ГЛАВА 13
Я убрал смартфон, ненадолго задумался, потом посмотрел на старшего лейтенанта. Сейчас его нос притих и замер так, словно ожидал чего-то сугубо важного.
— А как вы определяете, был поджог или нет? — спросил я.
— Мы ищем следы углеводородов. Они всегда используются при поджоге. Бензин, керосин, спирт, качественный самогон или что-то подобное. Но найти таковые бывает крайне трудно. Сделать это удается довольно редко. Как правило, мы начинаем искать остатки канистры. Для большого поджога, чтобы человек не успел из пламени выбраться, литровой банки бензина не хватит. Там целая канистра необходима. Бензин требуется разлить по большой площади. Чаще всего поджигатели считают, что огонь все уничтожит. Но все же иногда мы находим следы. Если канистра была, скажем, металлическая. Поджигатель почти никогда не уносит ее далеко. Если он сделает это до начала пожара, то жертва может проснуться от запаха бензина. А когда подожжет, тогда уже не до того становится, чтобы канистру прятать.
Самому бы спастись. Поэтому канистра обычно бросается на месте. Преступники предпочитают пользоваться пластиковыми канистрами. Они, в отличие от металлических, почти полностью сгорают в пламени. Здесь многое зависит от везения поджигателя. В последнее время они заметно поумнели. За прошлый год было три аналогичных поджога. В пластиковую канистру вставляются петарды или ракеты для салюта. Они обычно имеют шнуры. Те поджигаются. Преступник успевает скрыться до начала большого пожара.
— Сейчас на пожарище кто-то работает?
Старший лейтенант повертел носом и ответил:
— Конечно. Целая бригада поисковиков разбирает пепелище. Остатки основной проводки мы проверили. Она горела в последнюю очередь. Когда дом уже полыхал внутри. У нас есть методология определения направления распространения пламени. В данном случае огонь шел из середины к стенам. А началось все, похоже, на втором этаже. Вообще-то, это характерно для поджога, когда огонь идет от середины к стенам. Но одного такого факта для обвинения мало. Проводка шла и по потолку и могла там замкнуть, что привело бы к возгоранию деревянного перекрытия. Тогда наблюдалась бы точно такая же картина распространения пламени. Это любой адвокат докажет расчетами. Но главное сейчас для поисковиков — найти предметы, которые горели не сами по себе, а при помощи углеводородов. Есть материалы, которые не дают огня, а только плавятся. Но в углеводородах они тоже горят. Вот на это сейчас и направлен поиск.
— Пока ничего не нашли?
— Если бы нашли, позвонили бы мне.
— А могут не найти?
— Пятьдесят на пятьдесят. Как и кому повезет. Нам или поджигателям.
— А собаки могут помочь?
— Могут. Только где их взять? Псов еще и тренировать надо. Специалист нужен. У нас есть кинологическая служба. Но те собаки людей под завалами зданий ищут. В наркологическом контроле держат своих животных. Их задача вполне понятна. Полицейские собаки преступников ловят…
— А у страховых компаний есть свои собаки. Они поджигателей ищут, — сообщил я.
— Что-то такое я краем уха слышал, — лихо крутанув носом, как рукой махнув, проговорил старший лейтенант. — Но ни разу на практике с подобным не встречался.
— Если я договорюсь с кинологом, машину, чтобы его с собаками привезти, найдете?
— У меня личный микроавтобус. Доставлю.
Я чувствовал себя героем дня, чего не было со мной даже после уничтожения банд в горах, опять вытащил смартфон и набрал номер Николаева.
— Сергей Иванович, это снова я.
— Что, никак раздумал навещать старого товарища? Скажи еще, что женщину нашел. Я поверю. В Москве многие так устроиться пытаются. Особенно гости из южных республик.
— Я по другой причине. Помощь твоя требуется. Мне командующий рассказал, чем ты занимаешься. Вот нам сейчас и нужны твои собаки. Необходимо срочно обследовать пожарище на предмет углеводородов.
— Да, это мой профиль. — Николаев подумал несколько секунд и продолжил: — Вообще-то, я сейчас на работе. Если с начальством кто-то договорится, то я могу помочь и другой фирме. Кто это? Наши конкуренты?
— МВД и МЧС.
