Глава 29

– Вы получили интересные известия из дома, князь? – встретил король Годослава прямым вопросом. Всем, в том числе и Годославу, стало очевидно, насколько Карл интересуется делами бодричей. Карл никогда не задавал вопросов из праздного любопытства.

– Да, ваше величество. Некоторые мои бояре проявили отвратительное упрямство и повели себя неподобающим образом, – объяснил князь, садясь на свое место.

– Да, я слышал, что они хотели предать вас и поддержать Готфрида. Они что, подняли откровенное восстание? Тогда прощения им нет…

Карл тонко дал понять, что Годослав может рассчитывать на жесткую и конкретную помощь в подавлении боярского мятежа. Это была известная уже политическая игра, когда король помогал гонимому восстановиться на троне, а потом диктовал ему свои условия. Всякая помощь, как отлично знал и князь, желает видеть ответные услуги. Так, косвенно, король начал готовить почву для основного разговора вечера.

– Нет, ваше величество, они не успели. Моя жена княгиня Рогнельда лично проехала по боярским дворам, обрядившись в мужской воинский доспех, и расправилась с самыми строптивыми. Дружины за бояр не вступились и подчинились княгине и князю-воеводе Дражко.

– Вот как… Отрадно это слышать. Однако мне говорили, что князь-воевода был ранен наемным убийцей, – с видимым интересом продолжал расспрашивать Карл, уже стараясь вникнуть в жизнь маленького княжества так же, как он вникал в дела своего громадного государства.

– Ранение имело место, и даже, как мне сообщили, весьма серьезное. Его унесли на руках в светлицу, и в сознание он пришел только утром. Но Дражко настолько хорошо умеет управлять своим телом и презирает физическую боль, что после любой раны весьма быстро поднимается на ноги. В этом отношении он прирожденный воин. Я даже скажу, ваше величество, что если бы Дражко участвовал в нашем турнире, я не рискнул бы выехать в ристалище против него.

– Даже так? – удивился Карл. – Вы, наш победитель, признаете это? Интересно! Должно быть, ваш Дражко в самом деле уникальная личность. Я хотел бы с ним познакомиться… Я непременно хочу познакомиться с этим мужественным человеком, и как можно скорее! Здесь же не слишком далеко… Если за ним послать, как скоро он сможет прибыть?

– Увы, ваше величество, я сам бы с удовольствием увидел здесь своего кузена, поскольку все еще беспокоюсь за его состояние, зная, что он сам о себе беспокоиться не станет, но выполнить ваше желание невозможно… И дело даже не в расстоянии, потому что в наших землях расстояния не играют роли – наши княжества не отличаются пространственной обширностью. Просто сейчас князь Дражко общается с датскими армиями на нашей северной границе.

Карл сочувственно закивал в такт своим словам:

– Мне докладывали, что там готовится армия вторжения. Готфрид выпустил когти. Так они уже пошли вперед или только готовятся?

– Нет, ваше величество, дело не так обстоит. Вы обладаете устаревшими сведениями. Те из данов, кто смог – уползли назад. Остальных Дражко перебил.

– Целую армию? – В голосе короля послышались нотки удивления и недоверия.

– Две армии, – ничуть не смутившись этим, продолжил Годослав. – Сначала границу перешла армия, которая стояла на саксонской границе, на случай вашего нападения. Очевидно, Готфрид убедился в вашем миролюбивом к нему отношении. И тогда отправил эту армию в быстрый рейд на Рарог. По его сведениям, меня там не было, боярские дружины на его стороне, а князь-воевода Дражко лежит недвижный. Готфрид не пожелал упустить случай и не воспользоваться возможностью. Это было бы против его хищного нрава.

– Но там же десять тысяч отборных воинов! Мне докладывали, что этих воинов по приказу короля специально собирали с разных концов Дании – самых стойких. Против меня!

– Было десять тысяч. По моим сведениям, ваше величество, около восьми сотен сегодня на рассвете смогли убежать. Остальных Дражко уничтожил.

