Книга: Путь в Версаль
Назад: Глава 25
Дальше: Глава 27

Глава 26

Как и при первой их встрече, Анжелика нашла Клода ле Пти в шаланде на берегу Сены. Он, как всегда, спал в сене, которое находилось в одной из шаланд, только что прибывших с юга Франции.
Анжелика разбудила Клода и рассказала про кровавую оргию в таверне. Опять, как и несколько лет назад, разодетые в кружева убийцы из высшего света вторглись в ее жизнь.
— Отомсти за меня, Клод, — попросила Анжелика. — Только ты можешь сделать это. Знаю, что ты ненавидишь их так же, как и я. Так говорил Дегре, это он навел меня на мысль.
Поэт сладко зевнул, потянулся и спросил шутливым тоном:
— Зачем тебе такой шарлатан, как я? — Он протянул руки и хотел приблизить к себе Анжелику, но она резко вырвалась из его объятий.
— Послушай, что я тебе скажу…
Но Клод прервал ее тем же шутливым тоном:
— Да-да, я забыл. Слушаюсь, мадам. Я сделаю все, что ты хочешь. С кого же нам начать? С господина Бриена, пожалуй. Я знаю, что он одно время крутил с Лавальер.
Ну что ж, я сделаю ему весело. С некоторых пор король его терпеть не может. Мы дадим господина Бриена его величеству на закуску.
Клод ле Пти повернул свое бледное лицо к востоку, где в это время всходило розовое солнце.
— А на обед, Анжелика, мы предоставим ему другую жертву.
Он сел на край лодки и тут же принялся писать памфлеты.
***
А что же происходило в это время в королевских апартаментах?
Этим утром Людовик, отслужив мессу, направился в свои покои. Здесь творилось что-то неладное, прислуга бегала взад и, вперед. Войдя в свой кабинет, он увидел, что один слуга шепчет что-то другому. Королю не понравилась эта таинственность.
— Что это значит? — воскликнул король, остановив маркиза де Креки, который читал какой-то белый листок с напечатанным текстом.
— Ничего, ваше величество, — ответил маркиз в крайнем замешательстве.
— Дайте мне это, — властно сказал король. — Я хочу знать, что происходит в моем королевстве.
Людовик взял листок, но так и не успел его прочесть.
В тот же день, за обедом, который состоял из множества блюд, таких, как жареные куропатки с виноградом, фаршированная форель, всякие соусы и приправы, король соизволил прочесть злополучный памфлет. По мере того как он читал, его крупное красивое лицо мрачнело, как небо перед грозой. Когда он закончил, все придворные, прислуживающие за столом, в страхе затихли.
Памфлет был написан едко, насмешливо, на парижском жаргоне, с непристойными выражениями, от него пахло фрондой и бунтом. В нем затрагивались имена людей, приближенных его величества, таких, как господин Бриен, дворян из придворных короля.
Судя по памфлету, этот господин ночью вспорол живот хозяину таверны «Красная маска», а его спутники изнасиловали служанку. В памфлете было также сказано, что в последующие дни будут выходить памфлеты на других участников оргии, а в последнем весь Париж узнает, кто же убил маленького продавца вафель, мальчика в расцвете лет.
Это было уже слишком, король позеленел от гнева.
— Святая дева! — воскликнул он. — Если это правда, Бриен заслуживает сурового наказания. Кто-нибудь слышал об этом, господа?
Придворные в страхе перед опалой опустили головы.
— А вы, сын мой? — обратился король к пажу, прислуживающему за столом.
Юноше было лет тринадцать, он не посмел солгать королю.
— Да, сир, — ответил он, запинаясь. — Все, что пишет поэт с Нового моста, чистая правда. Минувшей ночью я гулял с приятелями недалеко от Нового моста. Вдруг мы увидели пламя и побежали, чтобы лучше рассмотреть, как горела таверна «Красная маска», а человек 12 в масках отбивались от разъяренной толпы людей.
