Глава шестая, или Долгожданные ответы и немного тьмы
Шок — это не только тогда, когда человек впадает в ступор от неожиданного известия. Зачастую в шоковом состоянии люди успевают натворить таких дел, что после только диву даешься, откуда взялось столько сил.
Жизнь приучила меня в критических ситуациях не замирать на месте, превращаясь в неподвижную мишень, и потому первым делом я затащил Лили в дом, потом задвинул засов и лишь после этого спросил:
— Кто и зачем?
Лилиана всхлипнула:
— Туги, Лео! Это моя вина — из-за отказа выступать они собираются тебя убить!
— Стой! — приказал я, налил из графина воды и всучил стакан подруге. — Пей!
Руки Лилианы ходили ходуном, она даже облилась, но все же пересилила себя и начала пить, выстукивая зубами о стекло звонкую дробь.
— А теперь давай по порядку, — успокаивающе погладил я гостью по плечу, помогая снять плащ. — Какое конкретно обстоятельство навело тебя на мысль, будто мне угрожает опасность?
— Да письмо же! — всплеснула руками Лилиана и полезла в сумочку. — Оно лежало под подушкой! Я нашла его, когда ложилась спать!
— Позволь, — попросил я, забирая мятый листок, заполненный крупными печатными буквами, словно автор намеревался скрыть свой почерк или же попросту был малограмотен.
Никаких зацепок послание не дало. «Станцуй — и богиня отпустит. Откажешься — он умрет», — и все.
— Хм… — промычал я. — И ты кинулась ко мне посреди ночи, чтобы предупредить? Не могла послать записку?
— Лео, ты не понимаешь? Я никому не могу доверять! Вдруг это один из них?
— И конечно, лучше поехать одной…
— Ты дал мне пистолет!
— А родители? Что подумают они?
— Я уже взрослая! — отрезала Лилиана, прижалась ко мне и заплакала. — Лео, мне так страшно! Я боюсь тебя потерять! Я никогда себе этого не прощу…
— Никто мне ничего не сделает, — пообещал я, обнимая подругу. — И тебе — тоже. Я этого не допущу.
— Лео, это же туги! Они неуловимы!
— Вздор.
— И вовсе не вздор!
Лилиана подняла на меня залитое слезами лицо, и я осторожно поцеловал ее; на губах остался соленый вкус. Лили задрожала, и я потребовал:
— Прекрати истерику!
— Я не истеричка!
Но я ничего не стал слушать, подхватил Лилиану на руки и понес в спальню на второй этаж. Нам обоим стоило успокоить нервы, а мне был известен надежный способ добиться этого если уж не самым быстрым образом, то самым приятным — совершенно точно.
Потом я лежал в полной темноте, прислушивался к легкому дыханию ночной гостьи и пытался разобраться в своих чувствах к ней. Страсти не было, но меня влекло к Лилиане, сильно влекло. И уж точно не хотелось причинить ей боль.
Я должен был позаботиться о ней. И собирался сделать все, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Но не сейчас, утром.
А сейчас только и оставалось, что лежать рядом и не шевелиться, пусть и начинала отниматься затекшая рука.
Я думал. Думал о том, что настроения Лилианы схожи с маятником, который кто-то хитрый раскачивает из стороны в сторону и увеличивает амплитуду движения. Осторожно-осторожно, чтобы ни в коем случае не повредить хрупкий механизм.
Безопасность — испуг. Уверенность в собственных силах — нервный срыв. И так — без остановок и передышек.
Или раскачивали вовсе не ее, а меня?
Лилиана вдруг открыла глаза и спросила:
— О чем задумался?
Я с облегчением высвободил затекшую руку и откинул с девичьего лица черный локон.
— Пытаюсь угадать, какой у тебя талант, — ответил я, не желая делиться собственными раздумьями.
— Тебя это и в самом деле сейчас заботит? — удивленно захлопала ресницами Лилиана.
— Ну да, — подтвердил я. — Как-то же ты меня в себя влюбила. Вдруг это работа твоего таланта?
— Я такая уродина?! — оскорбилась Лили. — Скажи, что ты пошутил! Лео, ты просто не можешь оказаться таким подлецом!
— Пошутил. Конечно, пошутил.
— Ужасное у тебя чувство юмора! — пожаловалась Лили, устраивая голову у меня на груди. — А талант мне от матушки достался, самый бесполезный из всех возможных. Мы умеем верить.
— Не понял? — опешил я.
— Если мы в кого-то или во что-то искренне верим, наш талант это усиливает, делает реальным. Например, мама верит в папу. Верит, что ему все по силам. С ней он словно молодеет, не обратил внимания?
— А во что веришь ты?
— Понемногу начинаю верить в тебя, — сообщила Лили и хихикнула. — В четыре года я ужасно боялась привидений и однажды увидела в темном коридоре жуткий призрак. Перебудила своим криком весь дом. Мама тогда долго успокаивала меня. Мне кажется, она и лауданум начала принимать, чтобы не поверить случайно во что-то плохое. Лео…
— Да?
Я ожидал встречного вопроса о своем таланте, но вместо этого Лилиана попросила:
— Поцелуй меня и скажи, что все будет хорошо.
— Я никому не дам обидеть тебя.
— Так, значит, мне не выступать?
— Нет. И не думай даже. Я все улажу.
— Что тут можно уладить, Лео?!
— Спи! — шикнул я. — Утро вечера мудренее. Так у нас говорят.
— Как скажешь, любимый.
Лилиана сладко зевнула и вскоре задремала, а я так и лежал, вслушиваясь в скрипы и шорохи старого дома. На первом этаже отбили двенадцать раз часы, я расслышал звон, уже проваливаясь в сон. А потом — клац! — и по нервам ударил приглушенный металлический лязг.
Сердце ушло в пятки, оттуда прыгнуло к горлу и заметалось как безумное в груди, но я задавил панику и вскакивать с постели не стал. Вместо этого, стараясь не разбудить Лилиану, выбрался из-под простыни, нашарил в сброшенной на пол одежде кольт и аккуратно оттянул большим пальцем спицу курка. Тихий щелчок Лили не услышала.
Одеваться не стал, двинулся на выход, как был — в чем мать родила. Звук не походил на попытку злоумышленников сдвинуть засов входной двери или взломать одну из рам, скорее, напомнил лязг дверцы клетки с удавом.
При мысли об этом спину покрыла испарина, я беззвучно выругался и заглянул в спальню напротив. Никто там не прятался, окна оказались закрыты.
По скрипучей лестнице я спустился на первый этаж, прошел через гостиную — порядок! — и осторожно скользнул в кухню. Скользнул — и сразу помянул нечистого. Клетка на столе стояла с распахнутой дверцей, удава в ней не оказалось.
Немалых размеров гадина — не лучшее домашнее животное, но побег удава, особенно удава сытого, вовсе не повод для паники. Управлялась с ним Лили, справлюсь и я. Главное только отыскать зверюгу, прежде чем она уползет к соседям.
