Глава пятая
Мы висели, вцепившись в сеть подобно стае обезьян. Шкив скрипел, веревка трещала и раскачивалась, рывками опуская нас вниз. Кучей упав на землю, мы долго выпутывались из сети. Несколько раз мне казалось, что я свободен, и я вставал — только для того, чтобы с глухим стуком снова рухнуть, растянувшись во весь рост. Мертвая пустота лежала всего в нескольких футах от нас. Ее щупальца подобно лучам морской звезды распластались во все стороны, выглядывая из-под раздавившего ее валуна. Мне было даже малость неловко смотреть на это страшное существо, позволившее уничтожить себя таким слабым созданиям, как мы. Я подумал, что вряд ли нам так повезет в следующий раз, если он нам представится.
Мы на цыпочках обошли смрадный труп пустоты и со всех ног пустились вниз по опасной тропе, развив такую скорость, какую только позволяли ее неожиданные повороты и ухабы, а также взрывоопасный груз Бронвин. Спустившись вниз, мы увидели на пружинистом мху собственные следы, уводящие в лесную чащу. Мы вышли на берег озера, когда солнце окончательно скрылось за деревьями и в воздухе с писком закружили летучие мыши. Они, казалось, пытались предостеречь нас от опасностей грядущей ночи, сопровождая нас всю дорогу до самого великана. Прошлепав по мелководью, мы вскарабкались в его каменный рот, снова спустились в горло-колодец и нырнули в подземный тоннель, служивший выходом из петли. Несмотря на яркий солнечный день в сентябре сорокового года, вода в озере была ощутимо холоднее.
Дети по очереди выныривали вокруг меня и тут же с визгом закрывали уши руками, защищаясь от давления на перепонки, всегда сопровождающего стремительную смену времени.
— Это похоже на взлет самолета, — охнул я, двигая челюстями в попытке избавиться от неприятного ощущения.
— Я никогда не летал на самолете, — отозвался Гораций, стряхивая воду с полей шляпы.
— Еще так бывает, когда несешься по шоссе и кто-то открывает окно машины, — добавил я.
— Что такое шоссе? — спросила Оливия.
— Брось, неважно.
— Тс-с, — прошептала Эмма. — Слышите?
Издалека доносился собачий лай. Похоже, собаки находились действительно очень далеко, но в густом лесу звук способен перемещаться самым причудливым образом, и расстояния могут быть обманчивы.
— Мы должны двигаться очень быстро, — произнесла Эмма. — Пока я не позволю, не разговаривать и не издавать никаких иных звуков, причем это касается и вас, директриса!
— Я швырну взрывающееся яйцо в первую же собаку, которая окажется поблизости, — заявил Хью. — Будут знать, как гоняться за странными людьми.
— Не вздумай, — предостерегла его Бронвин. — Стоит неосторожно обойтись с одним яйцом, и они могут взорваться все!
Мы вышли из озера и снова начали пробираться через лес. Миллард вел нас, используя мятую карту мисс Королек. Через полчаса мы вышли на грунтовую дорогу, которую нам показал Эддисон с верхней площадки башни. Мы стояли и озирались вокруг, пока Миллард изучал карту, поворачивая ее боком и пытаясь разглядеть крошечные обозначения на ней. Я сунул руку в карман джинсов и нащупал телефон, по старой привычке рассчитывая открыть свою собственную карту, но обнаружил лишь черный прямоугольник с погасшим экраном. Помимо того что телефон намок и разрядился, от ближайшей сотовой вышки его отделяло не меньше пятидесяти лет. Он был единственной из моих вещей, уцелевшей во время шторма, но в этом времени он был совершенно чуждой и бесполезной вещью, и я зашвырнул его в чащу. Не прошло и тридцати секунд, как мне стало его жаль, и я бросился его разыскивать. По какой-то неведомой причине я был не готов с ним расстаться и с облегчением сунул его обратно в карман.
Миллард сложил карту и провозгласил, что нам необходимо поворачивать налево и что до города не меньше пяти или шести часов ходьбы.
— Если мы хотим прийти туда засветло, нам лучше поторопиться.
Прошло совсем немного времени, и Бронвин заметила облачко пыли, поднимающееся над дорогой позади нас. До него было далеко, но оно явно приближалось.
— Кто-то сюда едет, — сообщила она нам. — Что будем делать?
Миллард снял пальто и швырнул его в высокую придорожную траву, мгновенно став невидимкой.
— Я посоветовал бы вам исчезнуть, — заметил он, — насколько вы способны это сделать.
Отбежав в сторону от дороги, мы присели за густыми кустами.
Облачко пыли росло, и вскоре послышался стук деревянных колес и топот копыт. Оказалось, что это вереница фургонов. Когда они с громким скрипом вынырнули из пыли и поравнялись с нами, я услышал возглас Горация и увидел широкую улыбку Оливии. Это были не серые практичные повозки, которые я видел на Кэрнхолме. Эти запряженные длинногривыми лошадьми фургоны скорее напоминали бродячий цирк, поскольку были раскрашены во все цвета радуги и могли похвастаться причудливой резьбой деревянных крыш и дверец. Обращали на себя внимание также разноцветные шарфы мужчин и яркие бусы женщин. Вспомнив, как Эмма рассказывала мне о бродячих ярмарках, с которыми ездили странные дети вместе с мисс Сапсан, я обернулся к ней и шепотом поинтересовался:
— Они странные?
— Это цыгане, — ответила она.
— Это хорошая или плохая новость?
Она прищурилась и покачала головой.
— Пока неизвестно.
Я почти не сомневался, что знаю, о чем она думает. До города, в который мы направлялись, было еще очень далеко, а эти фургоны двигались гораздо быстрее нас. Твари и их собаки продолжали охотиться на нас, и эта дополнительная скорость могла нас спасти. Но мы не знали, кто эти цыгане и можно ли им доверять.
Эмма покосилась на меня.
— Как ты думаешь, стоит ли попросить их, чтобы они нас подвезли?
Я посмотрел на фургоны и снова перевел взгляд на Эмму. Потом подумал, как будут чувствовать себя мои ноги после шестичасовой прогулки в туфлях, которые до сих пор не высохли.
— Конечно стоит, — кивнул я.
Махнув рукой остальным, Эмма указала на последний фургон и пальцами продемонстрировала, что надо бежать за ним. Он был сделан как маленький домик, с окошками с обеих сторон. Позади домика была площадка, похожая на крыльцо, достаточно просторная, чтобы вместить нас всех, если мы тесно прижмемся друг к другу. Фургон ехал быстро, но догнать его было бы нетрудно. Поэтому, как только он миновал нас и возница уже не мог видеть нашу банду, мы выскочили из кустов и бросились вдогонку. Эмма вскочила на площадку первой и начала помогать остальным. Мы по очереди взобрались и уселись на заднем «крыльце» фургона, стараясь вести себя тихо, чтобы нас не услышал возница.
Таким образом мы ехали довольно долго, пока головы у нас не начали гудеть от грохота колес, а одежда не покрылась толстым слоем пыли. Яркое полуденное солнце постепенно клонилось к западу и уже скрылось за верхушками деревьев, которые, подобно стенам огромного зеленого каньона, вздымались по обе стороны дороги. Я беспрестанно всматривался в окружающие нас заросли, опасаясь, что в любой момент из них могут выскочить твари со своими собаками. Но на протяжении нескольких часов мы не повстречали никого, ни одного путника. Создавалось впечатление, что мы явились в страну, покинутую всеми жителями.
Время от времени вереница повозок останавливалась и мы замирали, затаив дыхание, готовые бежать или отбиваться. Мы отправляли Милларда на разведку, и он, прокравшись вдоль всего каравана, возвращался с сообщением о том, что цыгане просто разминают ноги или подковывают лошадь, после чего мы снова трогались в путь. Постепенно я перестал волноваться относительно того, что случится, если нас обнаружат. Цыгане выглядели очень уставшими и совершенно безобидными. Мы сойдем за обычных детей и попытаемся их разжалобить, представившись бездомными сиротами. У вас не найдется для нас кусочка хлеба? — спросим у них мы. Если нам повезет, они накормят нас обедом и отвезут на станцию.