— Что вы еще знаете, сын мой? — впился король в лицо пажа.
Юноша, уже почти придворный, опустил глаза.
— Сир, я видел тело маленького продавца вафель, живот его был вспорот и кишки лежали на мостовой. Какая-то женщина вытащила его из огня и сжимала в объятиях. Я видел племянника хозяина таверны, он был ранен в голову.
— А что же с хозяином таверны? — спросил расстроенный король.
— Его не смогли вытащить из огня, он был погребен под завалившейся крышей таверны. Люди говорили, что это достойная смерть для кабатчика.
Лицо короля было холодным как лед.
— Немедленно найдите господина Бриена, а вы, маркиз, напишите следующий указ. — И он начал диктовать, нервно постукивая тростью:
«Я, Людовик XIV, приказываю заключить в Бастилию господина Бриена за совершенное минувшей ночью преступление, а всех, кто будет читать памфлеты, штрафовать и отправлять в Шатль».
— Отнесите этот приказ полиции. — Сказав это, его величество зло посмотрел на придворных и удалился.
Караульный офицер нашел господина Бриена в его апартаментах, окруженного слугами, голова его была перевязана, казалось, что он с большого похмелья.
— Дорогой друг, — сказал офицер, — по приказу его величества вы арестованы, — и поднес к его лицу памфлет.
— Я пропал! — воскликнул Бриен. — О святая Мария! Ничего нельзя утаить в этом королевстве. Я еще не успел прийти в себя от выпитого ночью вина в этой проклятой таверне, а мне уже приносят счет.
Когда его доставили во дворец, король был краток.
— Господин Бриен, — мрачно сказал Людовик XIV, — по многим причинам разговор с вами мне неприятен. Я хочу знать, правда ли то, что написано на этом листке? Да или нет?
— Сир, я был там, но я никого не убивал, клянусь вам честью дворянина! Даже памфлетист не говорит, что я убил юношу.
— Но он говорит, что вы убили хозяина, — возразил король. — А если не вы убили мальчика, тогда кто же? — И он понизил голос.
Бриен опустил голову.
— Так. Вы молчите, хорошо, вы будете отвечать за всех. Я хочу, чтобы парижане говорили сегодня на улицах, что господин Бриен, приближенный короля, в Бастилии и что он жестоко наказан. А что касается меня, то я очень доволен, что избавлю себя от возможности видеть ваше надоевшее лицо, и вы знаете, почему.
Осужденный вздрогнул всем телом. Это был конец. Он понял, что король припомнил ему Лавальер. Одновременно Бриен заплатил и за выпитое вино, и за украденные поцелуи.
По дороге в Бастилию его карета была остановлена толпой народа, который хотел сам расправиться с убийцей. И если бы не стража, Бриену свернули бы шею.
Итак, Париж получил первую жертву. Но что же это? На следующий день новая волна захлестнула и так накаленный город. Сам король нашел памфлет возле обеденного стола.
Вторым был господин де Олоне, первый ловчий королевства, тоже приближенный его величества. После очередной охоты его тоже отправили в Бастилию.
Парижские сорванцы распевали прямо у дворцовой решетки:
— Каждый день будет дано новое имя, а в последний день будет известно имя настоящего убийцы.
Париж гудел, как растревоженный улей. Это было похоже на бунт, на революцию.
Король был в бешенстве. Он был вынужден сажать в Бастилию своих лучших придворных, чтобы избежать народного гнева.
Затем настала очередь Пегилеиа де Лозена, он был из королевской свиты. Горожане с ненавистью выкрикивали его имя, когда карета подкатила к королевскому двору. Прочитав свое имя в памфлете, он развернулся и поехал прямо в Бастилию.
— Предоставьте мне камеру, — сказал он начальнику охраны.
— Но у меня нет распоряжений на ваш счет, — изумился старый вояка.