На лестнице в подвал что-то зашуршало, и я двинулся в ту сторону, стараясь не шлепать босыми ступнями по доскам. Жалея, что не удосужился хотя бы натянуть штаны, перехватил рукоять двумя руками, прижал пистолет к груди и осторожно заглянул на лестницу. Первое, что увидел, — грязную и заскорузлую пятку.
Человеческую.
Резко отступив, я спрятался за простенок и шумно перевел дух. Неизвестный на ступеньках и пропавший удав могли быть никак не связаны друг с другом, но мне почему-то в это совсем не верилось. Я быстро вернулся на лестницу и обвел пистолетом захламленное нутро подвала. Там никого не оказалось.
А вот на лестнице… На лестнице лежал чернобородый индус в просторной темной рубахе и шароварах. Лежал и не дышал. Сложно дышать, когда вокруг шеи у тебя обвился удав.
Забрался в дом, вытащил удава, тот дотянулся до шеи и придушил, заставив случайно свалиться в подвал?
Возможно, кого-то другого подобное объяснение и устроило бы, только не меня. Я опустился на корточки и просунул ладонь под голову мертвеца. Пальцы сразу угодили во что-то липкое. Причиной смерти стало не удушение, а проломленный затылок.
— Драть! — послышалось из темного угла, и на сундук взобрался беловолосый лепрекон. — Такую инсценировку испортил! — И коротышка похлопал себя по ладони надетым на правую руку кастетом сыщика. — Утром крику было бы…
— Труп в сундук, удава в клетку! — приказал я, и тут наверху хлопнул пистолетный выстрел и раздался пронзительный женский визг!
— Драть! — подпрыгнул от неожиданности лепрекон, а я развернулся и со всех ног метнулся на второй этаж. Взбежал по лестнице и чуть не столкнулся с Лилианой, голой и с дымящимся пистолетом в руке.
— Там! — вскрикнула она, бросаясь мне на шею. — В спальне! Я его застрелила!
В любом другом случае я бы только порадовался столь страстным объятиям обнаженной красотки, но сейчас было откровенно не до того.
— Тихо! — потребовал я тишины, отстранил Лили и заглянул в спальню. На ковре лежал индус с дырой во лбу. Крови было совсем немного, широко распахнутые глаза мертво уставились в потолок.
— Я проснулась, тебя нет, — начала причитать Лилиана. — Перепугалась, достала из сумочки пистолет, и вдруг — он…
— Ты все сделала правильно, — уверил я, обнял Л или и забрал пистолет. — Ясно?
— Ясно, — кивнула Лилиана, до сих пор потрясенная нападением.
— Прикройся чем-нибудь, — потребовал я и сам принялся натягивать брюки. Затянул ремень, кольт засунул сзади. Металл неприятно похолодил кожу, но ничего менять не стал, лишь накинул сверху сорочку. Затем ухватил мертвеца под мышки и поволок тело к лестнице. — Не отставай! — позвал замешкавшуюся Лилиану.
Она выскочила из комнаты с простыней в руках и поспешила следом.
Нисколько не церемонясь с покойником, я стащил его на первый этаж и бросил на кухне, а там лепрекон указал на взломанную оконную раму.
— Драть, не заметил!
Я ухватил его за шиворот, оторвал от пола и рыкнул:
— Шампанское! Быстро! — и выкинул коротышку на улицу.
— Что происходит, Лео? — присоединилась ко мне Лилиана.
— Все в порядке.
— Мне страшно!
— Все будет хорошо, — пообещал я.
— Как — хорошо?! Я человека застрелила!
— Тсс! — прошипел я, притянул Лилиану к себе и поцеловал в губы. — Ты нас спасла. Ты меня спасла, понимаешь? Он убил бы нас обоих.
Убрав маузер в верхний ящик кухонного стола, я ухватил индуса с дыркой во лбу и оттащил его в подвал. Когда вернулся, Лилиана уже превратила простыню в некое подобие римской тоги.
— Почему клетка пустая? — прошептала она.
Ответить я не успел: требовательно постучали в дверь.
— Откройте, полиция!
И сразу за окном послышалось:
— Пст!
Уж не знаю, где лепрекон умудрился раздобыть шампанское, но он нас буквально спас. Я ухватил протянутую бутылку, размотал проволоку и крутанул пробку.
Хлоп! — из горлышка хлестанула пена.
И снова — стук в дверь!
— Откройте немедленно!
Застегнув на пару пуговиц сорочку, я отодвинул засов, но полицейским в дом зайти не дал, встав на пороге с бутылкой в руке.
— Оп! — пьяно выпучил глаза. — Господа, а мы вас не звали!
Лилиана с вовсе даже не притворным визгом скрылась в гостиной.
Бутылка шампанского, полуголая девица…
Констебли понимающе переглянулись, но приносить извинения не стали.
— Вы шумите и мешаете соседям! — заявил один.
— Они решили, что слышали выстрелы! — поддакнул ему другой.
— Ну что вы, какие выстрелы, — разыграл я смущение. — Уверяю вас, этого больше не повторится!
— В следующий раз доставим в участок за нарушение общественного порядка!
— Нет-нет, шампанского больше нет…
Констебли снова переглянулись, и более опытный предупредил:
— Мы за вами присмотрим!
— Премного благодарен! — хохотнул я и захлопнул дверь. Быстро задвинул засов, поставил бутылку на стол и рванул в подвал. Потребовалось приложить определенные усилия, дабы снять с шеи индуса удава, но я справился с этим довольно быстро и вернул змею в клетку.
— Лео, что нам теперь делать? — простонала Лилиана, которая вся дрожала как осиновый лист.
— О, у меня грандиозные планы на эту ночь! — нервно рассмеялся я и сунул Лили бутылку шампанского. Сам вытащил из ящика стола маузер, заодно прихватил с полки пару стаканов и вслед за подругой поднялся на второй этаж. В спальне первым делом подпер открывавшуюся внутрь дверь креслом и принялся избавляться от одежды.
— Лео, мне страшно! — поежилась Лилиана.
— Я все решу, — пообещал я, разливая шампанское. — До дна!
Мы выпили, и я притянул подругу к себе. Заснуть после случившегося нечего было и пытаться, но сон в мои ближайшие планы и не входил…
Утром болела голова. Бутылку шампанского прикончила Лилиана, но и выпитого мной стакана оказалось достаточно, чтобы дать зарок никогда больше в рот не брать эту гадость. Одна маета от этих пузырьков.
Во сне Лили раскрылась, и какое-то время я лежал и любовался ее наготой, но вскоре подруга проснулась и быстро натянула на себя простыню.
— Фи, Лео! Как не стыдно! — укорила она меня, вспомнила о вчерашнем, и бесцветно-серые глаза наполнились слезами. — Ох, Лео! Что же нам теперь делать?
— Тебе — ничего. Я сам все решу.
— Но я застрелила человека!
— Если не будешь говорить об этом всем и каждому, никто ничего не узнает.
— Мы должны сообщить в полицию!