— Это не конкуренты, скорее даже союзники. Думаю, начальство согласится. Запоминай номера. Прикажут, поеду без уговоров. Да и собаки не откажутся. — Он продиктовал номера и имена-отчества людей, которым следовало звонить.
— Хорошо, Сергей Иванович, буду ждать. Если удастся договориться, то мы пришлем машину. — Я убрал смартфон и продиктовал все старшему лейтенанту.
— Что мне сказать? — спросил он. — Кто порекомендовал?
— Никто. Следует просто обратиться к ним с просьбой от лица службы.
— Понял.
Старший лейтенант вытащил телефон и набрал номер. Разговаривал он тягуче, зачем-то объяснял всю ситуацию. Мне такое не слишком нравилось. Сотрудник МЧС непростительно долго не мог развязать свой язык и сказать что-то внятное без характерного мычания. Но его собеседник, видимо, уважал структуру, которую он представлял, и согласился удовлетворить просьбу. Старлей записал адрес и пообещал скоро подъехать.
Мы с капитаном успели пообедать в управленческой столовой. Потом беседовали с двумя офицерами из девятого управления ФСБ, которые приехали за материалами на полковника Све-кольникова.
К моему удивлению, девятое управление не удовлетворилось пересылкой им материалов по электронной почте и даже пожелало изъять улики из базы данных УВД. Мы с капитаном и экспертом дружно воспротивились этому и сумели настоять на своем. Решающую роль тут сыграла моя угроза немедленно позвонить в генеральную прокуратуру.
Потом мы в молчании ждали дальнейшего развития событий. Каждый в строгом соответствии с уровнем своей фантазии. Моя потребовала от меня определенных действий.
Я попросил эксперта скопировать материалы мне на смартфон, после чего переслал их через программу-мессенджер полковнику Мочилову. Командующий должен сам решить, что с этими материалами делать.
Только тогда, когда я завершил все необходимые дела, носатый старший лейтенант МЧС сообразил, что помешать нам работать уже не сможет. Он позвонил капитану на стационарный телефон и сообщил, что находится на пожарище вместе с собаками и кинологом. Они уже приступили к работе.
Он даже не постеснялся позвать нас посмотреть на это, хотя поисковые действия собак, на мой взгляд, должны слегка отличаться от циркового номера. Мне довелось многократно наблюдать, как работают собаки-минеры, а тот поиск от этого, как я предвидел, отличаться должен был мало.
Тем не менее я пожелал поехать хотя бы для того, чтобы увидеться с Николаевым. Пусть мы и не были закадычными друзьями, но вместе находились там, где рядом с нами летали пули и насвистывали свои смертоносные песни. Это много значит.
Капитан хотел заказать машину, но я предложил свою, не рискуя оставлять ее под присмотром ментов.
На ней мы и направились на окраину Истры. Капитан полиции служил проводником, поскольку я этот городишко вообще никогда не посещал и не был уверен в том, что его хорошо знает навигатор.
Пожар случился в квартале, застроенном шикарными особняками-коттеджами, возведенными на любой извращенный вкус. Видимо, в них имелись все удобства, присущие городским домам, плюс относительно свежий воздух и приусадебный участок, где можно редиску на закуску вырастить.
Почти все дома были каменными, отличались стандартной, бездарной и безвкусной архитектурой, изобиловали бессмысленными башенками. Деревянные строения здесь являлись редкостью, но все же имелись. Их ставили, видимо, любители всего натурального.
Я себя отношу к таким же людям. Мне дерево намного милее камня и пластика, которыми отделывают дома. Среди дерева мне, по крайней мере, дышится легче, чем среди камня. Это при том, что я умею адаптироваться к любой обстановке, в какой случается оказаться.
Мы неторопливо продвигались по поселку. На столбах перед некоторыми домами я заметил видеокамеры. Причем беспроводные, дорогие, что говорило о достатке хозяев.
— Записи с ближайших камер изъяли?
— Конечно, — сообщил мне капитан. — В первую очередь. За весь период, начиная с наступления темноты.
— Камеры инфракрасные?
— Здесь живут люди состоятельные, — подтвердил капитан мое мнение. — Они могут себе позволить такие камеры. При них стоят даже датчики движения. Пустую улицу камеры не снимают, срабатывают лишь тогда, когда там что-то или кто-то перемещается.
— «Порше», интересующий меня, там не мелькает?