Прошло совсем немного времени, и моя теория подверглась испытанию практикой. Фургоны резко съехали с дороги и остановились на небольшой поляне. Не успела осесть пыль, как наш фургон обогнул здоровенный цыган в кепке. Его губы с черной гусеницей усов под носом были угрюмо стиснуты, и их опущенные вниз углы явно не предвещали ничего хорошего.
Бронвин спрятала мисс Сапсан за пазуху, а Эмма спрыгнула на землю и пустила в ход все свое актерское мастерство, пытаясь выдать себя за несчастную сироту.
— Сэр, будьте милосердны! В наш дом попала бомба, и наши родители погибли. Мы заблудились и…
— Заткни глотку! — рявкнул цыган. — Слезайте оттуда, быстро!
Это была не просьба, а команда, тем более убедительная, что в руке мужчина держал декоративный, однако внушительный нож.
Мы переглянулись, не зная, следует ли нам оказать ему сопротивление и сбежать, рискуя выдать свою тайну, либо еще немного поиграть в нормальных детей и посмотреть, что он будет делать. Но тут появилось еще несколько десятков человек. Они высыпали из своих фургонов и обступили нас плотным кольцом. Многие тоже сжимали ножи. Мы были окружены, и наши шансы на бегство резко сократились. Из-под кепки грозного цыгана торчали седеющие волосы, а глаза смотрели цепко и настороженно. Его темная плотная одежда, казалось, была создана для того, чтобы скрывать дорожную пыль. Женщины были одеты в яркие развевающиеся платья, и их длинные волосы были подвязаны платками. Из-за спин взрослых выглядывали дети. Я попытался соотнести с этими людьми все, что до сих пор знал о цыганах. Интересно, они в самом деле собираются порубить нас на кусочки, или мы имеем дело с их врожденной угрюмостью.
Я покосился на Эмму, пытаясь понять, как мне себя вести. Она стояла, прижав руки к груди, а не протянув их вперед, как делала всегда, когда вызывала пламя. Если она не собирается с ними воевать, то я тоже не буду этого делать.
Я слез с повозки, как и велел цыган — подняв руки над головой. Гораций и Хью сделали то же самое. Остальные последовали нашему примеру, и только Милларду удалось незаметно улизнуть. Я знал, что он никуда не уйдет, а будет околачиваться где-нибудь поблизости, подслушивая, подсматривая, выжидая.
Цыган в кепке, которого я про себя определил как главного здесь, засыпал нас вопросами:
— Кто вы? Откуда? Где ваши взрослые?
— Мы с запада, — спокойно ответила Эмма. — С небольшого острова неподалеку от побережья Уэльса. Как я уже сказала, мы сироты. Наши дома были уничтожены бомбами во время воздушного налета, и нам пришлось бежать. Мы выбрались с острова на лодке и гребли до самого берега. Мы чуть не утонули. — Эмма попыталась выдавить из себя слезы. — У нас ничего не осталось, — шмыгнула она носом. — Мы несколько дней не могли выйти из леса и бродили по чаще, пытаясь найти что-нибудь съедобное. Вся наша одежда — это то, что надето на нас. Когда мы увидели, как проезжают мимо ваши повозки, мы побоялись попадаться вам на глаза. Мы только хотели доехать до города…
Мужчина разглядывал ее, хмурясь все сильнее.
— Почему вам пришлось покинуть остров после того, как ваш дом разбомбили? И почему вы побежали в лес, вместо того чтобы идти вдоль берега?
— У нас не было выбора, — подал голос Енох. — За нами была погоня.
Эмма бросила в его сторону предостерегающий взгляд, который, казалось, говорил: Не суйся, дай мне закончить.
— Кто за вами гнался? — поинтересовался цыган.
— Плохие люди, — ответила Эмма.
— Вооруженные люди, — добавил Гораций. — Они были одеты в военную форму, хотя на самом деле никакие они не солдаты.
Вперед шагнула женщина в ярко-желтом платке.
— Если за ними гонятся немцы, то это может создать нам лишние проблемы. Прогони их, Бехир.
— Или привяжи их к деревьям и оставь здесь, — добавил поджарого вида мужчина.
— Нет! — воскликнула Оливия. — Нам необходимо поскорее добраться до Лондона. Мы не имеем права опоздать!
Цыган приподнял бровь.
— Куда опоздать? — поинтересовался он. Разжалобить нам его явно не удалось, но мы пробудили его любопытство. — Мы ничего не станем с вами делать, пока не узнаем, кто вы такие, — добавил он, — и чего вы стоите.
* * *
Десять мужчин, держа наготове длинные ножи, подвели нас к плоской повозке, на которой была установлена клетка футов двадцать на десять. Еще издалека я понял, что это сооружение с толстыми железными прутьями предназначается для животных.
— Вы ведь нас здесь не запрете? — спросила Оливия.
— Запрем. Только до тех пор, пока не выясним, что с вами делать дальше, — отозвался цыган в кепке.
— Прошу вас, не надо! — снова взмолилась Оливия. — Мы очень спешим в Лондон!
— Это еще зачем?
— Один из нас болен, — пояснила Эмма, многозначительно глядя на Хью. — Ему необходим врач!
— Чтобы попасть к врачу, незачем ехать в Лондон, — вмешался один из цыган. — Джебайя врач, верно, Джебайя?
Вперед шагнул мужчина со щеками, покрытыми засохшими струпьями ссадин.
— Кто тут болен?
— Ему нужен специалист! — возразила Эмма. — У него очень редкое заболевание. Жалящий кашель.
Хью поднес руку к горлу, как будто оно у него сильно болело, и кашлянул. Из его рта вылетела пчела. В толпе цыган послышались возгласы изумления. Какая-то маленькая девочка спрятала лицо в юбках матери.
— Это какой-то фокус! — заявил так называемый доктор.
— Довольно, — провозгласил вожак. — Живо в клетку!
Они подтолкнули нас к ведущей в клетку доске. Мы столпились у повозки. Никто не хотел подниматься первым.
— Мы не можем позволить им сделать это! — прошептал Хью.
— Чего ты ждешь? — прошипел Енох Эмме. — Сожги их!
Эмма покачала головой и прошептала в ответ:
— Их слишком много.
Она первой поднялась на повозку и вошла в клетку. Та была очень низкой, а на ее полу лежало дурно пахнущее сено. Когда внутри оказался последний из нас, вожак захлопнул дверь и запер ее за нами, сунув ключ в карман.
— Никто не должен к ним приближаться! — заорал он так, чтобы слышали все. — Это могут быть колдуны или того хуже.
— Вы угадали, — сквозь решетку сообщил им Енох. — Немедленно нас освободите, или мы превратим ваших детей в страшилищ!
Вожак захохотал и сошел на землю. Тем временем остальные цыгане отошли подальше и начали располагаться лагерем, устанавливая шатры и разводя костры. Мы в полном отчаянии опустились на сено.
— Осторожно, — предостерег нас Гораций, — тут повсюду навоз!
— Да какая разница, Гораций? — махнула рукой Эмма. — Кому есть дело до того, чистая у тебя одежда или грязная?
— Мне есть дело, — ответил Гораций.
Эмма закрыла лицо руками. Я сел рядом с ней, но как ни пытался подобрать слова, способные ее подбодрить, у меня ничего не вышло.
Бронвин приоткрыла полу пальто, чтобы позволить мисс Сапсан подышать свежим воздухом. Енох опустился на колени перед птицей и наклонил голову, как будто к чему-то прислушиваясь.
— Вы это слышите? — спросил он.
— Что? — не поняла Бронвин.
— Звук жизни, которая капля за каплей покидает мисс Сапсан! Эмма, ты должна была сжечь физиономии этих цыган, пока у тебя была такая возможность!
— Мы были окружены! — отозвалась Эмма. — Началась бы драка, и кто-то обязательно пострадал бы или даже погиб. Я не могла пойти на такой риск.
— Поэтому ты решила рискнуть жизнью мисс Сапсан! — заявил Енох.
— Оставь ее в покое, — вмешалась Бронвин. — Решать за всех очень трудно. Мы же не можем устраивать голосование всякий раз, когда необходимо делать выбор.
— В таком случае, может, вы позволите мне решать за всех? — предложил Енох.
Хью фыркнул.
— Если бы за главного у нас был ты, то нас бы уже не было на свете.
