Глава 22

Пока Люк провожал Саммер наверх, в ее номер, она дышала все быстрее и быстрее. У нее возникло пугающее ощущение, что она очень долго падает и не имеет понятия, как остановиться. Он взял ее карточку, и Саммер повернулась, оказавшись между ним и дверью, когда он вставил карточку в замок. Люк внимательно смотрел на нее с незнакомой усмешкой. Затем в уголках губ появилась мягкость – или нежность? – а потом Люк стал совсем серьезен.

Когда он нагнул голову, Саммер вспомнились bises, и она подставила щеку для первого поцелуя.

Люк опять взял ее пальцами за подбородок. Легким движением пальца по ее челюсти он вернул ее голову в прежнее положение и поцеловал прямо в губы.

Ее рот приоткрылся от изумления, и Люк воспользовался возможностью, чтобы мгновенно развести ее губы, мягко потирая их и раскрывая шире своими губами, пробуя ее на вкус своим языком так, будто они уже сто раз целовались, будто ее рот принадлежал ему.

Саммер издала тихий звук с оттенком отчаяния и ухватилась за дверь. Та подалась, и руки соскользнули с гладкой поверхности. Саммер ощутила себя безумной героиней, которая соскользнула с края утеса, ринувшись навстречу смерти, и не было рядом супергероя, который устремился бы следом за ней и поймал ее в середине падения. Но вместо того чтобы сказать всего лишь одно слово «нет», она откинула голову назад.

Позволила ему завладеть ее ртом. Будто он принадлежал ему.

Жар и желание поразили ее внезапно, будто громом, и у нее голова закружилась.

Люк не спешил, словно у него была вечность, чтобы смаковать этот поцелуй. Он прикасался к Саммер только рукой, держащей ее подбородок, и ртом.

Его рот.

Как мог мужчина делать такое своим ртом? Будто не было ни единого ее аромата, какой он не хотел бы посмаковать. Он сосредоточился на каждой текстуре, на каждом вкусе.

Внезапно она ответила ему крепким поцелуем, немного прикусив его губу.

– Шшш. – Он закрыл рот, не дав ей укусить сильнее, и покачал головой так, что его губы заскользили взад и вперед по ее губам. – Шшш, Саммер, все в порядке.

Нет, не в порядке. Как он мог, как он осмелился сказать такое? Ничего не было в порядке, да и не могло прийти в порядок. Она чувствовала, что может разрыдаться из-за того, как неправильно все было, и все же не могла заставить себя сказать ему «нет».

Она лихорадочно вздохнула, и он опять воспользовался тем, что ее губы приоткрылись. Его пальцы ласкали ее скулу очень, очень нежно, будто двигались по хрупкой поверхности. Еще нежнее он проводил пальцами по ее вискам, очерчивая круги, а затем запустил пальцы в ее волосы.

Почему он целует ее так, будто она принадлежит ему навсегда, и прикасается к ней, будто не существует ничего более хрупкого или эфемерного?

Не делай этого, не делай этого со мной, хотелось ей умолять его. Не делай таких невероятно изумительных вещей. Ты причинишь мне боль. Но она не могла заставить себя вымолвить хоть слово.

– Шшш. – Он говорил так, будто пытался успокоить человека, приходящего в себя после ночного кошмара, объяснить ему, что бояться уже нечего. Такая ложь. – Шшш, шшш, Саммер. Ne t’inquiète pas.

Его теплые пальцы спокойно двигались кругами по ее затылку и шее. И он целовал ее нежно и беспощадно, как будто не могло быть конца его терпению, постоянству и заботе. Не беспокойся. Как он мог сказать ей такое?

Легчайшее прикосновение кончиков пальцев, двигающихся вверх и вниз по ее затылку. Он одерживал победу над ее ртом. Дрожь напряжения была такой, что она едва держалась. Он похищал у нее все сопротивление, все укусы, всю безотлагательность, медленно подчиняя ее своему ритму, превращая в неторопливый объект своей дегустации.

– Ну. Ну, ну. Тебе же нравится?

Да, нравится. Каждое прикосновение его пальцев оставляло во всем ее теле дрожь, проходящую волна за волной, захватывающую все ее тело. Все ее существо. А ему понадобилось для этого всего лишь легкое прикосновение.

Он сделал долгий вдох, который, казалось, вытянул воздух через ее рот прямо из ее души, и поднял голову как раз настолько, чтобы взглянуть на нее сверху вниз. Большой палец его руки занял место его губ, поглаживая их поперек без конца, иногда едва задевая, иногда увлекая за собой, будто Люк никак не мог насладиться текстурой. Потом он увлек Саммер глубже в комнату.