— Не я смотрел. Мои опера. Я узнаю. Но сам сгоревший дом с тех камер не видно. Они не везде стоят. Если только машина мимо проехала, это будет зафиксировано. Опер, который с записями работал, сейчас, кажется, находится на пожарище. Если так, то я спрошу у него.
Мы подъехали к забору из профилированного стального листа, покореженному огнем, но все же не сгоревшему полностью. Дворовые ворота были напрочь выломаны. Скорее всего, их высадили пожарные, чтобы подъехать ближе к дому.
Особняк, от которого не осталось ничего, кроме высокого фундамента и нулевого цикла из кирпичной кладки, располагался в глубине двора. Сразу за воротами стояли два длинных сарая, делающих невозможным въезд во двор. Угол одного из них был снесен. Тоже, видимо, постарались пожарные. Они всегда беззастенчиво сносят то, что им мешает работать.
Тем не менее пожарная машина, видимо, проехать к самому пожару так и не смогла. Иначе она снесла бы весь сарай. Водитель попробовал, своротил угол и остановился. Пришлось пожарные рукава тянуть.
Я даже на маленьком «Сузуки Джимни» не рискнул заехать в этот двор. «Порше» здесь тем более было бы тесно.
Это обстоятельство дало новый ход моим мыслям.
Я высадил капитана районного уголовного розыска и позвонил рыжему участковому в деревню.
— Как дела, Василий?
— Сорок минут назад на вертолете прибыли сотрудники девятого управления и забрали с собой полковника.
— Документы все взяли?
— Да.
— Свекольников приезжал на «Порше»?
— На нем самом. Только за рулем солдат сидел.
— А документы на машину?..
— Были у полковника. Выписаны на Нифонтова Юрия Максимовича. Страховое свидетельство на предъявителя. Здесь никаких вопросов.
— Машина сейчас где?
— В райотдел перегнали. Из окна ее вижу. Солдата-водителя тоже в девятое управление увезли. Считают его свидетелем, хотя он вчера не ездил в деревню. В казарме спал.
— Ты в райотделе?
— Да. В своей службе.
— Снимок протектора сверили с колесом?
— Эксперт говорит — сто процентов сходства. Но на резине нет характерных порезов и повреждений, она новая. Значит, можно только гово-рить о ее марке, но не конкретизировать. Это не доказательство, потому что все такие «Порше» в одинаковую резину при продаже обуваются. Значит, такая улика отпадает. Суд ее даже рассматривать не будет.
— Что полковник говорит?.. Почему он пользуется чужой машиной?
— Мол, зятю приткнуть ее было негде. Полковник договорился с гаражом ФСБ. Оставить такую машину даже на платной стоянке рискованно. По закону выходит, что владельцы парковки за сохранность машины не отвечают. Зять позволил ему своей машиной пользоваться. Услуга за услугу. Сам он еще только-только права получил. Недели не прошло. А номера на тачку не успел оформить.
— Понятно. Я сейчас звоню как раз с того места, где дом Нифонтова стоял. Здесь и правда поставить машину было негде. Извини, Вася, меня зовут. Что-то там срочное. Руками машут.
Я не обманывал сельского участкового Василия. Капитан уголовного розыска, обменявшись несколькими словами с носатым старшим лейтенантом, замахал мне рукой.
Николаев стоял неподалеку от них и тоже поднял руку. Рядом с Сергеем Ивановичем сидели четыре мелкие собаки. По породе — чистокровные дворяне.
Я подошел. Памятуя, что Николаев раньше работал с овчарками, которые не всегда и не всем позволяли к нему приблизиться, я проявил сдержанность и при дворняжках, только руку приветливо пожал, но обниматься не полез.
Мы сделали несколько шагов в сторону капитана со старшим лейтенантом, между которыми на мокрой земле был развернут лист водонепроницаемой бумаги-кальки. На нем лежало нечто обгорелое и бесформенное, перемешанное с сырыми углями и грязью.
— Что-то нашлось? — задал я общий вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь.
Николаев хотел что-то ответить, но старший лейтенант МЧС так завертел носом, что кинолог прикусил язык, позволяя пожарному эксперту высказаться.