— Послушайте, все это сейчас не имеет значения, — перебил их я. — Нам необходимо освободиться из этой клетки и добраться наконец до города. Сейчас мы намного ближе к нему, чем были бы, если б не прокатились на повозке. Так что незачем плакать по молоку, которое еще даже не пролилось. Нам всего лишь надо составить план побега.
Мы принялись размышлять, и у нас родилось множество идей, хотя привести в исполнение хоть одну из них не представлялось возможным.
— Может, Эмма сумеет прожечь этот пол? — предложила Бронвин. — Он деревянный.
Эмма расчистила от сена участок пола и постучала по доскам.
— Он слишком толстый, — с удрученным видом ответила она.
— Вин, ты можешь разогнуть эти прутья? — спросил я.
— Может, и смогу, — отозвалась она, — но только когда рядом не будет этих цыган. Иначе они увидят и тут же прибегут со своими ножами.
— Мы должны ускользнуть незаметно, а не с боем, — согласилась Эмма.
Тут откуда-то из-за прутьев донесся шепот:
— Вы совсем обо мне забыли?
— Миллард! — воскликнула Оливия, от возбуждения едва не вылетев из туфель. — Где ты был?
— Изучал обстановку. И ждал, пока уляжется волнение.
— Как думаешь, тебе удастся выкрасть ключ? — спросила Эмма и подергала запертую на замок дверь клетки. — Я видела, как вожак положил его себе в карман.
— Мелкие кражи, особенно из карманов, это моя специализация, — заверил нас Миллард.
* * *
Прошло несколько минут. Потом полчаса. Потом час. Хью мерял шагами клетку, и вокруг его головы возбужденно кружила пчела.
— Почему так долго? — ворчал он.
— Если он не вернется в ближайшее время, я начну швырять яйца, — заявил Енох.
— Если ты это сделаешь, мы все погибнем, — ответила Эмма. — Мы для них легкая мишень. Как только дым развеется, с нас заживо сдерут шкуру.
Поэтому мы продолжали сидеть и ждать, одновременно наблюдая за цыганами. Те, в свою очередь, наблюдали за нами. Каждая последующая минута казалась нам очередным гвоздем в крышку гроба мисс Сапсан. Я поймал себя на том, что не свожу с нее глаз, как будто, пристально наблюдая, я был способен заметить происходящие в ней изменения и увидеть, как медленно угасает в ее глазах огонек человеческой личности. Но она выглядела так же, как и всегда, разве что вела себя спокойнее, задремав в сене рядом с Бронвин. Перышки на ее груди ритмично вздымались и опадали в такт дыханию. Казалось, она не осознает опасности ситуации, в которой мы оказались, или нависшей над ее головой угрозы. Возможно, тот факт, что в такой момент она может спать, уже свидетельствует о происходящих в ней переменах, спрашивал я себя. Прежняя мисс Сапсан была бы вне себя от беспокойства.
Затем мысли снова вернулись к моим родителям, как всегда, когда я хоть немного ослаблял над ними контроль. Я пытался представить их себе такими, какими видел в последний раз. Передо мной всплывали отдельные черты: короткая щетина, которую отец отрастил за несколько дней пребывания на острове; обручальное кольцо на маминой руке, которое она безотчетно крутила, когда отец принимался пространно рассуждать о чем-либо, что ее не интересовало; цепкий взгляд отца, которым он беспрестанно обшаривал горизонт в поисках гнездовий.
Сейчас его глаза наверняка искали меня.
Сгущались сумерки, и лагерь начинал оживать. Цыгане переговаривались и смеялись. Затем компания детишек взяла старенькие рожки и скрипки и начала наигрывать какую-то мелодию, а взрослые пустились в пляс. В перерыве между плясками один из музыкантов, невысокий чернявый мальчонка, подкрался к нашей клетке с бутылкой в руках.
— Это для больного, — прошептал он, тревожно озираясь по сторонам.
— Для кого? — переспросил я, и он кивнул в сторону Хью, который, как по команде, скорчился в спазмах кашля.
Мальчик сунул бутылку сквозь прутья. Я открутил крышку и осторожно понюхал содержимое. Мне в нос, едва не свалив меня с ног, ударил запах чего-то похожего на смесь скипидара и компоста.
— Что это? — спросил я.
— Это действует, больше я ничего не знаю. — Он снова оглянулся. — Ну вот, я что-то для вас сделал. Теперь за вами долг. Так что скажите мне, какое преступление вы совершили? Вы, наверное, воры? — Понизив голос, он добавил: — Может, вы кого-то убили?
— О чем он говорит? — не выдержала Бронвин.
Никого мы не убивали, — едва не вырвалось у меня. Но тут перед моими глазами возникло воспоминание: тело Голана, медленно падающее на острые скалы. И я промолчал.
Однако Эмма произнесла это вместо меня:
— Никого мы не убивали!
— Но должны же вы были хоть что-то сделать, — возразил малец. — Иначе почему за вас объявили награду?
— Награду? — вскинул голову Енох.
— Ну да. За вас обещают целую кучу денег.
— Кто?
Парнишка пожал плечами.
— Вы собираетесь нас выдать? — спросила Оливия.
Мальчик поджал губы.
— Этого я не знаю. Старшие это обсуждают. Хотя, я слышал, они не очень доверяют людям, которые вас ищут. Но деньги есть деньги, и им не нравится то, что вы отказались отвечать на их вопросы.
— Там, откуда мы приехали, — надменно заявила Эмма, — никто не начинает допрашивать людей, которые обращаются за помощью.
— И в клетку их тоже не сажают! — добавила Оливия.
В эту секунду посреди табора раздался оглушительный грохот. Цыганчонок потерял равновесие и свалился с повозки в траву. Мы дружно пригнулись, потому что в воздух над огнем, разлетаясь во все стороны, взмыли кастрюли и сковородки. Цыганка, которая присматривала за костром, с воплями бросилась бежать. На ней горело платье, и она, наверное, добежала бы до океана, если бы кто-то не схватил ведро с водой и не вылил на нее, потушив огонь.
Мгновение спустя мы услышали шаги поднимающегося на повозку невидимки.
— Вот что случается, когда пытаешься приготовить омлет из яиц странных кур! — смеясь, произнес запыхавшийся Миллард.
— Так это твоя работа? — поинтересовался Гораций.
— Все было так тихо и спокойно… такая обстановка совершенно не располагает к обшариванию карманов! Вот я и подсунул одно из наших яиц в общую кучу, et voilà! — В воздухе перед нами как будто материализовался ключ. — Трудно обратить внимание на то, что к тебе в карман запустили руку, когда твой ужин только что взорвался прямо тебе в лицо.
— Слишком долго ты с ними возился, — буркнул Енох. — А теперь выпусти нас отсюда!
Но не успел Миллард вставить ключ в замок, как цыганчонок вскочил и завопил:
— На помощь! Они пытаются сбежать!
Мальчишка подслушал наш разговор, но в таборе царила такая суматоха, что никто не обратил на него внимания.
Миллард повернул ключ в замке. Дверь не открылась.
— О, проклятье! — выругался он. — Я, кажется, стащил не тот ключ.
— А-а-а! — голосил парень, тыча пальцем туда, откуда доносился голос Милларда. — Привидение!
— Я бы очень попросил заткнуть ему рот, — проворчал Енох.
Бронвин уважила его просьбу. Она сунула руку сквозь прутья клетки, дотянулась до мальца и, схватив его за руку, оторвала от земли и прижала к клетке.
— Помоги-и-ите! — вопил он. — У них м-м-м-ф-ф-ф…
Бронвин закрыла ему ладонью рот, но было слишком поздно.
— Галби! — закричала одна из цыганок. — Эй вы, дикари, немедленно его отпустите!
Внезапно оказалось, что мы, сами того не желая, взяли заложника. Цыгане бросились к нам, на ходу выхватывая длинные ножи, лезвия которых устрашающе сверкали в последних отсветах угасающего дня.
— Что ты делаешь? — воскликнул Миллард. — Отпусти мальчика, пока они нас не убили!
— Нет, не отпускай! — запретила Эмма и тут же закричала цыганам: — Освободите нас или мальчик умрет!
Цыгане окружили нас, выкрикивая угрозы.
— Если вы причините ему хоть малейший вред, — орал вожак, — я задушу вас всех голыми руками!
— Не подходи! — крикнула в ответ Эмма. — Просто выпустите нас, и мы никому не причиним вреда.