Я обнял Лили и погладил ее по голове:
— Мы никому ничего не должны. Туги вне закона, ты ничего плохого не сделала, никто тебя не осудит, но разве тебе нужен скандал? Газетчики обожают подобные сенсации!
— А тело?
— Я обо всем позабочусь.
Лилиана поцеловала меня и шепнула:
— Спасибо! — и сразу потребовала: — Отвернись!
— Зачем? — удивился я.
— Ну Лео!
— А кто обещал усладить мой взор экзотическим танцем?
— Это другое, Лео. Отвернись!
Я послушался, Лили выскользнула из-под простыни и сразу ойкнула.
— Все в порядке? — встревожился я.
— Ты ночью совсем меня загонял! — пожаловалась Лилиана. — Если не смогу танцевать, это будет на твоей совести!
— Что? — не понял я. — Танцевать? Но мы же договорились!
В запале я позабыл о просьбе Лили, и та поспешила прикрыть свою наготу подхваченным со стула ворохом одежды.
— Я не собираюсь жить в страхе! — отрезала Лили. — Изо дня в день бояться шагов за спиной! А если с тобой что-то случится, я этого никогда себе не прощу!
— Нельзя идти на уступки шантажистам!
— Это последний раз! Ты же сам видел записку!
— Написать можно что угодно!
— Лео! — строго оборвала меня Лилиана. — Я приняла решение и от него не отступлюсь. Я убила человека, понимаешь ты это или нет? Такого больше не должно повториться!
— Пообещай, что, если я успею во всем разобраться до концерта, ты не выйдешь на сцену.
— На мой взгляд, все и так понятно!
— Лили!
— Хорошо! Обещаю! А теперь будь добр, выйди из спальни, мне надо одеться!
Откинув простыню, я поднялся с кровати, и Лилиана с возмущенным видом отвернулась, щеки ее покраснели.
— Ты вот мне нисколько не мешаешь, — подлил я масла в огонь, не спеша надевать кальсоны.
— Бесстыдник! — выдохнула Лили.
Эта пикировка могла стать началом чего-то весьма увлекательного, но уже давно рассвело, и в запасе оставалось не так много времени, чтобы потянуть за ниточки, которые торчали из клубка загадок. Я быстро оделся, взял кольт и отодвинул от двери кресло. Осторожно выглянул в коридор, убедился в отсутствии опасности и заглянул в комнату напротив. Там никого не было.
За спиной хлопнула дверь. Лили закрылась и принялась шуршать одеждой.
— Лео, где мои бусы? — крикнула она вскоре.
— Посмотри на кресле! — ответил я и спустился на первый этаж.
Удав спал в клетке, рядом на столе лежал сплющенный комочек металла — деформированная пуля, вся в засохшей крови.
— Что за черт? — не понял я и спустился в подвал. Мертвых индусов там не оказалось, лишь на полу чернело несколько неприятных на вид капель. На всякий случай я приподнял крышку сундука и заглянул внутрь, но ничего, кроме старого тряпья, не обнаружил.
Не иначе от тел избавился лепрекон, и оставалось лишь надеяться, что ему хватило ума выкинуть покойников в озеро, предварительно вспоров им животы.
Я вернулся на второй этаж и постучал в спальню.
— Входи! — разрешила Лилиана.
Она стояла перед зеркалом и расчесывала волосы, на столике лежали пудреница и губная помада. Я взял маузер, поставил его на предохранитель и убрал в девичью сумочку.
— Не расставайся с ним, хорошо?
Лилиана посмотрела на меня с неприкрытым сомнением, но все же пообещала:
— Хорошо.
И в этот момент на улице мявкнул клаксон.
— Что это? — вздрогнула Лили.
— Это за мной, — вздохнул я. — Если уеду, просто захлопни дверь. Договорились?
— Договорились.
Я обнял Лили и поцеловал.
— Скоро увидимся, — пообещал я и побежал вниз.
Прежде чем успел выйти из дома, клаксон просигналил еще два раза. Я выскочил за дверь и замахал руками.
— Хватит! Соседей разбудишь, опять полицию вызовут!
Томас Смит, сидевший за рулем самоходной коляски, прекратил терзать клаксон и усмехнулся.
— Бурная ночная жизнь?
— Не без этого, — подтвердил я, усаживаясь рядом с ним.
— Всегда завидовал тем, кто умеет брать от жизни все, — вздохнул Смит, выворачивая руль.
Самоходная коляска тронулась с места, я оглянулся на дом и возмутился:
— Стой! Я думал, ты паспорт привез!
— Привез, — подтвердил сыщик. — Но услуга за услугу.
— Услуга?! А с газом тебе кто помог?
— Заключение коронера по индусу получил? Получил. За баллоны в расчете.
— У меня у самого сегодня полно дел! — разозлился я. — Объясни, что происходит!
— Ты был прав насчет газа, — сообщил Томас Смит, не рискнув и дальше испытывать мое терпение. — В баллоны с красными вентилями закачана усыпляющая смесь.
— С красными вентилями? — удивился я. — Не помню таких!
— Значит, не обратил внимания, — решил Томас Смит, выворачивая на бульвар. — Помимо гелия, в эти баллоны закачан некий газ тяжелее воздуха. Эксперимент на мышах показал, что он обладает усыпляющим действием.
— Заполни амфитеатр этим газом — и делай что хочешь.
— Именно, — кивнул сыщик. — Но дальше начались странности. Местная полиция сообщила о газе в столицу, и ночью из имперской канцелярии пришел приказ арестовать Меллоуна.
— И что же странного? — не понял я.
— Обвинить его надлежит вовсе не в подготовке покушения на кронпринцессу, ее визит, к слову, не просто отменен — по официальной версии, он никогда и не планировался. Обвинить его следует в подготовке взрыва самоходного аппарата на реактивной тяге с целью дискриминации достижений науки.
— Вот оно как? — хмыкнул я, заподозрив, что вчерашняя речь миллионера о неуместности инвестиций в угольную отрасль сильно разозлила кого-то из окружения ее императорского величества. — Хотят максимально дистанцироваться от неминуемого скандала?
— Агентству Пинкертона официальной телеграммой выразили благодарность за раскрытие заговора, но от дальнейшего участия в деле рекомендовали воздержаться. И «рекомендовали» — это еще мягко сказано.
— Так куда мы едем?
— К вилле Меллоуна.
— На кой черт?
— Ты видел местных полицейских? Охрана устроит им кровавую баню!
— Тебе не все равно?
— Агентство всегда доводит расследование до конца. Нас наняла не корона, не забывай об этом. А кто платит, тот и заказывает музыку.
«Форд-Т» переехал через рельсы электрической конки и выехал из города. Я вконец обозлился и, не скрывая раздражения, спросил:
— И ты собираешься воевать с охраной Меллоуна? Двое против… сколько их там?
— Я не собираюсь ни с кем воевать! За кого ты меня принимаешь? За героя бульварного романа? Пусть свой хлеб отрабатывают констебли, мы просто присмотрим, чтобы все шло по плану.