У Карла округлились и вспыхнули глаза. Больше всего на свете король любил рассказы о сражениях. А о таких удивительных – особенно.

– А сколько воинов в этот момент было у монсеньора Дражко? Насколько я знаком с ситуацией, он испытывал затруднения в сборе войска, – спросил Бернар, тоже откровенно заинтересованный. Его всегда больше волновали боевые действия, чем турниры с их ограничениями и кодексами, которым нет места там, где льется кровь и решается судьба государств.

– Да, ваше сиятельство, у Дражко были затруднения. Он разрешил их с энергичной помощью моей жены. Четыре с половиной тысячи дружинников он все же сумел набрать. Из них шесть сотен стрельцов в отдельный полк. Это несколько необычно, потому что в наших дружинах, как правило, на две тысячи дружинников приходится сотня стрельцов. Раньше всегда считалось, что этого достаточно. Но у воеводы свои привязанности и собственная манера ведения боевых действий.

– А у нас сотня приходится на целых пять тысяч. И мы всегда думали, что это много… – добавил король.

– Стрельцы – излюбленный род войск князя-воеводы. Он их лелеет и выращивает, как хороший садовник цветы в оранжерее, и они не подводят его. Именно стрельцы решили в несколько минут ход битвы, о которой я вам рассказываю. А несколько дней назад, когда даны задумывали втихомолку, без подготовки захватить Свентану во время пребывания в ней герцога Трафальбрасса и герцога Гуннара с посольством, стрельцы, не видя противника, навесными выстрелами с городских стен по дороге предотвратили всякую возможность атаки, загодя, вслепую уничтожив треть врагов. Правда, волхв Ставр позаботился о том, чтобы стрельцы знали, куда должны упасть их стрелы.

– Я ничего не знаю о событиях в Свентане. Расскажите!

Годослав рассказал.

– Представляете, ваше величество, каково было герцогу Трафальбрассу наблюдать за приветственным салютом в честь своего прибытия… Дражко рассказывал, что Сигурд от злости стал просто зеленым!

– А что сам князь-воевода? Как он себя вел?

– Он, как всегда, шевелил усами и радостно улыбался, довольный, что так угодил послам. Чистое радушие, а не воин!

Король тихо посмеивался:

– Ай да воевода у вас, князь. Я просто завидую, что такое маленькое княжество имеет такого великого полководца. У меня свои полководцы хорошие, но нет ни одного, мыслящего так нестандартно, разве что мой дядя. Да еще мой покойный племянник Хроутланд умел действовать так же. Когда в одном лице совмещается воин и комедиант – это великолепно. Он в состоянии насмешить целое государство. Я представляю, как хохотал сам Готфрид. Монсеньор Дражко просто творит чудеса! Я повторяю, что непременно хочу его видеть при своем дворе! Непременно! Хотя и понимаю, что его усы просто унизят мои усы… Про знаменитые усы князя я уже слышал неоднократно.

– Они в бою заменяют нам знамя, ваше величество. Усы Дражко – это даже больше, чем символ. И если вы захотите переманить моего кузена в свою армию, то мои дружинники просто растеряются. Войска без знамени не существует.

– Но если даны разбиты, то почему Дражко не может приехать? Ах, да… Вы же говорили о двух армиях. Я помню, что на северной границе стоит еще одна.

– Не стоит, ваше величество. Я опять вас поправляю – стояла. Это сообщение мне доставили только что. В тех местах у нас существует сложная система управления водой. Эта система построена еще нашими предками в период расцвета Бодричского союза. В систему входит целый ряд плотин и прудов, достаточно больших по запасам воды. А дороги идут по долинам. Так вот, князь Дражко вынудил данов пойти по одной из двух дорог, которые выбрал сам, и разрушил плотину. Таким образом, он треть армии данов потопил в мощном водяном потоке, часть разбил и рассеял, а тех, кто сумел добраться до Дании, уже там уничтожил со своими викингами с острова Буян сотник Оскол.

– Уничтожил в самой Дании? – попытался уточнить Бернар. – Ваши войска вторглись в Данию?

