Два часа спустя после события, о котором мы рассказали и которое не оставило никаких следов на лице Екатерины, г-жа де Сов, закончив свою работу у королевы, поднялась в свои покои. Вслед за ней вошел Генрих и, узнав от Дариолы, что заходил Ортон, направился прямо к зеркалу и взял записку.

Записка, как мы уже сказали, была составлена в следующих выражениях:

«Сегодня в десять часов вечера, улица Арбр-сек, гостиница „Путеводная звезда“. Если придете – ответа не надо; если не придете – скажите подателю письма „нет“.

Адресат не был указан.

«Генрих непременно пойдет на свидание, – подумала Екатерина. – Если даже ему и не захочется идти, то теперь он не сможет сказать подателю письма „нет“!

Екатерина не ошиблась. Генрих спросил об Ортоне, и Дариола сказала ему, что он ушел с королевой-матерью, но, найдя записку на месте и зная, что бедный мальчик не способен на предательство, Генрих не стал беспокоиться.

Он, как обычно, пообедал у короля, который то и дело подтрунивал над ошибками, какие допускал Генрих утром на соколиной охоте.

Генрих оправдывался тем, что он житель гор, а не равнин, но обещал Карлу изучить соколиную охоту.

Екатерина была очаровательна и, вставая из-за стола, попросила Маргариту составить ей компанию на весь вечер.

В восемь часов Генрих, взяв с собой двух дворян, вышел с ними из Парижа в ворота Сент-Оноре, сделал большой крюк, вернулся в город со стороны Деревянной башни, переправился через Сену на пароме у Нельской башни, поднялся к улице св. Иакова и здесь отпустил дворян, словно его ожидало любовное свидание. На углу улицы Де-Матюрен он увидел закутанного в плащ всадника и подошел к нему.

– Мант, – сказал всадник.

– По, – ответил король.

Всадник тотчас же спешился. Генрих закутался в его плащ, весь забрызганный грязью, сел на его коня, от которого шел пар, вернулся назад по улице Ла-Гарп, снова переехал через реку по мосту Мельников, спустился на набережную, свернул на улицу Арбр-сек и постучал к Ла Юрьеру.

В знакомой нам зале сидел Ла Моль и писал длинное любовное письмо; кому он писал – вам известно.

Коконнас пребывал на кухне вместе с Ла Юрьером, наблюдая, как жарятся на вертеле шесть куропаток, и спорил со своим другом-трактирщиком, при какой степени прожаренности надо снимать куропаток с вертела.

В эту самую минуту постучался Генрих. Грегуар открыл дверь, отвел лошадь в конюшню, а приезжий вошел в залу, так топая, точно хотел согреть окоченевшие ноги.

– Эй! Ла Юрьер! – крикнул Ла Моль, не отрываясь от письма. – Вас тут спрашивает какой-то дворянин.

Ла Юрьер вошел в зал, осмотрел Генриха с головы до ног и, так как плащ из грубого сукна не внушал ему большого уважения, спросил короля:

– Кто вы такой?

– Ах ты, Господи! – воскликнул Генрих. – Этот господин, – продолжал он указывая на Ла Моля, – сию секунду сказал вам, что я гасконский дворянин и приехал в Париж, чтобы явиться ко двору.

– Что вам угодно?

– Комнату и ужин.

– Хм! – хмыкнул Ла Юрьер. – А у вас есть лакей? Как известно читателю, это был обычный его вопрос.

– Нет, – ответил Генрих, – но я рассчитываю нанять его, когда преуспею.

– Я не сдаю господских комнат без лакейских, – ответил Ла Юрьер.

– Даже если я предложу вам за ужин золотой нобль с розой, а за все остальное рассчитаюсь завтра?

– Ого! Уж больно вы щедры, дворянин! – сказал Ла Юрьер, подозрительно глядя на Генриха.

