Глава пятая

Проводив брата, Владимир Алексеевич снова разогрел чайник, потому что не любил остывший чай, и долго сидел на кухне, раздумывая над ситуацией, которая могла бы возникнуть после опубликования тех самых документов, которые ищет следователь ФСБ. Сам Владимир Алексеевич пошел бы с другого конца: стал бы искать пропавшие из канцелярии Священного Синода копии документов. Вполне вероятно, что именно они и стали поводом для убийства. В самом деле, ведь не ектенья же толкнула убийц на такие кардинальные меры.

Аналогичные проступки честных священников у всех на слуху, и стали в последнее время достоянием гласности. Свежи в памяти склоки вокруг детского приюта при Боголюбском монастыре во Владимирской области. Пресса и телевидение по чьей-то указке сверху раздули грандиозный скандал, а затеял его благочинный Суздальского района. Про него самого, поклонника рок-музыки и приверженца татуировок, мало кто говорил что-нибудь хорошее. Одно время даже в педофилии обвиняли, но дело то ли не доказали, то ли успешно замяли. Наверное, для такого случая и замяли, чтобы в свое время использовать. И использовали. Благочинный поднял скандал об издевательствах в монастыре над детьми из приюта. Было следствие. Никакого криминала не нашли, возбужденное уголовное дело закрыли. И люди недоумевали, зачем все это было затеяно. И только позже стала понятна истинная подоплека. Духовник Боголюбского монастыря священник Петр Кучер, оказывается, пел ектеньи точно так же, как делал это убиенный отец Викентий. Это оскорбляло высшие духовные чины. Был устроен скандал, в результате которого отца Петра Кучера вывели за штат, хотя и оставили за ним право проживания при монастыре. Уволили и настоятельницу. Сам виновник скандала был лишен должности благочинного, но, как поговаривали, вовсе не за этот скандал, а за прежние грешки, но при этом остался настоятелем церкви, в которой служил и раньше. Такие люди, ничем не гнушающиеся, берущие на себя грех клеветы и подлога, могут еще сгодиться церковной власти.

Если бы дело было только в правильности пения ектеньи, отца Викентия тоже, скорее всего, вывели бы за штат. Но он был еще и обладателем ценных, взрывоопасных для политической ситуации в стране документов, что, скорее всего, послужило причиной его гибели. Следователи ФСБ не понимать этого не могут. Но они, похоже, ставят задачу не преступника найти, а только документы. Следователи межрайонного следственного комитета, вполне вероятно, вообще не разрабатывают версию убийства из-за документов. И тому, возможно, есть свои причины.

Стал бы преступник убивать батюшку Викентия, не зная, где хранятся документы? Нет! Ему, по большому счету, тоже нужны были именно бумаги. Значит, он знал, где они хранятся. Иначе сначала попытался бы выведать, куда священник их запрятал. Способов добыть необходимые сведения множество – соответствующие психотропные препараты, например. Противостоять им могут единицы, но священников этому наверняка не учат. Получается, что преступник пошел на убийство после того, как завладел документами. Из этого можно было сделать вывод, что отец Викентий прятал их где-то рядом с церковью, в церковном дворе или же в самой церкви. Впрочем, последняя, кажется, не была еще открыта, и убийство произошло на церковном дворе.

Это была только первая версия, пришедшая на ум подполковнику Кирпичникову. В действительности все могло быть иначе. Но, чтобы строить другие версии, нужна была информаия. А следов не осталось. Значит, работал профессионал. Но сомнения в профессионализме убийцы вызывал тот факт, что выстрел был произведен из пистолета Макарова. ПМ – вовсе не то оружие, с которым предпочитают работать киллеры. Слишком ненадежен, из него плохо целиться… По крайней мере, сам Кирпичников предпочел бы другой пистолет. Любой профессионал выбрал бы что-нибудь типа АПС, «Беретты-92», современного российского пистолета «Грач» или, на худой конец, какой-нибудь «Глок». Хотя настоящие спецы с «Глоком» связываться не будут, потому что это не боевой, а полицейский пистолет, и предназначен он в большей степени для устрашения, чем для боя, в котором его облегченный пластмассовый корпус, особенно при автоматическом режиме стрельбы, болтается как бамбуковая удочка, тонким концом которой пытаются удержать на весу гирю. Но для одного-единственного выстрела хватило бы и модного «Глока». Хотя киллер не мог предположить заранее, что ему потребуется только один выстрел. Даже если он стрелок опытный и уверен в себе, он обязан был предвидеть другие варианты. Допустим, придется уходить от преследования и отстреливаться. Здесь «Глок» значительно уступает серьезным пистолетам.