— Вот оно, — и с грустной улыбкой монсеньор протянул начальнику тюрьмы грязную бумажку с памфлетом, которую недавно купил за несколько сольди у одного сопливого мальчишки.
Следующей жертвой стал господин Фронтенак, который предпочел немедленно покинуть пределы Франции. Но его близкий друг де Вард уговаривал его остаться.
— Поймите, — говорил де Вард, — ваше бегство — это признание вины. Берите пример с меня — смеюсь, шучу, пью, и никто меня не заподозрит. Недавно даже сам король намекнул, как ему надоело это дело.
— Ваш смех превратится в слезы с появлением памфлета, где будет стоять ваше имя, — угрюмо заметил Фронтенак.
Взволнованный Париж не унимался.
— Кто же будет следующий? — пели на улицах мальчишки.
В Париже явно пахло бунтом.
Некоторые придворные были срочно отправлены королем в их имения, в различные части Франции. Каждый день ненасытный город съедал новую жертву. Но все с нетерпением ждали последнее имя — имя убийцы.
Через Дегре Анжелика узнала первую реакцию двора на ее месть. Дегре нашел ее в доме на улице Франк-Буржуа, где она укрылась на время. Она внимательно слушала, что рассказывал ей полицейский.
— Они думают, что мы в расчете, — зло бросила Анжелика. — Но это только начало. Я хочу, чтобы кровь Дино запятнала трон нашего владыки. Вчера мы похоронили Дино на кладбище «Святых мучеников». Дегре, видели бы вы, как плакал весь народ, пришедший проводить в последний путь это прекрасное существо. Бедный Дино! Они хотели идти громить Версаль. Эти проклятые убийцы в кружевах отобрали у Дино единственное, что у него было, — жизнь! — Она закрыла лицо руками и разразилась рыданиями.
— Честные торговки забросали тухлыми яйцами карету, везущую Бриена в Бастилию. Лучше бы они ее сожгли, а вместе с ней и королевский дворец. Пусть горит Версаль, Сен-Жермен, логово этих трусливых развратников из высшего света.
Дегре улыбнулся:
— А где же вы будете танцевать, мадам, когда станете знатной дамой?
Анжелика пристально посмотрела на него, потом опустила голову.
— Никогда, никогда я не стану знатной дамой. Кстати, вы принесли имена всех тех, кто был в таверне в тот злополучный вечер?
— Да, мадам. Вот они, а вот и протокол расследования, порученного мне его величеством. Если хотите, я вам его зачитаю. Итак, слушайте.
«Вечером 1664 года в таверну „Красная маска“ вошли несколько неизвестных. Они были в масках.
Посидев немного, они учинили пьяный дебош. Вот их имена: господин Бриен, маркиз дю Плесси де Бельер, де Лувиш, де Сан-Тирли, де Фронтенак, де Гиш, де Лавальер и так далее».
— Де Лавальер? Брат фаворитки, любовницы короля?
— Он самый, мадам.
Заметив злое выражение лица Анжелики, Дегре шутливо заметил:
— Вам очень идет, когда вы сердитесь, мадам. При нашей первой встрече вы были именно такой.
— А когда я вас увидела впервые, вы были более справедливы, — отпарировала Анжелика. — Сейчас я вас ненавижу.
Анжелика поднялась, дернув плечами, подошла к камину, взяв несколько поленьев, и подбросила их в огонь. Это несколько отвлекло ее от мрачных мыслей.
Дегре, глядя на нее, продолжал беседу своим рассудительным голосом:
— Да, мадам, вы сейчас боитесь за памфлетиста, но на этот раз он не уйдет от нас и будет повешен.
Но Анжелика не слушала его.
— Вы говорили, что там был маркиз дю Плесси де Бельер?
Как же, Анжелика отлично помнила его, этого красавца с голубыми глазами и торсом Аполлона, который несколько лет назад пренебрежительно назвал ее «Баронессой Унылого Платья».
