62
В красивых комнатах пресс-клуба я встречаюсь с его президентом Стэнли Ватерлоо и несколькими коллегами-журналистами. Они ожидали меня только во второй половине дня. В клубе готовились устроить мне прием в неофициальной обстановке, но когда сообщили, что я прибуду раньше из-за того, что спешу, уже не оставалось времени на оповещение членов клуба.
После восхитительного приема мы направляемся в ресторан, где клуб заказал для нас завтрак. После этого с членами пресс-клуба едем на Чикагскую товарную биржу, где меня ждут два сюрприза.
Первый: на доске объявлений вижу свою фамилию и сообщение, что сегодня я выступаю перед трейдерами.
Второй: под моей фамилией указан мистер Стирлинг Весткот. Он выступает завтра вечером.
Мои коллеги замечают, что я не могу оторвать глаз от его имени.
— Вы знакомы с мистером Весткотом?
— Только понаслышке, но хотела бы встретиться с ним.
— К сожалению, в этот раз вам не удастся. Он выступает завтра и на следующее утро уезжает на Западное побережье.
Едет на запад в своем личном вагоне, конечно. А я еду на восток. Как и мои попутчики с парохода. Сара не стала бы проделывать весь этот путь до Чикаго, чтобы сразу повернуть назад и снова ехать на запад. А ведь на свете не одна Амелия, и я, может быть, сосредоточилась не на той?
Когда мы входим в биржевой зал, бедлам, царящий там во время торгов, кажется, достигает пика.
Мои коллеги ведут меня на галерею, и в тот момент, когда мы появляемся на ней, какой-то человек поднимает руку, чтобы сообщить что-то ревущей толпе, но замечает меня и кричит:
— Там Нелли Блай!
Тотчас бешено орущая толпа замолкает, наступает такая тишина, что слышно, как муха пролетит. Все лица, радостные и восторженные, поворачиваются в мою сторону, люди снимают головные уборы, и в огромном зале раздается взрыв аплодисментов.
Я потрясена. Пусть говорят все, что угодно, о Чикаго, только я не верю, что где-нибудь еще в Соединенных Штатах так восторженно приветствовали бы женщину, как в Чикагской товарной бирже.
Среди бурных аплодисментов слышатся возгласы: «Скажите речь!»
Я снимаю кепку и качаю головой, потому что не могу. Мне бы только не расплакаться — нельзя, чтобы эти люди видели мои слезы. У меня просто невероятное состояние.
Мой жест только заводит людей, и они начинают кричать еще громче.
Уже далеко за полдень члены пресс-клуба доставляют меня на Пенсильванский вокзал, где я неохотно прощаюсь с ними. У меня нет слов, чтобы выразить сердечную благодарность за царский прием, оказанный ими невзрачной залетной гостье.
Из телеграммы мистера Биссела я уже знаю, что купе Уортонов и фон Райха в одном вагоне. Фредерик и Сара едут в других. Мое купе в том же вагоне, что и купе Сары; они расположены рядом, и мы с ней окажемся ближе друг к другу, чем во время путешествия по морю. Интересно, что произойдет, когда, как сардинам в банке, нам некуда будет деться.
Сейчас же я в совершенном нетерпении — хочется увидеть, как все он и среагируют на мое появление. И услышать, что Сара ответит на мои вопросы.
Группа людей, садящихся в вагон, замирает и смотрит в моем направлении, когда какой-то мужчина снимает шляпу и кричит:
— Ваш последний бросок, Нелли?! Счастливого пути и скорее пересечь финишную черту!
Я улыбаюсь в ответ, машу рукой и говорю ему «спасибо». Действительно, скорее бы пересечь эту черту.
Ну вот я себя и обнаружила.
