который раз с интересом подумала: как же сложится ее жизнь? Амелия и раньше знала, что материнство несет с собой чувство ответственности, но никак не ожидала, что ответственность перед ребенком будет так велика и что ей из-за страха подвести свое дитя уготована не одна бессонная ночь. «Настало время, — подумала она, — завести для Лиззи брага или сестру. Девочка такая замкнутая и порой совершенно погружена в себя». Теперь они с мужем могут уже себе это позволить. Джейкоб наверняка с ней согласится. После ссоры на прошлой неделе они помирились — хотя в доме еще царит напряженность, — но, возможно, новый ребенок сблизит их и эту мечту не запятнают деньги, ведь именно благодаря им ее осуществление стало возможным.

С горьким сожалением Амелия вспомнила, как счастливы были они, когда только-только поженились; теперь же ей казалось, что она ему совсем чужая. Может быть, это была игра ее воображения, но Амелии теперь чудилось, будто в их доме образуются новые союзы, в которых ей уже больше нет места.

Словно в подтверждение ее мыслей, на лестнице послышались шаги Норы Эдвардс. Женщина подошла к детской, громко постучала — разбудив Лиззи, — и, возбужденная и раскрасневшаяся, просунула голову в дверь.

— Там внизу полицейский, мэм. Он сказал, что хочет поговорить с вами. Я его спросила, о чем, но он не ответил.

Амелия вдруг почувствовала, что задыхается.

— Я ничего не слышала, — быстро произнесла она, но тут же поняла: ее слова не могут опровергнуть реальность того, что сказала Эдвардс. Лиззи, которую она уже держала на руках, начала плакать, и Амелия вдруг осознала, что изо всех сил сжимает ей ручонку и девочке больно. Поцеловав дочку и осушив ее слезы, Амелия бережно уложила ее в постель. — Присмотри за ней, — резко бросила она Норе. — Я скоро вернусь. Мистер Сэч уже дома?

— Нет, мэм, он еще не пришел.

«Это хорошо», — подумала Амелия, торопливо спускаясь по лестнице. Если повезет, она успеет разобраться с полицейским до прихода мужа, и ему вовсе незачем знать об этом.

Амелия ожидала увидеть полицейского в форме, однако в гостиной стоял мужчина в обычном коричневом костюме. Вертя в руке котелок, он неловко склонился над камином, и, увидев его замешательство, Амелия встретила визитера уверенной улыбкой. Но как только он заговорил, ее иллюзорное представление о том, что у нее есть перед ним хоть какое-то преимущество, бесследно рассеялось.

— Миссис Амелия Сэч? — спросил он, и она кивнула. — Инспектор Кид из городской полиции. К сожалению, должен уведомить вас, что сегодня мы арестовали женщину по подозрению в убийстве грудного младенца — мальчика. Женщину задержали с убитым ребенком на руках, и у нас есть основания предполагать, что этот ребенок родился в вашем доме. В каких вы состоите отношениях с Энни Уолтерс, проживающей в Ислингтоне на Дэнбери-стрит?

От облегчения Амелия чуть не рассмеялась. Если Уолтерс поймали с младенцем сегодня, тот никак не мог быть ее питомцем — ребенок, с которым Уолтерс ушла в субботу, наверняка уже давно умер. Уолтерс явно одолела жадность, и она начала работать на кого-то еще, что Амелия и раньше подозревала, — возможностей кругом хоть отбавляй.

— Я эту женщину не знаю, — дерзко заявила она, взбодренная мыслью о том, что несчастье свалилось сегодня не на нее, а на кого-то другого. — Простите, но ничем не могу вам помочь.

Однако от инспектора не так-то легко было отделаться.

— Миссис Уолтерс сказала, что вы ее наняли.

— Значит, миссис Уолтерс лжет. Я, инспектор, медсестра и опытная акушерка. Я принимаю сюда женщин для того, чтобы они здесь рожали. Им тут обеспечен самый лучший уход, и уверяю вас, что, когда младенцы покидают этот дом, они не только живы, но и абсолютно здоровы.