Самоходная коляска проехала под железнодорожным мостом и покатила между крутых холмов. Вскоре над деревьями замаячила высоченная причальная мачта, но Смит к вилле миллионера приближаться не стал и повернул на проглядывавшие из травы тележные колеи. Какое-то время самоходная коляска жутко пыхтела, взбираясь на пригорок, а когда на середине склона попалась полянка с покосившимся сараем, сыщик заглушил двигатель и выбрался из-за руля.
— Лев, помоги! — позвал он меня к дорожному ящику, закрепленному позади.
— Паспорт! — напомнил я. — Сначала верни мой паспорт!
Томас раздраженно выругался, но упрямиться не стал, отдал документы и откинул крышку дорожного ящика.
— Помогай! — потребовал он.
Я заглянул внутрь и присвистнул.
В ящике лежал переносной «Гочкинс». Пулемет был снабжен оптическим прицелом, деревянным прикладом с пистолетной рукояткой и складными сошками. Питание шло из жестких лент-кассет.
Сыщик взвалил себе на плечо ящик с боекомплектом и отправился по едва заметной тропинке в кустах к вершине холма. Я двинулся за ним с пулеметом.
Встав под деревьями на вершине холма, Томас Смит опустил ящик с патронами на траву, призывно свистнул, и к нам присоединилась его ассистентка со снайперской винтовкой и свисавшим с шеи биноклем.
— Ну? — спросил Смит, забирая у девушки карабин с трубкой оптического прицела длиной едва ли не в половину ствола.
— Объект на месте. Полиции еще не было. Утром приезжал архитектор, но он уже уехал, — по-военному четко доложила брюнетка.
— Прислуга?
— В доме.
Я не выдержал и возмутился:
— Томас, зачем тебе я?
— Я снайпер, — заявил в ответ сыщик, накинув на плечо ремень винтовки, и указал на ассистентку. — Она наблюдатель. А ты наш засадный полк. С пулеметом справишься?
У меня вырвался горестный вздох.
— Что не так? — нахмурился сыщик.
— Не мог предупредить, чтобы оделся попроще? Представляешь, как сложно отстирать от травы светлую ткань?!
Смит махнул рукой помощнице, и та выволокла из кустов два рулона брезента.
— Так справишься с пулеметом или объяснить? — повторил сыщик свой вопрос.
— Справлюсь, — пробурчал я, снял пиджак и повесил его на засохший сук.
Томас Смит заметил заткнутый за ремень кольт и потребовал:
— И пистолет верни.
— Черта с два! — хмыкнул я. — Ты за это деньги получаешь, а я твою задницу бесплатно прикрывать должен?
— А кто помог тебе с полицией?
— Ну я же здесь?
— Черт с тобой, оставляй! — разрешил Смит, посмотрел на часы и поторопил: — Готовься, сейчас констебли приедут.
Я машинально взглянул на хронометр — было без семи минут десять. Вряд ли арест займет много времени, а до гала-концерта — полно времени. Если только…
— Слушай, Томас, а концерт не отменят?
— Ну сам посуди, кто станет отменять самое ожидаемое культурное событие этого года из-за ареста главного спонсора? Искусство — это тот же бизнес. Ничего личного.
Я кивнул, осторожно выглянул из-за кустов и осмотрелся. Вилла отсюда была как на ладони. Простреливалась не только подъездная дорога, но и все пространство от ограды до ближайших деревьев. А это — метров пятьдесят, если не больше, редкий счастливчик пересечет его под пулеметным огнем. Да и сыщик производил впечатление опытного стрелка.
Примяв траву под кустом развернутым брезентом, я перенес на позицию «Гочкинс», разложил сошки, упер их в землю и пошатал пулемет из стороны в сторону. Затем притащил ящик с патронами, откинул крышку и вставил в прорезь ствольной коробки с правой стороны кассету на тридцать патронов. Взвел затвор, повернул рукоятку, выставляя автоматический режим стрельбы, и все это — согнувшись, чтобы не маячить на фоне кустов.
Потом я закатал рукава сорочки, внутренне поморщился и улегся на брезент. Черт с ним, с костюмом — дело есть дело.
— Интересная наколка, — задумчиво отметил Томас Смит, заметив выглянувший из-под рукава браслет из крестов. — В любом досье в качестве особой приметы значиться будет.
— Мне бояться нечего, — проворчал я, снял темные очки и, уперев приклад в плечо, посмотрел в оптический прицел пулемета. — Как пристрелян?
— На этой дистанции можешь никак не корректировать.
— Надеюсь, и не придется.
— Едут! — сообщила ассистентка сыщика.
Да я и сам уже расслышал надрывистое стрекотание порохового двигателя. Вскоре из-за холма выполз полицейский броневик, следом катили два конных экипажа.
— Цирк на конной тяге, — вздохнул Томас и устроил цевье винтовки на стволе поваленного дерева, за которым расположился.
Я осмотрел колонну в прицел и был вынужден с сыщиком согласиться. Выглядели провинциальные полицейские в громоздких бронекирасах и устаревших шлемах и в самом деле нескладно. Главным их козырем мог стать пулемет броневика, но и с этим было не все гладко: вместо обычного крупнокалиберного гатлинга в башенке на крыше был установлен обычный «максим».
— Сейчас начнется, — прошептал Томас Смит и шумно выдохнул, успокаивая дыхание.
Колонна подъехала к воротам виллы и остановилась, констебли выбрались из колясок с винтовками в руках. Было их не больше десяти. Я перевел взгляд на трехэтажную виллу с мраморными колонами фасада и лепниной на опоясывавших дом карнизах. Часть окон закрывали шторы, в остальных никого видно не было.
Перепуганный сторож поспешно отпер ворота, броневик рыкнул движком и проехал за ограду. Конные экипажи остались на улице, выстроившиеся вдоль каменного забора констебли так же не стали забегать следом. Из каретного сарая и конюшни вышли удивленные работники, явно из местных, детектив в штатском взмахом руки направил их на улицу, а сам на негнущихся ногах зашагал через двор.
Мне исполнительного полицейского было немного даже жаль. Еще не так давно я и сам мог оказаться на его месте.
— Черный ход, идиоты! — простонал Томас Смит, но переживал он раньше времени: четыре констебля, сгибаясь под тяжестью защитного снаряжения, побежали вдоль забора к задней калитке.
Детектив подошел к входной двери и позвонил. Никто не открыл. Он позвонил еще раз, затем постучал, а после и вовсе несколько раз приложился ногой.
Смит оторвался от прицела и посмотрел на помощницу.
— Дом никто не покидал! — поспешила уверить та сыщика.
— Очень интересно, — проворчал он.
Полицейский в штатском что-то крикнул, порыв ветра донес лишь обрывок команды, и сразу тронулся с места броневик. Под тарахтение порохового движка он подъехал к вилле, задний борт откинулся, из кузова выскочили констебли с обрезком бревна. Удерживая таран за вбитые в него железные скобы, они слаженно размахнулись и с первого же удара вышибли входную дверь.