— Нашлось!.. — Тот показал на обгоревшие предметы и присел перед ними на корточки. — Оплавленная пластмасса. Похоже, что это раньше было канистрой. Еще синтетический коврик, какие обычно рядом с кроватью стелют. Он не горит. Только в углеводородах, да и то поверхностно. Спальня была на втором этаже. Перекрытие провалилось. Все это нашлось как раз под спальней. В канистре что-то осталось, не все прогорело. Похоже, как я и рассказывал, туда праздничные ракеты воткнули. Китайские, из магазина фейерверков. Мне кажется, я иероглифы различил. Огонь, видимо, шел через фитиль. Еще есть правый мужской сапог. Он лежал в куче обгорелой обуви там, где была прихожая. Это, вообще-то, не резина. Какая-то синтетика. Тоже не горючая. Второй сапог оплавился полностью. А этот явно горел. Думаю, преступник наливал бензин в канистру и немного плеснул на сапог. Тот и загорелся. Собаки его выделили. Любопытно, что теперь экспертиза скажет. Сейчас отправим.
— Лучше к нашим экспертам, — предложил Николаев. — Мы по договору работаем с лабораторией НИИ молекулярной химии. Они умеют из гари выделять остатки углеводородов в частицы древесного угля, потом из него извлекают и говорят, что использовалось. Вопрос только в том, что вашей системе придется услуги НИИ оплатить. По нашему договору это не пройдет. Мое начальство воспротивится. У нас и так финансовые показатели падают.
— А наши эксперты что, не справятся? — спросил капитан, разговаривающий с каким-то человеком, но слушающий и нашу беседу.
— Не думаю, что справятся, — в раздумье качая головой, ответил Николаев. — Мы несколько раз пытались работать через судебно-медицинскую экспертизу, потом вообще от этого отказались. Они мало что могут. Может, и умеют, но у них всегда чего-то нет — то оборудования, то сопутствующих материалов. Через НИИ результат и скорость работы гарантированы. К тому же ученые имеют чуть более скромные аппетиты в финансовом плане. Для них это хоть какая-то возможность работать над своими вопросами. От правительства наука денег ждет годами.
— Пусть так, — согласился пожарный эксперт. — Поддержим науку. Я в своих тоже не уверен. Вы меня в НИИ отвезете? Покажете? Только я сначала со своим командованием свяжусь. Мне согласие на оплату необходимо. Я сам эти вопросы решать не уполномочен. — Он вытащил телефон и отошел в сторону, чтобы переговорить с начальством.
— Тогда до вечера, Тим Сергеич, да? — Николаев повернулся ко мне. — Приедешь?
— Если обстоятельства позволят. Я постараюсь. Это твои новые собаки?
— Да. Сменил контингент.
— Разве у овчарки нюх хуже?
— Дворняжки куда более сообразительны, приучены природой отыскивать нюхом пищу. Они на протяжении многих поколений тренируют свое обоняние и по следу лучше ходят. Только при задержании их использовать сложно. Характера не хватает, сильный инстинкт самосохранения перебарывает все, даже привычку повиноваться команде.
— А собаки-саперы? Почему в армии овчарки?
— Кого разводят в армейских питомниках, тех и используют. Там дворняжек не держат. Если помнишь, я получал оттуда щенков, сам в свою службу ни одного не принес.
Микроавтобус со старшим лейтенантом и Сергеем Ивановичем уехал.
Я посмотрел на капитана уголовного розыска и осведомился:
— Не забыл про видеокамеры?
— Спросил. Наш опер — заядлый автомобилист. Машины знает хорошо. «Порше» на записи мелькал дважды. Сначала проехал к дому Нифонтова, потом обратно. Уже поздно, в темноте. Водителя видно не было. Но, судя по всему, Юрий Максимович в это время находился дома. Значит, уехал полковник Свекольников.
— В деревню.
— Вероятно. Нужно проверить журнал регистрации прихода и убытия транспорта в гараже ФСБ, хотя я уверен, что там этот «Порше» вообще не фиксируется. Насколько мне известно, это общая практика. Сотрудники ставят во дворе гаража свои машины. Документально это никак не оформляется. Все на уровне устной договоренности, магазина или расчета наличными с завгаром. Так, по крайней мере, в нашем гараже дела обстоят. Я сам так ставлю машину. За литр в месяц.
— Понятно. Чем займемся, пока данных экспертизы нет?
— У нас есть уверенность в том, какими они будут. Поэтому мы имеем возможность прийти к Нифонтову и предъявить ему обвинение. — Капитан уголовного розыска был настроен весьма решительно.
