Глава 29

На кухонном рабочем столе – сок манго. Никакой кока-колы – быстрый сахар не полезен. Рядом с соком – пакеты чипсов из батата и свеклы. И Саммер делает Люку стейк с соусом рокфор.

Если ее маленькие ручки сожмут его сердце еще крепче, то он может не выдержать и расплачется.

Не покидай меня. Люк едва сдерживался, чтобы не схватиться за край стола возле Саммер, не прижаться лицом к холодному граниту и не начать умолять ее. Не покидай меня ради твоего острова и солнечного света. Твой солнечный свет так нужен мне здесь. Я сделаю все, что угодно. Я буду заботиться о тебе. Позволь мне заботиться о тебе. Я хочу, чтобы ты могла смотреть на меня так, будто я твой герой.

Но разве его отец не оставил его? Разве возвратился и боролся за сына?

– Почему ты так ненавидишь Париж? – вдруг спросил Люк.

Саммер попыталась заглянуть под край стейка, не нарушая отпечатков от сковороды-гриля, чтобы посмотреть, подрумянилось ли мясо. Гюго умер бы от сердечного приступа, если бы увидел, как она обращается с этим стейком, но Люк держал рот на замке. Она готовила для него, а значит, ничего не могла сделать неправильно.

– Ну… здесь по-настоящему холодно. – Она пожала плечами. – И идет дождь.

– Тем лучше будет прижаться кое к кому под одеялом. – Люк легко соскользнул со своего табурета, несмотря на то, что провел четырнадцать часов на ногах, и обогнул стойку, чтобы обнять Саммер со спины, как он хотел сделать в тот вечер, когда предложил ей свой пиджак. – Тебе холодно, soleil?

Надо же было ему оказаться в тот вечер таким напуганным идиотом, что он смог предложить только пиджак!

Она вздрогнула от его жаркого прикосновения и перевернула стейк. От аромата его зубам захотелось укусить что-нибудь. Ее плечо. Целовать ее, пока она готовит великолепное, восхитительное блюдо.

– Здесь мне всегда холодно.

– Но не сейчас?

Люк дыханием согревал ее затылок и шею.

Она опять вздрогнула и уютно прижалась к нему.

– Не сейчас.

– Ты не думаешь, что смогла бы привыкнуть? – тихо, будто по секрету, сказал он в самое ухо.

Его зубы ломило, так хотелось ему укусить маленькую мочку ее уха, наклонную линию голого плеча…

Она упрямо качнула головой, едва не зацепив его нос.

– Ненавижу быть здесь.

Он погладил ее руки, сопротивляясь раздражению в ее голосе.

– Сильно ненавидишь?

Больше, чем то место, где ее чуть не изнасиловали? Люк вырос на улицах и в туннелях Парижа. Он любил этот чертов город, ему нравилось заставлять Париж преклоняться перед собой. Неужели ей было плохо в ее роскошной школе-интернате?

Она очаровательно неуклюже – по сравнению с профессионалами, к которым он привык, – переложила стейк на тарелку и подвинула к нему через стол. Аромат стейка сводил его с ума, но он не отпускал Саммер. Она низко нагнула голову.

– Тут так одиноко.

Он усадил ее на соседний табурет, подвинув его так близко, что их колени соприкоснулись.

– Здесь не было бы так одиноко, если бы кто-нибудь… – любил тебя – …удерживал тебя.

Она бросила на него быстрый взгляд. Он отрезал первый кусочек и протянул к ее губам, не показывая, чего ему стоит не схватить его самому.

Когда она облизала соус с губ, он взял следующий кусочек, побольше, и положил себе в рот. Какое блаженство! До чего же вкусно!

– Я раньше тоже так думала, – сказала Саммер. – Но почему-то не получалось никогда. Или ненадолго.

Ему так не хотелось мучиться, опять думая о ее бывших ухажерах. Но он заставил себя спросить:

– Как думаешь, что шло не так?

Саммер слегка пожала плечами:

– Наверное, ничего не получается, когда сближаешься с человеком только потому, что одинока.

– А как же тот, с кем ты сближаешься, потому что одинока? Ты дашь мне шанс, чтобы все получилось? – Она молчала, а глаза ее стали очень большими. – А почему с тем человеком не получилось? Он перестал о тебе думать, когда был нужен тебе?

Она нагнула голову.

– Наверное, мне было многое нужно.

Он жадно макнул бататовый чипс в соус рокфор.

– И что же?

Он поднес к ее губам чипс, покрытый соусом.

– Наверное, безумные, несовместимые вещи. Но я собираюсь покончить с ними.

