15

— Кстати, помните, как удивились его ученики? — продолжал Семен. — «Что за чушь? Где мораль?». На что Заратустра честно ответил: «Мой рассказ неморален». Вы же работаете в школе, молодой человек? Как там сейчас дела с моралью?

— Детям сложно, — Нестор не хотел вдаваться в подробности, отвечал в общих чертах, — слишком много отвлекающих факторов. Все другое, и требования другие, в том числе и в области морали. Иные времена, иные нравы, иная мораль, иные дети. Но ничего критичного.

— И в чем же эта их «инаковость», позвольте поинтересоваться?

— Не знаю, — честно признался Нестор. — Иногда мне кажется, что они совершенно такие же, как мы. Как мое поколение, как Ваше. Такие же категоричные, иногда ленивые, иногда грубые, но, в целом, нормальные подростки. А порой я себя чувствую, как Виктор Банев перед гадкими лебедями из «Хромой судьбы».

— Ну, тот был писатель, а Вы — учитель. Писатель должен почувствовать, изобразить и выразить. Учитель должен почувствовать, понять и работать с этими птицами. Либо избавлять их от гадости, либо самому ею проникаться, если эта гадость — некое новое неизбежное качество взрослеющего человечества. Либо они видят в нас авторитет и за нами тянутся, либо мы принимаем их авторитет и чему-нибудь учимся у них. В идеале, это процесс двусторонний. Или двухсторонний? Как правильно? Или Вы не филолог?

— Не филолог, но тоже интеллигентный человек, — Нестор вспомнил так и не законченный разговор с Киром. — Историк.

— Вот скажите, историк, чтут они авторитет? Пусть не наш, пусть, ну, не знаю, того же Бога, например, предков, государства, денег, киногероев, императоров, — чтут?

— Слабо, — Нестор улыбнулся. — Сегодня на уроке короля назвали дураком, а североамериканцев — пиндосами.

— Какого короля?

— Людовика Шестнадцатого.

— О французской революции шла речь?

— О ней.

— Грустное время. Как любое время, где реют флаги. Когда реют флаги, говаривал австриец Конрад Лоренц, разум вылетает в трубу. Вот только развевает знамена ветер, поднимают знамена над головами люди, но команду к подъему знамен дают не те, кто сжимают древка. Все знают Пушкинское «Не приведи Бог увидеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный». Но мало кто знает, что сам Пушкин прекрасно понимал искусственную природу таких бунтов. В главе, что сохранилась лишь в черновом варианте, он писал, что те, кто замышляют У НАС (Семен выделил это «у нас», подчеркивая, что сами «замыслители» отнюдь не местные) невозможные перевороты, чужую головушку ценят в полушку и свою шейку — в копейку. Простите, не дословно, но суть именно такая. Не важно — устраивает толпа массовое истязание инакомыслящих или массовую оргию с единомышленниками, где-то рядом нужно искать какого-нибудь Гренуя.

— Простите? — Нестор не смог сразу понять, о ком идет речь.

— Этого парфюмера из Зюскинда, ущербного во всем человеческом, но одаренного в обонянии. Всегда рядом с озверевшей толпой есть такой Гренуй, который своей тщательно подобранной вонью массово вытягивает наружу всю гниль из человеческих душ.

Семен распалился, собственный монолог задел некие скрытые струны былых размышлений. Он даже сделал неприличный жест на слове «Гренуй», чем привлек внимание «племяшек». Врач глубоко вздохнул, быстро успокоился, помахал «родственницам» рукой, сделал королевский глоток коньяку.

— А вот по поводу пиндосов, Нестор Петрович…

— Иванович, — автоматически исправил Нестор.

Семен кивнул, соглашаясь, и продолжил:

— Здесь детей винить не в чем. Я не скажу, что это самоназвание жителей определенного государства, но слово вполне литературное, я бы сказал, официально присвоенное. Как звание нобелевского лауреата. Человечество — структура неоднородная, а, наоборот, — простите за плохой каламбур, — многонародная. И у каждого народа свой функционал. Одни спасают мир, другие его «строят», третьи — кормят, четвертые — наполняют гармонией, пятые — привносят хаос, который тоже необходим для всестороннего развития нашей цивилизации. И так далее. Функций много. И они меняются, в зависимости от того, какую цель поставит главный игротехник.

— Бог?

— Я вас умоляю! — рассмеялся Семен. — Если верить Пелевину, — а кто, скажите, ему сегодня не верит? — то Бог — это пустота евреев, которую они смогли выгодно втюхать народам поглупее. Так что давайте о богах поговорим не сегодня. А еще лучше — спросите Кира, он у нас знатный теолог и конспиролог. Так вот, на данном этапе игротехник проводит эксперимент. Пока еще не глобальный, а локальный, в пределах одной фокус-группы. Сначала участников эксперимента отобрали по определенному признаку. Сделали это просто: положили в лаборатории приманку, на которую реагировал конкретный тип людей. Хорошо пропиарили доступными тогда средствами массовой информации. Люди и сегодня верят мифам. Вот и тогда был запущен весьма привлекательный миф об Эльдорадо. Когда-то одни перешли пустыню в поисках Бога, а в те времена другие переплыли океан в поисках золотого тельца.

— Они все умерли давно.

— Ну и что? Человеческая жизнь — всего несколько десятилетий. Масштабные эксперименты проводят над существами другого порядка.

— Например?

— Зачем например? Без всяких примеров скажу. Человек приходит в этот мир не как целое, а как часть целого — часть своего рода. Именно фамильный род — настоящая составляющая человечества. Человек без потомков — титульный лист книги без содержания.

— Все-таки не смогли без примеров.

— Да, грешен — не удержался. Уже несколько сотен лет младшие научные сотрудники наблюдают за течением эксперимента. Нынче каждому участнику этой фокус-группы присвоен персональный идентификационный номер, сокращенно PIN, — Семен достал ручку из внешнего нагрудного кармана и написал на салфетке: «PIN». — Эта лабораторная работа съедает уйму средств. Сегодня практически половина ресурсов нашей планеты направлена на поддержание этого занятного опыта. Все участники эксперимента в совокупности составляют значительную базу данных, записанную в формате дисковой операционной системы, сокращенно «DOS», — Семен дописал рядом с аббревиатурой «PIN» вторую — «DOS». — После чего, наводя туман на всю эту историю, внедрили данный учетный термин в массовое сознание при помощи современных медиа-инструментов. И совсем уж для отвода глаз придали термину определенную негативную окраску. Но так и слово «немцы» нужно произносить осторожно — предки-славяне называли немцами тех, кто не знал языка, то есть немых. Но немцы, к счастью, не обижаются.

Тут Семен замолчал. Нестор понял, что они уже не одни. Посмотрел вправо — тут стояли «племяшки», разгоряченные игрой в гольф. Они уже надели куртки поверх прозрачных нарядов, но это придавало их виду еще больше пикантности. Посмотрел налево — здесь стояла Нина, держа Антона за руку. Как быстро пролетело время — мультфильм уже закончился.