Я не слишком хорошо ориентировался в местной обстановке, поэтому доверился его мнению и сказал:
— Согласен. Поехали в больницу.
Капитан опять показывал мне дорогу. Доехали мы достаточно быстро. Капитана в больнице хорошо знали, что немудрено для такого небольшого городка. Нас беспрепятственно пропустили к заведующему отделением респираторной медицины. Капитан уже встречался сегодня с ним, и поэтому разговор был недолгим.
— Как он там?
— Из туалета не вылезает. Со своим гостем вместе туда бегают. Курит сигарету за сигаретой. Оттого, я думаю, и кашель. Такое впечатление, что дымит специально ради этого.
— А не может этот кашель быть последствием дымового отравления? — спросил я.
— Тогда он был бы постоянным. Без кашля пациент жил бы только под действием аппарата вентиляции легких. У кашля курильщика есть одна характерная особенность. Он начинается, когда человек меняет позу. Например, ложится, с бока на бок переворачивается, наклоняется, приседает, новую сигарету закуривает. Все это присуще кашлю Нифонтова. Кроме того, если бы присутствовало сильное отравление дымом, обязательно были бы заметны ожоги на лице и на руках, и его положили бы в соответствующее отделение.
Я лично не встречался со случаями отравления на пожаре без ожогов, хотя теоретически это возможно. Все зависит от того, при каких условиях получено отравление. У Нифонтова же только несколько незначительных ожогов на пальцах, и все. Рентген показывает достаточно чистые легкие. Не розовые, как у младенца, все-таки прокуренные, но более-менее нормальные.
— У нас есть данные, что Нифонтов совершил поджог своего дома, — сказал капитан довольно категорично, хотя доказательств этого факта мы еще не имели.
— Страховка?.. — задал врач встречный вопрос.
— Нет. Мотивы нам еще предстоит выяснить. Страховки не было. Тогда только один мотив остается. Он что-то хотел скрыть. Сгорела жена. Так преступники иногда пытаются спрятать убийство. Тело на экспертизе. Она покажет. Но результаты у нас будут лишь завтра к обеду. Пока известно только, что у нее в одном месте пробита голова, но это могла сделать и потолочная балка, которая проходила как раз над кроватью. Мы можем прямо сейчас задержать вашего больного? Это официальный вопрос. Медицина по своим показателям не возражает?
Врач был чрезвычайно доволен тем обстоятельством, что решение оставили за ним, уважили его профессиональную власть.
— У меня нет причин для возражений. Могу дать расписку в том, что состояние больного позволяет содержать его в тюрьме.
— В камере следственного изолятора, — поправил его капитан. — Напишите для порядка. Вдруг адвокат придерется? Думаю, ему быстро защитника назначат. Как только мы запросим суд об оформлении ареста.
— У него свой адвокат. С обеда с ним сидит. Они что-то обсуждают, время от времени выгоняют соседа по палате, чтобы не мешал. Даже курить в туалет, как я сказал, вместе выходят.
— Алексей Юрьевич Поросюк, — показал я знание ситуации.
Капитан уголовного розыска коротко, без особого удивления глянул на меня.
— Пишите, — сказал он доктору.
Врач сел за стол, вытащил из ящика чистый лист бумаги с ручкой и написал, что по существующим медицинским показателям не возражает против задержания полицией Нифонтова Юрия Максимовича, находящегося в отделении респираторной медицины, для помещения его в камеру следственного изолятора. Он поставил подпись и штамп отделения.
— Не знаю уж, как адвоката, но меня такой документ устроит, — сказал капитан, когда врач отдал ему документ. — Разрешите пройти к нему в палату?
— Конечно.
Мы пошли. Врач двинулся за нами.
Еще перед дверью все услышали настолько надсадный кашель больного, что в наши головы невольно закралась мысль об отчаянном старании Нифонтова захворать всерьез. Так, чтобы все вокруг прыгали, охали и ахали, жалели его и не думали ни о каком возбуждении уголовного дела.
— Как дела, погорелец? — вместо приветствия сказал капитан, едва переступив порог палаты.
Я же с детства привык уважительно общаться со всеми людьми, независимо от того, что они собой представляют, и поздоровался с Нифонтовым и с адвокатом, который сидел на табуретке рядом с кроватью больного.