Если брать за основу версию, которая пришла в голову Владимиру Алексеевичу, найти киллера возможно только выйдя на заинтересованных в документах лиц. А это уже прямое дело следственного управления ФСБ, поскольку и милиция, и прокуратура старались не забираться в дебри внутриконфессиональных отношений. И по причине своей природной осторожности, и по причине некомпетентности. А следственное управление ФСБ, похоже, не собирается вникать во внутрицерковные разборки именно благодаря своей компетенции, предпочитая позицию страуса, засунувшего голову в песок. Значит, надежды на то, что следствие даст результаты, нет никакой.

Это, конечно, возмущало, но Владимир Алексеевич не видел необходимости вести частное следствие. Его никто об этом не просил и никто не делегировал ему таких полномочий. Значит, убийство священника в тихом полузабытом селе останется шрамом в душе, но не более… Таких отметин душа носит множество, и они время от времени начинают болеть, потому что личные обиды наносятся не личности. Они наносятся всегда только системе, хотя достаются личностям. Так было с расформированием бригады спецназа ГРУ. Уничтожалась система боеспособности Российской армии, как и уничтожается до сих пор. Все ведущие армии мира имеют в своем распоряжении целые войска специального назначения – а в России расформировывают и ликвидируются даже ведомственные, но при этом самые боеспособные части. Может ли это не оставлять на душе человека, всю свою жизнь отдавшего армии, невидимые шрамы? И вот добавляется новый, уже с другой стороны. Хотя Владимир Алексеевич едва знал священника отца Викентия, но остался о нем довольно высокого мнения как о предельно честном, искреннем человеке, болеющем за страну и за свою веру.

Утро началось со звонка в дверь. Подполковник Кирпичников уже был готов к выходу. В дверной глазок он увидел фигуры двух охранников из Департамента «Х» – значит, пришла машина. По лестнице спустились они быстро. У двери своего кабинета Владимир Алексеевич издали увидел знакомую фигуру. У подполковника Денисенко еще не было своего ключа и, как всегда невозмутимый и слегка задумчивый, он дожидался приезда офицеров.

– Приветствую, Анатолий Станиславович, – Владимир Алексеевич всегда с трудом выговаривал труднопроизносимое сочетание имени и отчества, но делал это обязательно и со старанием. – Рад видеть тебя в наших рядах. А я хотел сразу по приходу пропуск на тебя выписывать.

– Генерал приказал, мне уже выписали. Здравствуй, Владимир Алексеевич, – Денисенко крепко пожал протянутую руку. – Давненько не виделись. Хочу поблагодарить тебя, что не забываешь о сослуживцах. Может, мы еще для чего-то сгодимся. Не старики вроде, и силы есть, и опыт. Обидно, что такое добро пропадает.

– Обидно, – согласился Владимир Алексеевич, прикладывая к замку пластиковую карточку, чтобы отключить сигнализацию. Только после этого он вставил ключ в замок. – Попробуем себя на новом поприще. Пока, кажется, очень похоже на прежнюю службу. Ты у генерала был?

– Две минуты как от него. Рано он у вас приезжает…

– Я даже еще не знаю, когда он появляется. Не успел пока изучить привычки руководства, – Кирпичников открыл дверь и с удивлением обнаружил, что в комнате появилось три новых стола. Похоже, бывший прапорщик ВДВ свои должностные обязанности знает хорошо. Вечером, когда Владимир Алексеевич уезжал, Гималай Кузьмич еще оставался в кабинете вместе с майором Старогоровым. Тогда столов не было. Но их успели доставить и даже собрать – упаковочная бумага все еще лежала в углу.

– Какое место мне выделишь, командир? – спросил Денисенко.

– Вот три стола. Выбирай любой.

– Мне бы подальше от окон. Не люблю около них сидеть.

– Значит, будешь сидеть в углу.

– Это меня больше устроит.

Спрашивать Анатолия Станиславовича о причине стойкой нелюбви к окнам Кирпичников не стал. Любые привычки боевого офицера имеют собственную подоплеку, а она может быть такого характера, что говорить о ней вслух лишний раз не стоит. Будет необходимость, Денисенко сам расскажет.

– Я только в общих чертах понимаю, чем мы должны будем заниматься, – сказал Анатолий Станиславович. – Испытание новых видов оружия. Это основная задача. Так?

– Так. Но есть и второстепенная. Поскольку мы находимся в прямом подчинении правительства, а, кроме нас, в такой же прямом подчинении находится и «Рособоронэкспорт», мы в какой-то степени помогаем этой системе в ее деятельности. По крайней мере, именно так я вижу нашу предстоящую операцию.

– Рассказать можешь?

– Пока очень мало. Место действия – приграничные районы Венесуэлы. На границе с Колумбией. Зона частых конфликтов, которые вспыхивают стараниями американской стороны.

– «Автономное плавание»? – поднял брови подполковник Денисенко.

– Нет. Официальная миссия, согласованная с венесуэльской стороной. Работать будем под прикрытием местной армии и пограничников.