Она провела ладонями по его рукам и подтянулась вверх, ближе к нему. У нее уже не было сил, чтобы отстраниться. Точно как в бассейне, только хуже, много хуже.

Он тянул ее в пучину – увлекал ясный свет в завихрение тьмы.

– Soleil, – шептал он. – Mon soleil.

Нет, я не принадлежу тебе. Нет. Я не твоя. Но он целовал ее так, будто она уже принадлежит ему. Если бы так и было, то все в ее жизни стало бы хорошо.

Ощутив шелк волос Люка на своих пальцах, Саммер задрожала. А мускулы его плеч заставили ее желать, чтобы он дал ей почувствовать себя еще более защищенной. Пока Люк целовал ее, ведя через комнату, Эйфелева башня снова начала мерцать, и танцующий блеск заполнил затемненную комнату. Нет, уходи, мысленно обратилась Саммер к башне. Не хочу, чтобы ты была здесь. Но какой бы ни была la Dame de Fer, она была до отвращения навязчива.

И среди искр начался самый медленный из медленных танцев. Люк внезапно поднял Саммер, поместив ее бедра вокруг своих, и смог провести губами по ее подбородку и горлу. Она покорно откинула голову далеко назад, и поэтому ее тело изогнулось так сильно, что даже стало больно.

Люк сдвинул Саммер вниз по своим бедрам. От этого движения шелк ее платья поднялся по ее телу, и когда Люк расстегнул молнию и отодвинулся назад, платье соскользнуло на пол, а Саммер осталась в лифчике, трусиках и босоножках. Палец ее ноги оказался под грудой синего шелка.

В плечо и спину уперлась резная оконная рама, а другим плечом Саммер почувствовала холод стекла. Она открыла глаза. Его лицо было испещрено танцующими бликами, будто он превратился в какое-то существо из потустороннего мира.

Башня же, должно быть, служит фоном для ее тела.

– О нет, – сказала она. – Нет, не здесь.

– Ты так красива, – прошептал он, передвигая руки с ее обнаженных плеч на груди, скрытые кружевами, будто был слепым и изучал ее тело ощупью. Но он видел, как ее дыхание замирает, а бедра непроизвольно скользят по окну. – Ты совершенна. Просто совершенна.

– Но…

Ощущать за своей обнаженной спиной этот столь ненавистный ей символ было ужасно.

– Мне нравится, как ты выглядишь в этом сиянии, – прошептал он. – Все искрится вокруг тебя. Боже, Саммер. – Он совсем охватил ладонями ее груди. – Ты так прекрасна.

– Я знаю, – сказала она неловко. – Но…

– Нет, – перебил он. – Ты и понятия не имеешь, о чем я говорю. Тебе всегда кажется, что понимаешь, а на самом деле это не так. Belle comme le jour.

– Послушай, я далеко не впервые слышу от мужчины, что я красива.

Она нетерпеливо пыталась найти опору в сладостном завихрении тьмы. Почему ей хочется погрузиться в нее? Почему она уверена, что выйдет из нее еще более сияющей, более настоящей, более цельной?

– О, Саммер. – Она перестала двигаться, когда он сдвинул руку с ее груди и уверенно провел ею прямо вниз по ее телу, охватив ладонью низ ее живота, будто точно знал, чего она хочет. У нее перехватило дыхание, и она выгнулась навстречу Люку. О да, он точно знает… Все мысли исчезли. Что мне с тобой делать?

Он переместил свой большой палец так, будто точно знал, что делать. У нее снова перехватило дыхание, и она, соскользнув с оконной рамы, прижалась спиной к стеклу.

Его холод пронзил Саммер, но она быстро забыла об этом, поглощенная эмоциями, которые испытывала от близости с Люком.

– Боже, ты нужна мне. – Его рука снова изменила положение, и Саммер отчаянно выгнулась между стеклом с проклятым железным истуканом, который свысока смотрел на нее. – Ты даже представить себе не можешь, как сильно. Я могу дать тебе почувствовать, что и ты столь же сильно нуждаешься во мне.

Она нужна ему?