От ограды, тяжело переваливаясь на бегу, засеменили полицейские с винтовками наперевес. Детектив в штатском не стал их дожидаться и с револьвером в руке бесстрашно шагнул через порог, но уже пару секунд спустя пулей вылетел обратно и закашлялся.
— Что за дела? — нахмурился Томас Смит, когда констебли оцепили дом, а детектив уселся на подножку броневика и закурил.
— Что-то пошло не так, — хмыкнул я, отрываясь от пулемета.
— Никто не выходил! Клянусь! — обмерла ассистентка.
Сыщик выругался, отложил винтовку на брезент и поднялся на ноги.
— Ждите здесь, — приказал он и начал пробираться через кусты к спускавшейся с холма тропинке.
— И долго ждать? — крикнул я ему вслед.
Смит только отмахнулся.
А полицейские и не думали входить в особняк, прикладами винтовок они рассадили окна первого этажа и разошлись в разные стороны. Один из кучеров получил от детектива записку, развернул конный экипаж и покатил в город.
Я посмотрел на хронометр и беззвучно выругался. Чем хорош наличный расчет, так это тем, что цена оговаривается заранее. А услуга за услугу — слишком уж расплывчатое определение. Терять здесь целый день по милости сыщика? Только не сегодня!
Но тут из-за холма выехал знакомый «Форд-Т». Полицейские на воротах преградили самоходной коляске дорогу, и сыщику пришлось идти во двор пешком. Там Смит перекинулся парой слов с руководившим операцией детективом — судя по активной жестикуляции, в выражениях они себя не стесняли, и заглянул в дом. Но выскочил наружу сыщик едва ли не быстрее своего предшественника.
Когда Томас уселся в самоходную коляску и отправился в обратный путь, я расправил рукава сорочки, надел пиджак и принялся разряжать пулемет.
— Эй, мистер, вы куда? — всполошилась брюнетка.
— Вниз, — коротко сообщил я, взгромоздил на левое плечо патронный ящик, правой рукой ухватил пулемет и отправился к сараю, возле которого сыщик останавливался в первый раз.
Там мы с ним и столкнулись.
— Уже пришел? — поморщился Смит, выбрался из-за руля и откинул крышку дорожного ящика. — Убирай.
— Что с Меллоуном? — спросил я, избавляясь от оружия.
— Мертв, — лаконично ответил Смит и свистнул, подзывая ассистентку.
— И? — выдал я, намекая на продолжение.
— И дело закрыто. Окончательно и бесповоротно. Идеальный вариант. Можно продавать этот драндулет и отправляться домой. — Сыщик похлопал по капоту «Форда-Т». — Не интересует?
Самоходная коляска меня не интересовала. Интересовали подробности.
— Что случилось с Меллоуном?
— Самоубийство. Неисправность баллона с отравленным газом. Банальная неосторожность. Расследовать будут местные. Детектив уже вызвал коронера.
Я задумчиво потер подбородок.
— Но в баллонах из амфитеатра отравы не было?
— Не было, — подтвердил сыщик, забрал у спустившейся с холма ассистентки винтовку и убрал ее к пулемету. — Только теперь это не имеет никакого значения.
— А Меллоун точно мертв?
— Мертв, не сомневайся. Наткнулся на него в прихожей, — передернул плечами Смит и забрался за руль. — А тебе-то что?
— Странно все это, — пожал я плечами. — Теперь в расчете?
— В расчете.
И мы поехали в город.
Как истинный джентльмен, я уступил даме сиденье, а сам всю дорогу стоял на подножке и держался за крышу. Запылил костюм, но не слишком сильно.
Томас Смит предложил подвезти меня до дома, я попросил его остановиться у «Трех лилий», поскольку намеревался заглянуть в варьете.
— Кольт верни, — в очередной раз потребовал сыщик.
— Завтра, — пообещал я.
— Завтра меня здесь уже не будет.
— Тогда заезжай вечером, — предложил я и махнул рукой. — Все, бывай!
На глаза попался шагавший к черному ходу управляющий, я нагнал его в переулке и прижал к стене.
— Ни звука! — потребовал, вытаскивая заткнутый за пояс кольт.
Конферансье округлил глаза и проверещал:
— Забирайте бумажник и часы! Только не убивайте!
— Заткнись! — легонько пихнул я его свободной рукой. — Просто ответь на вопросы и останешься цел. Понял? Если понял, кивни.
Конферансье кивнул.
— Кто приходил договариваться о выступлении Черной Лилии на гала-концерте?
— Откуда вы…
— Кто?!
— Режиссер! Рубер его фамилия!
— Кто присутствовал при разговоре?
— Никто.
— Кому ты об этом рассказал?
— Никому! Это ж немалые деньги! Кредиторы бы вмиг налетели!
Я вернул пистолет за пояс, отпустил управляющего и даже оправил смятый лацкан его пиджака.
— Как ты сообщил об отказе? — спросил после этого.
Конферансье ненадолго задумался, потом неуверенно произнес:
— Он сам за ответом пришел, сидел в баре и пил. Я спустился и сказал: так, мол, и так, не получится ничего. Завязала Черная Лилия с выступлениями.
— И слышали это…
— Да все и слышали!
— Все ясно с тобой, — поморщился я и предупредил: — О нашем разговоре — никому, понял?
Конферансье кивнул, я похлопал его по плечу и отправился домой.
Шел без всякой надежды застать Лилиану, так оно и получилось: еще от калитки заметил воткнутую в дверь записку. С недобрым предчувствием развернул ее, но нет — это была телеграмма от Рамона Миро. Он просил срочно позвонить.
Не став заходить в дом, я развернулся и поспешил на телеграф. Если поначалу улочки курортного городка казались на редкость запутанными, а сам он своими размерами вызывал уважительное опасение, то за три последних дня расстояния съежились, будто шагреневая кожа. Куда ни пойди, все близко, буквально рукой подать. Вот так и с телеграфом — не прошло и пяти минут, как я оказался на месте.
Сразу заказал звонок в Новый Вавилон и промаялся несколько минут в тягостном ожидании, пока освободится линия. А когда меня пригласили в переговорную кабинку, быстро поднял трубку и под хрип помех услышал:
— Лео, это ты?
— Да, говори!
— Твой фокусник — это некий Роман Гранде, предположительно из ирландских цыган. Год назад задерживался по запросу Лондона, но обошлось без предъявления обвинений. До ареста выступал с трюками по второсортным циркам, после освобождения перебрался в Монтекалиду, там ни в чем предосудительном замечен не был.
Я обдумал услышанное и вздохнул.
— Не уверен, что это поможет, но — спасибо, Рамон. Деньги ты отработал.
— Лео! Лео! — окликнул меня бывший сослуживец. — Это еще не все!
— Говори!
— Поскольку Гранде подозревался в поддержке ирландских националистов, его дело вел Третий департамент. Все это время он находился в их тюрьме.
Третий департамент занимался выявлением иностранных шпионов, доморощенных сепаратистов, религиозных фанатиков и малефиков, поэтому их подопечные содержались отдельно от обычных уголовников в особо охраняемых казематах Ньютон-Маркта.