От удивления «боевой петушок» даже встал. Бодричи позволили себе то, о чем сам Карл мог пока только мечтать.

– Именно так. Только они вторглись в Данию несколькими днями раньше. Перед этим Оскол полностью вычистил тамошние земли, чтобы армия не имела поддержки со стороны своих земляков. Ни съестными припасами для себя, ни фуражом.

– Вы меня удивляете, князь! – воскликнул король. – Со своими силами вы не побоялись вторгнуться в саму Данию! На это даже я не решаюсь. А еще больше меня удивляет князь Дражко. Сколько ему понадобилось времени, чтобы уничтожить две армии, каждая по десять тысяч человек?

– Меньше суток, ваше величество.

– И имея всего четыре с половиной тысячи…

– Не совсем так. Перед второй армией стояли наши дружины. Там было около шести тысяч воинов.

– Тем не менее… Датское королевство – одно из сильнейших в Европе. Готфрид хвастался, что если ему взбредет в голову погреться на южном солнышке, он возьмет штурмом Константинополь. Нет. Я непременно хочу встретиться с Дражко! – настаивал на своем король.

– А я хотел бы встретиться с ним на турнире и испытать прочность своего щита против его копья, – скромно, с уважением сказал граф Оливье.

– А я хотел бы встретиться с таким противником на поле брани! – сказал монсеньор Бернар. – Против него, должно быть, весьма интересно воевать. И я просто сожалею, что вы, князь, и ты, Карл, пришли к доброму соглашению.

– Мой воинственный дядя так шутит, дорогой Годослав, – на всякий случай уточнил король, коротко стрельнув глазами в дядю не слишком ласково. – Он всегда шутит с мрачным лицом, и потому его шутки не все и не всегда понимают. Дядя великий шутник… Кстати, что касается доброго соглашения… Чтобы время зря не тратить, мы можем прямо сейчас поговорить об этом. Вы не возражаете?

– Я не возражаю, ваше величество. Ведь именно это желание заставило меня приехать сюда и принять участие в турнире.

– Конечно, мы можем и не торопиться. Меня, однако же, уверяли, что положение княжества бодричей просто бедственное… Но, судя по вашим рассказам, это совсем не так.

Князь понял, что король обходным маневром неназойливо проверяет его. Карл желает знать, насколько велико стремление Годослава к союзу, и будет торговаться, как всякий опытный политик, исходя из необходимости этого союза для той и другой стороны.

– Ваше величество было не совсем правильно информировано, – Годослав сам торговаться умел. И если уж пришлось продавать себя вместе с княжеством, то он желал бы сделать это на наиболее выгодных условиях. – Действительно, наше положение некоторое время назад было несколько опасным, но совсем не бедственным. Мы всегда умели постоять за себя, и стояли веками…

– Но если бы, предположим, рана князя Дражко оказалась серьезнее, и он не смог бы встать на ноги вовремя…

Годослав улыбнулся широко, показывая, что такой довод совсем не выглядит убедительным.

– Но у меня же не один Дражко зовется воеводой, ваше величество. Там же, на границе, стоит и второй талантливый воевода, которого зовут в народе Полкан… Он в молодости получил в битве стрелу в позвоночник, и с тех пор не может ходить. Но это не мешает ему прекрасно чувствовать себя в седле и руководить воинами.

– Полкан – великий воин! – дал оценку с другого конца стола князь Бравлин. – Я сталкивался с ним на поле брани и не рекомендую другим того же…

– Что за странное прозвище – Полкан? – спросил король. – Очевидно, оно происходит от слова «полк»?

– Довольно интересное прозвище, ваше величество, – поправил короля со своего конца стола аббат Алкуин. – Так у славян зовут центавров. Полуконь, получеловек…

– Полуконь… И этот Полкан, утверждаете вы, не уступает Дражко?

