Глава 8
Охотники шли уверенно, ничего не опасаясь. Видимо, они сверялись с картой, на которой был обозначен их путь. Я на глазок прикинул расстояние до точки пересечения нашего маршрута. Получалось, что охотники достигнут ее гораздо раньше нас. Мы не сумеем избежать встречи с ними даже в том случае, если побежим.
В самом крайнем случае, если мы будем нестись как спринтеры на олимпийском финале, что в принципе невозможно, они просто увидят нас. Это тоже будет равнозначно провалу. Связь между преследователями наверняка обеспечена. Первая же группа, обнаружившая нас, немедленно сообщит об этом другим. Нам придется принять большой и сложный бой, где на нашей стороне не будет никакого преимущества. Естественно, ни численного, ни самого главного, которое спецназ ГРУ привык себе создавать, – неожиданности удара и скрытности действий.
– Хорошая работа нам предстоит, – заметил старший лейтенант и с силой сжал в руке цевье автомата.
Он словно настраивал себя на серьезные боевые действия.
– Будем работать, – спокойно согласился младший сержант.
Я промолчал.
Станиславский долго всматривался в картинку на мониторе, отыскивая, видимо, возможности обхода. Но найти такой маршрут, который позволил бы нам миновать засаду, оказалось невозможным. Со всех сторон, и справа, и слева от пути, выбранного нами, стояли высокие скалы, взобраться на которые без пропеллера а-ля Карлсон было невозможно.
– Стемнеет у нас когда? – спросил командир взвода.
– Часа через три, – подсказал младший сержант Чубо.
– Долго ждать. За это время нас могут капитально блокировать. Выход только один – работать на опережение. Но обогнать этих парней мы уже не успеваем при всем старании. В таком случае, действовать будем так, – решил, наконец, командир: – На ходу продолжаем наблюдение через спутник, контролируем передовую группу охотников. На короткой дистанции выходим им в тыл. Я и Чубо подкрадываемся и работаем в рукопашке, малыми саперными лопатками. Желательно обойтись без стрельбы, но никого не выпустить, положить всех до единого. Темповая атака. Волконогов страхует нас со своей винтовкой и помогает по мере возможности. Все. Время терять не будем. Идем!..
Шли мы в высоком темпе. Для меня такой быстрый переход был вдвойне неудобным, потому что приходилось одновременно и посматривать под ноги, и заглядывать в планшетник, и осмысливать ситуацию. Я ведь привык не только полагаться на приказ командира, но и своим умом по возможности думать. Так мы и шли. Конечно, постоянно смотреть в монитор надобности не было, но определенное неудобство присутствовало. Однажды я даже споткнулся, едва успел подпрыгнуть, кое-как удержал равновесие и не воткнулся носом в планшетник.
– Осторожнее, Волконогов! – прикрикнул старший лейтенант.
Он казался злым и сосредоточенным. Мне вообще-то, нравилось, что наш Станиславский держал от солдат определенную дистанцию. Я видел много других командиров взводов, даже в нашей роте, которые старались быть с солдатами на равных. На мой взгляд, это неправильно.
На равных офицеру и солдату можно общаться на прогулке, без военной формы. На службе должна существовать жесткость, строгая вертикаль командирской власти. Иначе не получится армии.
Добрый командир жалеет своих солдат. Он не будет во время отжимания от земли своему бойцу наступать ногой на спину, как поступал со мной Станиславский. Зато этот солдат никогда не научится отжиматься через силу. Следовательно, он не сумеет и драться с противником, когда, казалось бы, никакой возможности для этого уже нет, побеждать, превозмогая себя.
Наш командир взвода называл это уроками актерского мастерства и часто повторял фразу того самого знаменитого Станиславского: «Не верю». Он заставлял нас забыть о том, что мы чего-то не можем. В результате мы справлялись с запредельными нагрузками. Если бы я сейчас сказал, что не могу не спотыкаться, потому что мне приходится смотреть и в планшетник, и под ноги, а делать это невозможно, то старший лейтенант наверняка ответил бы мне своей знаменитой фразой: «Не верю».