Инспектор улыбнулся, и тут впервые в выражении его лица мелькнуло нечто, от чего Амелии стало страшно.

— Я в этом, мэм, не сомневаюсь, но, возможно, вы все-таки вспомните: миссис Уолтерс лет за пятьдесят, коренастая…

— Я ее не знаю, инспектор, — перебила его Амелия, — и, разумеется, не давала ей никаких младенцев, если вы на это намекаете. Мне необходимо поддерживать хорошую репутацию, и для работы в этом доме я подбираю людей очень тщательно.

— То есть, насколько вам известно, миссис Уолтерс здесь никогда не бывала?

Амелия покачала головой.

— Странно, что… она весьма подробно описала эту комнату. Но не важно. Кажется, в субботу здесь родился мальчик?

— Верно. При родах присутствовал доктор Уайли — были всякие осложнения. Я уверена, что он это подтвердит.

— Не сомневаюсь, мэм. А где сейчас мать и ребенок?

— Они, инспектор, там, наверху, — промолвила Амелия чуть дрогнувшим голосом.

— Если вы не возражаете, мэм, я бы хотел посмотреть на ребенка.

— Боюсь, что мать еще совсем плоха, ей сейчас не до визитов. Как я уже сказала, роды были трудные, и они оба еще очень слабы. И я никому не позволю их потревожить.

Едва Амелия смолкла, как поняла, что резкостью она ничего не добьется. Когда инспектор Кид снова заговорил, в его тоне от вежливости не осталось и следа.

— Я увижу этого ребенка, мэм, хотите вы того или нет. И если вы не отведете меня к нему сами, боюсь, что у меня не будет другого выхода, кроме как вызвать доктора Уайли и попросить его навестить мать и ее младенца. Вы ведь, разумеется, не станете возражать, чтобы на них посмотрел врач?

Инспектор вышел из комнаты и двинулся к парадной двери, а Амелия, не произнося ни слова, проводила его взглядом. На дворе послышались голоса, и она подошла к окну, чтобы посмотреть, что там происходит. К ее ужасу, в садике перед домом инспектор разговаривал с двумя полицейскими, которые, очевидно, стояли там все это время. Один из них вдруг развернулся и поспешил на улицу, а второй вместе со своим начальником вошел в дом, и теперь они вдвоем молча стояли в гостиной.

Амелия отчаянно пыталась придумать хоть что-нибудь: доктор Уайли жил за углом, и у нее почти не было времени придумать, куда пропал ребенок. И почему она раньше не избавилась от Уолтерс? Амелия ведь знала, что от этой женщины добра не жди. Она злилась на саму себя за то, что довела дело до такого положения, — яснее ясного, что Уолтерс полиции все про нее рассказала, и теперь ей придется признаться, что они были связаны, и найти этому какое-то безобидное объяснение.

Казалось, прошли считанные секунды, как в комнате снова появился инспектор, но уже в сопровождении полицейского и доктора Уайли, а за ними, к ее изумлению и ужасу, вошел муж.

— Амелия, что все это значит? — спросил Джейкоб, едва войдя в комнату, но инспектор Кид не дал ей и рта раскрыть:

— Миссис Сэч, проведите, пожалуйста, доктора Уайли в комнату вашей пациентки. — Он повернулся к доктору. — Мне только надо знать, сэр, что ребенок здоров и в безопасности.

Доктор напряженно уставился на Амелию, потом повернулся, чтобы выйти из комнаты, и тут она не выдержала.

— В этом нет нужды, — прошептала Амелия еле слышно.

— Простите, мадам, что вы сказали? — переспросил Кид.

— Нет нужды подниматься наверх. Ребенка там нет. Его забрали. Но это совсем не тот ребенок! — вскричала она, умоляюще глядя на мужа. — Такого просто не может быть! — Амелия повторяла эти слова снова и снова, а сама в это время пыталась навести порядок в своих мыслях. Ребенка унесли из дома в субботу вечером — ей было невыносимо, чтобы младенцы оставались в доме надолго после рождения, — а сегодня уже вторник. Почему Уолтерс держала его у себя три дня, вместо того чтобы избавиться от младенца при первой возможности? О чем эта женщина думала? — Какого бы вы ребенка ни нашли, — сказала она наконец, — это не тот, что родился здесь в субботу.

