Глава 7

Люк был в таком плохом настроении, что даже не узнавал собственных внутренностей. Они боролись с ним, как борется дикий, выдернутый из метро и отнятый у отца ребенок, увезенный туда, где любовь кажется отдаленным бледным светом.

А Дерек Мартин с его предложением удвоить зарплату, если Люк перейдет работать в Luxe, может катиться к черту. Так или иначе, Ален уже три раза поднимал Люку зарплату за то время, что Саммер переехала сюда. Нельзя сказать, что Люка совсем не заботили деньги, ведь он довольно много голодал, пока ему не исполнилось десять лет. Но теперь денег с избытком хватало, чтобы покрыть расходы на жилье, красивую одежду и лучшую в мире еду. Все, что оставалось, он направлял своему брокеру. На счетах Люка средств было более чем достаточно, чтобы начать собственный бизнес, если он когда-либо этого захочет. И еще он собирался помочь деньгами су-шефам – Патрику, например, – когда они наконец начнут работать самостоятельно. Так что в сложившихся условиях увеличение зарплаты было больше похоже на любезность, чем на что-либо еще.

И каждый раз, когда Ален отправлял сообщение о следующем увеличении зарплаты, то добавлял постскриптум, в котором напоминал, сколько дней осталось до отъезда Саммер Кори. Не волнуйся, она не планирует остаться. Уедет через восемьдесят три дня. Последнюю записку Люк разорвал на мелкие кусочки и бросил в пламя ближайшей горелки.

Putain. «Пещера Аладдина»! Ей удалось проигнорировать его «Пещеру Аладдина»? Даже маленькое семечко кунжута не очаровало ее? Она была так взволнована в кладовой отеля, но не исполнилась желанием увидеть, что скрывается под хрупким слоем шоколада?

Ну давай, тебе нравится ломать самоконтроль мужчины, просто играя с его воротником и дыша ему в ухо. Так вот тебе то, что ты можешь сломать. Пока я буду ломать твой самоконтроль. Семечко кунжута для Люка было символом того момента, когда губы Саммер откроются навстречу ему и он овладеет ими.

У него не хватало сил сдерживать свой гнев в пределах кухни, и он пошел в Coudrerie, то есть в швейную мастерскую отеля.

И обнаружил торчащие из-под одного из длинных швейных столов ягодицы, эротично обтянутые легинсами. Кокетливый топ мало что скрывал от глаз Люка. Из-под стола доносился смех.

– А вот еще! Это же маленький щеночек! Женевьева!

Смех – настоящий смех – и едва прикрытые торчащие вверх ягодицы Саммер. Будто кто-то огромной рукой подхватил Люка и стал трясти взад и вперед, вверх и вниз, наблюдая, как его внутренности вываливаются ради их собственного развлечения.

Жанин, которая работала швеей в отеле дольше чем Люк жил на свете, была в Coudrerie и тоже смеялась. На столе перед ней, рядом со швейной машинкой, были разбросаны пуговицы. Еще полдюжины рассыпанных пуговок Люк заметил на полу – то ли потому, что после двадцати лет концентрации внимания на деталях просто не был способен пропустить что-либо, то ли, merde, потому, что первые десять лет жизни провел, ползая на четвереньках под ногами идущих людей в поисках упавших монет.

– Вы помните пуговку, на которой нарисована собачка, маленькая Женевьева? – Ягодицы Саммер, двигаясь то вправо, то влево, выдвинулись из-под стола и врезались Люку в ноги. Она откинулась назад, сев на пятки.

– Ой!

В ту же секунду ее смех затих, будто его вовсе не было, и Люку захотелось ударить себя – в наказание. А ведь он совсем ничего ей не сделал. Ни одной из тех чертовых вещей, которые хотел бы сделать. Взгляд ее синих внимательных глаз пополз вверх по его телу, задержавшись на интимном месте, которое оказалось чуть выше ее лица. Он напрягся, пытаясь изо всех сил бороться с собственным телом, чтобы не позволить ему показать, как оно реагирует на нее.

– Да это же Великолепный собственной персоной! – радостно завопила Саммер. – И так вовремя. Я как раз спрашивала себя, не стоит ли набраться храбрости и под дождем пойти в Лувр полюбоваться на красивых греческих богов с каменными сердцами. Но зачем утруждать себя, когда у меня есть ты и прямо здесь? – Люк прищурился. Она столько раз уколола его, сказав это! Да еще повернулась, опираясь на руки и колени, медленно выгибаясь дугой и дразня его сексуальной позой. – Жанин, у тебя еще осталась та пуговка с маленькой принцессой?

Еще?

– О, pucette! Горничная обещала передать ее тебе тайком прежде, чем ты уедешь. Ты была такой милой малышкой! У меня сердце разрывалось, когда ты беззвучно плакала и слезы бежали у тебя по щекам. Хочешь сказать, что так и не получила ее тогда?

