Глава одиннадцатая

Как и предположил Кирпичников, взрыв произвел на оставшихся в живых участников засады сильное впечатление. В первый момент он вызвал растерянность, но потом чувство самосохранения заставило бойцов взять себя в руки и подтолкнуло к действию. Первым пришел в себя тот, что находился ближе к уничтоженной группе. Он сразу двинулся к ближайшему, левому посту, уже уничтоженному Валеевым. Вид бездыханного тела объяснил все бойцу лучше, чем любые слова.

Американские спецназовцы проходят неплохую школу. Этот среагировал сразу и не полез выяснять, что случилось, а рванул в обратную сторону, понимая, что он – единственный на правом фланге засады источник информации.

– Я – «Первый». «Батыр»! Дистанция около ста метров. Следующий по счету нашел последнего убитого, готов поднять тревогу. Не сможешь найти его? Через тепловизор…

– Я – «Батыр». «Первый», я, к сожалению, уже в низинке. Иду через болото. Между нами возвышенность. Увидеть не смогу, догнать не успею.

– Не успеешь, – согласился Кирпичников. – Ладно. Вертолет мы загружаем. Сейчас вылетает. «Конкистадор» подожмет их снизу, а ты будешь расстреливать сверху.

– Я – «Конкистадор». Ждем вертолета. Площадка готова. Пленный снял с приборов все уцелевшие записывающие устройства. Разговорчивый, с ним можно будет иметь дело.

– Разбитые приборы позже мы тоже вывезем. Когда все закончится. Территорию следует хорошо зачистить. С последним пленным можешь не церемониться. Жди пополнение.

– Анатолий, ты лопнуть не боишься?

Кирпичников, закрывая ладонью микрофон «подснежника», посматривал на Денисенко с добродушной насмешкой.

– Лопнуть? – не понял тот. – Я пиво принципиально не пью…

– Смотрю на тебя и просто любуюсь, как ты от важности раздуваешься. Словно мировую войну только что выиграл.

После удачного взрыва Анатолий действительно почувствовал себя героем дня. Он, должно быть, сам не ожидал, что сумеет так хорошо воспользоваться изобретением израильских инженеров. По большому счету, такой взрыв должен входить в учебники по диверсионной деятельности или, как сегодня говорят, по антитеррористической – настолько дерзко провел Денисенко свою часть операции. Его идея использовать глушитель сотового сигнала во время установки взрывного устройства на тело робота вообще заслуживала высшей оценки, как и сам процесс сопровождения «змеи» и взрыва оборудования.

Капитан Альварес уже доложил Кирпичникову, что среди машинерии, уцелевшей после взрыва, обнаружен контейнер с тремя целыми и пригодными к использованию роботами. Вот только аппаратура ведения полностью выведена из строя, хотя к ней была документация, которую тоже удалось захватить.

– Я думаю, наши умные головы сумеют разобраться и создать целый серпентарий, – обнадежил капитана Владимир Алексеевич. – Это, наверное, будет российско-венесуэльский проект. По крайней мере, пусть ваше правительство настаивает на таком варианте. Думаю, роботы будут хорошими разведчиками в вашей армии. Я, в свою очередь, отмечу в рапорте, что венесуэльские коммандос захватили образцы роботов и документацию и передали их российской стороне для дальнейшей совместной разработки проекта. Израильские возражения в расчет приниматься не будут, поскольку робот этот, насколько мне известно, не запатентован.

– Да, нам такие разведчики нужны. И диверсанты тоже… Хорошо бы «Второй» провел курс обучения наших саперов.

– Это уже не в моей компетенции. Загружай самое важное в вертолет. «Батыр» будет хорошим охранником.

– Кстати, претензий с израильской стороны быть не может – наш последний пленник говорит, что вся документация добыта нелегальной агентурой ЦРУ в Израиле.

– Тем лучше. Хорошо бы, чтобы эта документация была в единственном экземпляре, но такой удачи, я думаю, в природе не бывает… Твоя команда что делает?

– Загружает транспорт. Заканчивает.

– Отправляй.

Операция была в самом разгаре; требовалось завершить ее так же успешно, как и начали. Ни один из участников засады не должен уйти и дать информацию о бое на колумбийской территории. Официальная версия должна говорить о нарушении границы Венесуэлы группой американского спецназа. А для этого требовалось уничтожить следы боя там, где они оставались, и перенести их туда, где их не было. Технически это сделать было несложно, уже через сутки отыскать следы будет невозможно.

Кирпичникову было трудно сосредоточиться на последнем аккорде операции. Мысли невольно улетали за океан, в другое полушарие, туда, куда не могли пробиться телефонные звонки. Он дважды выбирал моменты затишья и отходил от монитора, оставляя за ним одного капитана Радимова. Набирал сначала домашний номер, потом – мобильный жены, потом – домашний номер брата, потом – его мобильный. Результат был прежним, и это сильно беспокоило. Возникла даже мысль позвонить сыну: вдруг тот что-то знает. Но сын, старший лейтенант спецназа ГРУ, находился в это время в командировке на Северном Кавказе. И дозвониться ему было трудно, и не хотелось его волновать.