Один из мужчин рванулся к клетке, и Эмма инстинктивно вскинула руки, между которыми вспыхнул ревущий огненный шар.
Толпа ахнула, а цыган резко остановился.
— Вы своего добились, — прошипел Енох. — Теперь они точно повесят нас за колдовство!
— Я сожгу первого же, кто попытается к нам приблизиться! — закричала Эмма, раздвигая ладони и тем самым увеличивая огненный шар. — Ну же, ребята, давайте покажем им, с кем они связались!
Подошло время устроить им представление, которое открыла Бронвин. Одной рукой она подняла мальчишку еще выше, отчего его ноги затрепыхались в воздухе, а второй схватила один из прутьев крыши и начала его сгибать. Хью высунул лицо между прутьями и выпустил из открытого рта разозленных пчел. Затем Миллард, который отбежал от клетки, после того как его присутствие заметил мальчишка, закричал из-за спин цыган:
— Если вы считаете, что вам по силам потягаться с ними, то вы еще не встретились со мной!
С этими словами он подбросил в воздух яйцо. Описав дугу над их головами, яйцо упало на ближайшую поляну и взорвалось, взметнув землю до самых верхушек деревьев.
Когда дым развеялся, все долго стояли, замерев и не решаясь двинуться с места. Сперва я подумал, что наша демонстрация так напугала цыган, что их парализовал ужас. Но когда звон у меня в ушах стих, я понял, что они к чему-то прислушиваются. Я тоже прислушался.
С темнеющей дороги донесся шум двигателя. За деревьями мелькнул свет фар. Мы вместе с цыганами наблюдали за тем, как автомобиль поворачивает на дорогу, ведущую к нашей поляне, притормаживает и снова набирает скорость. К табору приближался крытый брезентом военный грузовик. Изнутри слышались резкие голоса и лай собак, которые уже охрипли, но, снова уловив наш запах, были уже не в состоянии остановиться.
Это были те самые твари, которые охотились на нас у побережья. Вот они нас и настигли, пойманных в клетку и совершенно беспомощных.
Эмма хлопнула в ладоши, потушив огонь. Бронвин выпустила мальчишку, и он бросился наутек. Цыгане уже спешили к кибиткам или в лес. Прошло несколько мгновений, и мы остались одни. Казалось, о нас все позабыли.
Вожак цыган подошел к нам.
— Откройте клетку! — взмолилась Эмма.
— Спрячьтесь под сено и замрите! Не издавайте ни звука! — скомандовал цыган, не обращая внимания на ее слова. — И никаких фокусов, если не хотите уехать с ними.
Времени на вопросы уже не было. Последним, что мы увидели, были двое цыган, которые подбежали к нам с куском брезента в руках. Они набросили брезент на клетку, и для нас мгновенно наступила ночь.
* * *
Снаружи загрохотали сапоги. Шаги были такими тяжелыми, как будто твари пытались за что-то наказать землю у себя под ногами. Мы послушались цыгана и зарылись в вонючее сено.
Я слышал, как совсем рядом кто-то из тварей беседует с вожаком.
— На этой дороге сегодня заметили группу детей, — говорила тварь странным обезличенным голосом, в котором не было и следа немецкого акцента, но который не принадлежал и англичанину. — За их поимку объявлена награда.
— Мы никого не встретили за целый день, сэр, — ответил цыган.
— Не позволяйте их невинным лицам вас обмануть. Они предатели. Шпионили в пользу Германии. Наказание за укрывательство шпионов…
— Мы никого не укрываем, — ворчливо перебил его цыган. — Можете сами убедиться.
— Именно это я и сделаю, — ответила тварь. — И если мы их здесь найдем, я вырежу твой язык и скормлю его собакам.
Тварь ушла, громыхая сапогами.
— Не вздумайте. Даже. Дышать, — прошипел нам цыган, и его шаги тоже удалились.
То, что он выгораживал нас, удивляло, особенно с учетом того, что эти твари могли сделать с его людьми. Возможно, это объяснялось гордостью или каким-то глубоко укоренившимся презрением к властям. А что, если цыганам просто хочется убить нас своими руками? Я невольно поежился.
Мы слышали, что твари уже разбрелись по всему табору, переворачивая вещи, распахивая двери кибиток, расталкивая людей. Заплакал ребенок, и тут же раздался разгневанный голос какого-то мужчины, но звук удара оборвал этот протест. Нам оставалось только лежать и слушать, как страдают люди, и это казалось мне худшей из пыток, несмотря на то что всего несколько минут назад эти же люди были готовы разорвать нас на части.
Боковым зрением я заметил, что Хью приподнялся и подполз к чемодану Бронвин. Сунув пальцы под защелку, он попытался открыть крышку, но Бронвин его остановила.
— Что ты делаешь? — одними губами спросила она.
— Мы должны добраться до них, пока они не добрались до нас!
Эмма выбралась из-под сена, приподнявшись на локтях, и подкатилась к ним. Я тоже подполз ближе, чтобы послушать, о чем они будут говорить.
— Это безумие, — покачала головой Эмма. — Если мы начнем бросать яйца, нас просто расстреляют.
— Что ты предлагаешь? — поинтересовался Хью. — Ты считаешь, что мы должны лежать здесь, пока нас не найдут?
Мы сгрудились вокруг чемодана, шепотом обсуждая создавшееся положение.
— Подождем, пока они откроют дверь, — предложил Енох. — Тогда я брошу одно яйцо сквозь прутья позади нас. Это отвлечет внимание тварей и позволит Бронвин проломить череп тому, кто войдет сюда первым, а остальные тем временем разбегутся. Бросаемся врассыпную, а затем разворачиваемся и швыряем яйца в центральный костер табора. Все в радиусе тридцати метров обратятся в воспоминания.
— Черт возьми! — прошептал Хью. — Мне нравится этот план.
— Но в лагере есть дети! — возразила Бронвин.
Енох закатил глаза.
— Давайте будем беспокоиться о том, как бы кого не зашибить, и предоставим тварям и их собакам отличную возможность переловить нас всех по одному. Но если в наши планы входит добраться до Лондона или просто пережить сегодняшний вечер, я бы не советовал вам этого делать.
Хью похлопал Бронвин по руке, которой она накрыла защелку замка.
— Открывай, — попросил он. — Раздай нам яйца.
Бронвин колебалась.
— Не могу, — покачала головой она. — Я не могу убивать детей, которые не причинили нам никакого вреда.
— Но у нас нет выбора, — прошептал Хью.
— Выбор есть всегда, — не уступала Бронвин.
Тут мы услышали рычание собаки. Оно раздавалось совсем близко, у нижнего края клетки, и мы притихли. Мгновение спустя кто-то посветил фонариком на скрывавший нас брезент.
— Снимите брезент! — раздался чей-то голос.
Судя по всему, это был проводник собаки.
Собака залаяла, пытаясь просунуть нос под брезент и сквозь прутья клетки.
— Все сюда! — закричал кинолог. — Тут что-то есть!
Мы все смотрели на Бронвин.
— Пожалуйста, — произнес Хью. — Позволь нам хотя бы защититься.
— Другого пути нет, — кивнул Енох.
Бронвин вздохнула и сняла ладонь с защелки. Хью с благодарностью кивнул и открыл крышку чемодана. Яйца были аккуратно уложены межды свитерами, и мы все взяли по одному. Все, кроме Бронвин. А потом мы встали, глядя в сторону двери и готовясь к неизбежному.
Судя по топоту сапог, к нам бежали люди. Я пытался приготовиться к тому, что нам предстояло сделать. Беги, — говорил я себе. — Беги и не оглядывайся, а потом бросай яйцо.
Но неужели я действительно мог это сделать, зная, что погибнут невинные люди? Даже ради спасения собственной жизни… Что, если просто бросить яйцо в траву и ринуться в лес?
Кто-то схватил край брезента и резко рванул на себя. Брезент заскользил с клетки, но неожиданно остановился, не успев упасть вниз и обнаружить наше присутствие.
— Что с тобой такое? — услышал я голос собачьего проводника.
— На твоем месте я бы держался подальше от этой клетки, — ответил ему голос цыгана.
У нас над головами уже виднелась половина неба с мерцающими сквозь ветви дубов звездами.