Инспектор Кид кивнул полицейскому, и тот протянул ей детское одеяльце.

— Вы его узнаете? — спросил Кид.

Одеяльце было совсем простенькое, типовое, и Амелия отрицательно замотала головой.

— Странно. — Кид развернул одеяльце и протянул его Амелии. — А вот миссис Робертсон из прачечной, что на Марин-пэрейд, сказала, что метка на нем ваша.

Он поднес одеяльце к ней поближе, но Амелия не стала на него смотреть, наконец осознав всю значимость происходящего. Наверняка она уже была объектом обсуждения и сплетен в Финчли, и если даже одна соседка на Хартфорд-роуд заметит возле ее дома полицейского, новость об этом вмиг разнесется по всей улице. Даже если ей на сей раз удастся выпутаться из беды, позора не миновать. Как это отразится на Лиззи? И что будет с ее, Амелии, браком?

— Вы признаете, что «Эф двести тридцать шесть» ваша метка? — нетерпеливо спросил инспектор.

И Амелия, не зная, что сказать, беспомощно кивнула.

— Доктор Уайли, вы присутствовали при родах в Клеймор-Хаусе в субботу?

— Да, присутствовал. У молодой женщины по имени Ада Голли в пятницу утром начались роды. Однако когда в субботу она все еще не разрешилась младенцем, миссис Сэч вызвала меня. В конце концов, в субботу около полудня ребенок родился, но пришлось как следует этому поспособствовать. Без щипцов никак было не обойтись.

— И это нанесло травму голове ребенка?

Амелия краем глаза увидела, как Джейкоб закрыл руками лицо.

— Возможно, могли появиться кое-какие синяки, — признался Уайли.

— Но ребенок родился здоровым?

— О да, крепыш, да и только.

— А вы вернулись сюда посмотреть на мать и ребенка?

— Да. — Доктор бросил взгляд на Амелию. — Я пришел проведать их обоих в воскресенье, но ребенка тут не было. Я спросил, как он себя чувствует, и миссис Сэч ответила, что малыш в полном порядке и что сестра его матери забрала мальчика к себе.

— И вам это не показалось странным?

— Нет. Я подумал, что сестра решила помочь роженице оправиться после родов.

— Понятно. А случалось ли здесь, сэр, что-нибудь подобное и раньше?

Доктор задумался.

— Да, в прошлом месяце. В тот раз миссис Сэч сказала мне, что младенца забрала его бабушка.

— А вас, сэр, часто сюда приглашают?

— Думаю, я был здесь всего раз двенадцать.

— А из этих двенадцати в скольких случаях, когда вы приходили навестить пациентов, ребенка уже не было?

— Только в этих двух, инспектор.

— Но бывают роды, на которые вас не вызывают?

— Конечно. Миссис Сэч — опытная акушерка.

— Миссис Сэч, в этом доме недавно родились и другие дети?

— Еще одна женщина родила в среду — девочку.

— И этого ребенка тоже унесли из дома?

Четыре пары глаз осуждающе впились в Амелию, а она отчаянно металась взглядом от одного к другому мужчине.

— Вы же не думаете…

Но конец ее фразы потонул в предъявленном ей обвинении:

— Амелия Сэч, вы арестованы по подозрению в соучастии в убийстве.

— В убийстве? Нет! Это невозможно! Вы же не хотите сказать, что эти младенцы убиты и что эта женщина их убила?

— Вас доставят в полицейский участок на Кингс-Кросс-роуд, где вы будете находиться под стражей для дальнейшего расследования.

— Джейкоб, прошу тебя! — вскричала Амелия. — А что будет с Лиззи? Скажи им, что это нелепость. Скажи им, что я ничего об этом не знала.