В палате, рассчитанной на четверых, лежал только еще один пожилой мужчина с изъеденным морщинами лицом. Впалые щеки и общая худоба откровенно говорили о слабости его легких. Повинуясь жесту врача, старик сразу встал и вышел, прямо как дисциплинированный солдат.
— Адвокат?.. — спросил капитан, невежливо показывая пальцем на Алексея Юрьевича.
— Адвокат, — ответил тот твердо, даже упрямо.
— Попрошу документы. Как собственные, так и от адвокатской конторы, удостоверяющие ваше право на ведение данного дела.
Поросюк протянул какое-то удостоверение и сказал:
— Документы от адвокатской конторы будут готовы только завтра.
— Тогда завтра и приходите. А сейчас попрошу посторонних покинуть помещение.
— Это мой постоянный клиент. Я обслуживаю его фирму, — возразил Поросюк.
— Тогда хотя бы этот документ предъявите, — заявил капитан. — Насколько я понимаю, должен быть договор на юридическое обслуживание. Покажите его.
— Вы же понимаете, что я не могу возить с собой сейф с документами. — Адвокат попытался сохранить лицо.
— Нет, значит, документа.
— С собой нет.
— Тогда будьте добры покинуть помещение, или я помогу вам это сделать.
У меня зазвонил телефон. Я посмотрел на определитель. Николаев.
— Да, Сергей Иванович, слушаю.
— Тим Сергеевич, есть результат. Однозначно — бензин АИ-98. Тот самый, которым «Порше» заправляется. Сейчас умные люди разбираются с тем, что в пластмассу вплавилось. Ракеты или фейерверки. Но корпус у них сохранился — законсервировался. Разберутся.
— Можешь повторить все это капитану полиции? Я передам ему телефон.
— Давай.
Мент слышал мои слова и протянул руку, в которую я и вложил аппарат. Повторение много времени не заняло. Капитан сказал «спасибо» и вернул мне смартфон.
Адвокат тем временем медленно, лениво встал, посмотрел сначала на своего лежачего клиента, потом на капитана уголовного розыска и под конец на меня.
— А вы-то как в эту компанию попали? — спросил он, но дожидаться моего ответа не стал, вышел и аккуратно, без стука, прикрыл за собой дверь.
— Не нравится адвокату наша компания. И Юрию Максимовичу тоже, видимо, она не по вкусу, — заявил сотрудник районного уголовного розыска.
Юрий Максимович на это ничего сказать не смог, поскольку сильно и надолго закашлялся.
Врач не стал ему помогать. Он стоял рядом и смотрел на своего больного с таким же, наверное, видом, с каким тетя господина Нифонтова в пору своей работы в школе поглядывала на тупых учеников.
— Характерный кашель злостного курильщика. Не легочный. Он просто пытается себе бронхи порвать частым курением. Это все, что я могу сказать. Моя задача теперь какая? — осведомился доктор.
— Обеспечить господину Нифонтову выписку из больницы. Документально это все оформить вы сможете позже. Пока попросите принести его вещи, чтобы он переоделся в свое.
— Зачем? — не понял Юрий Максимович.
— Чтобы отправиться в СИЗО, — невозмутимо и чуть-чуть устало сообщил ему капитан уголовного розыска.
Врач вышел. Дверь он тоже прикрыл без стука и весьма плотно.
Но через десять секунд она резко открылась позади меня. Я это ощутил и обернулся.
В дверной проем мимо меня на своего клиента смотрел адвокат Алексей Юрьевич Поросюк.
— Полковнику позвони, — дал он совет, тут же исчез и закрыл за собой дверь так, словно его кто-то попытался вытолкнуть легким ударом каблука в лоб.
«Следующий раз влезет, попытаюсь», — решил я.
Только разбивать себе кулак я не намеревался, хорошо знал, что лобовая кость — самая крепкая в человеческом скелете. На такой случай у меня припасена протезная коленная чашечка из высоколегированной нержавеющей стали. Вариант опробованный и безотказный. Есть люди, готовые это подтвердить. И нет тех, кто после получения удара коленом долго простоял на своих ногах. Найти место помягче и аккуратно опуститься на него никому не удавалось.
Нифонтов хмыкнул и вытащил телефон. Я подумал, что он сейчас попросит у капитана разрешение позвонить, как это обычно бывает. Юрий Максимович, видимо, к этому с детства не привык, но капитан уголовного розыска спокойно наблюдал за происходящим.