– Уже легче. В спецназе «автономка» – дело серьезное. Но там знаешь, на кого работаешь. Здесь сложнее. Новая организация при правительстве… Правительство доверия вызывает мало, любви – еще меньше. Под их «крышей» работать в «автономке» сложно.

– Согласен. Но в этот раз мы работаем официально, хотя я не знаю, как будем работать в следующий раз. Если будем… У меня лично идет испытательный срок. У тебя, думаю, тоже. Здесь всех так принимают.

– Да. У меня тоже. Но я в своей квалификации уверен. И потому надеюсь испытания выдержать. Я даже не задумывался об этом всерьез.

– А я задумывался, – признался Владимир Алексеевич. – И иногда надеюсь испытания не выдержать. Тем более, что слышал – намечается большая приватизация в оборонной промышленности. Тогда получится, что мы в подобных операциях будем не на страну работать, а на тех, кто бюджетные деньги себе забирает. Может быть, даже иностранцы, которых мы своими потенциальными противниками привыкли считать. Я при всем своем старании никогда, наверное, не научусь думать об американцах как о друзьях.

– «Друзья Людмилы и Руслана, с героем моего романа без промедленья, сей же час, позвольте познакомить вас», – нараспев процитировал Анатолий Станиславович Пушкина. – Ты начал об операции рассказывать. Знакомь дальше. А над твоим лирическим отступлением я тоже подумаю.

– Времени на подготовку нам отпущено по минимуму, а знаю я об операции пока слишком мало. Думаю, начальник оперативного отдела Департамента полковник Градовокин сегодня или завтра подробно познакомит нас с планом операции. Пока я сказал почти все, что знаю. Могу добавить только отдельные детали. Они сводятся, в общем-то, к простой вещи. Американцы сильно взъелись на нас за поставки оружия Венесуэле. Это понятно. Большой рынок с широкими возможностями. Американцы его упустили с приходом к власти президента Чавеса. И теперь всеми средствами мешают нам закрепиться в регионе. Для этого планируется какой-то международный скандал с участием спецназа ЦРУ. Темой скандала выбрана продажа в Венесуэлу нескольких больших партий ПЗРК «Игла-С». По своим характеристикам она настолько же превосходит американский «Стингер», насколько сам «Стингер» превосходил простую «Иглу» и «Иглу-1». Это угрожает не только продажам американцев в самой Венесуэле – которые сейчас, кстати, на нуле, – но и экспорту в регион в целом, если «Игла-С» сумеет себя зарекомендовать. Поэтому американцы подняли тему поставок этого оружия через Венесуэлу колумбийским повстанцам. Я не знаком с данными СВР, но есть данные о подготовке американцами некоей провокации, обсуждать которую будут на самом высоком международном уровне. И это сможет сорвать наше дальнейшее сотрудничество с Чавесом. Мы должны будем этой провокации воспрепятствовать и восстановить «статус-кво». В лучшем случае, если представится возможность, постараемся самих американцев с грязью смешать. Не возражаешь?

– С превеликим удовольствием. С детства об этом мечтаю.

– Тогда нажимай на испанский язык. Не совсем еще забыл его?

– Отчасти, конечно, забыл. Нужна практика. А где ее взять?

– Слышу шаги в коридоре… Это твоя практика идет. Бывший прапорщик ВДВ, старшина роты, теперь наш, грубо говоря, старшина, хотя и гражданское лицо. Зовут его Гималай Кузьмич.

– Николай Кузьмич? – переспросил Денисенко.

– Гималай Кузьмич, – членораздельно произнес Кирпичников.

Раздался стук в дверь.

– Войдите, – сказал Владимир Алексеевич.

Дверь открылась и вошел «старшина роты» Слепаков.

– Буэнос диас, – сказал бывший прапорщик ВДВ по-испански. – Извините, товарищи подполковники. Я вчера столы собирал, но бумагу от упаковки вынести не успел. Разрешите? – кивнул Гималай Кузьмич на кучу бумаги в углу.

– Выносите, – разрешил Владимир Алексеевич.

– Если понадоблюсь, я за этой стеной, – кивнул Гималай Кузьмич за спину Кирпичникову. – Мне там комнату под склад и под канцелярию выделили. Можете по стене стукнуть, услышу. Я там пока оборудованием стеллажей занимаюсь.

– Работайте, – кивнул командир.

Хотя генерал и обещал прибытие очередного пополнения к обеду, майор Валеев, обладатель сухощавого и переплетенного мышцами тела настолько, что, казалось, даже сквозь одежду была видна мускулатура, прибыл вскоре после того, как собралась вся группа. Владимир Алексеевич представил всем подполковника Денисенко как своего заместителя и специалиста по взрывному делу. При этом сам Кирпичников внимательно следил за реакцией майора Старогорова на нового человека в должности заместителя командира группы. Но он никак на информацию Кирпичникова не отреагировал. Или Станислав Юрьевич умел хорошо владеть собой, или он уже смирился и больше не претендовал на руководство.