Полицейский взял Амелию за руку, но она отбросила его руку, тогда он схватил ее уже жестче и повел к ожидавшему на улице автомобилю. Чуть поодаль уже собралась небольшая толпа, и когда за Амелией закрылась дверь, она почувствовала даже некоторое облегчение. Машина тронулась, а Амелия провожала взглядом свой дом, с ужасом думая о том, что, возможно, никогда больше не увидит ни его, ни дочь. Из окна, выходившего на улицу, на нее в упор смотрел Джейкоб — пустым, бесчувственным взглядом. Амелия стыдливо опустила голову. Машина свернула влево с Хартфорд-роуд, и в мозгу ее снова и снова эхом зазвучали слова из только что прочитанной истории: «Буду я тебе судьей и судом присяжных, — отвечала фурия-хитрюга, — весь процесс сама я проведу, и тебя приговорю я к смерти, и сама же к плахе подведу».

Джон Кид проводил взглядом своих коллег, которые увели Амелию Сэч, а потом спокойно обратился к ее мужу:

— Боюсь, сэр, что нам сейчас придется провести обыск в вашем доме. Если вы не возражаете подождать здесь, мы постараемся закончить его как можно скорее.

Поначалу Кид решил, что муж Амелии его не слушает, он стоял с застывшим выражением лица и не произносил ни слова, — но вдруг заговорил:

— Могу я забрать мою дочь? Она в детской комнате с Норой — это на самом верху.

— Конечно, сэр. Лучше всего, если вы подождете все вместе. Мне сейчас нужно поговорить с пациенткой вашей жены. Доктор Уайли, вы могли бы пойти вместе со мной?

Доктор, похоже, обрадовался, что у него появилось какое-то дело, и не колеблясь последовал за Кидом.

На втором этаже инспектор увидел лишь одну закрытую дверь и верно угадал, что за ней скорее всего приходила в себя после родов несчастная пациентка миссис Сэч — в полном неведении о судьбе своего ребенка. Он тихонько постучал и сразу же вошел внутрь. К его удивлению, в комнате оказалось тепло и уютно, и все говорило о хорошем, заботливом уходе. «Глупо было ожидать чего-то другого, — с горечью подумал инспектор. — Бизнес Сэч основывался на респектабельности, и роженицы платили ей за услуги приличные деньги».

Женщина лежала, опершись на подушки, бледная и все еще изможденная, и тем не менее выглядела весьма привлекательно. Ей с виду было лет восемнадцать, и в ней чувствовалась некая ранимость, которая бросалась в глаза после холодной самоуверенности Амелии Сэч.

— Мисс Голли? — спросил он, и молодая женщина кивнула, с любопытством посмотрев сначала на него, а потом на доктора. — Я инспектор Кид. Извиняюсь за вторжение, но мне надо задать вам несколько вопросов, касающихся рождения вашего ребенка и вашего пребывания в Клеймор-Хаусе. Вы могли бы сказать мне, когда в последний раз видели вашего младенца?

— Должно быть, в субботу.

Кид заметил, что акцент у нее не лондонский — наверное, она из Уилтшира или Дорсета.

— Кажется, через час после того, как он родился. Я не очень-то хорошо себя чувствовала и мало что помню, но миссис Сэч принесла ребенка, чтобы я могла на него посмотреть. А потом она предложила мне поцеловать его на прощание.

— Так что вы знали, что ребенка отсюда забирают?

— Да, миссис Сэч нашла ему хорошую семью. Она сказала, что знает пять женщин, которые не могут иметь детей и хотят взять ребенка на воспитание, и еще она сказала, что за моим ребенком будет хороший уход, а потом ему достанется приличное наследство. Я надеюсь, что у нее не будет из-за этого неприятностей? — добавила мисс Голли, заметив мрачное выражение лица инспектора. — Она ни к чему меня не принуждала. Я живу одна и должна зарабатывать на жизнь, а как такое возможно, если у тебя младенец? Мы бы просто умерли или оказались в нищенском приюте. Лучше уж так. Это сущая правда.

— А миссис Сэч назвала вам имя женщины, которая собиралась усыновить вашего мальчика?

— Нет, она сказала, что лучше мне его не знать. Новой матери это не понравится. А вдруг я передумаю и захочу забрать у нее ребенка?