— Знаешь, с кем он делил камеру? — спросил Рамон.
— Говори! — рявкнул я, заставив вздрогнуть проходившую мимо переговорной кабинки старушку.
— Его сокамерником был Марлини!
Маэстро Марлини занимался, как он считал, «научным» гипнозом и так наловчился манипулировать сознанием людей, что сумел выкрасть секретный состав новейшего алюминиевого сплава, который шел на изготовление корпусов дирижаблей. В итоге его арестовали по обвинению в сотрудничестве с египетской разведкой, но до суда дело так и не дошло. В расследовании оказалась замешана дочь главного инспектора полиции метрополии, а сам гипнотизер не стал запираться и сдал Третьему департаменту всех известных ему агентов Александрии.
— Да чтоб тебя! — не удержался я. — Ты уверен?
— Узнал от надзирателя, — подтвердил Рамон. — Говорит, они крепко сдружились.
— Проклятье! — прошипел я.
У маэстро Марлини был на меня зуб, ведь именно я приложил руку к его аресту. И это обстоятельство объясняло если и не все, то очень многое. Невероятные трюки бессловесного мима — так уж точно. Гипнотизер мог заставить публику поверить во что угодно.
— Рамон! — заторопился я. — Гранде находится на учете Третьего департамента, а значит, в картотеке есть его адрес. Сможешь узнать?
— Уже! — рассмеялся мой бывший напарник. — Это будет стоить тебе еще две сотни.
— Диктуй! — потребовал я, доставая блокнот.
Записал улицу, номер дома и апартаментов, поблагодарил Рамона и опрометью выскочил из кабинки. На выходе поинтересовался у клерка, как далеко отсюда находится продиктованный мне адрес, оказалось — не слишком. Даже почти не пришлось делать крюк, чтобы заскочить домой.
По дороге я пытался составить все известные обрывки в единую картину, но нисколько в этом не преуспел. Ясно было лишь, что участие в этом деле Марлини является ключевым. Никак не могло оказаться простым совпадением, что покушение на меня случилось в окрестностях городка, где обосновался бывший сокамерник этого прохвоста. И ладно бы просто обосновался! Варьете, спиритический сеанс, амфитеатр — раз за разом мим подводил меня к тем или иным решениям.
Но зачем?! На кой черт ему это понадобилось?
Месть? Месть — это нанять убийцу и занять место в партере, а к столь изощренным интригам не станет прибегать даже помешанный на манипуляциях гипнотизер. Во всем этом был некий скрытый смысл. И я намеревался выяснить, какой именно, самым простым и действенным способом — с помощью грубой силы.
Зачастую проще сломать хитрецу нос, чем играть по его правилам. Крайне непросто кого-то обмануть, когда тебя не слушают, а выбивают дух всем, что под руку подвернется.
Жестоко? А как иначе? Жизнь вообще жестокая штука.
Сообразив, что еще немного — и окончательно потеряю над собой контроль, я постоял немного у калитки, сделал несколько глубоких вдохов и лишь после этого зашагал через двор.
Руки дрожали, ключ никак не попадал в скважину, и, пока я возился с замком, на улицу вышла соседка.
— А вас искали, — сообщила она, пересилив неприязнь, что без труда читалась на ее вытянутом лице. — Представительный такой господин, солидный.
Дамочка словно удивлялась, что столь почтенный человек знается с типом, который водит к себе девиц и открывает посреди ночи шампанское, но я лишь кивнул и поспешил скрыться в доме. Взбежал на второй этаж, прошел в спальню и вытащил из-под кровати ранец, в котором так и лежал трофейный электрический метатель.
Иного пути склонить гипнотизера к сотрудничеству я просто не видел. Слишком скользкий тип, слишком искусный манипулятор. А бить его нельзя; немного перестараюсь, не рассчитаю силу и отправлю к праотцам. И кто тогда мне что расскажет?
А так приду, сделаю дело и уйду. Тихо, спокойно и без эмоций.
Тихо, спокойно, без эмоций. Тихо и спокойно. Без эмоций.
Я постоял пару минут в прихожей, медитируя, затем спрятал под пиджак двуствольный пистолет и вышел во двор. Огляделся по сторонам и зашагал через сквер к набережной озера, где и снимал квартиру Гранде.
Нужная улица была застроена двухэтажными домами на четыре квартиры, аккуратными и однотипными, словно первый раз надевшие форму гимназисты. Перед каждым зеленели нарядные газоны, за окнами пестрели цветами подвесные горшки. Небольшие задние дворики отделяли друг от друга зеленые насаждения, а почтовые ящики были выкрашены одинаковой синей краской.
Всюду — тишь и благодать.
Замедлив шаг напротив особняка номер четыре, я огляделся по сторонам и быстро взбежал на крыльцо. Общий коридор оказался невелик: дверь слева, дверь справа и сразу — лестница на второй этаж. Там — площадка с небольшим балкончиком, выходившим на задний двор, и вновь две двери.
Я постучал в правую и встал сбоку, вплотную к стене.
Мим был беспечен; не иначе сказалась умиротворяющая атмосфера тихой улочки. Щелкнув задвижкой, он приоткрыл дверь, никого не увидел и подался вперед, выглядывая в коридор. Я ударил в горло.
Быстро и резко, метя по кадыку ложбинкой между растопыренными большим и указательным пальцами.
Роман Гранде безмолвно выпучил глаза и зажал шею ладонями; я отпихнул его в сторону и шагнул через порог.
— Роман, кто там? — послышалось из соседней комнаты.
Выдернув из-под пиджака двуствольный пистолет, я поспешил на голос. Плотный ковер заглушил звук шагов, а мим не сумел предупредить приятеля, выдавив из себя лишь невнятный сип. Не рухни Роман миг спустя без чувств на пол, мое появление и вовсе оказалось бы для маэстро Марлини полной неожиданностью, но и так гипнотизер еще только распахивал окно, когда я поймал на прицел его голую спину и утопил гашетку.
Гулко хлопнул выстрел, комнату заволокло пороховой гарью, дротик с электродами угодил меж лопаток беглеца, и резко протрещал электрический разряд. Сильный толчок кинул Марлини грудью на подоконник, он судорожно вцепился в него, но сразу задергался в мелких судорогах и сполз на пол.
Электричество оказалось сильнее его невероятного самоконтроля.
«Электричество вообще штука надежная», — подумал я, возвращаясь в прихожую. Гранде уже начал подниматься с пола, но тратить на него второй заряд я не стал, попросту приложил рукоятью пистолета по голове. Потом запер входную дверь и за ворот отволок обмякшего квартиросъемщика в спальню.
Марлини к этому времени вновь дотянулся до подоконника, я выкрутил ему запястье и оттащил вглубь комнаты. Пояс халата прекрасно заменил наручники; примотал им задранные над головой руки гипнотизера к железной спинке двуспальной кровати, единственной в комнате.