Майора Валеева привел Гималай Кузьмич и одновременно принес подписанный генерал-лейтенантом Апраксиным приказ о назначении самого Гималая Кузьмича Слепакова заместителем командира группы по хозяйственной части.

Коротко глянув, Кирпичников расписался внизу, что с приказом ознакомлен. После генеральского росчерка подписывать документ в левом верхнем углу наискосок, как это часто делается, показалось некорректным. В этом случае подпись будет больше походить на.

Майор Валеев ждал у порога. Когда Владимир Алексеевич передал листок своему уже заместителю, чтобы тот отнес приказ в канцелярию, майор шагнул вперед, собираясь выдать положенную по уставу фразу, Кирпичников остановил его поднятой ладонью.

– У нас, Бахтияр Ахматович, отношения здесь попроще, чем в войсках. Можешь без уставных докладов. Рад, что ты прибыл. Гималай Кузьмич из канцелярии вернется, пойдешь с ним на склад винтовку получать, – еле заметно улыбнулся Кирпичников, – а сейчас познакомься с сослуживцами.

Представление было достаточно коротким.

– Теперь осталось дождаться майора Лукошкина, и группа будет в сборе. Полковник Градовокин ждет не дождется, чтобы ввести нас в курс дела, но без Лукошкина начинать не хочет, чтобы все поняли все сразу и уже не донимали его вопросами. До этого у нас по расписанию занятия по рукопашному бою. Однако я расписание меняю, и мы сейчас отправимся в тир. А «рукопашкой» заниматься будем уже по системе Лукошкина. Кстати, Тамара Васильевна, я вчера вечером пообещал генералу, что, овладев данной системой, вы станете чемпионом мира по кёкусинкай. Настраивайтесь на интенсивные тренировки.

– Я прекратила соревновательную практику, товарищ подполковник, – сухо возразила майор Ставрова. – Возраст для таких занятий уже критический. Несолидно, когда молодежь тебя будет бить. Уходить следует вовремя.

– Ну вот, уже и вы о возрасте заговорили… А тут утром подполковник Денисенко посетовал, что он еще слишком молод, чтобы отправляться в отставку. При двух таких противоположных мнениях я, пожалуй, займу сторону Анатолия Станиславовича. Ему, несмотря на богатый опыт, конечно, трудно будет тягаться в тире с Бахтияром Ахматовичем, но с вами он посоревноваться сможет – и готов, мне кажется, доказать, что у него годы небольшие, а у вас вообще подростковый возраст. Майор же Лукошкин может научить многому всех нас.

Владимир Алексеевич встал, показывая, что всем пора идти.

– В тире, Бахтияр Ахматович, винтовку испытывать, наверное, не будешь. У нас сегодня по расписанию стрельба из пистолета, поэтому винтовку получишь позже… Наш «старшина роты», слышу, уже возвращается. Он кое-что приготовил по моей подсказке.

Тир был тем самым подземным тоннелем сталинских времен, с которым бойцы первого состава группы уже ознакомились во время подготовки к предыдущей операции. Когда-то в войну или перед войной здесь, наверное, собирались строить правительственную ветку метро. Может быть, даже рельсы клали, но сейчас от них уже не осталось и следа.

Гималай Кузьмич был за проводника, хотя прибыл в Департамент «Х» всего день назад. Но впечатление складывалось такое, будто он уже все здесь успел изучить, понять и запомнить. Оставаясь внешне незаметным, бывший прапорщик ВДВ пытался стать незаменимым помощником любому офицеру. По крайней мере, то, что просил его сделать в тире подполковник Кирпичников, «старшина роты» не просто выполнил, но и перевыполнил.

В первый раз, когда группа спускалась в тир-тоннель, она пользовалась современным скоростным лифтом, расположенным рядом со старым. Сейчас на его двери висела табличка: «Не работает». Старинный лифт, кабина которого состояла из простой металлической корзины и сетки-рабицы, обтягивающей каркас из металлического уголка, опускался с шумом и остановился с суровым стальным лязганьем, как и было ему положено по древности лет. Автоматика включила свет в начальном секторе тоннеля и на площадке, которая когда-то должна, видимо, была стать посадочным перроном в метро. Остановиться рядом с этой площадкой смогли бы разве что три вагона. Но правительству, видимо, больше и не нужно было. Вообще поговаривали, что средний вагон предназначался для Сталина, а два других – под охрану и для прочих людей из свиты. Ходили слухи, что этот сталинский вагон до сих пор стоит в одном из столичных депо, живой и невредимый, готовый к использованию; только, как поговаривали, рабочие давно выпили запас любимого вина Сталина «Киндзмараули», разбросав по полу пустые бутылки. Больше в вагоне ничего не тронули. Это резерв нынешнего правительства. Но официально об этом никто не заявлял, а экскурсовода, который мог бы что-то пояснить, группе не полагалось.