– Этого я не говорил, ваше величество, – скромно ответил Годослав. – Дражко единственный и неповторимый, как и его усы. Но Полкан хорош по-своему. Хотя он происходит из знатного боярского рода, но очень грамотен и умеет считать лучше любого купца или сборщика податей. Причем очень быстро. И свой талант счетчика Полкан использует в воинском деле. Он все просчитывает, высчитывает до последней мелочи, все предусматривает и заранее говорит о результате. Способность, говоря честно, уникальная. Кроме того, не слишком дружа с копьем, Полкан обладает поистине непревзойденным мечным ударом. Покажите мне другого человека, что способен ударом меча вместе со щитом сбросить с коня всадника!

Годослав сам чувствовал, что комплименты раздает чуть-чуть лишние, но это была торговля, и он показывал себя умелым продавцом.

– Я надеюсь, князь, что буду иметь возможность неоднократно встретиться с вашими воеводами и с вами лично, поскольку у нас есть все возможности прийти к устраивающему обе стороны решению. Итак, вернемся к первоначальной теме об этом самом решении. Как вам, князь, видятся наши взаимные договоренности о дальнейшем?

– Я собирался сначала выслушать вас, ваше величество, поскольку у вас гораздо больший опыт построения подобных межгосударственных договоров. Но, в принципе, я не вижу большой разницы в приоритете, и готов предложить то, что мне кажется достаточно приемлемым.

– Я слушаю вас, мой друг, очень внимательно.

– Я, как князь бодричей, предлагаю вашему величеству дружественный союз двух государств, каждое из которых берет на себя ответственность частично нести бремя забот другого. Под этим пунктом я подразумеваю со стороны королевства франков обязательство военной помощи в случае угрозы внешнего нападения на княжество. Под внешним нападением я подразумеваю войну, например, такую, какую нам пытается навязать сейчас Готфрид. Со стороны бодричей в королевскую армию будет поставляться определенное количество дружинников с таким расчетом, чтобы княжество имело возможность оставшимися силами оборонять границы от набегов. Я хочу напомнить, что не рассматриваю набеги как серьезное внешнее нападение. Это не война, и защищаться от набегов каждому приграничному государственному образованию приходится постоянно. То есть мы дополнительно берем на себя обязательство охранять границу королевства от разбойников всех мастей и национальностей.

Карл согласно кивнул.

– Это все естественно. Есть один очень большой вопрос, к которому мы вернемся чуть позже как к самому сложному, а сейчас меня интересуют вопросы юрисдикции. Будут ли в этом случае соблюдаться на территории княжества бодричей законы королевства франков? Ваше мнение…

– Я имел возможность, ваше величество, ознакомиться с вашими законами и нахожу их вполне приемлемыми и справедливыми, за исключением некоторых, противоречащих принятым в нашем обществе нормам. Я догадываюсь, какой вопрос ваше величество желает рассмотреть последним, но боюсь, что вопрос этот автоматически становится рассматриваемым при решении любого другого. Вы хотели говорить о религии?

– Да, князь. Это вопрос главенствующий. Мы – христианское королевство. И этим сказано все. Именно этим обуславливается королевское право на власть, право на применение законов, более того, право на существование всего королевства.

– Вот потому-то я и предлагаю сразу обговорить этот вопрос, поскольку мы не сможем решить остальные, не решив его.

– Я согласен, – Карл наклонил голову. – Естественно, вы не можете не понять, что распространение христианства мы ставим перед собой как одну из первейших задач. С христианскими моральными ценностями связаны многие наши законы и акты. Что вы имеете сказать нам на это? И, прежде всего, я хотел бы услышать ваше личное мнение о христианстве.