Оглушенный электрическим разрядом маэстро мотнул головой, и я поспешно ухватил его за шею. Нащупал пальцами частое биение жилки, слегка придавил, и уже очнувшийся гипнотизер вновь «поплыл». Привел его в чувство хлестким шлепком свободной руки.
Уступать инициативу в этой беседе я не собирался и потому с усмешкой произнес:
— А ты знаешь, что удавы не душат своих жертв, а просто сдавливают, останавливая кровоток?
Маэстро открыл рот, но ничего сказать не успел: мой палец вновь надавил ему на шею, и голова Марлини безвольно упала на грудь.
— И вот какое дело: человек может быть гением, но, если его мозг не получает достаточного количества кислорода, он даже двух слов связать не способен.
Я перестал придавливать артерию и предупредил гипнотизера:
— Попытаешься выкинуть фокус, нажму и буду держать. Возможно, тебе даже понравится. Но через какое-то время мозг умрет, и ты превратишься в пускающего слюни идиота. В овощ. Моргни, если понял меня.
Ресницы Марлини затрепетали. Я уловил колыхнувшийся в его душе страх и несколько ослабил хватку.
— Что здесь происходит? — спросил я и сразу понял, что допустил ошибку, задав слишком общий вопрос. Исправился, сдавив шею гипнотизера. — Не надо, не отвечай. Скажи лучше…
Мысли путались в голове, и никак не удавалось решить, с чего именно следует начинать допрос.
— Зачем? — прорычал я в итоге. — Зачем это все?!
— Не знаю, — прошептал маэстро. — Меня просто наняли.
— Кто и для чего?
— Кто — не знаю. Деньги и письма передавал курьер…
— И для чего тебя наняли?
— Управлять людьми, разве непонятно? — скривился гипнотизер. — Заставлять принимать нужные решения так, чтобы люди полагали их собственным выбором…
Я слегка сжал пальцы, заставляя гипнотизера замолчать. Ровный и размеренный голос нагонял сонливость.
— Какие инструкции были относительно меня? — перешел я к главному.
Мой талант сиятельного понемногу раскачивал охвативший маэстро страх, но самоконтроль того никак не давал слабину, дело шло на удивление медленно. К счастью, недостаток кислорода сказывался на умственных способностях гипнотизера не лучшим образом, и запираться он не стал.
— Завлечь в город, привести в варьете и познакомить с Черной Лилией, заодно дать возможность оказать ей услугу…
Меня передернуло.
— Как она связана с этим? — перебил я гипнотизера.
— Не знаю! Время от времени на нее требовалось повлиять, но ничего серьезного.
— Например?
— Последний раз она должна была попасть на спиритический сеанс, — тяжело дыша, ответил Марлини. — Я не вру! Дьявол! Я лишь отрабатывал гонорар! Не я все это придумал!
Сомнений в искренности маэстро почему-то не возникло.
— К чему надо подталкивать меня теперь? — продолжил я расспросы.
— Ты отработанный материал, Леопольд! Никаких больше инструкций, просто удержать в городе! Полиция справится с этим и без нас! Очень удачно нашли тело индуса, не находишь? — хрипло рассмеялся гипнотизер и сразу зашипел от боли. — Отпусти…
Не ослабляя хватки, я склонился к нему и веско произнес:
— А теперь слушай меня внимательно. Ответ на следующий вопрос определит твою судьбу. Соврешь — ничем хорошим это не кончится. Понял? Моргни, если понял.
Маэстро моргнул.
— Как меня нашли? И почему именно я? Почему не побоялись поджечь дирижабль?
Гипнотизер произнес одно только слово:
— Цюрих!
Я шумно выдохнул.
— Так это был ты? Ты подослал убийцу?
— Я! — спокойно подтвердил Марлини. — Ничего личного, просто ты поломал мой величайший замысел, и я никак не мог выкинуть это из головы. Это разъедало меня день за днем, лишало концентрации, мешало думать. Сокамерник предложил решение — и оно меня устроило. Его связи, мои деньги… Ты должен был умереть!
— Но все пошло не так…
Гипнотизер рассмеялся:
— Получив три пули в спину, ты встал и выпотрошил стрелка голыми руками. Меня это впечатлило. Весьма впечатлило! Я не стал торопиться с повторной попыткой и поместил тебя в колоду для будущих раскладов. И мой час пришел! Месть — блюдо, которое стоит подавать холо…
Марлини осекся на полуслове, заерзал, задергал связанными руками, выпучил глаза. Я досчитал до трех и лишь после этого перестал сдавливать его шею.
— Подробнее! Расскажи подробнее, с какой целью ты вовлек меня в это дело!
Гипнотизер какое-то время хрипел, разевая рот, потом с ненавистью глянул на меня и сказал:
— Мой наниматель искал малефика. Того, кто сумеет взять силу инфернального создания и переправить ее дальше. Но малефик — это слишком опасно. Они же полные психи, у меня бы просто не вышло держать одного из них под контролем! И я предложил твою кандидатуру. Я ведь знаю, что ты на такое способен. Я все о тебе знаю!
— Заткнись! — потребовал я, обдумывая услышанное.
Взять силу демона Максвелла и передать ее…
Кому? Как? Зачем? Вопросов только прибавилось.
А гипнотизер не унимался:
— Ты для меня как открытая книга, мальчик! Мне ничего не стоило побудить тебя отправиться в Новый Свет нужным маршрутом и в нужное время. А варьете? Ты еще не понял, зачем стюард поставил в дирижабле пленку с выступлением Айседоры Дункан? В самом деле не понял? Да чтобы ты увидел плакат и поплелся в «Три лилии», как баран на убой! В твоем сознании — прорва моих закладок! И ты никогда не узнаешь, что сделал по собственному усмотрению, а что приказал сделать я!
— Закрой рот! — потребовал я, пытаясь унять сердцебиение. Мне сделалось нехорошо, на лице выступил пот, беспрестанная болтовня Марлини породила невыносимую мигрень.
— Но я могу помочь, — вкрадчиво предложил гипнотизер. — Хочешь узнать все мои ходы? Мы можем договориться. Поверь, это выгодно нам обоим!
— Поверить тебе? Прирожденному лжецу? Я еще не выжил из ума!
— Есть тетрадь, — сознался Марлини. — Мой дневник. Там записано все. Ты ведь хочешь узнать, кто простил тебя сам, а на кого пришлось повлиять? И кому нравишься ты, а кому — созданный мною образ? А разобраться в собственных чувствах? О, над ними пришлось изрядно поработать! И еще я подскажу, как добиться любви той рыжей штучки, дочери главного инспектора. У нее в голове я тоже изрядно покопался…
Маэстро был искусным манипулятором, но он ничего не понимал в страхах. Для него на первом месте стояла собственная исключительность, ему во что бы то ни стало требовалось контролировать все вокруг. Меня же незнание некоторых вещей вполне устраивало. И если преодолеть какие-то застарелые фобии и постыдные слабости помогло чужое вмешательство, я не видел в этом ничего плохого. Скорее расценивал подобное как помощь психоаналитика. Раз люди платят немалые деньги за встречи с Юнгом и Фрейдом, чего стесняться мне? Абсолютно нечего.