– Нет. Но, намереваясь провести вечер и ночь в вашей гостинице, которую мне очень хвалил один дворянин, мой земляк, я пригласил поужинать со мной приятеля. У вас есть хорошее арбуасское вино?

– У меня есть такое, что лучше не пивал и сам Беарнец!

– Отлично! Я заплачу за него отдельно… А вот и мой гость!

В самом деле, дверь отворилась и пропустила другого дворянина, на несколько лет старше первого, с огромной рапирой на боку.

– Ага! Вы точны, мой юный друг! – сказал он. – Вы явились минута в минуту – это что-нибудь да значит для человека, проделавшего двести миль!

– Это ваш гость? – спросил Ла Юрьер.

– Да, – ответил тот. Он приехал первым и сейчас, подходя к молодому человеку с длинной рапирой, пожал ему руку, – приготовьте нам ужин.

– Здесь или у вас в комнате?

– Где хотите.

– Хозяин! – крикнул Ла Моль Ла Юрьеру. – Избавьте нас от этих гугенотских физиономий; мы с Коконнасом не сможем говорить при них о своих делах.

– Эй! Накройте ужин в комнате номер два, на четвертом этаже, – приказал Ла Юрьер. – Идите наверх, господа, идите наверх!

Оба приезжих последовали за Грегуаром, шедшим впереди и освещавшим путь.

Ла Моль смотрел им вслед, пока они не скрылись; обернувшись, он увидел, что Коконнас высунул голову из кухни. Широко раскрытые глаза и разинутый рот придавали его лицу вид неописуемого изумления.

Ла Моль подошел к нему.

– Видал, черт побери? – спросил Коконнас.

– Что?

– Двух дворян?

– И что же?

– Готов поклясться, что это…

– Кто?

– Да… король Наваррский и человек в вишневом плаще.

– Клянись, если хочешь, только тихо.

– А, ты их тоже узнал?

– Конечно.

– Зачем они сюда пришли?

– Какие-нибудь любовные делишки.

– Ты так думаешь?

– Уверен.

– Я предпочитаю любовным делам хорошие удары шпагой. Я готов был поклясться, а теперь бьюсь об заклад…

– Из-за чего?

– Что тут какой-нибудь заговор.

– Э! Ты с ума сошел.

– Я тебе говорю…

– А я тебе говорю, что если они заговорщики, то это их дело.

– Что ж, это верно! Ведь я больше не служу у Алансона, так что пускай себе улаживают свои дела, как их душе угодно.

Так как куропатки достигли, по-видимому, той степени прожаренности, какую любил Коконнас, то пьемонтец, рассчитывавший на них как на самое лакомое блюдо своего ужина, позвал Ла Юрьера, чтобы тот снял их с вертела.

А в это время Генрих и де Муи устроились у себя в комнате.

– Государь! Вы видели Ортона? – спросил де Муи, когда Грегуар накрыл на стол.

– Нет, но я получил записку, которую он положил за зеркало. Я думаю, мальчик испугался; дело в том, что его застала там королева Екатерина, он и убежал, не дожидаясь меня. Я было немного встревожился, когда Дариола сказала мне, что королева-мать долго разговаривала с Ортоном.

– О! Это не опасно. Он ловкий постреленок, и, хотя королева-мать знает свое дело, он обведет ее вокруг пальца, я в этом уверен.

– А вы, де Муи, видели его потом? – спросил Генрих.

– Нет, но я увижу его сегодня: в полночь он должен зайти сюда за мной и принести мне добрый мушкет, а когда мы отсюда выйдем, он все мне расскажет.

– А что это за человек был на углу улицы Де-Матюрен?

– Какой человек?

– Человек, который дал мне лошадь и плащ; вы в нем уверены?

– Это один из самых преданных нам людей. А кроме того, он вас не знает, ваше величество, и даже не представляет себе, с кем он имел дело.

– Значит, мы можем говорить о наших делах совершенно спокойно?