Гималай Кузьмич повернул тяжелую чугунную дверную ручку и первым шагнул на площадку. За ним вышли остальные. В стене открылась металлическая дверь, тоже, похоже, сталинских времен, выглянул какой-то человек в военной форме, но без погон, кивнул сам себе и тут же выкатил небольшой столик-этажерку с оружием и патронами. Пистолетов было восемь, как еще издали определил Владимир Алексеевич, хотя группа состояла пока еще из семи человек. Начальник тира перестарался – хотя перестарался, скорее, «старшина роты», который сделал заявку на всех. Впрочем, стрелять можно было и без Лукошкина. А лишний пистолет не помешает, если майор Валеев не потерял былых навыков.

– Все готово, товарищ подполковник.

Начальник тира, похоже, знал Кирпичникова, хотя сам подполковник этого человека точно видел впервые. По крайней мере, впервые с ним разговаривал.

– Приступаем.

– Поехали, Андрей Максимович, – сказал Слепаков.

– Поехали, – откликнулся тот и первым двинулся к спуску с площадки в собственно тоннель. Столик с пистолетами и патронами он катил перед собой. Для оружейного столика был предусмотрен съезд, хотя, наверное, не только для столика, потому что внизу стояли прислоненные к стене три тележки, предназначенные, видимо, для более весомого груза. Для людей же существовали ступеньки, выводящие прямо на огневой рубеж.

– При необходимости здесь можно испытывать и дальнобойные снайперские винтовки, – сообщил начальник тира, показывая, что он в курсе того, какое оружие закупает Департамент «Х» для своей оперативной группы. – И даже мощные гранатометы, хотя это, скорее, привилегия полигонов. Но один-два выстрела, если установить подходящую тяжелую мишень, сделать можно. А для всех остальных видов ручного оружия, включая лазерное, – полный простор. И даже сделана перспектива на будущие модели, которые сейчас только в головах у ученых.

– Что за перспектива? – спросил майор Валеев.

– Усилены стены и потолки. Созданы специальные волновые ловушки, которые не позволяют взрывной волне разрушить тоннель.

– Я хотел бы сегодня опробовать здесь винтовку, – категорично заявил майор Валеев.

– Гималай Кузьмич, долго винтовку сюда доставить? – поинтересовался Кирпичников.

– Пятнадцать минут, – сообщил Слепаков.

– Будь любезен.

– Пожалуйста. Андрей Максимович в курсе расписания сегодняшних стрельб. Мы с ним все еще вчера подготовили. Как вы просили, по полной программе.

Бывший прапорщик ВДВ пошел к лифту, и через несколько секунд раздался звук закрывающихся дверей.

– Что, Андрей Максимович, начнем? – спросил Кирпичников.

– Первая дистанция?

– Двадцать пять метров. Поясная мишень.

Пульт управления мишенями размещался здесь же. Несколько нажатий кнопок – и на двадцатипятиметровом отдалении сначала зажегся свет, а после этого, повинуясь новой команде, из-под земли показалось что-то вроде бруствера, над которым возвышались привычные для каждого стрелка из пистолета поясные мишени. Их было пять штук, следовательно, стрелять одновременно все не могли.

– Бахтияр Ахматович, – предложил Владимир Алексеевич, кивая на столик с оружием. – Тебе два пистолета досталось. Не потерял еще навыков?

– Проверим. Не стрелял давно… Потренироваться бы нужно. Но рука, вроде, не ослабла.

Майор Валеев всегда был скромным человеком и, как помнил подполковник, хвалиться своими талантами не любил. Эта скромность говорила о его стремлении дать возможность показать себя другим. Однако практика показывала, что в присутствии майора это мало кому удавалось. По крайней мере, сам Кирпичников не помнил случая, чтобы кто-то мог превзойти Бахтияра Ахматовича в стрельбе что из винтовки, что из автомата, что из пистолета.

Андрей Максимович выдвинул из-под платформы стойку, на которой крепилась тренога подзорной трубы для просмотра результатов стрельбы.

– Труба пока только одна, – сообщил начальник тира. – Скоро привезут на каждую мишень по отдельной. И еще кое-что дооборудуем. Скоро тир у нас будет образцово-показательный, на все случаи боевой подготовки. По крайней мере, деньги на оборудование есть, а это главное.

Майор Валеев тем временем остановился у оружейного столика.

– «Грачи», – сказал он с одобрением и не стал долго выбирать себе пистолеты, сразу вооружившись двумя крайними. С пистолетом «Грач» майор был, видимо, хорошо знаком.

– Патроны в патронники досланы, – сообщил Андрей Максимович, почти любовно, как женскую руку, поглаживая рукоятки оставшихся в гнездах пистолетов. Даже голос его при этом изменился и звучал с какими-то характерными теплыми нотками. Видно было, что человек оружие откровенно любил. – Для вас подготовил. Можете начинать.