Анжелика прошептала:
— Филипп дю Плесси де Бельер. Это мой кузен. Вы знаете, господин полицейский, их владения расположены недалеко от Монтелу. Дегре, вы меня не предадите?
— Я — нет, мадам. Но памфлетист будет повешен, увы, этого хочет король. До свидания, мадам, — с этими словами полицейский, поклонившись, удалился, звеня шпорами.
Как только он ушел, Анжелика немного успокоилась. Острый, холодный ветер разгуливал по крышам домов и по безлюдным улицам. Сердце Анжелики готово было разорваться от боли. Никогда ей не было так грустно. Страх, боль, тоска, все эти чувства были знакомы ей, но сегодня ее сердце сжималось в комок. Предчувствие чего-то непоправимого давило и угнетало душу.
Вечером пришел Одиже и попытался хоть как-то утешить Анжелику, но она зло оттолкнула его.
— Это катастрофа! Это катастрофа! — повторяла она как завороженная. — Я потеряла все, что имела. Где я возьму денег? А скоро зима. Неужели опять нищета, голод? Моих средств, которые я скопила, хватит только на месяц. А дальше? Я разорена, погибла!
— Не бойтесь, любовь моя. — Одиже наклонился и положил ей руку на плечо.
— Пока я жив, вам ничего не грозит. Правда, я не очень богат, но у меня достаточно средств, чтобы содержать вас с детьми.
— Нет, я не хочу этого. — Анжелика отошла в сторону, резко сбросив с плеча руку Одиже. На глазах у нее навернулись слезы. — Я не хочу быть у вас в качестве служанки!
— Вы говорите о равноправии женщины и мужчины? Это еретические мысли, моя дорогая.
— Уходите! Я ненавижу вас. Я не хочу вас видеть.
— Анжелика!
— Уходите!
Молодой человек встал на колени.
— Я вас умоляю…
— Встаньте.
Одиже встал и, покачиваясь, вышел из комнаты, забыв свою шляпу.
Анжелику раздражало все: вой ветра, мяуканье кошки. Она была крайне утомлена, после всего происшедшего ей не хотелось жить.
***
Поняв, что пришла его очередь, маркиз де Лавальер бросился к ногам сестры, чтобы та, в свою очередь, просила короля о милости.
— Я не буду вас строго наказывать, — сказал Людовик XIV, — так как слезы вашей сестры мне дороги. Покиньте на время Францию и поезжайте в свой полк, а когда скандал утихнет, возвращайтесь. Прощайте.
Однако скандал не утихал, несмотря на то, что многих, кто читал памфлеты, арестовывали и штрафовали. Во дворце усилили охрану, множество продавцов белых листков было брошено в Шатль. Но проклятые листки находили даже в будуаре королевы. Все входы и выходы из Лувра тщательно охранялись, возле окон стояли часовые. Казалось, что цитадель абсолютизма приготовилась к осаде. Невозможно было прошмыгнуть или пронести во дворец что-нибудь незаметно.
Для обычного человека, но не для карлика.
«Нет, — думал Дегре, подозревая любимца королевы, карлика Баркароля, в том, что он сотрудничает с Анжеликой. — Вот это женщина! Она подняла на ноги всю чернь!»
Даже Великий Керз помогал Анжелике. В Париже солдаты патрулировали все улицы, но полицейские не могли поспеть везде.
«Ну что это за женщина?!» — думал Дегре. Его прозорливый ум работал, как машина. Кто-кто, а он знал, что победа будет на стороне короля.
Однажды утром Париж узнал новую сенсацию. Вместо того чтобы защитить маленького Дино, убитого в таверне, маркиз де Тирли якобы сказал своим собутыльникам:
— До свиданья, господа, я лучше пойду крутить любовь с маркизой Ракио.
Маркиз Ракио вызвал обидчика на дуэль, и де Тирли был убит. Париж ликовал.
— Только четверо, только четверо осталось, только четверо!!! — пели вокруг, сочиняя песни.