Наземную операцию возглавил сам капитан Альварес. Лукошкин скромно решил только поприсутствовать при «зачистке», но не более. Старшинство по званию в чужой армии преимуществ не дает, а настаивать на нем – значило подрывать авторитета Хулио Сезара, чего Сергей никак не хотел. И потому молча наблюдал, как капитан отдает распоряжения бойцам своего отряда. Пятерых человек пришлось оставить на месте, чтобы охраняли пленников. Вообще-то последние были связаны надежно, и для охраны вполне хватило бы пары человек. Альварес и оставил рядом с пленниками только двоих, а остальных выставил в скрытые посты по окружности. Может быть, не лишняя предосторожность. Первоначально думали загрузить пленников в вертолет, но потом, посовещавшись, решили, что ни к чему им наблюдать за охотой, которую намеревался устроить Валеев. Поэтому Бахтияр полетел в вертолете один. Он звал, было, с собой и Лукошкина, но тот отказался.

– Я могу еще здесь сгодиться. А там только лишним балластом буду.

С этим трудно было не согласиться.

Вертолет взлетел, загруженный только оборудованием с пульта управления роботами. Координаты для стрельбы выдавал Кирпичников, настоятельно просивший пилотов вертолета не столкнуться с летающим «ведром», которое с большой высоты в инфракрасном режиме отслеживало прямо через густую крону растительности все передвижения оставшихся участников засады.

Дело наземной группы было простое – отрезать американцам выход в глубинные районы Колумбии. Поэтому капитан Альварес сразу взял направление в сторону от границы, почти по тому же маршруту, по которому уже проходил со своей группой Лукошкин.

– Они, кажется, уходить не собираются, – удивился Кирпичников. – Я думаю, они не желают бросать своих, не зная, что с ними случилось. Пойдут в разведку. И правильно. Бегство походило бы на дезертирство. Но правильно и с другой точки зрения – с нашей. У американцев было время уйти сразу, сейчас они это время потеряли. Но на всякий случай пути следует перекрыть. «Конкистадор», ситуацию понимаешь?

– Понимаю, «Первый», – отозвался капитан Альварес. – Но они в любом случае пойдут. Как только начнется отстрел, они сразу двинут назад. А там буду ждать я…

– Я не думаю, что кто-нибудь сумеет дойти. Их осталось четырнадцать человек. У «Батыра» патронов хватит… Как, «Батыр»? Хватит?

– Они сейчас, что, кучей собрались? – спросил Валеев.

– Толпой. Совещаются и спорят. Но выставили пару часовых.

– Толпа плотная?

– Не слишком. Не плечом к плечу, и не животом к спине. Тем не менее…

– Я буду стрелять под острым углом. Калибр «двенадцать и семь»… При удобной позиции может пробить сразу троих, несмотря на бронежилеты.

– Пробуй, – согласился командир.

– Одна просьба, «Тирофихо», – обратился Альварес напрямую к Валееву. – При таком оружии, как у тебя, да еще при стрельбе под острым углом… Если мы окажемся на одной линии с американцами, не стреляй, пожалуйста. Если на одного убитого американца придется пара моих коммандос, мы можем обидеться. Такая победа будет близка к поражению.

– Уговорил, – согласился снайпер. – Я буду смотреть внимательно.

– Я – «Первый». Если есть желание стрелять под острым углом, не поднимайся так высоко. Я тогда не смогу вас направлять. «Ведро» выше подняться не может. Вернее, оно-то может, только приборы слишком слабы и камеры теряют объекты. Одинаково смотрятся и птицы, и мыши, и люди – один вертолет видно. А если вертолет поднимается, а «ведро» опускается, то мне не видно, куда летит вертолет. «Батыр», объясни пилотам, только без матюков…

– Понял, сейчас проинструктирую. Стрелять в них не обязательно?

– Только в том случае, если сам летать сможешь.

– Летать я смогу, несколько раз пробовал. А вот посадку совершить – это выше моих способностей. Даже под присмотром профессионала не рискну.

– Тогда не стреляй, – предложил капитан Альварес.

Через пару минут Валеев сам вышел на связь.

– «Первый», я – «Батыр». Пилоты ситуацию поняли, хотя объясняться пришлось на пальцах. Мало того, что я слишком плохо владею испанским, в кабине еще и шум адский. Они спрашивают, где находится «ведро». Хотят по нему ориентироваться.

– От вас на пол-одиннадцатого. Дистанция около восьмисот метров, чуть поменьше. Пока его и не увидите. Подлетит ближе, тогда найдут.

– Туда лететь?