Беззвучно плакала? Даже слышать об этом было так тяжело, что, казалось, и его сердце тоже разрывается. От ярости Люк терял рассудок. Кто заставил Саммер плакать и почему он не оказался рядом и не помог ей?

Ой, ради бога. Он уже так устал от своих реакций на нее, больше подходящих шестнадцатилетнему подростку. О, вы сломали ноготь? Давайте я убью себя, чтобы вы не плакали. Шестнадцать лет – не таким уж хорошим был тот возраст.

Вихляющие ягодицы замерли. Саммер приподнялась с коленей, чтобы через стол взглянуть на Жанин.

– Нет, не получила, – спокойно сказала Саммер. – Но все равно спасибо.

На мгновение ее лицо стало беззащитным и искренним.

Она поймала на себе взгляд Люка и опять села на пятки так, что Жанин не могла видеть, как «милая малышка» подносит ко рту большой палец, прикусывает его кончик, и при этом ее абсолютно безразличный взгляд совершенно случайно останавливается на интимном месте Люка, будто Саммер и понятия не имеет, на что смотрит. Возбуждение захлестнуло Люка, и он был обречен. Она опять перевернулась на четвереньки, ее ягодицы покачнулись, низ ее топа поднялся, открыв взору едва ли не все, а затем опустился.

Она просто прячется от меня за своими ягодицами – и уж лучше бы они были голыми, чем в этих сексуальных легинсах, внезапно понял Люк. И тут началось. Видения затмили его разум, и у него не осталось никакой возможности понять Саммер. Но осталось желание схватить ее, утащить, разложить перед собой и сорвать все одежду. И заставить ее наслаждаться снова и снова, получать оргазм за оргазмом, пока она не сможет думать ни о чем другом, кроме него, и…

– Однажды Саммер потерялась, когда ей было лет пять, – вежливо пояснила Жанин, и Люк даже заморгал, таким неожиданным оказался переход от его фантазий к рассказу совершенно обыкновенной бабульки. – Все кончилось тем, что она села играть пуговицами, которые лежали у меня в коробке, а я отправилась искать кого-нибудь, кто смог бы найти ее родителей. К тому времени уже закрыли все входы и выходы, поскольку боялись, что крошку похитили.

– За это и уволили мою первую няню, – из-под стола прозвучал беспечный голос Саммер. – Я устраиваю людям ад на земле.

Непонятный участливый взгляд Жанин заставил Люка задуматься – она видела за легкомысленным поведением Саммер так много того, что было скрыто от глаз Люка. И сейчас он будто наяву видел пятилетнюю Саммер с текущими по щекам слезами. Но почему она плакала беззвучно? Некоторые из его младших приемных братьев тоже плакали тихо – будто прошлое научило их, что если у них заметят слезы, то им станет только хуже, – но разве обычная среднестатистическая, здоровая, нормальная пятилетняя девочка не издает рыдающие звуки, когда плачет? Не потому ли, что она верит: стоит только дать знать окружающим, как они обратят на нее внимание и попытаются излечить ее горе?

– А чудовище? – зазвенел голос Саммер. – Все еще существует? Это моя любимая пуговица. В ней есть нечто такое, что заставляет меня думать о вас, Ваше Величество.

Если ей не удавалось плачем привлечь к себе внимание, в котором она так нуждалась, то, конечно, она научилась каким-то другим приемам, пока росла. А что еще ей оставалось делать?

– Чем я могу помочь тебе, Люк? – спросила Жанин, и он увидел ее удивленные глаза.

Ему часто хотелось, чтобы Жанин была его бабушкой. И, как это ни странно, Саммер, кажется, хотела бы того же самого.

Саммер потянулась, чтобы достать пуговку, и ее ягодицы, на которые он вовсе и не думал смотреть, переместились. Тело Саммер приняло такое положение, какое бывает у женщины только тогда… когда…

Он провел рукой по своему лицу, а затем заставил себя вновь взглянуть в проницательные глаза Жанин.

– Я хотел поговорить с вами о моих кнопках.

– А в чем дело? – Голубые глаза вспыхнули. – Разучились нажимать на нужные кнопки, чтобы исполнять свои желания?

Merde, ну что он только что ляпнул?

– То есть о салфетках. – Люк бросил свой эскиз поверх чертовых пуговиц, так похожих на кнопки, что и сбило его с толку. – Я хочу поговорить с вами о квадратных льняных салфетках вот для этого.

На эскизе – coeur au fromage blanc, мягкая нежная сладость в форме сердца, завернутая в квадратную льняную салфетку, какую мог бы своими руками сделать мелкий фермер, – и все это в отдельной маленькой коробочке. Если только тот фермер мог позволить себе льняную марлю с ручной вышивкой. Этот Coeur au fromage blanc будет одним из трех изящных элементов десерта, выполненным в красных тонах страсти и романтики. Для этого понадобится ранняя земляника, которая, может быть, уже начнет поступать из гариги, если весна наступит достаточно рано.