– Вне всякого сомнения. А кроме того, Ла Моль на страже.

– Чудесно.

– Так что же сказал герцог Алансонский, государь?

– Герцог Алансонский не хочет уезжать, де Муи, он вполне ясно дал это понять. Избрание герцога Анжуйского на польский престол и нездоровье короля изменили все его намерения.

– Так это он разрушил наш план?

– Да.

– А он нас не выдаст?

– Пока нет, но выдаст при первом удобном случае.

– Трусливая душонка! Предательский умишко! Почему он не отвечал на письма, которые я ему писал?

– Для того, чтобы иметь доказательства, но не предъявлять их. А пока все проиграно, не так ли, де Муи?

– Напротив, государь, все выиграно. Вы прекрасно знаете, что гугенотская партия, кроме небольшой группы сторонников принца Конде, была за вас и сделала вид, что завязывает отношения с герцогом Алансонским только для того, чтобы он служил ей защитой. И вот, после приема послов, я их всех снова объединил и связал с вами. Ста человек было достаточно, чтобы бежать с герцогом Алансонским; теперь у меня пятьсот; через неделю они будут готовы и расставлены отрядами вдоль дороги на По. Это будет уже не бегство, а отступление. Государь! Вам довольно пятисот человек? Будете вы чувствовать себя в безопасности с таким войском?

Генрих улыбнулся и хлопнул его по плечу.

– Ты-то знаешь, де Муи, – и знаешь только ты один, – что король Наваррский от природы не так уж пуглив, как о нем думают, – сказал он.

– Боже мой! Я-то знаю, государь, и надеюсь, что уже недалек тот час, когда вся Франция будет знать это не хуже меня.

– Но когда люди составляют заговор, им нужен успех. Первое условие успеха – решимость, а чтобы к этой решимости присоединились быстрота, прямота, твердость, нужна уверенность в успехе.

– Превосходно! Государь, по каким дням бывает охота?

– Каждую неделю или каждые десять дней – или с гончими, или соколиная.

– А когда была последняя?

– Как раз сегодня.

– Значит, через неделю или через десять дней двор снова поедет на охоту?

– Вне всякого сомнения, а может, даже раньше.

– Выслушайте меня: по-моему, все совершенно успокоились – герцог Анжуйский уехал, о нем забыли и думать. Здоровье короля с каждым днем улучшается. Преследования нас, гугенотов, почти прекратились. Расстилайтесь перед королевой-матерью, расстилайтесь перед герцогом Алансонским, твердите ему все время, что не можете уехать без него, постарайтесь, чтобы он вам верил, – это самое трудное.

– Будь покоен, он поверит!

– А вы думаете, что он так доверяет вам?

– Господь с вами, вовсе нет. Но он верит всему, что говорит королева Наваррская.

– А королева служит нам искренне?

– О! У меня есть тому доказательства. А кроме того, она честолюбива, и наваррская корона, которой нет, жжет ей лоб.

– Хорошо. Тогда за три дня до охоты пришлите мне сказать, где она будет – в Бонди, в Сен-Жермене или в Рамбуйе; прибавьте, что вы готовы. А когда увидите, что впереди скачет де Ла Моль, следуйте за ним и мчитесь что есть духу. Только бы вам удалось выехать из лесу, а там пусть королева-мать, если ей захочется вас видеть, летит за вами вслед. Но я надеюсь, что ее нормандские лошади не увидят даже подков берберских лошадей и испанских жеребцов.

– Решено, де Муи.

– У вас есть деньги, государь?

Генрих сделал гримасу, какую делал всю жизнь, когда ему задавали этот вопрос.

– Не слишком много, но, по-моему, деньги есть у Марго.

– Все равно, ваши ли, ее ли, берите с собой как можно больше.

– А ты что будешь делать тем временем?

– После того, как я устрою дела вашего величества – а я занялся ими, как вы видели, добросовестно, – надеюсь, что вы, ваше величество, разрешите мне заняться моими делами?