– Метров на сто можно сблизиться. Даже на двести, но в этом случае ты теряешь острый угол. Смотри в прицел. Строго на половину одиннадцатого. Восемьсот метров. Твой тепловизор должен их выхватить. Аккумуляторы свежие.

– Пару минут. Мне люк приготовят…

Люк Валееву готовили добрых семь-восемь минут. Наконец, он прорезался в эфире.

– Нормально. Нашел группу. Для моей винтовки дистанция идеальная. С таким прицелом я могу отстреливать им пуговицы. Хотя у них вся одежда на «липучках»…

– Стрелять с восьмисот метров? – удивился и не поверил капитан Альварес. – Я, кстати, занял удобную позицию. Пусть хоть бегом в мою сторону… Им никак не миновать склона. Растянутся вдоль отрога, прямо передо мной. Иначе здесь не пройти. Буду стрелять, как в тире.

– Я – поехал, – доложил Бахтияр.

Через две секунды прозвучал выстрел. Это был совсем не такой выстрел, как из «Винтореза». Наушники передавали звук напрямую в ухо, и впечатление у всех складывалось такое, словно им били по ушам. Валеев стрелял без глушителя.

– И как, удачно? – спросил Хулио Сезар.

– Ничего не вижу, – кашляя, отозвался снайпер. – Нужно было очки взять и респиратор. Пороховые газы из затвора бьют прямо в лицо. Спрошу у пилотов; у них, я видел, вертолеты заправляют в таких масках…

Через пару минут майор сообщил:

– Бортмеханик расщедрился. Подарил до конца полета. У него эта маска в единственном экземпляре. Но мне пока и ее хватит. Сейчас проморгаюсь, слезы вытру и посмотрю…

– «Ведро» показывает, что ты завалил, кажется, троих. Остальные рассеялись и только потом залегли. Не понимают, откуда и из чего стреляют с такой убойной силой.

– Доверяй, но проверяй. Я проверю… Ищу их. Вот. Ага… Троих действительно уложил. Осталось одиннадцать человек. Но теперь придется стрелять по одному. Парни попались ушлые, рассыпались, как горох. Но они-то должны знать свою родную «дальнобойку»…

– Кстати, если ты и дальше планируешь служить с нами вместе, – вмешался в разговор Лукошкин, – то предупреждай перед выстрелом, чтобы мы на несколько секунд «подснежники» отключали. Иначе на инвалидность пойдем…

– Готовьте уши, – ответил Валеев.

Лукошкин снизу не видел вертолет, скрытый кроной сельвы. Но звук выстрела даже без «подснежника» был таким сильным, что, казалось, Бахтияр вел огонь из артиллерийского орудия.

– Готовьте уши, – повторил майор Валеев. – Буду стрелять три раза подряд. Цели лежат удобно. С долгим прицеливанием я их просто растеряю.

Сверху опять послышались выстрелы – несмотря на то, что расстояние до вертолета было значительным.

– Они побежали, – сказал Кирпичников, первым включивший свою радиостанцию. – Бегут веером. Восемь человек. «Батыр» у нас не любит попусту патроны тратить. Доставай их. Хоть по одному доставай…

Группа капитана Альвареса в бой вступить все же смогла, хотя назвать это боем было трудно – скорее, добиванием остатков группы американского спецназа. На коммандос вышло трое американцев. Это все, что осталось от полного взвода спецназа ЦРУ, наверно, имевшего неплохую боевую подготовку, которая могла бы помочь в действиях против одних только венесуэльцев, но все же недостаточную, чтобы противостоять российскому спецназу. Успех в современных боевых действиях часто приходит к тому, кто имеет не только физическое и тактическое преимущество, но и лучше оснащен технически. Конечно, изначально американские спецназовцы надеялись на свое значительное преимущество. Но как только лишились своего «беспилотника» и глаз змеи-робота, оказались бессильными. К другой войне они были не готовы. В принципе, то же самое происходило в Ираке, то же самое происходит с натовскими войсками в Афганистане. При техническом преимуществе они имели и имеют превосходство, а когда его не успели обеспечить, все становилось с ног на голову.

К тому же сработала тактика первого удара. Тот, кто нападает первым, получает значительное преимущество и, в конце концов, уничтожает соперника.

Венесуэльским коммандос тоже хотелось пострелять. Чтобы никому не было обидно, Лукошкин отошел в тень. Начали по команде Альвареса, но все одновременно. И три последних участника засады за секунды были буквально изрешечены пулями. Боевая часть операции удачно закончилась, о чем капитан Альварес сразу доложил Кирпичникову, а тот, в свою очередь, – генерал-лейтенанту Апраксину. В принципе, этот доклад был только промежуточным; тем не менее Кирпичников, обычно не большой любитель общаться с начальством, мог бы и отложить разговор до того, как будет проведена зачистка территории. Но взяться за трубку спутникового телефона подполковника заставила надежда на то, что генералу известно что-то о жене и брате. Мало ли… Если что-то случилось, обязательно станут разыскивать самого подполковника. А где разыскивать? Естественно, на службе. И генералу доложат.