Но мы в себе не сомневались. Поэтому очень быстро прошли дистанцию.
– Все, товарищ старший лейтенант, – сказал я. – Противник за поворотом. Семьдесят шесть с половиной метров от нас, то есть от планшетника. От вас, наверное, немного ближе. Вы впереди идете. От Чубо дальше – он позади меня.
– Откуда такая точность? – спросил Станиславский и посмотрел на монитор.
– Я тут во время пути продолжил процесс самоподготовки. Научился заставлять спутник измерять дистанцию и накладывать одну карту на другую. В честности, совместил 3D-макет с онлайн-картой космической съемки, и получилось довольно интересно, на мой взгляд.
– Что там еще в этом «Операторе» заложено?! – восхищенно сказал старший лейтенант.
– Насколько я понимаю систему управления, здесь есть отдельные блоки для танкистов, ракетчиков, минометчиков и пилотов. Последний из них сдвоенный. Отдельно для самолетов и вертолетов. Мы же пока пользуемся только общевойсковой системой и некоторыми расширенными возможностями с учетом специфики работы разведки.
Станиславский рассмотрел 3D-макет, на который камерой было перенесено изображение людей. Они тоже выглядели объемными моделями, хотя в действительности были вполне натуральными. Их фигуры на мониторе казались какими-то мутными, чуть прозрачными, но старшего лейтенанта это нисколько не волновало. Станиславский не сомневался в том, что планшетник нас не обманывал, искал путь, по которому мы могли бы выйти в тыл людям в черном, и нашел его.
Но для того чтобы осуществить задуманное, нам пришлось пройти почти километр в обратном направлении. Оттуда мы сначала забрались на холм, заросший травой, потом спустились в низину, совершили зигзагообразный переход по ней и снова поднялись на какую-то сопку, как говорил Володя Чубо.
Теперь грузинские коммандос были нам прекрасно видны. Они не стали спускаться на самый низ, туда, где должны были бы пройти мы, устроились на склоне того же холма, в тридцати метрах от его подножия. Мы же находились в сорока метрах выше их позиции.
Никто толком не знает, как распространяются звуки в горах. Это вообще предмет непредсказуемый, полностью презирающий законы физики. Поэтому старший лейтенант Станиславский перешел на шепот. Мы с младшим сержантом Чубо последовали его примеру.
– Волконогов, выбирай удобную для себя позицию! Дистанция нормальная?
– С оптикой, товарищ старший лейтенант, неудобная. Я и без нее не промахнусь, – дал я гарантию, зная свои способности к стрельбе.
– Используй оптику для просмотра. Что за люди, как ведут себя.
– Для этого спутник есть, товарищ старший лейтенант.
– Да. Я никак привыкнуть не могу. Наверное, потом, когда без этого придется обходиться, трудно отвыкать будет.
– Майор Варфоломеев сказал, что система «Оператор» уже повсеместно внедряется в войска. Правда, пока доступны не все функции. Однако сама программа мощная. Одно использование 3D-макета многое даст.
– Будем надеяться, что денег на это у нашей армии хватит, – как-то вяло проговорил старший лейтенант.
Мой командир взвода с явным недоверием отнесся к возможности внедрения планшетников во всей армии.
– Солдатам от этого одни неприятности, – вслух подумал младший сержант Чубо.
– Какие? – не понял Станиславский.
– А как в самоволку пойти, если дежурный по части будет периметр наблюдать? Или за забор в магазин за спиртным сбегать?
Вообще-то Чубо, как мне показалось, проявлял заботливость обо всей армии, но спецназа ГРУ это касалось мало. За мой непродолжительный срок службы самоволки случались крайне редко, а о пьянстве в казарме я вообще не слышал. У нас график занятий такой, что невозможно проснуться с больной головой. Кто хотя бы один раз попробует с похмелья совершить обязательный утренний марш-бросок на десять километров, тот больше никогда в жизни выпить не захочет.