Юрий Максимович долго слушал гудки, потом растерянно сказал непонятно кому, скорее всего, самому себе:
— Не отвечает…
— Да, наверное, и не ответит. В камере СИЗО телефоны обычно забирает охрана. Иногда возвращает, в другой раз нет.
— Какая камера и охрана? Вы хоть знаете, кому я звоню?
— Полковнику Свекольникову, я полагаю. — Капитан полиции старательно зевнул.
— И что?
— Полковник Свекольников задержан, возможно, уже и арестован по подозрению в убийстве вашей тети Елены Анатольевны Нифонтовой. Когда присутствуют такие убедительные доказательства, суду не требуется много времени на то, чтобы оформить арест.
— Тетю Лену убили? — Юрий Максимович даже лицом не побледнел, а посветлел.
Он вдруг осознал, наверное, что является наследником большого состояния в виде квартиры, расположенной в самом центре Москвы. Но тут же вспомнил, что его тоже дожидается шконка в СИЗО, и потух глазами.
Открылась дверь. Врач с пожилой медсестрой принесли большой полиэтиленовый мешок с одеждой и обувью. На нем была приклеена бумажка с фамилией Юрия Максимовича. Медики оставили его на свободной кровати и вышли.
— Переодевайтесь, — не сказал, а сухо и жестко приказал капитан.
— Выйдите! — потребовал Нифонтов от нас.
— Забудьте это. Вы теперь постоянно будете находиться под приглядом охраны или сокамерников. При этом не будете знать, кто из них работает на администрацию. Есть и такие. Это я точно говорю, потому что знаю. Так что отбросьте стеснение и переодевайтесь. Надо когда-то к этому привыкать.
Нифонтов растерянно посмотрел по сторонам, снял с себя больничную пижаму, показав тощее, но жилистое тело, сплошь украшенное татуировками, отчего он сам походил на перезрелый баклажан, и стал одеваться.
— Значит, уснул на диване, а пришел в себя, когда начался пожар? — спросил я, памятуя информацию, полученную от капитана угрозыска.
— Да, — тихо сказал Юрий Максимович, продолжая одеваться.
— А уснул тоже в верхней одежде?
— Да. Я переодеться в домашнее не успел. Уставший был.
— И кроссовки снять забыл?
— Не помню даже, как они на ногах оказались. На диване-το я, наверное, без них лежал.
— У вас в доме было принято разуваться при входе? — спросил я.
— Нет, мы обычно проходили в дом в обуви.
Он лгал. В прихожей, вернее, там, где раньше была таковая, нашлась целая гора обгоревшей обуви. Если бы домочадцы не разувались, то ее там не было бы.
— А кроссовки вы надели тогда, когда сапоги сняли?
— Какие сапоги? — Нифонтов сделал вид, что не понял, о чем разговор.
— Те, в которых бензин в канистру наливали. Тот самый АН-98, которым вы свой «Порше» заправляли. Запамятовали? Один сапог вы умудрились бензином облить.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Экспертиза показала, что вы устроили в доме поджог, — объяснил капитан полиции. — У меня к вам есть деловое предложение. Оно в ваших же интересах, да и нам, признаюсь, жизнь облегчит и время сэкономит. У вас еще есть шанс устроить явку с повинной. Все рассказать про поджог. Суд это учтет при вынесении наказания. Если не пожелаете, приговор будет максимальным.
Нифонтов молчал, наверное, целую минуту, раздумывал, потом сказал, тем самым признавая, на мой взгляд, свою вину:
— Позовите моего адвоката. Мне нужно с ним посоветоваться.
— Явка с повинной должна касаться не только поджога, но и взрывов, которые вы устроили. Как я думаю, с помощью своих друзей, среди которых был и ваш адвокат, толкнувший вас на это. Как подозреваемый в совершении преступления, он не может выступать по вашему делу, способен только совет дать. Я не уверен, что дельный, — проговорил капитан.
— Позовите его. Это он меня уговорил.
Это уже было началом признания.
Я выглянул за дверь. Поросюк стоял в холле перед окном, обернулся на скрип.
Я жестом позвал, пропустил в палату и сказал:
— Вам, Алексей Юрьевич, точно так же, как и господину Нифонтову, предлагается оформить явку с повинной. Это в какой-то мере облегчит вашу участь.