— Да ну? Это почему же? — поинтересовался проводник.
— Старину Кровопийцу уже несколько дней не кормили, — ответил цыган. — Обычно люди ему не по вкусу, но, проголодавшись, он становится менее переборчив!
И тут раздался звук, от которого у меня захватило дух. Это был рев гигантского медведя. В это было невозможно поверить, но он раздавался внутри клетки, как будто медведь находился среди нас. Я услышал изумленный возглас кинолога, и он, волоча за собой скулящего от испуга пса, с грохотом заспешил вниз по доскам, ведущим от клетки на землю.
Я и представить себе не мог, как медведь мог попасть в клетку, но точно знал, что от него надо держаться как можно дальше. Прижавшись к прутьям, я увидел Оливию, сунувшую крохотный кулачок себе в рот в попытке заглушить вопль ужаса.
Снаружи другие солдаты смеялись над проводником собаки.
— Идиот! — рявкнул он, скрывая неловкость. — Только цыгане способны держать такого зверя посреди табора!
Наконец я собрался с духом и оглянулся. Никакого медведя в клетке не было. Но откуда этот жуткий рев?
Солдаты продолжали обыскивать табор и к нашей клетке больше не подходили. Несколько минут спустя мы услышали, как они снова запрыгивают в кузов грузовика. Завелся двигатель, и они наконец уехали.
Брезентовое полотнище соскользнуло с клетки. Все цыгане собрались вокруг нас. Я держал яйцо в дрожащей руке, задаваясь вопросом, придется мне его бросать или нет.
Вперед шагнул вожак.
— Вы в порядке? — спросил он. — Простите, если это вас испугало.
— Мы живы, — настороженно ответила Эмма, — но где же медведь?
— Вы тут не одни с необычными способностями, — отозвался молодой человек, стоявший с краю толпы.
И он тут же принялся то реветь, как медведь, то подвывать, как дикая кошка. Незаметными поворотами головы он так перебрасывал звуки из одного места в другое, что казалось, звери окружили нас со всех сторон. Справившись с потрясением, мы разразились аплодисментами.
— Кажется, ты говорила, что они не странные, — прошептал я Эмме на ухо.
— Таким фокусам можно обучить кого угодно, — отозвалась она.
— Прошу прощения, — снова заговорил цыганский вожак, — я, кажется, не представился. Меня зовут Бехир Бехаманатов. А вы наши почетные гости. — Он низко поклонился. — Почему вы не сказали нам, что вы syndrigasti?
Мы даже рты открыли от удивления. Он произнес древнее название странных людей, которому нас научила мисс Сапсан.
— Мы уже где-то встречались? — спросила Бронвин.
— Откуда вы знаете это слово? — спросила Эмма.
Бехир улыбнулся.
— Если вы воспользуетесь нашим гостеприимством, я вам все объясню.
С этими словами он снова поклонился и подошел к клетке, чтобы ее отпереть.
* * *
Мы сидели рядом с цыганами на красивых, домотканых коврах и в мерцающем свете двух костров беседовали и ели рагу. Я бросил ложку, которую вручили нам хозяева, и, позабыв о правилах поведения за столом, жадно хлебал прямо из деревянной миски. Жирный и невероятно вкусный бульон приятно согревал мои внутренности и струйкой стекал по подбородку. Бехир расхаживал между нами, следя за тем, чтобы каждому было удобно и чтобы нас накормили и напоили досыта. Он беспрестанно извинялся за состояние нашей одежды, теперь покрытой клочками грязного сена из клетки. После того как мы продемонстрировали цыганам свои необычные способности, он полностью изменил свое отношение к нам. Всего за несколько минут мы превратились из узников в почетных гостей.
— Мне очень жаль, что мы обращались с вами не слишком вежливо, — произнес он, опускаясь на подушки между кострами. — Когда речь идет о безопасности моих людей, я стараюсь предпринимать все возможные меры предосторожности. Сейчас по дорогам бродит много подозрительных людей. Эти люди выдают себя не за тех, кем являются на самом деле. Если бы вы сразу сказали, что вы syndrigasti…
— Нас научили никогда и никому об этом не говорить, — ответила Эмма.
— Никогда, — подтвердила Оливия.
— Кто бы вас этому ни научил, он поступил очень мудро, — кивнул Бехир.
— Откуда вы о нас знаете? — спросила Эмма. — Вы говорите на древнем языке?
— Я знаю всего несколько слов, — ответил Бехир, не сводя глаз с костра, в пламени которого на вертеле обжаривался кусок мяса. — У нашего народа с вашим давнее взаимопонимание. Мы мало чем отличаемся друг от друга. Мы тоже вечные изгои и странники — души, оттесненные к границам этого мира. — Он отщипнул с вертела кусок мяса и принялся задумчиво его жевать. — Мы в своем роде союзники. На протяжении столетий цыгане время от времени принимали к себе и воспитывали ваших детей.
— И мы вам за это благодарны, — ответила Эмма, — и за ваше гостеприимство тоже. Мы не хотели бы вас обидеть, но, к сожалению, нам придется сейчас же покинуть вас. Нам очень важно как можно скорее добраться до Лондона. Мы должны спешить на поезд.
— Чтобы вылечить вашего больного друга? — спросил Бехир и, приподняв брови, посмотрел на Хью, который уже давно перестал притворяться и теперь самозабвенно уплетал рагу. Пчелы радостно кружили вокруг его головы.
— Вроде того, — кивнула Эмма.
Бехир понимал, что мы что-то скрываем, но оказался достаточно тактичным и не стал настаивать на том, чтобы мы поделились с ним своими секретами.
— Сегодня ночью поездов уже не будет, — сообщил он, — но мы встанем на рассвете и отвезем вас на станцию к первому утреннему поезду. Это вас устроит?
— Нам придется с этим смириться, — ответила Эмма, обеспокоенно наморщив лоб.
Хотя мы и сэкономили время, прокатившись на повозке, вместо того чтобы идти пешком, мисс Сапсан все же потеряла целый день. Теперь у нее в лучшем случае оставалось два дня. Но зато сейчас мы согрелись, насытились, и нам ничего не угрожало.
Мы быстро подружились с цыганами. Все стремились загладить неприятные подробности нашего знакомства. Бронвин попыталась извиниться перед мальчиком, которого взяла в заложники, но он только отмахнулся от ее извинений. Цыгане безжалостно нас закармливали — мою миску наполняли снова и снова, невзирая на мои попытки отказаться от добавки. Когда мисс Сапсан выбралась из-за пазухи Бронвин и громким криком напомнила о том, что у нее тоже есть аппетит, цыгане накормили и ее. Они подбрасывали в воздух кусочки сырого мяса и радовались, когда она подпрыгивала, чтобы поймать их на лету.
— Она хочет есть! — смеялась Оливия, хлопая в ладоши при виде того, как птица разрывает когтями свиную ножку.
— Ну что, ты рад теперь, что мы их не взорвали? — шепотом поинтересовалась Бронвин у Еноха.
— О, пожалуй, — откликнулся тот.
Цыганский оркестр заиграл очередную песню. Мы ели и плясали. Я убедил Эмму потанцевать со мной у костра. И хотя обычно стесняюсь делать это на людях, в этот раз я дал себе волю. Наши ноги взлетали, а руки хлопали в такт музыке. На несколько лучезарных мгновений мы забылись в этом танце. Мне удалось забыть о том, какой опасности мы подвергаемся, о том, как совсем недавно мы едва не угодили в руки тварям и в пасть пустоте, готовой обглодать наши кости и выплюнуть их в пропасть. В этот момент я был очень благодарен этим цыганам и животной части собственного мозга с ее бесхитростностью. Горячего ужина, хорошей песни и улыбки дорогого мне человека оказалось достаточно, чтобы отвлечь меня от всего этого мрака, пусть и ненадолго. Затем песня окончилась, и мы вернулись на свое место. В воцарившейся тишине я ощутил, как меняется настроение. Эмма посмотрела на Бехира и спросила:
— Можно вас кое о чем спросить?
— Конечно, — отозвался он.
— Почему вы рисковали ради нас жизнями?
Он отмахнулся.
— Вы сделали бы то же самое.
— Я не уверена, что мы поступили бы подобным образом, — не согласилась с ним Эмма. — Я просто хочу понять. Это потому, что мы оказались странными?