– Первая серия из пяти выстрелов, – дал команду Кирпичников. – Стреляем поочередно, чтобы иметь возможность фиксировать результат. Валеев стреляет по персональной программе. Радимов Костя, пошел…

Капитан подошел к столику, вытащил из гнезда первый попавшийся под руку пистолет, поднял ствол в потолок, опустил предохранитель и тут же бросил правую руку в ладонь левой руки, заняв классическое для боевой стрельбы положение. Пули летели одна за другой с минимальным интервалом, и ствол при этом почти не толкало влево при выбросе стреляной гильзы. У Константина была твердая рука.

– Неплохо, – не отрываясь от трубы, сказал Андрей Максимович. – Две «десятки», две «девятки» одна рядом с другой, а вот последний выстрел… Не могу найти. Боюсь, «за молоком» ушла…

– Такого не бывает, – спокойно возразил Константин. – Скорее, пуля попала в пулю.

– Возможно, соглашусь. Надо посмотреть вблизи. По крайней мере, в «десятке» одна дырка великовата. Хотя бумага тоже рвется по-разному…

Даже для офицера спецназа ГРУ такой результат при стрельбе с двадцати пяти метров считался хорошим, хотя и не отличным. Оценка «отлично» дается, если из пяти выстрелов только одна пуля уходит за десятибалльный центр мишени. При этом попадание в «девятку», «восьмерку» или в «семерку» рассматривались одинаково неудачными. Цель только одна – «десятка». Это было, как в бою. Если задел противника вскользь, значит, не попал в него и он может попасть в тебя. А здесь непонятно, две или три пули ушли в «девятку». В любом другом виде войск стрельба, которую показал капитан Радимов, была бы оценена на отлично. Но даже в спецназе на «отлично» стреляют только единицы. Такие, как майор Валеев, который вышел на огневой рубеж сразу за Костей.

Бахтияр Ахматович всегда выглядел человеком сдержанным, чуть-чуть замкнутым в себе. Со стороны казалось, что ему вообще не надо сосредотачиваться, ловить свой момент. К Косте Радимову, например, он пришел, когда тот поднял ствол кверху. Валеев же просто вышел на рубеж открытия огня, встал к нему лицом и поднял на вытянутых руках оба пистолета. Щелкнули предохранители. Выстрелы зазвучали сразу, без задержки, один за другим, но стрелял майор не сразу из двух стволов, а поочередно и очень быстро. Настолько быстро, что складывалось впечатление, будто огонь ведут из автомата.

– Отменно, товарищ майор, отменно, – сказал начальник тира, долго всматривавшийся в свою трубу. – Все пули, словно вы их аккуратненько пинцетом клали, точно в «десятку». Одна только в линию между «десяткой» и «девяткой», но это тоже считается за «десятку». Я только однажды видел такую стрельбу, но тот человек был наполовину роботом.

– В смысле? Что такое «наполовину робот»? – спросила Тамара Васильевна, стараясь разговором отвлечься от подступившего волнения. Майор Ставрова знала, что стреляет плохо, и начала волноваться еще до начала тренировки.

– Человека собрали после ранения по кусочкам. Пичкали какими-то препаратами, ставили над ним опыты и сделали «робота». Он даже говорил и двигался, как робот. Но стрелял точно так же, как товарищ майор, если не лучше. Но это не здесь было. Это было на моей прошлой службе.

Про «прошлую службу» никто спрашивать не стал. В любой силовой структуре знают, что такое режим секретности. Если бы начальник тира хотел сказать, где он служил, он сказал бы, что в ФСБ или в спецназе ГРУ, или ВДВ. Но он ограничился понятием «прошлая служба» и посчитал этого достаточным. Значит, и спрашивать не следует.

– Отстреливаемся все по очереди, – поторопил подполковник Кирпичников. – Нас еще следующее упражнение ждет, если Андрей Максимович подготовился.

– Андрей Максимович подготовился, – пообещал начальник тира. – Он вместе с Гималаем Кузьмичом старался.

– Моя очередь, – шагнул вперед Владимир Алексеевич и взял в руку пистолет.

По первой мишени отстрелялись все с разным успехом. Майор Ставрова не зря волновалась: – ни одна ее пуля в десятку не легла. Одну пулю в яблочко все же сумел послать майор Старогоров. Всем на удивление, ничуть не уступил командиру и другим спецназовцам, за исключением майора Валеева, бывший прапорщик ВДВ. Гималай Кузьмич стрелял профессионально.

– Так… Ставровой и Старогорову следует уделять больше внимания стрельбе. Это даже более важно, чем рукопашный бой; в сложной ситуации отсутствие навыков точной стрельбы может подвести не только вас, но и всю группу, – сделал вывод подполковник Кирпичников. – К сожалению, времени на подготовку нам отпущено мало. Займитесь с ними, Бахтияр Ахматович. Пока же майор Валеев продемонстрирует нам метод слепой стрельбы. Готов?