– Ну так скажи мне, что это, а потом решишь, покончить с ними или нет.

– Я… – Она покачала головой. – Нет, это слишком дико.

– Знаешь, когда я придумываю десерт, то никогда не утверждаю, что это дико или невозможно.

Саммер задумалась, глядя на Люка с таким… страстным желанием? Она очень хочет чего-то? Он начинал понимать, что именно нужно ему – ее солнечный свет и ее беззащитность, и еще что-то намного-намного большее, что он мог выразить только своими десертами. Но что ей самой нужно от него?

– Это самое восхитительное блюдо в моей жизни, которое кто-то приготовил специально для меня, – негромко пробормотал он комплимент и увидел, какова власть его голоса над ней. – Только твоя вчерашняя паста может соперничать с этим. Спасибо.

Она покраснела от удовольствия. Она должна бы уже привыкнуть к комплиментам, и Люк удивился тому, как легко заставил ее почувствовать себя особенной. Может быть, это и есть одна из тех вещей, которые ей нужны?

– Что же это за дикое и невозможное, которое тебе нужно, Саммер?

– О, просто… – Саммер резко повернулась, чтобы ускользнуть, но его бедро удержало ее. Она в отчаянии покачала головой и уставилась на черный гранит. – …мне нужен честолюбивый, страстный трудоголик, у которого есть и свои желания. Но я хочу, чтобы он считал меня важнее всего остального.

Он пригладил рукой ее непослушные волосы, задержав свою жаркую ладонь на напряженных мышцах ее шеи.

– Как бы он показал тебе, что ты для него самая важная?

Саммер помолчала немного, а затем горестно пожала плечами, умаляя собственное достоинство.

– Он уделял бы мне все свое внимание.

– А как бы ты это поняла? Из чего бы ты поняла, что у твоего честолюбивого, страстного трудоголика всегда есть мысли о тебе? – Она исподтишка взглянула на него. – Из того, что он взял бы всю свою страсть, напористость и дисциплину, сделал бы самую хорошую в своей жизни вещь и дал бы ее тебе? И когда ты отвергнешь ее, будет ли он опять пытаться сделать нечто лучшее? И будет ли он продолжать попытки независимо от того, как безумно он занят, каждый чертов день, по два раза в день?

Она молча смотрела на него, и ее глаза становились все больше и больше.

– И когда ты много раз отвергнешь лучшее, чем, возможно, был он сам, то изменится ли он ради тебя и попытается сделать то, что ты хочешь, каким бы униженным ни пришлось ему для этого стать? Вот из этого ты поняла бы?

Какие у нее синие глаза! Ее губы полуоткрылись.

Он расслабился:

– Я просто спрашиваю, Саммер. Из чего бы ты поняла?

– Я… Я думала, что он просто будет обнимать меня, и ему будет нравиться, что я рядом с ним.

С тех пор, как Люк стал приемным сыном, его никто никогда не обнимал. Возможно, именно поэтому то, что для него физическая привязанность сама по себе уже была невероятным блаженством, для нее это совсем не было достаточным. Он провел рукой от ее затылка к плечу и очень осторожно обнял ее. Он вовсе не был уверен, что правильно делает то, что другие называют привязанностью. Но ему нравилось. О да, он мог бы сделать чертовски больше, если бы ей тоже нравилось. Боже, он должен привыкнуть. Иногда ему казалось, будто он теряет сознание.

– А здесь я не останусь, – очень быстро сказала Саммер куда-то в стол. – Нет, нет, нет, нет.

Она столько раз повторила «нет», будто он был для нее ловушкой, готовой захлопнуться. Люк поморщился – так ему не понравилась эта картина.

– Как же твоему отцу удается удерживать тебя здесь?

– На островах нужна спутниковая связь. Он сказал, что, если я попробую руководить этим отелем в течение трех месяцев, он даст мне денег. Я изо всех сил старалась не управлять по-настоящему, ведь Алену вряд ли нужно мое вмешательство, но я должна быть здесь. – Она быстро взглянула на Люка. – Я знаю, кажется ненормальным, что мне не нужен роскошный отель в подарок на Рождество, но… Я и вправду ненавижу отели.

Он любил этот отель. Ему нравилось в нем все. Золото, мрамор, люстры, идеальная элегантность всюду, куда ни посмотри, богатые и голодные люди, которые скапливались здесь ради него, Люка, только ради него. Здесь он был бесконечно далек от всего, что напоминало грязный вагон метро, переполненный людьми, которые не обращали на него никакого внимания, пока он изливал им свою душу.

Он нежно сжал ее затылок.

– Ну, тогда давай поскорее уберемся отсюда ко всем чертям.