Охрана плетьми разгоняла толпу, а «бунтовщики» забрасывали их камнями, гнилыми помидорами, вовсю распевая проклятые памфлеты.
Прячась ночью и днем от охранников, Клод ле Пти — поэт с Нового моста — тайком пробрался к Анжелике. Его искали везде, лучшие силы были брошены на поиски проклятого памфлетиста, мутившего народ. Казалось, мышеловка должна была захлопнуться.
Запыхавшись, Клод вбежал в комнату, захлопнув за собой дверь.
— Да, дорогая Анжелика, на этот раз Я попался, с меня снимут шкуру.
— Не говори так, Клод.
У него был испуганный вид.
— Ты же сам говорил, что тебя никогда не повесят, что ты — ум народа.
— Это я шутил, дорогая Анжелика. Куда мне справиться с королем. Проклятые ищейки идут по моим следам. Полчаса назад меня чуть не схватили в одной маленькой таверне. Я был на краю гибели.
Дрожа всем телом, он прилег на кровать Анжелики.
— Это ты виновата. Ты заставила меня писать эти памфлеты. Мне не надо было любить тебя! С того момента, как я стал называть тебя на «ты», я стал твоим рабом.
Расстроенная Анжелика села у изголовья и нежно обняла его, но Клод, отмахнувшись, закрыл глаза, он был очень испуган. В глубине души Анжелика понимала, что поэту грозит неминуемая гибель. Но она быстро отогнала от себя эти страшные мысли.
Поэт открыл глаза.
— Возле тебя так хорошо и тепло, но стоит выйти на улицу, как тебя подстерегает смерть.
— Ты говоришь, как Каламбреден. — Она поцеловала его в губы.
— Ты его погубила, — тихо пробормотал Клод. — Ты и меня погубишь.
— Не говори так, он любил меня.
— Ты как призрачное видение, как ночная бабочка, как фея, — он задохнулся. — Всем мужчинам, которые были с тобой и любили тебя, эта любовь принесла смерть или душевные страдания.
Анжелика молчала. Да, как это ни было страшно, но он был прав. Перед ее глазами пронеслось лицо Жоффрея. Это была судьба.
— Ты можешь покинуть Париж, Клод.
Анжелика продолжала ласкать его похудевшее за время гонений лицо.
— Куда я пойду? У меня никого нет, кроме тебя. Да и Париж — это моя жизнь!
— Ты говорил, что где-то в горах Жюра у тебя есть кормилица. Скоро зима, дороги занесет, никто не найдет тебя там. Слушай меня внимательно. Этой ночью ты должен быть около ворот Монмартра. Они плохо охраняются, я уже все разведала. Там ты найдешь лошадь, немного денег и пистолет.
— Ладно, Анжелика, — сказал он и сладко потянулся. — Я пойду, но если меня повесят, вспоминай хоть иногда Клода ле Пти.
Перед тем как покинуть дом, он несколько минут смотрел в ее прекрасные зеленые глаза, потом, резко хлопнув дверью, вышел. Анжелика поняла, что в последний раз видела этого худого человека с веселым красивым лицом.
Как и было договорено, в полночь Красавчик и несколько других людей из банды Каламбредена должны были переправить Клода ле Пти в деревню. Пока все шло по плану, и Анжелика немного успокоилась.
Поздно вечером, сидя у камина, она считала часы. Дети и прислуга спали, а она тихо разговаривала с обезьянкой Пикколло, как вдруг стук в дверь прервал Анжелику.
«Кто бы это мог быть?» — подумала встревоженная Анжелика. Ее сердце забилось в предчувствии несчастья.
— Кто там? — спросила она, подойдя к двери.
— Откройте и узнаете, — ответил голос за дверью.
Дрожащими от волнения руками Анжелика отодвинула задвижку. Вошел Дегре, стряхивая капли дождя со своей широкополой шляпы. В душе Анжелика была рада видеть полицейского, так как ей было страшно оставаться одной.