— Да, — просто ответил он.
Он отвернулся и долго смотрел на деревья, обступившие поляну, на отсветы пламени на их стволах и на черноту леса за ними. Затем он произнес:
— Хотите познакомиться с моим сыном?
— Конечно, — отозвалась Эмма.
Она встала, и ее примеру последовали я и еще несколько человек.
Бехир поднял руку.
— Боюсь, что он очень застенчив. Только ты, — произнес он, показывая на Эмму, — и ты, — он указал на меня, — и еще тот, которого слышно, но не видно.
— Ого! — восхитился Миллард. — А я так старался вести себя незаметно!
Енох снова опустился на траву.
— Почему меня всегда отовсюду прогоняют? От меня воняет?
В круге света, образованном ярким костром, возникла цыганка в развевающемся красном платье.
— Пока их не будет, я погадаю вам по руке и предскажу будущее, — предложила она и обернулась к Горацию. — Возможно, когда-нибудь ты вскарабкаешься на Килиманджаро! — Она посмотрела на Бронвин: — А ты выйдешь замуж за богатого и красивого мужчину!
— Всю жизнь мечтала, — фыркнула Бронвин.
— Будущее — это моя специальность, мадам, — заявил Гораций. — Позвольте, я покажу вам, как это делается!
Мы с Эммой и Миллардом покинули их и вслед за Бехиром направились в дальний конец табора. Мы подошли к простой с виду кибитке, и Бехир поднялся по короткой лесенке, чтобы постучать в дверь.
— Ради, — тихо позвал он, — прошу тебя, выйди к нам. К тебе пришли гости.
Дверь приотворилась, и из-за нее выглянула женщина.
— Он боится, — произнесла она. — Отказывается вставать со стула.
Она окинула нас внимательным взглядом, а затем открыла дверь шире и жестом пригласила войти. Поднявшись по лестнице, мы нырнули в тесную, но уютную комнатку — гостиную, спальню и кухню одновременно. Возле узкого окна стояла кровать, а напротив расположились стол со стулом и небольшая печка, труба которой выходила через потолок наружу. Тут было все необходимое, чтобы месяцами путешествовать, не завися ни от кого и ни от чего.
На единственном стуле в этой комнате сидел мальчик. В руке он держал трубу, на которой играл сегодня вечером в составе детского цыганского оркестра. Это был сын Бехира, а женщина, судя по всему, была женой вожака.
— Сними ботинки, Ради, — попросила она.
Мальчик продолжал пристально смотреть в пол.
— Это обязательно? — спросил он.
— Да, — мягко ответил Бехир.
Мальчик стянул сначала один ботинок, затем другой. Какое-то мгновение я сам не понимал, на что смотрю. В ботинках не оказалось ничего. Казалось, у мальчика нет ступней. И тем не менее, чтобы разуться, ему пришлось прилагать усилия. Это означало, что в них было нечто.
— Встань, — снова обратился к сыну Бехир, и мальчик неохотно соскользнул на край сиденья и поднялся на ноги. Казалось, он парит в воздухе, потому что штанины замерли в нескольких дюймах над полом.
— Он начал исчезать несколько месяцев назад, — пояснила женщина. — Сначала только пальцы ног. Потом пятки. Наконец и все остальное… обе ступни. Я пыталась поить его разными настойками и бальзамами, но ничего не помогало.
Значит, у него все же есть ступни, — подумал я, — только невидимые.
— Мы не знаем, что делать, — продолжил рассказ жены Бехир. — Но я подумал, что, может быть, среди вас есть целитель…
— Исцелить это невозможно, — сообщил ему Миллард, и при звуке голоса, раздавшегося из ниоткуда, мальчик вскинул голову. — Мы с ним похожи. Со мной все было точно так же, когда я был маленьким. Я не родился невидимым, это происходило постепенно.
— Кто это говорит? — спросил мальчик.
Миллард взял платок, лежавший на краю кровати, и обернул им лицо, обнаружив форму своего носа, лба и рта.
— Это я, — сообщил он, подходя к мальчику. — Не бойся.
Все остальные наблюдали за тем, как Ради поднял руку и коснулся щеки Милларда, затем его лба и волос (мне и в голову не приходило представлять себе, какие у Милларда волосы). Ради даже подергал их прядь, как будто желая удостовериться в том, что они настоящие.
— Ты здесь, — произнес мальчик, и в его глазах вспыхнуло удивление, к которому примешивалось восхищение. — Ты действительно здесь!
— Ты тоже никуда не исчезнешь, даже если все перестанут тебя видеть, — успокоил его Миллард. — Вот увидишь. Это не больно.
Мальчик улыбнулся, и при виде его улыбки у женщины подкосились ноги. Чтобы не упасть, она оперлась на руку Бехира.
— Благослови тебя Господь, — едва сдерживая слезы, сказала она Милларду. — Благослови тебя Господь.
Миллард сел на пол у исчезнувших ног Ради.
— Тебе незачем этого бояться, мой мальчик. Как только ты привыкнешь к своей невидимости, я уверен, она даже начнет тебе нравиться. В ней действительно множество преимуществ…
Он начал их перечислять, а Бехир подошел к двери и кивнул нам с Эммой.
— Оставим их наедине, — предложил он. — Я уверен, что им есть о чем поговорить.
Мы оставили Милларда с мальчиком и его матерью. Вернувшись к костру, мы увидели, что почти все, и странные дети, и цыгане, столпились вокруг Горация. Он стоял на пне перед ошеломленной предсказательницей, закрыв глаза и положив ладонь ей на лоб. Казалось, он описывает собственное сновидение.
— …и внук твоего внука будет пилотировать гигантский корабль, который подобно омнибусу станет курсировать между Землей и Луной. А на Луне у него будет маленький домик, и он испытает затруднения с выплатами по закладной, и ему придется сдавать комнаты. И поселится у него прекрасная женщина, которую он полюбит всем сердцем. Это будет лунная любовь, которая отличается от земной из-за разницы гравитации…
Мы наблюдали за ними, стоя на краю толпы.
— Он это всерьез? — спросил я у Эммы.
— Вполне возможно, — отозвалась она. — Хотя, может быть, он просто развлекается за ее счет.
— Почему он не может предсказать будущее нам?
Эмма пожала плечами.
— Мы никак не можем использовать способности Горация. Он выдает предсказания до конца жизни кому угодно, но только не нам. Похоже, что чем больше он кого-то любит, тем меньше способен увидеть. Его видение затуманивается эмоциями.
— Да, это касается всех нас, — раздался чей-то голос, и, обернувшись, мы увидели Еноха. — И с учетом этого, дорогая Эмма, я надеюсь, что ты не слишком отвлекаешь этого американца. Очень сложно заметить приближение пустоты, когда у тебя в ухе постоянно скользит язык юной леди.
— Не говори гадостей! — поморщилась Эмма.
— Я не смог бы проигнорировать это Ощущение, даже если бы захотел, — ответил я, хотя мне очень хотелось проигнорировать неприятное осознание: Енох ревнует Эмму ко мне.
— Расскажите мне о вашем секретном свидании, — продолжал Енох. — Цыгане и в самом деле защитили нас из-за непонятной старинной дружбы, о которой никто из нас никогда не слышал?
— У вожака и его жены странный сын, — ответила Эмма. — Они надеялись, что мы сможем ему помочь.
— Это безумие! — воскликнул Енох. — Эти солдаты могли изрубить их на куски. Они согласны были погибнуть ради одного мальчишки? Вот вам и затуманенное видение! Я думал, они хотят оставить нас у себя из-за наших способностей или как минимум продать нас на аукционе… Вечно я переоцениваю людей.
— О, пойди разыщи себе мертвую зверушку и поиграй с ней, — устало отмахнулась от него Эмма.
— Мне никогда не понять девяносто девять процентов человечества, — произнес Енох и ушел, качая головой.
— Иногда мне кажется, что этот парень наполовину машина, — вздохнула Эмма. — Плоть снаружи, металл изнутри.
Я засмеялся, хотя и сам сомневался в том, правильно ли поступил Бехир, так рискуя ради своего сына. Впрочем, если Бехир похож на безумца, то я тем более сошел с ума. Я тоже пожертвовал всем ради девушки. Несмотря на все мое любопытство, несмотря на мой долг перед дедом и наш общий долг перед мисс Сапсан, я находился здесь по одной-единственной причине — со дня первой встречи с Эммой я знал, что хочу быть частью любого мира, в котором будет находиться она. Это свидетельствовало о моем безумии? Или мое сердце оказалось слишком доступным?
