67

И муравейник был все тот же, и забор такой же, и даже куст был именно смородиновый. Нестор взял Зоеньку за руку и провел знакомой тропкой к входной двери. Как будто бы и не уходил из дома на Кисельной. В прихожей возникло ощущение, что сейчас из кухни появится Нина, а за ее спиной будет стеснительно прятаться Антон. Нестор вдруг понял, что на подсознательном уровне пытается быстро составить правдоподобную легенду для Зоеньки.

Но из кухни вышел доцент Индрин. Глеб Сигурдович долго смотрел из-под оправы очков на гостей, появившихся в прихожей его временного пристанища. Нестор переминался босыми ногами, а Зоенька присела в низком реверансе. Ее глаза метали задорные искры. Но доцент Индрин лишь скользнул по обнаженной девушке безразличным взглядом – мысли его были не здесь, он дописывал последнюю главу монографии. Индрин протянул руку Нестору, молча пожал руку, протянутую Нестором в ответ, и молча же скрылся на кухне.

– Прошу! – раздалось оттуда. – Посмотрите там по шкафам и вешалкам.

Зоенька переглянулась со своим непосредственным начальником: стоит ли прикрывать наготу или легкая провокация все-таки уместна? Нестор прищуром глаз показал, что не уместна, и змейка невесомо вознеслась по лестнице на второй этаж – смотреть по шкафам и вешалкам. Нестор же заглянул в санузел и обнаружил там бежевый махровый халат, слегка влажный, что в данной ситуации не имело никакого значения.

Индрин листал один из своих «летучих» блокнотов, делал пометки, шевелил губами и смотрел рассеянным взглядом сквозь гостя – в глубины лингвистических ассимиляций и конвергенций. На кухонном столе мерцал экран ноутбука. Нестор сидел, завернувшись в халат, смотрел на Индрина, на совершенно самодостаточного человека, которому никто сейчас не был нужен, – только его блокнот и собственные мысли, – и думал, зачем Наставник чуть ли не приказал ему нанести этот визит.

И вновь тени образов, слов и каких-то тонких то ли пониманий, то ли чувств заплясали вокруг титула «Наставник». Разве сможет он, Нестор, какого бы Дна ни суждено было достигнуть, когда-нибудь выбраться из-под теплого пледа Наставничества, в который так заботливо кутал своего подопечного Кир? «Кир тебе больше не Наставник», – сказала Зоенька. Нет уж, Нестор будет сам решать, кто и какую роль играл, играет и будет играть в его жизни.

Зоенька уже успела на втором этаже, «по шкафам и вешалкам», найти то, что находит любая женщина в доме холостяка, – мужскую рубашку. Рубашка была небесно-голубого цвета и, как все другие вещи доцента Индрина, была мятая, но на теле девушки примятость эта отнюдь не выглядела неряшливо, небрежно, а, наоборот, казалась тщательно продуманным дизайнерским решением. Несколько верхних пуговиц были предусмотрительно расстегнуты. Девушка прошлась по кухне изучающим вихрем, открывая все дверцы и ящички, после чего замерла возле холодильника. Она улыбалась – вид доцента, витающего в таинственных лингвистических мирах, ее забавлял. Наконец она решила вмешаться.

– Накрывать на кухне или на журнальном столике в гостиной? – нарушила Зоенька библиотечную тишину.

Нестор и сам умел, забыв обо всем и не замечая ничего и никого вокруг, увлекаться любимым делом. Но был уверен, что такое – абсолютное – погружение не возможно в принципе: всегда найдется нечто, способное пробудить, вернуть из мира представлений в мир реальных ощущений. Однако отсутствие доцента Индрина здесь и сейчас не было лукавством – он действительно был решительно увлечен блокнотными записями. Но женский голос, призывающий к столу, пусть еще и не накрытому, вырвал его со всеми разветвленными корнями умозаключений из темных филологических глубин. Доцент Индрин очнулся.

– Нестор Иванович? – спросил Индрин почти удивленно, а потом воскликнул радостно:

– Нестор Иванович! Вот радость! Я просил у этих… Мне же нужно делиться… Не думал, что уважат… Что уважите. – Глеб Сигурдович волновался, сбивался, был искренне рад, с удовольствием познакомился с Зоенькой. Нестор Иванович представил девушку как свою лаборантку, что приятно поразило доцента («Лаборанты у школьных словесников? Какие замечательные пережитки шестидесятых!»). Никаких вопросов по поводу странного вида неожиданных гостей задано не было – Глеб Сигурдович учился привыкать к новым реалиям нового для него мира.