– Конечно, де Муи, конечно! Но какие это у тебя «свои дела»?

– Сейчас скажу, государь. Ортон, – а он мальчик очень умный, я особенно рекомендую его вашему величеству – вчера сказал мне, что встретил около Арсенала этого разбойника Морвеля, который благодаря заботам Рене теперь поправился и греется на солнышке, как и подобает змее.

– Ага! Понимаю, – сказал Генрих.

– Понимаете? Это хорошо… Когда-нибудь вы станете королем, государь, и если вы тоже захотите кому-нибудь отомстить, то отомстите по-королевски. Я же солдат и буду мстить по-солдатски. Поэтому, как только наши делишки уладятся, что даст этому разбойнику еще пять-шесть дней на поправку, я пройдусь около Арсенала, пришпилю мерзавца к земле четырьмя хорошими ударами рапиры и тогда уеду из Парижа с меньшей тяжестью на сердце.

– Занимайся своими делами, мой Друг, занимайся, – сказал Беарнец. – Кстати, ты ведь доволен Ла Молем?

– О-о! Это очаровательный юноша, преданный вам душой и телом, государь! Вы можете на него положиться, как на меня… Молодец!..

– А главное – он умеет молчать. Он поедет с нами в Наварру, де Муи, а там мы подумаем, как мы сможем его вознаградить.

Едва успел Генрих со своей лукавой улыбкой произнести эти слова, как дверь отворилась, или, вернее, распахнулась, и тот, кого сейчас так расхваливали, появился бледный и возбужденный.

– Тревога, государь! Тревога! – крикнул Ла Моль. – Дом окружен!

– Окружен?! – воскликнул Генрих, вставая с места. – Кем?

– Королевскими стражниками!

– Ого! Видно, будет драка, – вытаскивая из-за пояса пистолеты, – сказал де Муи.

– Пистолеты, драка! А как вы одолеете пятьдесят человек? – возразил Ла Моль.

– Он прав, – сказал король, – и если бы нашелся какой-нибудь путь к отступлению…

– Он есть, он уже послужил мне однажды, и если вы, ваше величество, соблаговолите последовать за мной…

– А де Муи?

– И де Муи может последовать за нами, только поторопитесь оба.

На лестнице раздались шаги.

– Поздно, – сказал Генрих.

– Ах, если бы кто-нибудь задержал их минут на пять, я был бы готов ответить за жизнь короля! – воскликнул Ла Моль.

– Тогда отвечайте за нее, – сказал де Муи, – а я берусь их задержать. Идите, государь, идите!

– А как же ты?

– Не беспокойтесь, государь! Идите же!

Де Муи тут же спрятал тарелку, салфетку и стакан короля, чтобы можно было подумать, будто он ужинал один.

– Идемте, государь, идемте! – воскликнул Ла Моль, беря короля за руку и увлекая его к лестнице.

– Де Муи! Мой храбрый де Муи! – воскликнул Генрих, протягивая руку молодому человеку.

Де Муи поцеловал ему руку, вытолкнул его из комнаты и запер за ним дверь на задвижку.

– Да, да, понимаю, – заговорил Генрих, – он отдастся им в руки, а мы спасемся… Но какой черт мог нас выдать?

– Идемте, государь, идемте! Они уже на лестнице, на лестнице!

В самом деле, свет факелов пополз вверх по узкой лестнице, а снизу донеслось бряцанье шпаг.

– Скорее, государь, скорее! – сказал Ла Моль. Он вел короля в полной темноте, поднялся с ним двумя этажами выше, толкнул дверь в какую-то комнату, запер ее на задвижку и отворил окно в соседней комнате.

– Ваше величество, вас не очень пугает путешествие по крышам? – спросил он.

– Это меня-то? Охотника за сернами? Да что вы! – возразил Генрих.