А иначе придется импортировать землянику из Южной Африки или покупать тепличную, но иногда просто необходимо притащить весну в свою жизнь любым возможным способом.

– О, смотрите, – донесся из-под стола голос Саммер. – Вот пуговка-капкейк. Я никогда раньше такой не видела. Ваше Величество, у вас должна быть именно эта. – Саммер вытянула руку вверх и положила розовую пуговицу перед Люком.

– Я не делаю капкейки, – процедил он сквозь зубы. – Разве что… вы любите их?

Что-то промелькнуло в ее глазах – что скрывалось за бурей чувств, которую она так быстро спрятала? – и она опять исчезла под столом.

– Ну, не знаю. А они сладкие? – веселым голосом спросила Саммер.

Если он когда-либо сделает капкейк для нее, она будет есть его с таким аппетитом, что вся измажется в креме… Или… или он сам раздавит этот чертов капкейк у нее на груди и… контроль! Контролируй себя. Не позволяй ей делать это с тобой.

– Хочешь неотделанную кромку? – спросила Жанин, глядя на эскиз. – Чтобы салфетка была в псевдодеревенском стиле? Или хочешь что-то очень элегантное, вроде шейного платка королевы?

– Неотделанную. Тогда на ощупь она будет казаться настоящей, а не эфемерной.

Можно будет протянуть руку, прикоснуться к ней – и она не исчезнет, улыбнувшись и пообещав яхту.

– Будто она не совсем лишена жизни? – пробормотала снизу Саммер, а маленькая пуговка все позвякивала и позвякивала в жестяной банке, которую она держала в руке.

Это он, что ли, был полностью лишен жизни? Он наполнял жизнь чудесами, пока она качалась в гамаке на острове и… и учила детей в месте столь далеком отсюда, где, очевидно, часто пропадало электричество, но…

– Сколько тебе нужно? – спросила Жанин. Люк попытался сосредоточиться. Это оказалось необычно трудным делом.

– Вы смогли бы сделать восемь сотен?

– Если только логотип отеля и твое имя изготовить на машинке, – сурово сказала Жанин. – И не пытайся разжалобить меня болтовней о ручной вышивке.

Люк сложил руки за спиной, и его темные глаза остановились на Жанин.

Она хмыкнула:

– Не знаю, где ты научился так смотреть на женщин, но это должно быть запрещено законом. Я, конечно, посмотрю, что мы сможем придумать с ручной вышивкой. Возможно, моя дочь захочет немного подработать, пока сидит дома с ребенком. Ничего не обещаю. Но ко Дню святого Валентина мы сделаем все восемьсот штук, хотя, возможно, все-таки с машинной вышивкой.

– Вообще-то за неделю до него, – сказал Люк. – Потому что в этом году День святого Валентина приходится на середину недели. Вы же знаете, что в это время в отеле не будет свободных номеров.

– Можно подумать, что ты был очень избалованным ребенком, – строго сказала Жанин.

Но он подозревал, что она знала – таким он не был, потому что она засмеялась, вытянула руки и сжала его плечи. Было забавно, как же ему всегда хотелось ощутить такие прикосновения – случайные, дружелюбные, врывающиеся в его одиночество.

– Я люблю тебя, Жанин, – совершенно искренне сказал он, а она махнула на него рукой и смутилась, хоть и не приняла его слова за чистую монету.

Саммер высунула голову из-под стола и посмотрела на Люка.

– Так как же я смотрю на вас? – с любопытством обратился он к Жанин, чтобы легче было игнорировать Саммер. Швея делала для себя копию эскиза, который принес Люк, и проставляла размеры. – Почему ты сказала, что это должно быть запрещено законом?

Жанин снова помахала рукой.

– Вся эта твоя затаенная страсть, да еще ты так безжалостно подавляешь ее. Нам даже жаль, что так получается. Вдобавок, как мне кажется, страсть похожа на вселенную. Ты можешь сжать ее в одну крошечную точку, но в конце концов она все равно взорвется.

Может, ему не следовало задавать этот вопрос в присутствии Саммер Кори.

– По теории происхождения вселенной? Вы слишком много читаете, Жанин. Разве вы не должны давать глазам отдых, приходя домой?

– Аудиокниги – это чудо, – возразила она, когда он повернулся и направился мимо Саммер к двери. – Я много времени провожу в метро.

– Осторожней! – Саммер так быстро подсунула свои пальцы под его ноги, будто хотела, чтобы Люк наступил на них.

Конечно же, он не наступил. Мгновенность его реакций была давно отработана в гораздо более серьезных испытаниях и трудностях, и он даже слегка не задел ее пальцы.

– А вот и чудовище, – обратилась Саммер к Жанин, поднимая резную черную пуговицу. Боковым зрением Люк увидел дикую клыкастую морду, когда открывал дверь. – Я знала, что оно где-то здесь. И, по правде говоря, я думаю, что оно должно быть Властелином Ада.