– Не готовился специально, но попробую, – пожал плечами майор.

Андрей Максимович с улыбкой кивнул.

– Особой подготовки и не нужно было. Эти методы отрабатывались на моей прежней службе, и потому я заранее установил систему блоков. Предполагал, что и здесь найдутся желающие так стрелять.

Кнопками он убрал из тоннеля бруствер и мишени. Свет на двадцатипятиметровой дистанции погас, но вместо него загорелся в десяти метрах.

– Вообще-то это дистанция для стрельбы из пневматики, но для слепого метода она самая подходящая, – заметил Андрей Максимович.

– На прежней службе, – заметил майор Валеев, – я выполнял такое упражнение с дистанции на пять метров больше. Но в боевой обстановке расстояние самому выбирать не приходится, поэтому я согласен на ваш вариант. Начнем?

– Начнем, – согласился начальник тира.

Бахтияр Ахматович повернулся к мишени спиной. Андрей Максимович полностью выключил свет в тоннеле и теперь слабый свет шел только с площадки перед лифтом, но он никак не мог осветить ничего там, куда следовало стрелять. Начальник тира нажал какую-то кнопку на своем пульте, и оттуда, из тоннеля, раздался слабый звук, словно бы что-то слегка брякнуло. Майор Валеев отреагировал на это резко. Первый выстрел был сделан из подмышки, без поворота, потом последовал поворот, и один за другим последовали еще три выстрела.

Андрей Максимович нажатием первой кнопки отключил какой-то механизм, другой кнопкой включил свет. Механизм движения мишени был прост: легкая лебедка через блок тащила поперек тоннеля четыре наполненные песком металлические банки из-под каких-то консервов.

– Четыре выстрела, четыре попадания. Все мишени поражены с первого выстрела. Поздравляю, – сказал Андрей Максимович. – У меня всегда душа радуется, когда встречаю таких стрелков.

– У меня душа радуется не меньше, – сказал Владимир Алексеевич. – Мы свою миссию на данный момент закончили. Бахтияру Ахматовичу, вижу, не терпится опробовать винтовку. Андрей Максимович с Гималаем Кузьмичом ему в этом помогут, а мы мешать не будем. Я понимаю, что с незнакомой винтовкой еще необходимо разобраться, и только потом можно будет что-то демонстрировать. Поэтому мы скромно удаляемся к себе в кабинет. Гималай Кузьмич проводит майора Валеева после завершения пробной стрельбы. На испытание винтовки отпускается пятьдесят пять минут. Ровно через час у нас занятия по испанскому языку. Всем быть обязательно, даже Гималаю Кузьмичу, потому что будут даны некоторые особенности венесуэльской разновидности испанского: сленг, жаргон, арго и прочее…

Майор Лукошкин прибыл как раз в тот момент, когда группа закончила занятия по испанскому языку. Привел его помощник дежурного по Департаменту «Х».

– Генерал-лейтенант Апраксин уехал по делам. Распорядился майора Лукошкина передать вам, товарищ подполковник, с рук на руки, – объяснил помощник дежурного.

Он, как это водилось в Департаменте, был человеком гражданским – видимо, из научного блока, – но, часто общаясь с офицерами, разговаривал уже по-военному, как заправский служивый.

– Да, спасибо, мы ждали его, – сказал Кирпичников, пожимая вновь прибывшему руку. – Рад видеть тебя, Сергей Викторович. А что с рукой?

Вопрос напрашивался сам собой, потому что кисть майора была туго стянута эластичным бинтом, а привлекать к участию в операции травмированного офицера было рискованно.

– Перелом был. Три дня назад гипс снял. Сейчас на всякий случай бинтую.

– Как умудрился? – тоже пожимая майору руку, спросил подполковник Денисенко.

– Обучал молодое поколение доски ломать. Сначала одна доска-«пятидесятка». Проломил без проблем. Две доски выставили. Не на подставке, а на руках держали. Бил правильно, но один из парней руку согнул, доска и спружинила. Я сдуру объяснил парню ошибку и вторым ударом сломал. Теперь уже и доски, и руку окончательно. Видимо, перелом еще после первого удара получился. Вторым добавил. Но обошлось простым гипсом. Снимок сделали, резать не стали. Сейчас уже почти в порядке, но еще дней пять поберечься нужно.

– Значит, зря я расписание менял, и переносил «рукопашку» на послеобеденное время, – вздохнул Владимир Алексеевич. – Ладно, идем в кабинет. Стол тебе Гималай Кузьмич уже подготовил. Только ты его не ломай. Мебель ведомственная…

Все спецназовцы, что раньше знали Лукошкина, – а знали его все, кроме капитана Радимова, – вспомнили, как Сергей Викторович обрел славу человека со страшным ударом. Однажды во время обсуждения какой-то операции Лукошкин, рассказывая о событиях, в досаде стукнул кулаком по столешнице, и стол сложился пополам. Причем все видели, что удар не был сильным, просто столешница оказалась, видимо, бракованная, но слухи разнеслись быстро, раз за разом обрастая удивительными подробностями. Самого майора, однако, это лишь заставило тренироваться усерднее, чтобы поддержать свою неожиданно возникшую репутацию.