– Слушаю тебя, Владимир Алексеевич. Докладывай, – сразу ответил Апраксин.

– Телефон, товарищ генерал, на контроле прослушивания?

– Пять секунд, проверю… Да, на контроле. Можешь говорить свободно.

– У нас завершена боевая часть операции. Боевая часть первого этапа. Группа американского спецназа частично уничтожена, частично захвачена во главе с командиром в плен. Взят один из инженеров, работающих со змеей-роботом. Часть оборудования управления роботами уничтожена взрывом, часть, состоящая из носителей информации, захвачена. У нас также чертежи управляющей аппаратуры и три законсервированных робота.

– Хорошо. Сейчас что намереваетесь делать?

– Зачищаем сопредельную территорию Колумбии, где происходило дело, и будем имитировать обстановку боя на венесуэльской территории. Это во избежание международного скандала. Всех пленников отправляем на допрос в спецслужбы Венесуэлы. По результатам допросов будем планировать второй этап операции – если, конечно, он понадобится, поскольку одни только свидетельские показания уже могут пролить свет на американскую провокацию и прекратить инсинуации, связанные с торговлей оружием в Венесуэле. Но, в любом случае, необходимо будет найти ту группу колумбийских повстанцев, которым американцы поставили «Стингеры», и предупредить их о намеченном ракетном обстреле их позиций. Это развяжет повстанцам языки, и они будут с нами сотрудничать.

– Ну что, наверное, тебя можно поздравить…

– С чем?

Конечно, Кирпичников понимал, что поздравляет его генерал-лейтенант Апраксин с успешным выполнением задания. Но где-то в глубине души теплилась надежда, что поздравления как-то коснутся другого вопроса, такого важного сейчас для Владимира Алексеевича.

– Задание выполнено на «отлично». Даже результаты первого этапа значительно усилят позиции «Рособоронэкспорта». В правительстве это оценят.

– Товарищ генерал, – внезапно для самого себя решился подполковник. Обычно он никогда не совмещал служебные отношения с личными, но в этот раз отбросил сомнения. – У меня к вам большая просьба… личного порядка. Разрешите?

– Говори.

– Я никак не могу дозвониться ни домой, ни брату в деревню. Домой к нему тоже, кстати, не могу. У жены возможны осложнения в связи с убийством священника. Помните?

– Да, я помню эти обстоятельства. А как твоя жена к этому причастна?

Владимир Алексеевич хотел было разоткровенничаться, но вовремя себя удержал.

– Эти люди, что ищут документы покойного отца Викентия, подозревали, что документы хранятся у моего брата. Перед моим отъездом Виктор несколько раз наведывался ко мне домой. И они, кажется, подозревают, что он передал документы или мне, или жене…

– А он не передал? – напрямую спросил Апраксин, и уже по тону вопроса Владимир Алексеевич понял, что он не зря поскромничал со своими откровениями.

– Мне не передавал. Надеюсь, что и жене тоже. И вообще я не думаю, что священник использовал брата в качестве сейфа. Они слишком поверхностно знакомы.

– Время знакомства в этом случае не является определяющим. Если они были близки по духу, то…

– А кто знает, что у человека в душе? – возразил Кирпичников. – Беседы о восприятии существующего в государстве порядка не могут быть определяющими моментами. Определяющими могут быть только действия. А в действиях мой брат был пассивным человеком. У него только одна страсть – рыбалка. Потому он в этой деревне и поселился.

– Понятно, – Виктор Евгеньевич вздохнул, словно груз с плеч сбросил. – И что от меня требуется? Хочешь, чтобы я к тебе домой съездил?

– Если можно, товарищ генерал, пошлите кого-нибудь. Нехорошо у меня на душе. А беспокойство за тылы в службе не помогает.

Кирпичников слегка спекулировал, выдавая такую формулировку, но, в принципе, он сказал правду, и полностью отнести его высказывание к стремлению пожаловаться было трудно.

– Хорошо, – согласился генерал. – Я что-нибудь придумаю. Будет ясность, позвоню.

И свернул разговор. Владимир Алексеевич в задумчивости убрал в карман трубку.

– У тебя какие-то проблемы? – спросил, подходя ближе, Денисенко.

Кирпичников привычным движением проверил «подснежник». Нет, радиостанцию он выключил, и разговор не разносился по эфиру. Просто Анатолий стоял неподалеку и слышал, о чем говорил командир.

– Есть некоторые, – со вздохом согласился Владимир Алексеевич.

– Поддержка нужна?