— Сколько времени вы уже здесь находитесь?

— С сентября. Я увидела объявление миссис Сэч в августе, а через месяц она взяла меня к себе.

— И вы заплатили ей за это?

— Да, заплатила. Три гинеи, когда поступила сюда, а потом по гинее за каждую неделю.

— А за усыновление?

— Она сказала, что новой матери надо дать тридцать фунтов.

— Несмотря на то что эта женщина сама богата?

— Миссис Сэч сказала, что приемная мать хочет купить ребенку подарок в память о его матери. Мне тридцать фунтов было не по карману, тогда миссис Сэч сказала, что напишет этой даме и спросит, можно ли прислать двадцать пять, и та согласилась.

«Подарок в память о матери». Кид, едва сдерживая отвращение, продолжил расспросы:

— Двадцать пять фунтов для молодой женщины тоже не маленькая сумма.

Женщина стыдливо потупилась:

— Мне пришлось обратиться к семье отца ребенка. Они не хотели скандала, так что дали мне деньги. У меня будут неприятности? Я не думала, что делаю что-нибудь дурное. Честное слово, я не думала…

— Нет, у вас не будет неприятностей, — заверил ее Кид.

— Тогда что же случилось? — Она вдруг расплакалась. — Почему вы расспрашиваете меня о ребенке?

Кид посмотрел на доктора, и тот покачал головой.

— Мисс Голли сейчас нужно отдохнуть, — сказал он. — Я побуду с ней немного и позабочусь о том, чтобы ей дали какое-нибудь снотворное.

Инспектор поднялся, чтобы уйти. Весь день его не покидал образ убитого ребенка Ады Голли, и, как он ни старался избавиться от этого образа, все было без толку. Наступит время, и ему придется объяснить матери, что случилось с ее младенцем, но это произойдет лишь тогда, когда он сам во всем получше разберется, и, разумеется, после того как она покинет Клеймор-Хаус.

Открыв дверь, чтобы спуститься вниз, он увидел на лестничной площадке Джейкоба Сэча с девочкой лет трех-четырех на руках. Тот явно подслушивал — в глазах его стояли слезы, которые он даже не позаботился вытереть. Но что поразило Кида еще больше — Лиззи Сэч была копией своей матери. «Господи, только бы это сходство не шло дальше внешнего».

— Спускайтесь, пожалуйста, вниз, сэр, — сказал Кид. — Я через минуту подойду к вам.

Для тщательного обыска дома понадобится несколько часов, но к тому времени как спустился к Джейкобу Сэчу, Кид уже увидел достаточно, чтобы оценить размеры бизнеса его жены. В доме обнаружили более трехсот детских вещиц, сшитых скорее всего матерями младенцев, которые и понятия не имели, на сколь малый срок эти вещи понадобятся. Кид нашел оставшихся членов семьи на кухне: Джейкоб Сэч сидел за столом, сгорбившись над нетронутой чашкой чая, а на полу, рядом с двумя детьми, одному из которых было года два или три, находилась молодая темноволосая женщина и безуспешно пыталась их развлечь. Увидев Кида, женщина поднялась, чтобы уйти, но он жестом остановил ее.

— Мисс?..

— Эдвардс. Нора Эдвардс.

— Вы работаете здесь?

— Верно.

— Мисс Эдвардс, позвольте спросить вас, сколько времени вы уже проживаете в этом доме?

— С июля прошлого года… но не здесь, а с миссис Сэч. Она жила тогда на Стэнли-роуд.

— И вы переехали сюда вместе с ней?

— Да, с ее семьей.

Женщина держалась весьма настороженно, и Кид подумал: интересно, что именно она знает о деятельности Амелии Сэч? Трудно было поверить, что, прожив с этой семьей больше года, она ничего не ведала о том, кто сюда поступает и куда отсюда уходит.

— Вы пришли к миссис Сэч по объявлению о работе?

— По объявлению, но не о работе.

— А по какому же тогда?

— Я пришла к ней рожать. — Женщина кивком указала на младшую девочку.