– Отставить болтовню! – сухо сказал старший лейтенант. – Соображаем, Чубо, как будем подбираться.
– Если бы можно было хоть одну гранату бросить, то я бы напрямую пополз, – предположил младший сержант. – Швырнул бы лимонку, и взрыв накрыл бы всех пятерых.
– Отставить гранату! Даже думать о ней забудь. Взрыв или стрельба – это привлечение сюда всех преследователей сразу. Мы покажем им, где находимся. А так они еще не знают, в какую сторону мы пошли. За время нужно бороться. Это часы и минуты нашей жизни.
– Понял, товарищ старший лейтенант. Но это я просто так сказал, гранату бросать и не собирался.
– Когда поползем, автомат и гранаты оставим на сохранение Волконогову. С собой только лопатку и нож. Пожалуй, бронежилет с разгрузкой тоже лучше снять. Это увеличит нашу скорость в схватке.
Станиславский первым начал разоблачаться. Младший сержант последовал его примеру. Так, конечно, и передвигаться гораздо легче, и атака на противника будет куда более стремительной. Пока человек в полной амуниции размахнется, боец, снявший ее, успеет нанести два, а то и три удара. Бронежилет дает телу вес, добавляет мощи, конечно, но заметно снижает резкость и стремительность атаки. В чем выигрыш – определить не сложно. Неожиданность и быстрота действий являются главными составляющими как в тактике, так и в технике боя спецназа ГРУ.
– Ты готов? – спросил меня старший лейтенант.
Я уже залег на позиции за двумя камнями, пристроил между ними винтовку и поочередно оглядел через механический прицел всех пятерых коммандос. Оптический я даже из чехла не вынимал. Потом я оставил винтовку в покое и раскрыл перед собой планшетник. Мощность спутникового объектива была, конечно, велика. При сильном увеличении можно было рассмотреть даже лица наших противников.
Они не расплывались, в отличие от татуировок на их руках, разобрать которые мне никак не удавалось. Не хватало резкости. Хотя после того как старший лейтенант Станиславский читал надписи на контейнерах, лежавших в машине, я рассчитывал, что ее будет достаточно. Татуированные руки уже могли говорить о том, что мы имеем дело с уголовниками. Хотя это вовсе и не обязательно. Сейчас татуировки в моде. Ими балуются спортсмены и вообще все, кому не лень. Впрочем, татуировки на руках охотников за нашими головами волновать нас не должны были.
– Готов, товарищ старший лейтенант, – сказал я, переключая камеру спутника на наблюдение за большим участком территории. – Можете идти. Я поддержу вас после начала вашей атаки. Если будет необходимость, то и раньше.
– Чубо! За мной! – скомандовал Станиславский, перевалился через камень и сразу после этого совершил по инерции три кувырка через голову.
Младший сержант предпочел не кувыркаться, как командир взвода. Хотя он прекрасно умел это делать и даже нас, солдат своего отделения, учил такому приему. Он просто на четвереньках обогнул большой валун, лежавший перед ним, и двинулся, не выпрямляясь, вслед за Станиславским. Старший лейтенант после кувырков распластался по земле и пополз, извиваясь ящерицей.
Я пригнулся, чтобы проверить линию возможного наблюдения, и убедился в том, что коммандос за неровностью склона не могут увидеть ни младшего сержанта, ни тем более старшего лейтенанта. Через несколько метров Чубо тоже лег и пополз. Наверное, делать это вниз головой было не слишком удобно, но в боевой обстановке думать о подобных вещах не приходится.
Я еще раз посмотрел на планшетник, оценил окружающую обстановку, убедился в том, что никаких новых угроз пока не возникло, потом залег перед своей бойницей и подготовил «Винторез» к стрельбе. Конечно, это оружие изначально, от лаборатории, где его разрабатывали, затачивалось под оптический прицел, поэтому собственный, механический, у него не слишком удобен. Особые сомнения у меня вызывала мушка, выставленная на интегрированном глушителе.