Владимир Алексеевич натянуто улыбнулся, не желая втравливать в свои дела сослуживцев, потому что все могло оказаться слишком серьезным, чтобы вовлекать в них посторонних. Нет, конечно, ни один из бывших товарищей по спецназу ГРУ и настоящих товарищей по службе в Департаменте помочь при случае не откажется, и помощь эта будет эффективной. Но она непременно доставит самим помощникам изрядные неприятности. Поэтому Владимир Алексеевич предпочел со своими проблемами разбираться сам.

– Спасибо. Если будет нужно, попрошу. Тебя первого и попрошу. С твоим умением организовывать некоторые вопросы ты можешь оказать неоценимую помощь.

Сказано это было вполне серьезно, без всякой иронии.

– Даже так дело обстоит? – Анатолий здраво оценивал свои боевые навыки и потому понимал, что привлечение его в качестве специалиста может потребоваться только в исключительных обстоятельствах. – Разборки с крутыми парнями? Кавказские дела?

– Разборки с ФСБ. По политическим мотивам.

– А… Я думал, что-то серьезное… С нынешней ФСБ разобраться несложно. Это далеко не КГБ, этих можно быстро на место поставить. Только попроси, мы все вместе подключимся.

– Мне бы твою легкость в суждениях, Толя… Я бы всю оставшуюся жизнь был счастлив. Но на слове тебя ловлю, будь готов.

Это было сказано только для того, чтобы Денисенко не обижался и понимал, как ценит его Владимир Алексеевич. В действительности, что бы ни произошло, Кирпичников предпочитал действовать в одиночестве. Так спокойнее. Не будешь думать, кто и что может ляпнуть не к месту.

– А вообще я тебе, аделантадо, вот что скажу. Неприятности наши тоже направлены нам на пользу. Только понять это следует вовремя.

– Не разумею, каким образом, – вздохнул Кирпичников. – Я знаю, конечно, что Бог не посылает человеку такие испытания, которые он не в состоянии выдержать, но лучше бы без них обойтись. А пользу извлекать из другого.

– Послушай старую притчу…

– Ну, выкладывай. Притчи я люблю.

– Жил-был в деревне старик. Деревня умирает, жителей почти не осталось, и старик смерти ждет. Устал с неприятностями бороться, а они не отступают, к старым новые добавляются. Вот и пожар случился. Сгорел у старика дом почти со всем хозяйством, со всей скотиной. Одна баня осталась, колодец и старый козел. Повздыхал старик и стал в бане жить. Новый дом ему уже не по силам было поставить. А потом старый козел в колодец упал – и орет там благим матом, помощи просит. Как уж старик с соседом ни старались, а вытащить козла не удалось. Что делать? Сосед и советует: что толку от этого козла, если козы все равно нет, в пожаре сгорела. От козы хоть молоко было, а от козла ничего. Только кормить его надо, сено косить… И колодец уже старый, воды в нем почти нет… Один раз огород польешь и неделю ждешь, когда вода наберется. Козла не вытащить. Так уж лучше вырыть рядом новый колодец, а землю из нового засыпать в старый. И козла там похоронить. Повздыхал старик. Жалко козла. Но делать нечего. Стали рыть новый колодец, а землю козлу на рога ссыпать. Козел в колодце пуще прежнего орет. Давно пора уже ему под землей упокоиться – столько земли насыпали, – а тот все орет. Глянул старик, когда в очередной раз землю сбрасывал, как там его старый друг поживает. А козел землю с головы стряхивает и утаптывает копытами. И кричит, просит, чтобы земли побольше сыпали. Понял старик. С усердием за работу взялся. Так старый колодец и засыпали; козел землю утоптал и выпрыгнул наружу. И рад, к старику головой прижимается. Так и спаслась животинка. А старик понял, что неприятности с головы следует сбрасывать и утаптывать, тогда выше поднимешься. В новый колодец сразу же сруб поставил, а потом силы почувствовал, и начал для дома сруб делать. Так, говорят, и до сих пор живет в новом доме. Не знаю вот, жив ли козел, а старик, сказывают, помирать не собирается.

Владимир Алексеевич кивнул согласно и пожал Денисенко руку. Притча была рассказана к месту, хотя и мало утешала…

Присланный полковником Санчесом вертолет использовался с полной загрузкой и по распоряжению подполковника Кирпичникова совершал рейс за рейсом.

Пленных оставили сидеть в центре лагеря, приставив к ним часовых. Враги не докучали. Лагерь находился на возвышенном месте и постоянно продувался ветерком. Это в какой-то мере спасало людей, не имевших возможности отмахиваться от комаров и москитов. В сельве было тяжелее. Тем не менее, жалобы со стороны пленных все же слышались. Но часовые английский язык не знали, а если и знали, то делали вид, что подзабыли, и внимания на жалобы никто не обращал. Развязывать пленникам руки приказа не поступало. Прилетели туда, куда их никто не звал, – пусть терпят и комаров, и москитов, и даже пренебрежительное отношение к ним людей. Они знали, на что шли, и сами, окажись на месте победителей, тоже не стали бы разводить церемонии и угощать пахучим чаем… Впрочем, здесь пили не чай, а кофе, причем колумбийский, слабый, слегка остывший, с большими дозами сахара. Местная традиция. Воду кипятили на углях, и дым добавлял к вкусу напитка свой колорит. Впрочем, пленникам и кофе не полагался. Обойдутся водой, которой поили время от времени всех по очереди, а не тогда, когда кого-то начинала мучить жажда.