– Я постараюсь, – серьезно пообещал Лукошкин. – А рука пусть никого не беспокоит. Она быстро в норму придет. Форму я поддерживаю.

– Я надеялся, что часть своей формы ты передашь нам …

– Занятия, Владимир Алексеевич, я проводить могу. Там не рука, а голова работает.

– Договорились. Возвращаемся в кабинет.

Едва Кирпичников сел за стол, зазвонил телефон.

– Добрый день, Владимир Алексеевич. Полковник Градовокин. Чем сейчас заняты?

– Принимаем нового члена группы.

– Это хорошо. Значит, полный комплект?

– Так точно, товарищ полковник.

– Генерал звонил. Просил через двадцать минут собрать всех у него. Я буду докладывать план операции. Не сильно ваши планы нарушаем?

– Нет, как раз ждем подробностей.

За короткое время пребывания на новой службе подполковник Кирпичников уже слегка привык к совсем не генеральской манере поведения Апраксина. В армии генералы ведут себя не так. Быстро привыкли к раскованной манере общения и «старожилы» – капитан Радимов и майоры Ставрова и Старогоров. А вот новые члены группы посещением генеральского кабинета были едва заметно смущены и оттого держались скованно. Если им и приходилось общаться с генералами, то это были большие чины из Москвы, руководившие той или иной боевой операцией, но мало что понимавшие в тактике спецназа, так не похожей на обычные действия войск. Этих генералов приходилось выслушивать, но действовать, как правило, вопреки их указаниям, исходя из реальной боевой обстановки.

Генерал-лейтенант Апраксин от частого общения с гражданским персоналом Департамента и сам все меньше походил на человека в лампасах. Это новым офицерам группы было непривычно. Впрочем, генерал говорил недолго, и вскоре предоставил слово начальнику оперативного отдела Департамента «Х» полковнику Градовокину.

– Задача перед нынешним составом группы поставлена сложная, и мы не случайно усилили ее офицерами спецназа ГРУ, имеющими большой опыт боевых операций за пределами страны. Я даже сразу скажу, что это операция не того плана, которые, в принципе, должны проводить мы. Первая была классическим примером нашей работы. Вторая уже больше схожа с простой операцией спецназа. Тем не менее, проводить ее придется нам, поскольку мы имеем, скажем так, кровную заинтересованность в конечном результате.

Итак, согласно данным Службы внешней разведки, спецназ ЦРУ совместно со спецслужбами Колумбии готовит провокацию на границе между Колумбией и Венесуэлой. Цель – дискредитировать покупателей российского оружия в Венесуэле, а если получится, то и самих российских поставщиков оружия. Вся интрига будет закручена вокруг поставок в Венесуэлу ПЗРК «Игла-Супер». Американцы вместе с правительственными спецслужбами Колумбии готовы заявить, что они предназначаются для дальнейшего экспорта колумбийским повстанцам. Не исключено, что будут попытки обвинить «Рособоронэкспорт» даже в прямых поставках ПЗРК повстанцам Колумбии. Такая фраза промелькнула в разговоре Хиллари Клинтон с нашим министром иностранных дел Сергеем Лавровым. Доказательств у американцев никаких. Но поскольку их нет и не предвидится, то противная сторона, как нам думается, постарается выдумать их сама. При этом будут привлечены достаточно значительные силы и с американской, и с колумбийской стороны. И даже вылезет на свет какая-то анархистская группировка повстанцев, которой пообещают продать ПЗРК в обмен на кокаин. В конце концов, по договоренности с колумбийским правительством, эта группировка будет уничтожена ракетным ударом, предположительно, с кораблей ВМФ США. Ракеты радиусом действия до трехсот километров вполне смогут достать повстанцев. И наличие ПЗРК при массированном ракетном обстреле едва ли сможет оказать анархистам заметную помощь.

– Профессор Иванов уже обрисовывал нам эту ситуацию, – сказал Кирпичников. – Наша задача, товарищ полковник?

– Задача формулируется просто, хотя непросто будет ее выполнить. Необходимо сорвать замыслы ЦРУ и, по возможности, собрать обличающий материал. Необходимы будут пленные и видеоматериалы, добытые ручной съемкой и съемкой с помощью БПЛА ВВП. А сейчас перейдем к конкретным планам – что мы в отделе сумели надумать. Корректировать их будем уже вместе. Вам предстоит овладеть еще кое-каким оборудованием. Иван Иванович, кажется, уже подготовил для испытаний компактный локатор. Но это после завершения наших дел…