— А где же ваша Сорбонна, господин полицейский? — спросила она.
— Она осталась дома, мне жаль ее брать с собой в такую погоду.
Анжелика заметила, что Дегре был одет в красивый кафтан, виднеющийся через расстегнутый плащ, белый кружевной воротник окружал его крепкую шею. У полицейского был вид провинциального буржуа, приехавшего первый раз в Париж, а шпага и шпоры придавали ему живописный и задорный вид.
— Я пришел к вам из театра, мадам, — весело сказал он.
— Как, вы больше не преследуете памфлетиста? Вы отказались от этого дела?
— Нет, король разрешил мне действовать на свое усмотрение. Он знает, что у меня свои методы.
— Подождите, господин следователь, я сейчас принесу графин и два стакана.
— Нет, мадам, прежде чем мы с вами выпьем вина, я должен сделать обход и проверить посты у ворот Монмартра.
Сердце у Анжелики похолодело. Она бросила взгляд на часы: было половина одиннадцатого ночи. «Если Дегре направится сейчас проверять посты, все пропало. Как он мог пронюхать про побег Клода?» Мозг Анжелики лихорадочно работал.
Дегре подошел к двери.
— Как же так, господин полицейский? Вы вытащили меня из кровати в такой час, а теперь так быстро уходите.
— Не правда, мадам, вы не были раздеты, когда я вошел, а сидели около камина. До свиданья, мадам, я пошел.
— Ох уж эти мужчины! — всплеснула руками Анжелика. Она боялась, как за Дегре, так и за Клода, так как в перестрелке могли убить и того и другого. У Дегре была шпага и пистолет, но и заговорщики были тоже вооружены до зубов.
Полицейский направился к двери. «Как глупо, — подумала Анжелика. — Если я не могу задержать мужчину, зачем бог сотворил меня женщиной?» Она подошла к полицейскому и положила руку ему на плечо.
— Спокойной ночи, мадам, — улыбнулся он.
— Ночь не будет для меня спокойной, если вы уйдете, — игриво заметила Анжелика. — Мы так давно знаем друг друга.
— По-моему, не в вашей привычке бросаться на шею мужчине, — пробормотал Дегре.
— Ночи сейчас такие длинные, когда ты один в холодной постели…
— Что с вами, дорогая моя? — Рука Дегре бросила ручку двери и нежно обхватила Анжелику за тонкую талию. Он слегка придерживал ее, как хрупкий предмет, не зная, то ли уйти, то ли остаться.
— Я не знала, что полицейские могут быть так нежны. И уж никак я не думала, что мы можем стать любовниками, Дегре.
Он улыбнулся.
— Я привык к притонам и борделям, мадам. Да и, по правде говоря, вы не в моем вкусе.
Анжелика опустила голову на его плечо.
— Нас много связывает, господин полицейский. Сколько мы с вами прожили вместе?
— А где ваш друг, Клод, этот писака? — в упор спросил Дегре. — Разве этой ночью он не придет?
— Нет, — в тон ему ответила Анжелика, подумав про себя: «В 12 часов Клод будет уже далеко от Парижа и ему не будет угрожать опасность».
Где-то вдали часы пробили полночь.
— Ну, поцелуй же меня на прощанье, господин сыщик.
Дегре, поймав ее губы, жадно прильнул к ним. Потом. отстранив Анжелику, вышел на улицу.
***
…Рано утром Флико, как всегда, отправился за молоком для Кантора и Флоримона, а Анжелика забылась мимолетным сном.
Вдруг Флико вбежал в дом с расширенными от возбуждения глазами.
— Анжелика! Кого я видел на Гревской площади! Я видел… я видел Клода!
— Он с ума сошел, его же схватят!
— Нет, не схватят, он висит повешенный, с высунутым языком!
Назад: Глава 25
Дальше: Глава 27