Первым рейсом привезли груз. Но выгружали его из вертолета не пленники, а венесуэльские коммандос. Пленникам не доверили, хотя и уложили груз рядом с местом, где те сидели. Но часовые внимательно следили, чтобы ни один из захваченных к грузу не приближался. Там было слишком много острых углов и кусков рваного металла, которым можно было бы перерезать стягивавшие руки лианы. Об этом Кирпичников предупредил часовых особо, и дал категоричный приказ: если кто-то сумеет освободить руки, с ним не церемониться, а стрелять сразу на поражение. Один из пленников, знавший испанский, перевел для всех фразу на английский. Сам Кирпичников доводить свой приказ до сведения пленников не собирался. Понимал, что перевод произведет большее впечатление, чем предупреждение. Это лишало всех иллюзий и говорило о том, что пленниками не дорожат и проявлять к ним милость не намереваются.

Вертолет тем временем совершил еще три рейса и вывез тела убитых. Их сложили здесь же, рядом. И даже не сложили, в просто побросали, не стремясь выровнять ряды. Эта небрежность тоже была умышленной и создавала у пленников соответствующее настроение. Шла настойчивая, хотя и незаметная психологическая обработка. Она должна была сыграть свою роль позже, когда начнутся допросы в министерстве безопасности. Кирпичников заранее попросил, чтобы всех пленников поместили, по возможности, в самых не пригодных для жизни камерах. Хотя бы на первое время. Американцы слишком любят комфорт и удобства, их отсутствие ломает характер сильнее, чем применение физических мер воздействия. Полковник Санчес обещал проявить «заботу».

Вскоре прилетел другой вертолет, уже большегрузный, с солдатами службы безопасности Венесуэлы. Он забрал только груз и пленников. Тела решили пока не вывозить. Допросы планировалось начать сразу после доставки американских спецназовцев. Перечень необходимых вопросов Владимир Алексеевич продиктовал капитану Альваресу, тот записал их на отдельном листе и передал его в запечатанном конверте пилоту.

Как только большегрузный вертолет улетел, тела стали вывозить старым вертолетом на венесуэльскую территорию. Отдельные участки специально прожгли огнеметом, чтобы создать иллюзию недавнего боя. И взорвали несколько гранат, чтобы заметны были воронки. А неподалеку выкопали пять укрытий с невысоким земляным бруствером – по американским стандартам. Там, за бруствером, и уложили убитых. Кирпичников сам проверял, насколько натурально все выглядело, и остался доволен осмотром. После этого разрешил Хулио Сезару начать видеосъемку. Одновременно один из солдат активно поработал цифровым фотоаппаратом. Видеосъемка предназначалась для телевидения. Фотографии планировалось передать в газеты. Когда поднимется шум, все отснятые материалы должны были приложить к официальной ноте протеста, которую вручат американскому посольству, уже долгое время работавшему без посла. Президент Чавес не пожелал принять у себя в стране того, которого собирался назначить госдепартамент США, а госдепартамент не пожелал идти на поводу у президента Чавеса.

Допускать американских юристов к пленным никто не собирался. Юристов могут допустить к уголовным преступникам; в данном же случае речь шла не об уголовном преступлении, а об умышленной вооруженной провокации. В официальных данных будет сообщено, что группа американских спецназовцев перешла государственную границу Венесуэлы и устроила засаду на отряд солдат венесуэльской армии. В результате имеются потери с обеих сторон. Ничем не спровоцированная атака рассматривается не иначе, как террористическая деятельность. По закону Венесуэлы, участникам террористических акций адвокатов назначает государство, сами участники лишаются права на общение с родственниками, а тела убитых хоронятся в общей могиле без обозначения имен.

Что касается вертолета, то он тоже был сбит над венесуэльской территорией, но сумел улететь в Колумбию, где и потерпел катастрофу. О судьбе пилота венесуэльским спецслужбам ничего известно не было, если бы несколько индейцев не перешли границу и не принесли с собой прибор, назначение которого они не знали. Прибор этот – тот самый навигатор, что вытащил из вертолета Лукошкин. Вот такая версия операции под руководством подполковника Кирпичникова была представлена на суд международной общественности, опровергнуть которую американцам не удалось.