Годослав думал недолго. За время вынужденного сидения в палатке, когда приходилось прятать от всех свое лицо, у него было время обдумать свою речь тщательно, выверяя слова и эффект, который эти слова произведут. Он несколько раз выговаривал свою речь перед Ставром, и вместе они вносили в нее изменения, которые, может быть, и станут спорными, но своей простотой и откровенностью не могут не вызвать понимания такого человека, как Карл Каролинг. И потому начал он спокойно и уверенно:

– Ваше величество… За нашим столом присутствует духовное лицо – аббат Алкуин. Это человек, несомненно, просвещенный и многознающий. Пусть он поправит меня, если увидит в моих словах откровенную и вопиющую неправоту. Во-первых, я сразу хочу сказать, что отношу себя к людям светским, признающим необходимость религии, но не делающим из нее смысла своего существования, потому что само существование человека на земле уже есть суть божественного проявления. Сейчас я хочу сказать о тонком моменте, который не все, может быть, улавливают при рассуждении о религии. Так вот, человек, который учил меня духовным основам, – вы все видели его, это волхв Ставр…

– Весьма образованный, надо отметить, человек! – вставил свое мнение Алкуин.

– Ставр, – продолжил Годослав, – всегда делает различие между религией и понятием Веры. Религия является не чем иным, как проявлением национального характера. Или многонационального, когда она имеет широкое распространение. То есть это то же самое состояние, как при рассмотрении вопроса о языке. Как люди на своем языке общаются друг с другом, точно так же они на своем языке общаются с Богом. Вера же – это совсем иное. Я был научен своими воспитателями рассматривать любое верование в Бога главенствующим в человеке, несмотря на то, каким образом человек совершает свои религиозные обряды. Наша Вера говорит, что Бог всегда один, как бы он ни назывался.

– Но ведь у вас много богов… – попытался возразить монсеньор Бернар. – Что же вы тут рассказываете нам, князь, о едином Боге. Всем известно, что язычники – многобожники. Именно этим и отличается язычество от истинной веры.

– Здесь уже я могу сказать, – подал голос аббат Алкуин, – что слово «язычник» произошло от слова «язык», то есть, подразумевался человек, говорящий на ином языке, и никакого отношения это слово не имеет к сути Веры. К сожалению, среди духовенства слишком много безграмотной братии, которая использует этот термин без понимания его смысла, при этом называя себя учеными званиями. Уважаемый князь прав в том, что между религиями и Верой существует большая разница. Хотя, присутствуй здесь и сейчас благочестивый архиепископ Хродеганг Мецский, боюсь, что он потребовал бы сжечь на костре князя Годослава за такие утверждения.

– Наша вера гораздо более терпимая, – сказал Годослав. – Мы не признаем человеческие жертвоприношения в угоду духовным требованиям.

– То есть, – вскочил на ноги монсеньор Бернар, – вы обвиняете христианскую церковь в человеческих жертвоприношениях?

– Я не знаю, как еще можно назвать сжигание на кострах инаковерующих, если эта жертва посвящается Богу. Впрочем, меня этот вопрос мало волнует… У каждой нации свои традиции.

– Вы переступаете границы дозволенного, сударь, – вскипел «боевой петушок». – И оскорбляете суть христианской религии.

– Что вы, монсеньор, – спокойно возразил Годослав. – Я просто называю вещи так, как я их вижу. Или вы хотите, чтобы я хитрил и обманывал, поклоняясь тому, что я не приемлю?

– Я тоже не приемлю церковные костры, – сказал король жестко и слегка обиженно. – Но у меня никогда не появлялось мысли назвать это человеческим жертвоприношением. Церковь учит нас, что человеческие жертвоприношения имеют место быть в языческих вероисповеданиях…

– Если вы нас называете язычниками, то я смею вас заверить, что никогда не слышал о подобном в наших храмах. Об этом говорит только ваша церковь, совершенно не зная сути нашей религии. Впрочем, я уклонился от темы. Я сейчас говорю о Вере. Вера в Бога, в моем понимании, это суть, на которой держится человечество. Вы со мной согласны?

Годослав выглядел удовлетворенным. Он легко добился того, чего хотел добиться. Этот момент они со Ставром репетировали наиболее старательно. Здесь важно было не переборщить и преподать себя именно так, как следует для самостоятельного прихода Карла и его окружения к мысли, которую следовало им внушить. Князь увидел, что он выигрывает дипломатическую партию у франков, хотя не в состоянии был выиграть партию военную.