Лорд Уортон, садящийся в пульман через два вагона от того, в котором поеду я, оборачивается, хмурит брови и изображает гримасу, какую я представила бы себе на лице судьи, смотрящего на подсудимого при вынесении смертного приговора. Что касается ее светлости, то она лишь бросает короткий взгляд в мою сторону, вскидывает подбородок и поворачивается спиной. Ледяной пронизывающий ветер в данный момент, наверное, был бы приветливее.
Я забрасываю саквояж и пальто в свое купе и стучусь в дверь Сары.
— Полиция, — шепчу я в дверную щель. — Мы разыскиваем женщину, исчезнувшую при загадочных обстоятельствах.
Крик радости слышится за дверью, и она открывается.
— Нелли! — Сара искренне, горячо и восторженно обнимает меня. — Входи!
Окинув взглядом тесное купе, я спрашиваю:
— А где же спальный гроб?
Сара полным драматизма жестом прижимает тыльную сторону ладони ко лбу.
— Увы, он угодил в багажный вагон. Я так рада, что ты здесь! Я была уверена, что мы больше не увидимся.
— И я тоже. — Я закрываю за собой дверь. — Сара, мне нужно поговорить с тобой.
Она садится, а я продолжаю стоять.
— В чем дело, дорогая? Ты явно встревожена.
— Нужно поговорить о твоих рандеву. Ты должна сказать мне…
Сара качает головой с такой силой, что кажется, та сейчас отвалится.
— Нет, нет и нет. И не спрашивай. Это совершенно не твое дело.
— Мне нужно знать. Особенно об Амелии.
— Вон! — Она вскакивает и отодвигает дверь.
— Сара…
— Вон! — Она слегка толкает меня. Я переступаю через порог, а Сара целует меня в щеку. — Когда-нибудь я тебе расскажу, но сейчас ты для меня персона нон грата.
— Сара, я думаю, ты в опасности.
— Меня умиляет твоя наивность и непосредственность. Иногда мне кажется, весь мир в опасности.
— Походы армий под покровом темноты?
— Вот именно. — Сара еще раз чмокает меня в щеку. — А сейчас беги, дорогая, и… — Она наклоняется ко мне и шепчет на ухо: — Не приходи, пока я не позову тебя.
Сара проскальзывает назад в купе и закрывает дверь.
Какой-то момент я смотрю на дверь, борясь с желанием отодвинуть ее, но слышу, как щелкает замок. Ну что ж, пока пусть будет так. Я решаю было войти в свое купе, но у меня появилась иная мысль.
Я нахожу проводника.
— Джордж, в каком вагоне мистер Селус?
— В следующем по ходу движения. Но я только что видел его в курительном вагоне. Это третий по ходу движения.
— Спасибо.
Я меньше всего люблю курительные вагоны в поезде. По мне, лучше ехать в угольном тендере с кочегаром, чтобы нас обдувало дымом из топки, чем поневоле вдыхать густые клубы противного сигарного дыма. Сколько раз я говорила об этом с мужчинами в поезде, и все напрасно.
Войдя в курительный вагон, я вижу там лорда и леди Уортон. К счастью, обворожительное личико ее светлости скрыто под вуалью вместе с чувствами, которые она испытает при виде меня. Здесь же и Фредерик — занят беседой с каким-то человеком и не видит, что я вошла.
Высокомерные Уортоны полностью игнорируют меня, хотя, как я слышу, произносится мое имя и несколько человек дружески мне улыбаются.
— Что вы думаете, господа, об «Уэстли триста три»? — спрашивает один из присутствующих Фредерика.
— О чем? — недоумевает лорд Уортон.
— Это же ружье для охоты на тигров, — говорит его жена. — Не так ли, Фредерик?
— Да, им можно уложить тигра, — кивает он и, увидев меня, широко улыбается. — Но стрелять из него надо наверняка, иначе разъяренный зверь весом шестьсот фунтов набросится на вас со скоростью локомотива.
Я прохожу вперед, ожидая, когда Фредерик закончит разговор с людьми, желающими задать вопросы знаменитому охотнику, и тут замечаю другие знакомые лица.