Апраксин так и не вышел на связь с Кирпичниковым, хотя тот очень ждал его звонка. В принципе, генерал-лейтенант мог и не позвонить сразу, потому что в тот момент, когда Владимир Алексеевич обращался к нему, в Москве был уже поздний вечер, или Апраксин сразу не нашел надежного человека, которого можно было послать по адресу. И вообще генерал мог быть уже дома, потому что свою трубку спутниковой связи всегда носил с собой, а ночью решил вообще никого не посылать, отложив дело до утра.

В Венесуэле время бежало так же стремительно, как и в России. Уже начало вечереть, когда капитану Альваресу позвонил полковник Санчес. Он предпочитал общаться только со своим капитаном, который лучше справлялся с обязанностями переводчика, чем Кирпичников. Все же испанский язык подполковника оставлял желать лучшего, и Санчесу трудно было понимать русского офицера правильно. Да и сам Владимир Алексеевич с явным усилием воспринимал быструю и темпераментную речь полковника, который к тому же иногда начинал заикаться.

Альварес для разговора привычно отошел в сторону и вернулся только тогда, когда убрал трубку в чехол. Еще на половине дороги к костру он сделал знак рукой Владимиру Алексеевичу, словно просил подождать, и начал отдавать распоряжения своим коммандос, которые сразу же разбежались в разные стороны. Только после этого Хулио Сезар подошел к группе российских офицеров.

– Господин подполковник, вертолет уже возвращается. Я приказал подготовить костры на случай, если он прилетит в темноте. Нашего генератора не хватит на мощный прожектор, поэтому подсветить тростник, кроме костров, нечем. Но мы еще до вашего приезда встречали здесь тот же самый вертолет с кострами. Пилот сориентируется.

– Да, я видел следы кострищ, – сказал Кирпичников. – И понял, что вы принимали в темноте вертолет. А зачем он сейчас вылетел? Не мог подождать до утра?

– Полковник Санчес настаивает, чтобы мы вернулись с рассветом. Просит непременно поторопиться. Объяснять по телефону он не стал – у нас отсутствует контроль прослушивания. Все данные привезет вертолет.

– Будем ждать, – согласился Владимир Алексеевич. – Это недолго.

Вертолет приближался одновременно с темнотой. И звук двигателя стал различим как раз тогда, когда темень подступила вплотную, уже полностью накрыла сельву, но еще оставила немного света на открытых местах. По берегу речки, на подступах к зарослям тростника запылали пять костров, полукольцом охватывающих предполагаемое место посадки. Пилот, видимо, хорошо помнил, куда садиться, и потому приземлился сразу.

К вертолету опять поспешил капитан Альварес, но скоро вернулся с пакетом в руках. Пакет распечатал уже при Кирпичникове, сначала просмотрел содержимое сам и лишь потом, при повторном чтении вслух, принялся переводить.

Хорошо, что полковник Санчес догадался не пересылать целиком все протоколы допросов пленников, но он и без того в изложении собрал в одну кучу все разрозненные факты. У человека, не привыкшего делать анализ на ходу, голова пошла бы кругом от обилия информации. Впрочем, Кирпичников знал, какие конкретно данные ему требуются в настоящий момент. Он специально их запрашивал, составляя перечень вопросов, переданный полковнику. И теперь пришел исчерпывающий ответ.

– Утро вечера мудренее. Ложимся отдыхать до рассвета. Завтра предстоит тяжелый день. Порядок в лагере обеспечит Альварес, – распорядился подполковник, с трудом удерживая себя от желания еще раз позвонить домой, и сразу направился в свою палатку.

Наконец-то и сам Кирпичников почувствовал усталость, и уснул сразу, как только лег. У него, естественно, усталость была не физическая, как, скажем, у Лукошкина, который отшагал десять километров в одну сторону, на обратном пути участвовал в рукопашных схватках, потом вместе с коммандос сидел в засаде и вернулся на базу последним. Тем не менее, и психологическая усталость брала свое. Мало того, что он командовал весьма рискованной операцией в чужой стране, но еще и никак не мог дозвониться домой.

Проснулся подполковник сразу, как только часовой пошевелил полог палатки и едва слышно кашлянул.

– Уже пора? – по-испански спросил Кирпичников.

– Рассветает, господин полковник.

– Спасибо. Я встаю. Разбуди капитана Альвареса.

– Он уже поднялся.

Выйдя из палатки с полотенцем в руках и спускаясь к реке, Владимир Алексеевич увидел, как один за другим, тоже с полотенцами в руках, выходят из своих палаток остальные члены его группы. Отдельная палатка была только у самого командира и у Тамары Васильевны; остальные располагались в больших палатках вместе с венесуэльцами. Но встали они раньше коммандос, за исключением капитана Альвареса, который даже успел умыться. Тамара Васильевна, как и полагается женщине, вышла последней. Встретились россияне уже на берегу.

– Устал я за монитором сидеть, – пожаловался Костя. – Мне бы сейчас марш с полной выкладкой…

– Будет тебе марш, – категорично, как отрубил, сказал Валеев, со сна чем-то основательно недовольный. – Командир обещает.