Конечно, будь моя воля, я выбрал бы сейчас винтовку для биатлона, с ее способностью к скорострельности и удобным прицелом. К сожалению, она не стреляет патронами калибра 9 миллиметров. Время, когда в биатлоне использовались патроны калибра 7,62 миллиметра, я тоже не застал. Когда я начал заниматься этим видом спорта, в нем стреляли уже только из малокалиберных винтовок.
Конечно, и эта пуля обладает убойной силой, но калибр 5,6 миллиметра не всегда достаточен для гарантированного поражения противника. Нам ни к чему были раненые. Нам придется уничтожить всех пятерых коммандос, чтобы ни один из них не смог связаться с бойцами других групп.
Как правильно рассчитал старший лейтенант Станиславский, времени, которое другие коммандос потратили бы на поиски наших следов, нам хватило бы для отрыва от преследования. Мы смогли бы создать даже какую-то фору, потребную нам для осуществления контроля группы боевиков, видимо, северокавказских, пришедших в лабораторию. Необходимо было выяснить, зачем они здесь появились.
Моя позиция позволяла мне наблюдать за коммандос с достаточно близкого расстояния. В бинокль они, конечно, смогли разглядеть мою голову среди валунов. Без него она казалась камнем, с двух сторон придавленным двумя другими, большими. А сами коммандос были заняты весьма необходимой работой. Они сооружали бруствер из камней, чуть превышающих размерами человеческую голову, выкладывали из них какие-то горки, устраивали между ними позиции для стрельбы. Четыре для автоматов, одна для ручного пулемета.
Если бы мы не обнаружили их вовремя и подошли бы к ним достаточно близко по тому пути, которым и следовали, то они просто скосили бы нас прицельными очередями. Мне лично такое положение нравиться никак не могло. Коммандос готовы были убить нас. Значит, у нас не должно было возникнуть никаких сомнений в своем праве ответить им тем же.
Но они возникали. Эти сомнения основывались на том, что коммандос находились на своей территории, а мы нарушили границу сопредельного государства. Пусть некогда братского, но сейчас даже не дружественного, хотя и не полностью враждебного. Не стоило полагаться на лояльное отношение к нам грузинской стороны.
История взаимоотношений наших государств весьма долгая. После присоединения к России Грузия много раз пыталась ее предать, поглядывала на Турцию и Персию, всегда старалась найти свою выгоду. Но Россия, «большой брат», всегда прощала «брату меньшему» его неверность.
Во времена Советского Союза Грузия жила припеваючи, как и другие советские республики, оставаясь на иждивении России. Когда Советский Союз развалился, иждивенцы стали искать другого донора, который будет их подкармливать. Американцы оказались тут как тут. Грузинские правители начали разглагольствовать о российских имперских амбициях и о своей национальной гордости. Где был этот гонор, когда Грузия существовала за счет России – неизвестно. Как гордые, свободные люди могут питаться американскими подачками, тоже непонятно.
Но все это политические вопросы, в которых простому солдату практически невозможно было разобраться. А вот вопрос о том, зачем бандиты из российских северокавказских республик прибыли в грузино-американскую лабораторию, интересовал нас очень сильно. Этот момент оправдывал применение силы с нашей стороны, пусть даже на сопредельной территории. Насколько я знаю, так записано и в государственной военной доктрине. Она предусматривает возможность применения оружия близ наших границ, если за ними возникает угроза, направленная в сторону России.
Прицел «Винтореза» раз за разом пересчитывал пятерых коммандос так, словно я мог ошибиться, решая простейшую арифметическую задачку. Но стрелять мне пока было нельзя, поскольку старший лейтенант Станиславский и младший сержант Чубо еще не подобрались к засаде. Они вообще пропали из моего поля зрения, скрытые неровностью склона. Я должен был ждать, когда увижу их поблизости от грузинской засады.
Моя задача осложнялась тем, что я мог и не заметить своих товарищей, когда пройдет время, потребное на преодоление дистанции в сорок метров. Оба они умели хорошо маскироваться, использовать любую неровность почвы, траву, даже не слишком высокую, камни, большие и маленькие, чтобы не выдать своего присутствия. Скрываясь от коммандос, они могли непроизвольно спрятаться и от меня.