Вдова Мердок и Ченза, ее ассистентка или любовница, и общительный фон Райх сидят вместе в конце вагона. Последний — откинувшись в кресле с бокалом в руке, и, похоже, он уже вкусил некоторое количество виноградного нектара. Вдова курит сигарилло — маленькую «дамскую» сигару — и держит стакан бренди, а судя по румянцу на ее щеках, уже не первый.
Ченза улыбается мне с ехидцей, словно намекая, что знает нечто такое, чего не знаю я, и сейчас она меня этим ошеломит.
Ехидная улыбка, надо полагать, просто дефект ее лица.
Все-таки страшную пару представляют собой Ченза и вдова Мердок. Они слишком разные, какими бы ни были их сексуальные наклонности. Должно быть, что-то еще связывает их, и единственное, о чем я могу подумать, — это горшок с золотом, которым вдова, кажется, овладела после безвременной кончины мужа.
Я поворачиваюсь и иду в обратную сторону, чтобы быть подальше от них, и вижу, что Фредерик отходит от своих собеседников и направляется ко мне.
— Нелли, я так рад видеть вас здесь!
Лорд Уортон снова поворачивается ко мне спиной, берет свою очаровательную жену под руку и выходит. Я улавливаю что-то вроде «только ее здесь не хватало», когда они удаляются.
— Приношу извинения за Уортонов, — говорит мне Фредерик так, чтобы не слышали другие. — Он невоспитанный негодяй. При других обстоятельствах я призвал бы его к ответу за хамское поведение по отношению к вам.
— Что это за обстоятельства, которые делают лорда Уортона таким агрессивным по отношению ко мне и не позволяют джентльмену прийти мне на помощь?
Он ухмыляется.
— Нелли, вы обладаете обостренным любопытством, но вам нужно учиться контролировать его.
— А Амелия контролирует его? — говорю я наобум.
Он вскидывает брови.
— Амелия? Не то ли это имя, что вы якобы слышали…
— Вот именно, якобы слышала. На самом деле я ничего не слышала. Я никогда не была в Порт-Саиде. Я даже не знаю, кто вы. Или кто я.
— Нелли, я думаю…
— Думайте все, что хотите. Я же пойду и выпью порошки от головной боли или что-нибудь покрепче для поддержания моей слабой женской психики, а то просто хлебну у Сары кокаинового вина.
Не будь я женщиной, я бы… Но я поворачиваюсь на каблуках и ухожу не оглядываясь. Вернувшись в свое купе, я резко закрываю дверь и поворачиваю защелку.
Зачем я это сделала? Я хотела цивилизованно поговорить с Фредериком. Я была рада видеть его, и он тоже, как я поняла, хотел видеть меня. И что я наделала? Устроила ему сцену.
Меня извиняет лишь то, что я сержусь, я расстроена и растеряна, поскольку никто не хочет придавать значение тому, что я считаю опасным заговором.
— Что происходит? — спрашиваю я стену, разделяющую меня и Сару.
Может быть, я просто дура. Должно быть. Я рисковала своим успехом ради спасения Сары, а она не хочет, чтобы ее спасали. Она даже не хочет общаться со мной.
Я начинаю думать, не правы ли те, кто считает, что у меня не все в порядке с головой.
Зачем ставить под угрозу свой успех, карьеру и репутацию, специально задержавшись и сев на поезд с людьми, которые удивлены и даже раздражены тем, что я все еще существую на этой планете?
Сара обожает меня, но выставляет за дверь и говорит, чтобы я не вмешивалась в то, что касается только ее. Фредерик смеется надо мной или по меньшей мере проявляет снисходительную терпимость к моим выходкам. Лорд и леди Уортон относятся ко мне как к прокаженной. Фон Райх игнорирует меня. А Ченза, источающая злобу своими самодовольными улыбочками, приводит меня в содрогание.
«Что знают эти люди, чего не знаю я?»