– Естественно, мой друг, продолжайте, – согласился король с тем, с чем нельзя не согласиться. – Я никак не могу понять, к чему вы клоните.

– Я клоню к своей готовности, ваше величество, принять христианство, оставаясь в душе приверженцем веры своих предков, и считаю, что в этом случае я останусь честным и перед христианством, и перед верой в Рода. Вся разница только в том, что, имея на груди крест, я буду молиться на чужом языке и на чужом языке совершать обряды таинства. Вот и все…

– Но это же недопустимо! – воскликнул Карл растерянно и посмотрел на Алкуина как на духовное лицо. – Что ты скажешь, друг мой?

– Я считаю, ваше величество, что монсеньор Годослав только что открыл перед нами причины двадцатипятилетней войны в Саксонии.

– Что он говорит, – возмутился предельно серьезный и сердитый «боевой петушок». Монсеньор Бернар всегда сердился, когда не умел понять не слишком развитой своей головой сути явлений, которые понимали окружающие. – Какое отношение имеет война в Саксонии к княжеству бодричей и к обвинениям христианства в человеческих жертвоприношениях?

– Самое прямое, монсеньор, самое прямое, ваше величество, – чуть привстав, поклонился Алкуин. – Мы приходим в землю и говорим живущим там людям, что с сегодняшнего дня они будут молиться другому Богу. И подкрепляем свои слова ударами копья. И забываем, что свои верования они впитывали вместе с молоком матери. Под угрозой чужого копья человек крестится, в воскресенье идет в церковь, а оттуда отправляется куда-нибудь в священную рощу, чтобы провести обряд еще и там. Так все и происходило. Люди внутренне сопротивлялись христианству и считали, что ради своей Веры претерпевают некоторые неудобства, посещая церковь. И стоило промелькнуть какой-то искре, как возникало пламя восстания, опирающееся именно на коренную Веру народа. Мы должны были воспитывать Веру, а не насаждать ее. А воспитание Веры – это длительный, многовековой процесс, который нам, в суете мирской, неподвластен. Если бы Вера была более терпимой, она распространялась бы гораздо быстрее и шире, нежели сейчас, и гораздо реже возникали бы внутренние беспорядки. Князь Годослав абсолютно прав в своей наивности. Он станет христианином, но в душе не будет им. Так же, как и его народ.

– И что же ты предлагаешь, мой друг? – спросил король, слегка задумавшись.

– Я предлагаю мирно построить соборы в княжестве бодричей, но не заставлять весь народ креститься, как мы делали это в Саксонии. Пусть миссионеры несут Слово Божие к бодричам. Не насилием, а убеждением, как это делали когда-то апостолы. И мне кажется, что в этом случае мы сможем добиться большего.

Карл думал недолго.

– Я согласен со всеми, здесь говорившими, и с князем Годославом, и с аббатом Алкуином, и даже со своим разлюбезным дядюшкой Бернаром. Каждая точка зрения, самая противоположная, имеет право на существование. Но в данном случае мы обсуждаем не только вопрос Веры, но и вопрос политики. А этот аспект заставляет меня видеть необходимость в принятии христианства хотя бы одним князем Годославом. Это обязательный пункт. Кстати, князь, я слышал, что в Рароге есть церковь?

– Есть, ваше величество. Ко мне обратились бодричи-христиане, а их у нас около сотни, с прошением на постройку церкви. Я даже выделил им под строительство землю в городской черте. Но подальше от наших храмов, чтобы не возникало беспорядков и вражды на религиозной почве.

– Так вот, мы построим вам собор и откроем епархию. Вы же должны взять на себя обязательство всячески содействовать распространению христианства среди своих подданных. Если мы решим этот вопрос и окончательно договоримся о решении вопроса, который обсуждали первым – касательно обязательств в отношении друг к другу, то я думаю, что у нас не возникнет больших разногласий в разрешении вопросов иных. Там всегда можно договориться и пойти на взаимные уступки.

Годослав приподнялся из-за стола и поклонился.