Это создаст мне дополнительные трудности. В такой ситуации я не должен был прозевать момент атаки. Она будет стремительной и неожиданной. Но и среди коммандос могут найтись люди с такой же быстрой реакцией, готовые к адекватному ответу. Вот таких людей я и должен увидеть, выделить и пустить в них пулю раньше, чем они смогут что-то предпринять.
Такая ситуация многократно отрабатывалась на тренировках, потому что быть просто снайпером – это мало. В спецназе ГРУ нужны бойцы, которые умеют не только стрелять. Именно для этого и проводились тренинги, оттачивались различные моменты взаимодействия снайпера и всех остальных солдат. В такой вот сложной обстановке мне впервые необходимо было показать, чему я научился на курсах. Впрочем, ситуация не может быть простой там, где стреляют не по мишеням, удары наносят не условные, пользуются не учебным, а самым настоящим боевым оружием.
Я все же заметил легкое движение справа от места засады. Но коммандос ничего не видели и не слышали. Это и неудивительно. Разглядеть атаку спецназа мог только тот человек, который знал о том, что она произойдет здесь и сейчас.
Началось все очень быстро. Самый крупный из коммандос, парень ростом не меньше ста девяноста сантиметров и весом далеко за центнер без бронежилета, стал выворачивать большой камень, чтобы перенести его на бруствер. При этом он наклонился и стоял спиной к двум моим командирам.
Старший лейтенант Станиславский вдруг выпрямился за ним в полный рост. Справа от командира взвода поднялся младший сержант Чубо, готовый к стремительному рывку. Признаться, я ожидал, что Станиславский поддастся искушению. Здоровенный боец стоял очень уж красиво. Он просто просил дать ему пинка между ног. Но Станиславский не соблазнился внешним эффектом, предпочел ему эффективность.
Он и младший сержант одновременно рванулись вперед и вмиг преодолели дистанцию в семь-восемь метров. Старший лейтенант просто походя, без остановки рубанул здоровенного парня остро отточенной лопаткой по шее. Ни один позвонок, если он не защищен танковой броней, такой удар не выдержит. Не хилый парень как стоял, наклонившись, так и упал, сначала вроде бы на четвереньки, а потом на бок. С ним было покончено.
Станиславский с Чубо ворвались в наскоро сооруженный то ли окоп, то ли редут, не знаю уж, как правильно назвать это сооружение. Двое наших противников в это время уже залегли перед бруствером. Еще пара только собиралась залечь, когда спецназовцы оказались среди них.
Командир взвода успел ударить только один раз. Он разрубил горло бойца, повернувшегося к нему. Командир отделения сначала ногой свалил противника, рванувшего к нему навстречу. Потом, тоже походя, словно между делом, он рубанул лопаткой другого, уже лежащего на огневой позиции и не понимающего, что происходит. Только после этого Володя Чубо в прыжке нанес новый удар лопаткой по голове врага, которого отбросил ногой.
Лишь один из бойцов коммандос среагировал, перекатился, поднял свой карабин, чтобы выстрелить, но не успел. Мой «Винторез» сработал раньше. Стрелял я не бронебойными пулями, опасался, что бронежилет может выдержать, поэтому выбрал незащищенное место. Пуля угодила в пах бойца, лежащего на камнях, и, наверное, вошла в живот. С такими ранениями долго не живут. Сочувствуя раненому, старший лейтенант Станиславский ударом лопатки прекратил его мучения.
Все было закончено за секунды. Выстрел «Винтореза» был не громким и едва ли мог привлечь чье-то нежелательное внимание. Мои командиры отработали на «отлично», показали мне, молодому солдату, насколько важно уметь подбираться к противнику незамеченным.
Но я не забывал об осторожности, поэтому посмотрел на экран планшетника. Когда крышка чехла не закрыта, он в спящий режим не уходит. У меня не было необходимости повторять запуск программы.