— И вашу дочку вам помогла родить миссис Сэч?

— Да, она сама за мной ухаживала. Салли родилась в прошлом сентябре.

— Что же произошло после рождения вашей дочери?

Эдвардс смутилась.

— Миссис Сэч спросила меня, что я намерена делать, и я ответила, что не знаю. Тогда она сказала, что есть одна женщина в Болкоме, которая за двенадцать фунтов удочерит Салли. Но я не хотела расставаться с дочерью, и я ей так и сказала.

— А миссис Сэч стала возражать?

— Она сказала, что у женщины уже готова для нее кроватка и что новая мать будет хорошо за ней ухаживать, но я не могла на это решиться.

— И все же вы у нее остались?

— Да, поначалу я платила миссис Сэч пятнадцать шиллингов в неделю, но потом она предложила мне проживание в обмен на работу.

— И миссис Сэч больше не возвращалась к вопросу об удочерении?

— Нет, больше не возвращалась. Она хорошо относится к нам обеим, и наши дети вместе играют. Да вы и сами видите.

Кид бросил взгляд на детей: угрюмое выражение лица Лиззи и близкое к истерике состояние младшей девочки не слишком сочетались с утверждениями Норы Эдвардс.

— И в чем же заключаются ваши обязанности?

— Да они самые обычные — убираю, немного готовлю, исполняю всякие мелкие поручения.

— А вы здесь встречали женщину по фамилии Уолтерс?

Он описал Энни Уолтерс, и Нора Эдвардс кивнула:

— Я видела похожую женщину, но ее фамилия была Лэминг. Я видела ее и тут, и в доме на Стэнли-роуд. Она обычно приходила, когда в доме рождался ребенок. Миссис Сэч посылала ей телеграмму.

— А между ними были какие-нибудь денежные отношения?

Нора бросила тревожный взгляд на Джейкоба Сэча:

— Были.

— А миссис Сэч когда-нибудь говорила вам что-либо о миссис Уолтерс?

— Она велела мне не говорить матерям, что она уносит их детей.

— А скольких детей миссис Уолтерс забрала отсюда за то время, что вы здесь?

— Я не помню. Я не считала.

— Пожалуйста, мисс Эдвардс, хотя бы приблизительно.

— Примерно восемь, я думаю. И как-то раз миссис Сэч попросила меня отнести ребенка и три фунта миссис Лэминг, то есть миссис Уолтерс, в Плейстоу.

— Спасибо, мисс Эдвардс.

Нора подняла с пола свою дочь и прижала к себе. Кид не отводил от нее взгляда.

— Миссис Уолтерс когда-нибудь говорила с вами о вашей дочери?

— Говорила, инспектор, и не один раз. Она говорила, что я сделала большую глупость, оставив ее.

После ухода полиции в доме наступила невыносимая тишина. Джейкоб сидел на кухне, снова и снова перебирая в уме вопросы, которые ему задавали о его жене, пытаясь совместить образ женщины, недавно уведенной из этого дома, и женщины, на которой он женился, но все его попытки были тщетны. Джейкоб налил себе еще стакан рома и понес его на задний двор. Ему отчаянно хотелось вырваться из этой комнаты, в которой он теперь чувствовал себя как в камере вроде той, где сейчас, по его представлению, находилась Амелия. «Она уже призналась? Или она и вправду верит, что невиновна?»

Он услышал шум у задней двери и, обернувшись, увидел Нору с его дочерью на руках. Свет из кухни упал девочке на каштановые волосы, и она напомнила ему Амелию в молодости. Вид этого невинного ребенка пронзил Джейкоба нестерпимым укором за все его провалы и неудачи.

— Забери ее, — боясь даже пошевелиться, тихо сказал он.

— Но, Джейкоб, девочка просится к тебе. Не отыгрывайся на ней, она ведь ни в чем не виновата.

— Я же сказал: забери ее! — заорал он и швырнул стакан в сторону двери.

Стакан ударился о стену и разбился. Нора в ужасе посмотрела на Джейкоба и, прижимая к себе ребенка, кинулась за дверь.