– Я всего-то тут день, даже меньше, – жаловался Индрин своему нечаянному другу, – а вот истосковался. Разбудили ночью, за дверями – шум, удары. Какие-то звуки, похожие на выстрелы, но какие, скажите, выстрелы в подъезде пятиэтажки? Привезли с эскортом, как важную персону. Объяснили, что в целях безопасности. Ничего я не понимаю, сижу тут в одиночестве, в неизвестности. С ума схожу тихо и незаметно. И вроде делом занят, но давят эти стены. И на улице никого – ни людей, ни собак, ни кошек. Постапокалиптическое царство какое-то. По телевидению какие-то программы странные – нет знакомых телеведущих, чужие лица в новостях, незнакомые актеры в фильмах. Ночь бессонная. Хорошо, что тут много вина и книг. И ноутбук забрал – с основными файлами. И документы. В чем был, в том и приехал. Правда, тут было – я переоделся.

Нестор понял, что было необычным в облике доцента: Глеб Сигурдович был облачен в отглаженные брюки и розовую рубаху – все, как из химчистки. Местный дежурный набор? Или обеспечили запас под конкретного обитателя?

Накрывать было решено в кухне. Гостиная обязывала пафосом кожаных кресел и углового дивана к неспешной светскости бесед. Ее преимущество – большой телевизионный экран – нивелировалось отсутствием знакомых передач и значимых новостей. Решено было вести разговоры живые и мудрые, на заданную тему, с неизбежным лидирующим соло доцента Индрина. Для такого формата кухонный стол на две пары подходил идеально: здесь был и трепетный интим, и возможность играть дистанцией, и сокровенные аллюзии, уводящие в эпоху кухонных философий.

– Мы, Нестор Иванович, – бронтозавры с Вами, – говорил доцент Индрин после второго бокала вина. – Мы «беседа праздных стариков», как метко заметил Дионисий, имея в виду школу Платона. Правда, там речь еще шла о невежественных юнцах. А юнцы нынче, особенно невежественные, больше интересуются политикой, чем вопросами мироздания.

– У нас есть Зоенька, – с улыбкой заметил Нестор. – И она весьма интересуется вопросами мироздания. И совершенно не интересуется политикой. И пусть ее никак нельзя назвать юнцом…

– С Вашей стороны, Нестор Иванович, крайняя степень жестокости – заявиться в гости к холостому другу с прекрасной леди, да еще представить ее мне в таком пикантном виде, – пожурил Глеб Сигурдович.

Оказывается, даже в творческом брожении по неведомым и незримым мирам доцент Индрин уловил периферийным зрением Зоенькину наготу и сохранил это бодрое воспоминание в сундуке памяти. Сохранил на будущие времена для личного пользования.

Зоенька впервые находилась в непосредственной близости от обычного человека, не наделенного Наговой сущностью. Не каждая змейка в Раджасе могла похвастать таким удивительным приключением. Зоенька сияла ярче обычного. Она не присела ни на минуту – порхала за спинами мужчин, подливала вино, подрезала овощи, сыры да колбасы из холодильника, приносила-убирала тарелки и столовые приборы. Комплимент Индрина пробудил в змейке самые светлые начала. В благодарность Зоенька уронила вилку, позволила доценту заглянуть за ворот голубой рубашки и в течение минуты наблюдать колебания розовых сосков. Разобравшись с вилкой, Зоенька выпрямилась и лучезарно улыбнулась Глебу Сигурдовичу.

– Когда говорят мужчины, – скромно призналась девушка, – меня одолевают приступы жесточайшей акаталепсии. Я воздерживаюсь от всякого утверждения. Увольте – в разговорах по вопросам мироздания я участия принять не смогу.

Несколько секунд доцент Индрин молча ловил воздух, потом выдохнул и воскликнул:

– Что за женщина! Чудо, а не женщина! Клад! Где те места благословенные, что дарят нам таких фей?

– Глубоко, – ответил Нестор за свою подручную, – очень глубоко. Но поверьте, Глеб Сигурдович, не нужны Вам эти глубины. С Вашими-то способностями к обобщению обширных массивов информации, с талантом нестандартных умозаключений, с умением видеть суть, делать неординарные и при этом верные выводы… Нам с нашими глубинами в скором времени будет не дотянуться до Ваших высот.

Доцент Индрин комплимент принял благосклонно. С этого момента он практически не спускал томящегося взора с собственной голубой рубашки на манящем женском теле.