Я не зря посмотрел на монитор. В нашу сторону двигались два человека. Камера спутника отчетливо показывала первого, бегущего по нашему предполагаемому маршруту со снайперской винтовкой в руках. Боец в черном двигался быстро, хотя как-то неуклюже, широко расставляя ноги. Так обычно бегают по скользкой поверхности.
Второй отстал от него метров на пятьдесят. Облачко, клубящееся над его головой, показало мне причину такой вот ситуации. Боец бежал с сигаретой, горящей у него во рту.
Первый из них уже находился в опасной близости. Он подбегал к тому повороту, где мы свернули на склон. Скоро этот тип должен был повернуть и мог увидеть старшего лейтенанта и младшего сержанта, стоящих в полный рост и не ждущих появления новых противников.
Кричать было рискованно. Бегущий человек мог услышать меня. Знаки мои могли быть не поняты. Я принял решение, вскочил, рывком бросился вниз по склону, пробежал мимо Станиславского с Чубо и в прыжке занял место в свободном укреплении, выстроенном нашими врагами совсем недавно.
Только я успел поднять ствол, как бегун выскочил из-за поворота. Он даже замахал своей винтовкой, приветствуя нас. Я же до выстрела успел подумать, что это признак плохой школы. Нельзя так бегать с оружием, на котором уже стоит оптический прицел. Его следует беречь, переносить в чехле и выставлять на оружие непосредственно перед стрельбой.
Потом я выждал, когда снайпер в черном сделает десяток шагов за поворот, и выстрелил ему в голову. Тридцатиметровая дистанция не позволила мне промахнуться. Точно так же расстреляли бы и нас, не имей мы планшетника, связанного со спутниками. Второго бойца пришлось дождаться. Он, наверное, закурил еще одну сигарету и дымил без остановки. Так, не успев перевести дыхание, этот любитель табака и получил пулю в лоб.
Старший лейтенант Станиславский послал младшего сержанта Чубо к убитому снайперу с приказом, который в нашей ситуации был нелишним.
– Володя, сними с винтовки затвор, а ее выбрось. Незачем нам лишний груз таскать! – распорядился он.
– Я схожу, товарищ старший лейтенант, – вызвался я. – Посмотрю, что за винтовка. Если хорошая, то нужно ее забрать. У нас в роте на всех одна приличная.
– Гони!.. – согласился Станиславский.
Сам он как раз снял с одного из убитых переговорное устройство, или рацию. Я не большой специалист в этом. Прибор размером с сотовый телефон, может быть, только чуть-чуть потолще. Один провод уходил в ухо покойника. Станиславский потянул за него и вытащил миниатюрный наушник. Второй провод тянулся к микрофону, закрепленному на воротнике погибшего бойца.
– Похоже на нашу модель. Такие рации стоят на вооружении в офицерских группах спецназа. Хорошо, что она выключена. Никто не слышал предсмертных хрипов. Теперь мы можем узнать, о чем они говорят.
Станиславский нашел, как включается рация, сделал это и сунул гарнитуру себе в ухо. Он стоял, смотрел в небо и слушал.
Я же побежал к убитому снайперу. Его оружие меня не заинтересовало. Это была снайперская винтовка Драгунова, обычная в нашей армии. Специалисты считают ее просто модификацией автомата Калашникова, приспособленной для дальней прицельной стрельбы.
Такие у нас в роте были. Поэтому я просто вытащил из винтовки затвор, сделал ее непригодной к использованию. На обратном пути я спрятал его под камень, который с большим трудом сумел сдвинуть с места.
Командир взвода и Володя Чубо наблюдали за моими действиями. Они уже закончили свою работу, обыскали убитых, сняли с оружия тактические фонари, которые ценились больше, чем сами американские карабины. Один такой фонарь получил я, но не стал прицеплять его на свой «Винторез». Два других мои боевые друзья укрепили на своих автоматах.
На этом все дела вроде бы были закончены. Можно было бы продолжать путь, но Станиславский все еще слушал через чужую рацию какие-то разговоры наших преследователей. Поэтому мы ненадолго задержались.