И если нечто случилось помимо моей воли, так какого черта! Результат есть результат! И самое главное — я ничего не хотел менять. Пусть все остается как есть. Я всем доволен. Меня все устраивает. Не хочу ничего знать.
Но ничего этого объяснять гипнотизеру не стал, просто стиснул пальцы. Маэстро засипел, дернулся, засучил ногами, но очень быстро обмяк, темные глаза помертвели, да и сам он стал… несколько неживым.
После этого я уселся на кровать и принялся отстраненно вытирать руки носовым платком. Невесть откуда взявшийся лепрекон осторожно подступил к гипнотизеру, попытался нащупать пульс, не смог и уставился на меня.
— Драть! — сдавленно выдавил он из себя. — Да ты убил его! Лео, ты убил его!
Лепрекон опрометью кинулся к окну, за стебель, вместе с корнями и землей выдернул из горшка герань, и его вырвало. Опустив растение обратно, коротышка обернулся и вытер рот рукавом грязного зеленого камзола.
— Ты хоть понимаешь, что вообще натворил? — простонал он. — Ты не защищался, не пытался остановить преступника, не слетел с катушек. Лео, дело даже не в деньгах, ревности или мести! Ты просто взял и убил.
— Ну да, — спокойно подтвердил я. — Просто взял и убил. Он больше не залезет в мою голову. Никто больше не залезет.
— Кретин! Ты убил его из-за страха! Первый раз ты убил из-за своего страха! Позволил ему решать за тебя! С твоим-то талантом! Ты совсем спятил?!
Я лишь передернул плечами.
Лепрекон был кругом прав. Я испугался, что маэстро продолжит манипулировать мной. Испугался узнать правду. Испугался и позволил страху взять над собой верх.
Ничем хорошим это кончиться не могло.
Но какой у меня был выбор? Что еще оставалось делать?
Так я у лепрекона и спросил. Тот не стал ничего отвечать, лишь выругался и ушел на кухню. Удивительная немногословность. Наверное, просто побоялся вылететь в окно.
Накатило головокружение, я размеренно задышал, стараясь успокоиться. Потом заставил себя выбросить из головы совершенно неуместные сейчас душевные терзания, встал с кровати и поднял с пола электрический метатель.
Из кухни с пузатой бутылкой вернулся лепрекон. Он с отвращением посмотрел на этикетку, скривился:
— Клубничный ликер! Драть! Натурально извращенцы! — но все же запрокинул голову и приник к горлышку, вливая в себя сладкую крепкую дрянь, а когда раздался стук в дверь, поперхнулся и забрызгал ликером половину комнаты.
— Откройте, полиция! — рыкнули из коридора, и сердце у меня ухнуло в пятки, но лишь на миг, от неожиданности.
Вызванные из-за громкого хлопка констебли явно полагали происходящее банальным семейным конфликтом, иначе попросту выломали бы дверь, поэтому я ухватил пребывавшего в бессознательном состоянии мима под мышки, перевалил его через подоконник и скинул прямиком в цветник.
С улицы донесся отголосок глухого удара, и тотчас за дверью крикнули:
— Кто-то выпрыгнул в окно! — и по лестнице застучали подкованные подошвы сапог.
Я выждал, пока констебли выбегут на улицу, потом вышел в коридор и захлопнул за собой дверь. Оставался риск наткнуться на соседей, но мне повезло — на площадке второго этажа никого не оказалось. Я быстро спустился вниз, покинул дом и зашагал по тротуару.
Никто не остановил меня, и никто не окликнул, только с заднего двора слышалась забористая ругань стражей порядка, которые пытались вытащить из цветника сиганувшего в окно квартиросъемщика.
Что будет дальше, я знал наверняка: никто даже слушать не станет фигляра с приводами, убийство дружка повесят на него вне зависимости от любых возможных нестыковок.
Меня это не беспокоило.
Дома стало плохо. Ну как плохо — начали подгибаться колени, задрожали руки, покрылось испариной лицо. Я умылся и тяжело навалился на умывальник, но рвотные позывы уже прошли. Да и с чего бы меня полоскать начало? Из-за убийства? Бред! Давно руки по локоть в крови.
Вот только, как верно подметил лепрекон, это все не то. Сегодня я первый раз убил из-за страха, в трезвом уме, расчетливо и цинично. Я поступил правильно, но плохо. И, сколько мысленно ни возвращался к этой ситуации, не видел ни малейшей возможности поступить иначе.
Впрочем, не важно. Дело ведь было не только в гипнотизере. Кто-то играл со мной. Кто-то имел виды на мои способности.
Лилиана была как-то замешана в этой истории, не зря же гипнотизеру поручили познакомить меня с ней. Да и записки с требованием принять участие в гала-концерте подбрасывали тоже неспроста. Я понятия не имел, какой во всем этом смысл, но в одном был уверен точно: если отыщу Лили до выступления и увезу из города, то поломаю чужую игру раз и навсегда.
Или этого от меня как раз и ждут?
Очень страшно сомневаться в свободе воли и вдвойне страшно поверить, что все твои поступки предопределены кем-то иным. На какой-то миг я пожалел, что не согласился взглянуть на записи гипнотизера, но сразу выкинул эту мысль из головы. Пустыми сожалениями уже ничего не изменить.
Я поправил шейный платок, надел темные очки и вышел из дома.
Пора было заняться делом. И если Лилиана не оценит мой порыв, что ж — уволоку ее силой.
Наверное, я слишком сильно погрузился в собственные мысли, потому что когда сзади окликнули:
— Лев Борисович! — даже вздрогнул от неожиданности.
Звал Красин. Он опасно высунулся из распахнутой дверцы нагонявшего меня конного экипажа и призывно махал рукой. Судя по всему, Емельян Никифорович и был тем самым «представительным и солидным» господином, что пытался застать меня утром.
— Лев Борисович! А я вас с собаками ищу! — подтвердил Красин эту догадку, грузно спрыгнув на землю.
— А что такое, Емельян Никифорович?
— Билеты! — рассмеялся Красин. — У меня есть два билета на гала-концерт! Не составите мне компанию?
— Откуда такое богатство? — удивился я, представляя цену контрамарок на сегодняшнее выступление.
— Иван Прохорович до сих пор рыскает по горам в поисках рухнувшего дирижабля, вот я и остался без компании!
Я хотел было отказаться, но сразу понял, что иначе попросту не попаду в амфитеатр, и заколебался.
— Соглашайтесь, Лев Борисович! Будет весело!
— Хорошо! — сдался я, встал на подножку экипажа, и взгляд немедленно уткнулся в широкий раструб непонятного оружия. За ним — глухой шлем со стеклянным забралом.
Негромко хлопнуло, в лицо ударила струя газа. Я отпрянул, но подступивший сзади Красин удержал меня на месте и резким тычком под ребра заставил сделать вдох.
И наступила тьма.