– Тем лучше! Тогда идите за мной, ваше величество; дорогу я знаю и буду служить вам проводником.

– Идите, идите, – сказал Генрих, – я следую за вами. Ла Моль первым перелез через подоконник и пошел по широкой закраине крыши, служившей кровельным желобом, в конце которого он обнаружил некую лощину, образуемую двумя крышами; в эту лощину открывалась дверь необитаемого чердака.

– Государь, здесь вы у пристани, – сказал Ла Моль.

– Ага! Прекрасно, – ответил Генрих. С этими словами он вытер бледный лоб, весь покрытый каплями пота.

– Теперь все пойдет, как по маслу, – сказал Ла Моль. – Дверь чердака выходит на лестницу, внизу она выходит в коридор, а коридор ведет на улицу. Я, государь, проделал весь этот путь ночью, которая была пострашнее этой.

– Идем, идем! – сказал Генрих. – Вперед! Ла Моль первым проскользнул в настежь распахнутое чердачное окно, дошел до неплотно закрытой двери, открыл ее, очутился на верхней ступеньке витой лестницы и всунул в руку короля веревку, служившую поручнями.

– Спускайтесь, государь, – сказал он.

На середине Генрих остановился; он очутился у окошка, а окошко это выходило во двор гостиницы «Путеводная звезда». Видно было, как в доме напротив бегали по лестнице солдаты – одни со шпагами в руках, другие с факелами.

Вдруг в одной из групп король Наваррский увидел де Муи. Он отдал свою шпагу и мирно сходил с лестницы.

– Бедный юноша, – сказал Генрих, – преданное, храброе сердце!

– Ваше величество, – сказал Ла Моль, – вы можете заметить, что он, честное слово, совершенно спокоен. Смотрите, государь, он даже смеется. Он наверняка придумывает отличный выход: ведь де Муи, как вам известно, смеется редко.

– А тот молодой человек, который был с вами?

– Де Коконнас? – спросил Ла Моль.

– Да, господин де Коконнас – что с ним?

– О, государь, уж за него-то я не беспокоюсь! Увидев солдат, он сказал мне только одно: «Давай рискнем!» – «Головой?» – спросил я. – «А ты сумеешь спастись?» – «Надеюсь». – «И я тоже!» – ответил он. И я клянусь вам, государь, что он спасется. Если Коконнаса и схватят, то, ручаюсь вам, это случится только потому, что он по каким-то причинам сам даст себя схватить.

– В таком случае все улажено; постараемся добраться до Лувра, – сказал Генрих.

– Боже мой, да ничего нет проще, государь; закутаемся в плащи и выйдем – улица полна народу, сбежавшегося на шум, и нас примут за любопытных.

В самом деле, Генрих и Ла Моль обнаружили, что дверь открыта, и единственно, что мешало им выйти, – это волна народа, заливавшая улицу.

Тем не менее им удалось проскользнуть улицей Д'Аверон. Но, добравшись до улицы Де-Пули, они увидели, что через площадь Сен-Жермен-Л'Осеруа идет де Муи, окруженный конвоем во главе с командиром охраны де Нансе.

– Вот как! По-видимому, его ведут в Лувр, – сказал Генрих. – Черт возьми! Пропускные ворота будут закрыты… У всех, кто возвращается, будут спрашивать имена, и если увидят, что я возвращаюсь следом за де Муи, то решат, что я был с ним.

– Это верно, государь, – сказал Ла Моль, – но вы возвращайтесь в Лувр другим путем.

– Кой дьявол поможет мне туда вернуться, как по-твоему?

– А разве для вашего величества не существует окно королевы Наваррской?

– Господи Иисусе! – воскликнул Генрих. – Ваша правда, господин де Ла Моль. А я об этом и не подумал!.. Да, но как дать знать королеве?

– О-о, ваше величество! – почтительно кланяясь, сказал Ла Моль. – Вы бросаете камни так метко…