Возможно, мне не помешало бы иметь немного металла внутри, — думал я. Где бы я сейчас находился, если бы мое сердце было защищено броней?
Ответ на этот вопрос был прост — я был бы дома и с помощью лекарств вводил себя в состояние остолбенелости. Глушил бы переживания видеоиграми. Ходил бы на работу в «Смарт-Эйд». И день за днем моя душа медленно умирала бы от сожалений.
Ты трус. Ты слабый и жалкий мальчишка. Ты выбросил свой единственный шанс на помойку.
Но я этого не сделал. Потянувшись к Эмме, я рискнул всем, что у меня было. И каждый день я продолжал рисковать тем немногим, что у меня осталось. И тем самым я погрузился в мир, которого когда-то и представить себе не мог. И в этом мире я жил среди удивительных людей и совершал сумасшедшие поступки, выживая в невообразимых условиях. И все это потому, что я позволил себе иметь чувства к одной странной девушке.
Несмотря на все угрожавшие нам опасности и несмотря на тот факт, что этот странный новый мир начал рассыпаться, едва я его обнаружил, я не переставал радоваться тому, что очутился здесь. Мне с трудом верилось в то, что осуществление моей мечты совпало с воплощением моих самых жутких кошмаров.
— Что случилось? — спросила Эмма. — Почему ты так на меня смотришь?
— Я хотел тебя поблагодарить, — ответил я.
Она наморщила нос и прищурилась, как будто я сказал что-то смешное.
— Поблагодарить за что? — спросила она.
— Ты придаешь мне сил, о существовании которых я и не догадывался, — ответил я. — Благодаря тебе я становлюсь лучше.
Она покраснела.
— Я не знаю, что сказать.
Эмма, лучезарная душа, — хотел сказать я, — мне нужен твой огонь, тот, который горит в твоем сердце.
— Тебе незачем что-нибудь говорить, — покачал головой я.
И тут меня охватило непреодолимое желание поцеловать ее, что я и сделал.
* * *
Хотя мы смертельно устали, цыгане находились в приподнятом настроении и, похоже, собирались праздновать всю ночь. После нескольких чашек чего-то горячего, сладкого и явно кофеиносодержащего, а также нескольких песен, мы решили, что тоже этого хотим. Они были прирожденными рассказчиками и изумительными певцами. С присущим им глубинным обаянием они обращались с нами так, будто мы приходились им давно утраченными и неожиданно обретенными горячо любимыми родственниками. Мы полночи рассказывали друг другу всевозможные истории. Молодой парень, имитировавший рев медведя, оказался еще и чревовещателем, причем таким искусным, что его куклы казались живыми. Похоже, он увлекся Эммой, и все его представление было посвящено ей. Он не сводил с нее глаз и улыбался, но она делала вид, что не замечает его внимания и весь вечер не выпускала мою руку из своей.
Позже они рассказали нам, как во время Первой мировой войны британская армия забрала у них всех лошадей и на какое-то время они остались без тягловой силы. Они оказались в очень затруднительном положении, будучи не в силах даже покинуть лес, кстати, этот самый лес. Но однажды в их табор забрело стадо длиннорогих коз. С виду эти животные были дикими, но не отказались принимать пищу из рук человека. Кому-то пришла в голову идея запрячь коз в фургон, и они оказались почти такими же сильными, как и отнятые у них лошади. Это позволило цыганам сняться с места и до конца войны странствовать в кибитках, запряженных этими на удивление сильными козами. Козы прославили их на весь Уэльс, где их знали как Козий народ. В качестве доказательства они пустили по кругу фотографию дяди Бехира на запятках кибитки, запряженной козой. Нам незачем было объяснять, что речь идет об исчезнувшем стаде странных коз, о которых говорил Эддисон. После войны армия вернула цыганам их лошадей, и козы, в которых больше не было необходимости, снова ушли в лес.
Наконец костры догорели. Цыгане постелили нам прямо на земле и на мелодичном иностранном языке спели колыбельную. Глядя в черное небо, я снова почувствовал себя ребенком. Чревовещатель подошел, чтобы пожелать Эмме спокойной ночи. Она его прогнала, но он успел вручить ей визитную карточку. На обороте был написан адрес в Кардиффе, где он забирал свои письма всякий раз, когда цыгане бывали в этом городе, что случалось раз в несколько месяцев. На лицевой стороне была его фотография с куклами и короткая записка для Эммы. Она показала записку мне и хихикнула, но у меня парнишка вызвал только искреннее сочувствие. Он, так же как и я, был виноват лишь в том, что она ему нравилась.
Я свернулся калачиком рядом с Эммой на опушке леса. Мы уже начинали дремать, как вдруг рядом послышались шаги. Открыв глаза, я никого не увидел. Это снова вернулся Миллард, проведя вечер в разговорах с цыганчонком.
— Он хочет уехать с нами, — произнес Миллард.
— Кто? — сонно пробормотала Эмма. — Куда?
— Мальчик. С нами.
— И что ты ему сказал?
— Я сказал ему, что это неудачная идея. Но я не сказал «нет».
— Ты же знаешь, что мы не можем больше никого брать, — ответила Эмма. — Он будет нас задерживать.
— Я знаю, знаю, — откликнулся Миллард. — Но он исчезает очень быстро, и ему страшно. Очень скоро он будет полностью невидим. Он боится, что когда-нибудь отстанет от табора, а цыгане этого даже не заметят, и он будет обречен вечно скитаться в лесу среди волков и пауков.
Эмма застонала и повернулась на бок лицом к Милларду. Она понимала, что он все равно не оставит нас в покое, пока мы не решим, как быть с мальчиком.
— Я знаю, что это его очень огорчит, — произнесла она. — Но это действительно невозможно. Прости, Милл.
— Что ж, спасибо за прямоту, — угрюмо ответил Миллард. — Я так ему и скажу.
Он встал и ушел, бесшумно ступая по густой траве.
Эмма тяжело вздохнула. Некоторое время она беспокойно ворочалась с боку на бок.
— Ты поступила правильно, — прошептал я. — Очень трудно быть человеком, от которого все ожидают окончательных решений.
Она промолчала, но перестала ворочаться, положив голову мне на плечо. Постепенно мы уснули, убаюканные шепотом ветвей, раскачиваемых ветром, и шумным дыханием лошадей.
* * *
Сон мой был некрепким и беспокойным. Я провел ночь, как и весь предыдущий день, спасаясь от стаи кошмарных собак. К утру я окончательно выбился из сил. Мои ноги и руки были ватными, а голова тяжелой. Возможно, я чувствовал бы себя лучше, если бы вообще не ложился спать.
Бехир разбудил нас на рассвете.
— Подъем, syndrigasti! — кричал он, раздавая ломти черствого как камень хлеба. — Выспитесь на том свете!
Енох громко постучал своим куском хлеба по камню.
— С таким завтраком мы можем оказаться там довольно быстро!
Бехир с улыбкой взъерошил волосы Еноха.
— Не ворчи! Где твое хорошее настроение?
— В стирке, — ответил Енох, с головой укрываясь одеялом.
Бехир дал нам десять минут на то, чтобы мы подготовились к отъезду. Он собирался исполнить свое обещание и доставить нас в город к первому утреннему поезду. Я вскочил, добрел до ведра с водой и плеснул на лицо, после чего почистил пальцем зубы. О, как же мне не хватало моей зубной щетки. Я также истосковался по зубной нити, дезодоранту с ароматом океанского бриза и был готов на многое ради возможности заглянуть в один из магазинчиков «Смарт-Эйд».
Королевство за смену белья! — мелькнула мысль.
Пока я пальцами вычесывал из волос клочки сена и вгрызался в кусок несъедобного хлеба, цыгане и их дети наблюдали за нами с таким грустным видом, как будто знали, что ночное веселье стало последним аккордом нашего благополучия и, покинув табор, мы отправимся на смерть. Я попытался подбодрить одного из них.
— Все хорошо, — улыбнулся я маленькому мальчику, который, казалось, едва не плакал. — У нас все будет хорошо.