– Я могу дать тебе почувствовать, что ты и есть само совершенство. Soleil, разве сейчас ты этого не чувствуешь? – Его глаза, блестевшие отраженным золотистым светом башни, скользнули по ее телу, и она ощутила их жаркое прикосновение. В темно-синем, как полночь, кружевном лифчике и крошечных стрингах того же цвета, под которые так легко скользнула его рука, она чувствовала себя совсем обнаженной. – Разве нет? – Его руки были настойчивы, и ее тело подчинялось, хотя разум еще сопротивлялся. Не здесь, не так сильно, не так слабо, не…

Когда она достигла оргазма, черные глаза Люка пылали раскаленной медью. Он удерживал Саммер только одной рукой, лежащей между ее ног, а она чувствовала, что разбивается вдребезги. Ее руки были прижаты к стеклу, в котором она нашла себе последнюю опору.

– Боже, как прекрасно, – прошептал он хрипло.

Сотрясавшие ее конвульсии достигли пика, медленно отпустили ее, и она безвольно повисла на Люке.

– Я не… Я не… о боже. – Она дрожала, прижимаясь к его груди, пока он заставлял наслаждение возвращаться снова и снова, вынуждал ее речь прерываться, а тело дрожать.

Он притянул ее к себе, и ей стало так уютно, будто он успокаивал ее после кошмара. Но она пережила не кошмар, а что-то более опасное – вихрь хаоса, который мог бы преобразовать ее.

Его мышцы вздрогнули от напряжения, волной пошедшего по ним.

– Да, да, ты… – Он повернул ее, не отпуская от своего тела, и притянул ее спиной к своей груди. Его руки дрожали от укрощенной силы. – Посмотри. Саммер, посмотри на себя.

Не отпуская ее, он отошел назад как раз настолько, чтобы она смогла увидеть в стекле свое отражение, слабое на фоне Эйфелевой башни. За ее спиной вырисовывалось его тяжелое, крупное тело, которое было труднее рассмотреть, поскольку темнота его волос сливалась с чернотой стекла. Из тьмы выступал лишь силуэт Люка. Он был полностью одет.

– Смотри, – выдохнул он. – Смотри, и увидишь то, что вижу я.

Его взгляд встретился с ее. Казалось, он умолял ее не терять себя – тонкую, хрупкую, обнаженную. Два его пальца скользнули глубоко в нее, овладевая ею, а большой палец снова начал двигаться по ее клитору, ставшему таким чувствительным, что от невыносимого наслаждения Саммер вцепилась в Люка ногтями. Ее глаза были полузакрыты. Свет от Эйфелевой башни падал на нее, и очень скоро она перестала различать, где кончаются ее лихорадочные мысли и начинается мерцание башни.

Наконец Саммер пришла с себя, всем своим весом опираясь на его тело, прижавшись грудью к его руке, почти рыдая от удовольствия и отчаяния, и увидела, что Эйфелева башня перестала искриться.

О боже. Мерцание длилось всего десять минут. Значит, меньше чем за десять минут он заставил ее дважды испытать оргазм.

– Ты уже чувствуешь, что совершенна? – спросил он ей в затылок, и она перегнулась через его руку.

Силы покидали ее, как море уходит от берега во время отлива, когда волны слабеют и отступают. Ее силы перетекали в него, Люка. А она становилась спокойной, слабой и странно умиротворенной.

– Нет еще, soleil?

Люк подхватил Саммер на руки, как спасенную принцессу. А ведь это было совершенно не так. Она сама спасла себя много лет тому назад. Он же уносил ее от себя самой.

Без мерцания башни комната показалась ей более нежной. Будто Саммер только что была принесена в жертву башне, там, у окна, и теперь Железная Дама была задобрена.

Люк положил Саммер на шикарную кровать, устроив ее среди подушек.

– Я представлял, как ты спишь в гамаке из простыни, натянутой между двух стульев.

– Правда, что ли? – спросила она, потому что не могла избавиться от страстного желания узнать, была ли она у него в мыслях, каким бы безразличным он ни казался. Он отвел назад волосы, упавшие ей на лицо, и это движение перешло в нежную, долгую ласку. Наслаждаясь, Саммер зарылась глубже в мягкие шелковые подушки. Было бы ложью утверждать, что она никогда не чувствовала, когда в теле мужчины возникает страстное желание. Но страстное желание в сочетании с нежностью и самоконтролем – такого ей никогда не встречалось. И ни разу не было так, что мужчина свою страсть сдерживает, а ей снова и снова устраивает разрядку ее напряжения.

– Представлял меня?

– Обычно не здесь. – Какая-то мрачность вторглась в его голос. – А на песке, под солнцем у моря, очень-очень далеко отсюда. – Он нагнул голову и снова поцеловал Саммер. Его губы были осторожными, просящими, нежными. Могло показаться, что это первый поцелуй, будто Люк только-только начал соблазнять Саммер.