Он посмотрел на меня своими огромными встревоженными глазами, как будто я был говорящим привидением.
Цыгане взнуздали восемь лошадей — по одной для каждого из нас. Лошади должны были доставить нас в город гораздо быстрее, чем кибитка. Но мне было очень страшно.
Я был, наверное, единственным относительно богатым ребенком Америки, который никогда не сидел на лошади. Так случилось не потому, что я не считал лошадей прекрасными величественными созданиями, лучшими из животных и так далее и тому подобное. Просто я не верил, что животные мечтают о том, чтобы люди взгромождались им на спину и ездили на них верхом. Кроме того, лошади были очень большими и мускулистыми и имели крупные зубы. Они смотрели на меня так, будто знали, что я их боюсь, и надеялись, что им представится возможность ударить меня копытом по голове. Не говоря уже о том, что у лошадей не было поясов безопасности или каких-либо других систем фиксации. Зато лошади могли двигаться почти так же быстро, как автомобили, при этом трясло их пассажиров гораздо сильнее. Поэтому подобные занятия представлялись мне весьма нежелательными.
Разумеется, ничего такого вслух я произносить не стал. Я просто стиснул зубы, отчаянно надеясь на то, что мне удастся уцелеть и умереть позже гораздо более интересным способом, чем от падения с лошади.
Буквально с первых возгласов «но!» лошади пустились в галоп. Я и думать забыл о чувстве собственного достоинства и мертвой хваткой вцепился в парня, позади которого меня усадили. Он стегнул коня так быстро, что я не успел даже помахать на прощанье собравшимся провожать нас цыганам. Впрочем, это было даже к лучшему, поскольку прощаться я никогда не умел, а в последнее время моя жизнь превратилась в нескончаемую череду расставаний. Прощайте, прощайте, прощайте, — стучало у меня в висках.
Мы скакали и скакали. Я изо всех сил сжимал бедрами лошадь, отчего мои мышцы быстро занемели. Бехир скакал впереди, а в седле позади него сидел его странный сын. Мальчик ехал с прямой спиной, опустив руки, и уверенной осанкой являл удивительный контраст со своим обликом прошлой ночью. Среди цыган он находился в своей среде, и бояться ему тут было нечего. Мы ему были не нужны.
Постепенно мы перешли на рысь, и я набрался смелости, чтобы отклеить лицо от спины наездника и окинуть взглядом пейзаж. Лес уже сменился полями. Мы спускались в долину, посреди которой раскинулся город, с этой возвышенности казавшийся крошечной почтовой маркой в окружении бескрайних зеленых просторов. С севера к нему приближалось длинное пушистое многоточие — дымное дыхание поезда.
Бехир остановился, немного не доехав до городских ворот.
— Дальше мы не поедем, — произнес он. — В городах нас недолюбливают. Незачем, чтобы вас видели в нашем обществе.
Мне трудно было представить, кому мешают эти добрые и искренние люди. С другой стороны, такие же предрассудки заставили отстраниться от общества и странных людей. Таковы были законы этого грустного мира.
Мы спешились. Я стоял позади всех, надеясь, что никто не заметит, как у меня дрожат ноги. Мы уже собирались уходить, как вдруг сын Бехира спрыгнул с отцовской лошади с криком:
— Подождите! Возьмите меня с собой!
— Я думала, ты с ним поговоришь, — обратилась Эмма к Милларду.
— Я поговорил, — откликнулся тот.
Мальчик вытащил из седельной сумки небольшую котомку и перебросил ее через плечо. Он был полностью готов отправиться в путь.
— Я умею готовить, — заявил он, — и рубить дрова. А еще ездить верхом и вязать всевозможные узлы!
— Выдайте ему значок отличия, — буркнул Енох.
— Боюсь, что это невозможно, — ласково произнесла Эмма.
— Но я такой, как вы, и с каждым днем становлюсь все более странным! — Мальчик начал расстегивать брюки. — Посмотрите, что со мной происходит!
Прежде, чем кто-то успел ему помешать, брюки упали к его лодыжкам. Девочки ахнули и отвернулись. Хью закричал:
— Эй ты, чокнутый лунатик, немедленно надень штаны!
Но видеть там было нечего. Все его тело ниже пояса уже было невидимым. Нездоровое любопытство вынудило меня покоситься на нижнюю часть его видимой половины, где отчетливо виднелись его внутренности.
— Посмотрите… это все исчезло всего за одну ночь, — растерянно произнес Ради. — Скоро меня вообще не будет видно!
Цыгане глазели на него, разинув рты и перешептываясь. Даже их лошади обеспокоенно шарахнулись от бестелесного ребенка.
— Ничего себе! — прошептал Енох. — От него осталась половина.
— Бедняжка! — воскликнула Бронвин. — Может, пусть останется с нами?
— Мы не бродячий цирк, к которому может примкнуть каждый, кому вздумается, — проворчал Енох. — Перед нами стоит опасная задача по спасению нашей имбрины, и у нас нет возможности нянчиться с бестолковым новичком!
На широко раскрытые глаза мальчика навернулись слезы. Котомка соскользнула с его плеча, упав на дорогу.
Эмма отвела Еноха в сторону.
— Это было чересчур резко, — упрекнула она его. — Немедленно извинись.
— И не подумаю. Мы понапрасну тратим свое драгоценное время, которого у нас и так нет.
— Эти люди нас спасли!
— Нас не понадобилось бы спасать, если бы они не запихнули нас в эту расчудесную клетку!
Отчаявшись переубедить Еноха, Эмма обернулась к мальчику-цыганенку.
— В других обстоятельствах мы приняли бы тебя с распростертыми объятиями. Но сейчас дела обстоят так, что всему нашему миру и образу жизни грозит опасность. Мы все рискуем полностью исчезнуть с лица земли. Так что пойми, пожалуйста, — сейчас не время.
— Это нечестно, — угрюмо ответил мальчик. — Почему я не начал исчезать раньше? Почему это начало происходить именно сейчас?
— Способности каждого странного человека проявляются в разное время, — пояснил Миллард. — Одни узнают истину о себе еще в раннем детстве, другие ни о чем не подозревают до самой старости. Я когда-то слышал о человеке, который обнаружил, что способен силой мысли поднимать в воздух предметы, только в возрасте девяноста двух лет.
— Я была легче воздуха уже в момент рождения, — гордо объявила Оливия. — Я выскочила из мамы и тут же взлетела к потолку! Если бы не пуповина, я, наверное, вылетела бы в окно и умчалась вместе с облаками. Говорят, доктор от потрясения упал в обморок!
— Ты до сих пор способна шокировать кого угодно, милая, — произнесла Бронвин, ободряюще похлопав девчушку по спине.
Миллард, видимый благодаря пальто и ботинкам на ногах, подошел к мальчонке.
— Что обо всем этом думает твой отец? — спросил он.
— Конечно же, мы не хотим с ним расставаться, — отозвался Бехир. — Но как мы будем заботиться о своем сыне, если не сможем его видеть? Он хочет уехать, и я не уверен, что с нами ему будет лучше, чем среди своих.
— Вы его любите? — спросил Миллард. — Он вас любит?
Бехир нахмурился. Традиционное воспитание не позволяло ему вслух говорить о чувствах. Но, немного помявшись, он все же проворчал:
— Конечно, он мой сын.
— В таком случае свои для него вы, — заявил Миллард. — Вашему сыну место среди вас, а не среди нас.
Бехиру не хотелось проявлять эмоции на глазах у своих людей, но после слов Милларда его глаза заблестели, а на скулах заиграли желваки. Он кивнул, перевел взгляд на сына и произнес:
— Значит, возвращаешься. Бери свой мешок и поехали. К нашему приезду мать приготовит чай.
— Хорошо, папа, — отозвался мальчик со смешанным чувством досады и облегчения в голосе.
— Все будет хорошо, — заверил паренька Миллард. — Даже лучше, чем хорошо. И когда все это закончится, я тебя разыщу. В мире много таких, как мы, и когда-нибудь мы с тобой их найдем.
— Обещаешь? — спросил мальчик, и в его глазах засветилась надежда.
— Обещаю, — твердо произнес Миллард.
Мальчик кивнул и взобрался на лошадь позади отца, а мы развернулись и миновали ворота города.
Назад: Глава четвертая
Дальше: Глава шестая