Было невозможно понять, как нежность сочетается у Люка со страстным желанием, которое ознобом проходило по его коже, делало его мышцы тугими. Но она ответила ему тем же. Она так давно не чувствовала, что к ней относятся с нежностью, что не могла пресытиться ею.

Ее руки двигались вверх и вниз по его гладкой, как шелк, спине, срывая с него рубашку. Ей это удалось, и она начала ласкать худощавую, но крепкую грудь.

Он замер под ее прикосновениями, его мышцы напряглись. Она восхищалась тем, что доставляет ему удовольствие, заставляет полностью сосредоточиться на каждом ее малейшем движении.

– Ты так прекрасна, – снова прошептал он. – Саммер, как ты можешь этого не понимать?

– Я понимаю, – сказала она с некоторым раздражением.

Возможно, прозвучало немного заносчиво, но вряд ли она могла не знать, как ее внешность действует на мужчин. Сколько она себя помнит, они влюблялись в нее. И только она одна была виновата в том, что отвечала взаимностью лишь тем, для кого ее красоты было мало и кто требовал от нее чего-то еще.

Саммер отогнала такие мысли. Его тело было слишком чудесным под ее руками. Она забыла, что не следует попадаться на крючок, и теперь ей захотелось нырнуть поглубже.

Захотелось, чтобы он нырнул поглубже.

Ну почему он никак не нырнет поглубже?

Она подтянулась, чтобы запечатлеть поцелуй на его сильном плече. А потом ее поцелуи нежным теплым дождем пролились по его мышцам, шее, горлу.

– Soleil. – Люк обнял Саммер одной рукой и крепко прижал к себе, опираясь на другую руку. – Вот что странно. Ты даже не понимаешь, о чем я говорю. – Он опустился на нее очень медленно, и рука, удерживающая их вес, не дрогнула, пока они не затерялись среди подушек и шелка. Его тело было единственной твердью, за которую можно было держаться.

Она продолжала ласкать и целовать его, а он тоже ласкал ее. Это было великолепным празднеством. Ей хотелось намазать его солнечным светом, густым, как мед, – хотелось покрыть собой все его тело. Необузданные желания мерцали и переливались в ней. Ей хотелось сказать ему, что она его любит, снова умолять его убежать вместе с ней, но она утопила эти слова в поцелуях. Ведь поцелуи не могут привести к чему-то плохому? Или могут?

Казалось, ему тоже хочется окунуть ее целиком в себя. И поскольку каждому хотелось целовать другого до кончиков пальцев ног, они сползали все ниже, пока едва не свалились с края кровати. Люк засмеялся и втянул ее обратно, протянув по всей длине шелка, и они начали все сначала.

Я тебя люблю. Она едва не сказала это, когда смеялась вместе с Люком, теряя дыхание из-за того, каким чудесным было его тело. Казалось, слова эти были правильными, и момент для них был подходящим.

Но она молча поцеловала его бицепсы.

– Саммер. – Он просунул бедро между ее бедер и сильно прижался к ней, лаская ее грудь. – Боже, это несправедливо.

Что несправедливо? Что он может разрушать ее снова и снова, но сам не может сломаться? Нет, черт побери, этому не бывать. Над этим она хотела сохранить власть.

Но когда она продвинула руки вниз по его животу, он поймал ее запястья, поднес их к своим губам, снова и снова целуя их, и с нежностью уложил на подушку, удерживая их там.

– Тебе это нравится, – прошептал он. – Тебе этого хочется.

Его взгляд пробежал по всему ее телу, заставляя почувствовать себя маленькой, незащищенной и принадлежащей ему. И абсолютно прекрасной. Она не осознавала разумом, а просто ощущала, от самых ее глубин до последнего кусочка кожи, что она в самом деле прекрасна.

– Я могу заставить тебя… то есть… ты можешь научиться тому, что я буду нужен тебе, – выдохнул он и, охватив губами, втянул ее грудь глубоко в рот, а его рука в это время скользнула туда, где только что было его бедро.

На этот раз, когда она разбилась вдребезги, он вынул все из нее. Он не давал ей остановиться. Его рука нежно покачивала ее, и она испытывала наслаждение за наслаждением, пока силы не покинули ее.

Наконец она отодвинулась от него и, чтобы вытеснить его руку, скрестила бедра, потому что он все еще удерживал ее запястья.

– Слишком много, – пробормотала она. – Я больше не могу.

А он засмеялся, лаская любящими поцелуями ее шею.

– Сможешь, если я захочу.