Кто сказал Валееву, что группу ждет марш, было непонятно. Об этом даже капитан Альварес еще не знал. Но Бахтияр, представляя общую задачу, вполне мог предположить, каким после вчерашнего начала будет сегодняшнее продолжение.

– Если личный состав просит, придется обеспечить, – фыркая от удовольствия, сказал Владимир Алексеевич. – Будет, скорее всего, и полет, и марш. Попрошу всех на него настроиться. Но темп придется выдерживать не по своим меркам. Вы понимаете, о чем я.

– Венесуэльцы, – вздохнул, сказал подполковник Денисенко.

– Они нормально ходят, – успокоил товарищей Лукошкин, уже испытавший силы коммандос на марше. – И мачете работают недурно. Мачете нашей лопатке не сильно уступает… Радимов, ты один с лопаткой. Снимай!

– Что? – не понял Костя.

– Мы переоценили свои силы. Еще один робот у тебя за спиной в трех метрах. Смотрит на тебя, снимает. Доставай лопатку.

Капитан умел доставать лопатку из чехла виртуозно. Выхватил, сразу развернулся, принял боевую стойку, готовый к атаке, и замер.

– Уползает, – протянул Лукошкин.

Но взгляд капитана уже самостоятельно выхватил движение длинного тела в зеленой траве. Радимов сократил дистанцию одним длинным скачком и нанес удар. Тут же выпрямился.

– Живая!

– Что, лопатка ее не берет? – не поняла Тамара Васильевна.

– Змея, говорю, живая была. Не робот. Настоящая.

К группе, видя, что внизу что-то произошло, быстро спустился Альварес. Все склонились над разрубленной змеей, когда подошел капитан.

– Ого, – сказал Альварес. – Она хоть ни в кого не плюнула?

– Кажется, ни в кого, – сказал Кирпичников.

– Для человека яд не смертельный, но болезненный. Смертельным он будет в разгар весны, месяца через три. Тогда с этой гадиной лучше не встречаться – она становится злой и агрессивной, как американец.

– Не любят в Венесуэле американцев, заметил я… – улыбнулся майор Старогоров.

– А за что нам их любить? Хотя мы верные католики и помним заповедь «Да возлюби врага своего», но мы не готовы отдать свой дом американцам. И хотим жить по-своему, а не так, как они нам указывают. Пусть беднее, но по-своему.

– Большинству бы нашей молодежи такую позицию… – сказал Кирпичников. – Ладно. Альварес, давай продумаем план. Неси мне бумаги с расшифровкой допросов. Время терять нельзя. От нашей скорости много жизней будет зависеть…

План действий составляли быстро, почти на ходу, благо материалы допросов позволяли это сделать. Наверное, полковник Санчес имел хороших специалистов. Не каждый сумеет так быстро разговорить людей.

– Вертолет высаживает нас на километровой дистанции от деревни Кальдероне Эль-Гайтан, а сам находится в воздухе на дистанции метров в шестьсот-семьсот. На борту остается только Валеев со своей «дальнобойкой», страхует нас. Связь через «подснежник» должна будет проходить нормально. Бахтияр, стрелять только по моей команде и только в американцев. Их там пять человек. Повстанцы вместе с американцами выходят на операцию через два с половиной часа. Нам следует до этого успеть все сделать. Летим…

– Может, напрямую в деревню? – предложил Альварес. – Сядем на площади. В каждой индейской деревне есть площадь – идеальное место для вертолета.

– Американцы не позволят, собьют на подлете. Вертолет с венесуэльскими опознавательными знаками. У них же в руках «Стингеры». Там руководитель всей операции старший агент Томас Кон, специалист по Венесуэле. Он примет решение. О судьбе своих попавших в плен людей он, надо полагать, догадывается.

Капитан согласно кивнул.

– Бахтияр, ты этого старшего агента Кона особо выдели. Его трудно с кем-то спутать. Страдает акромегалией.

– Что это такое? – переспросил Валеев.

– Внешне он должен выглядеть примерно, как наш боксер Николай Валуев – такой же крупный и заметный. Это последствия какого-то нарушения в работе гипофиза, в результате чего происходит непропорциональный рост конечностей и костей головы. Гипертрофированные руки и ноги, высокий рост, сильные челюсти, из-за которых нормальный вроде бы лоб кажется приплюснутым. Что-то такое…

– Примерно так, – согласилась Тамара Васильевна как врач по профессии. – Редкое, надо сказать, заболевание. И делает человека заметным.

– Вот «Батыр» и заметит его. Кон человек очень решительный и немного психопатичный. Предпочитает решительные действия. С ним следует быть осторожным. В случае чего, если «Батыру» его будет не видно, Лукошкин берет его на себя, страхует «Батыра». Вперед!

Погрузка в вертолет много времени не заняла. На охране базы остались только десять коммандос и Гималай Кузьмич, отвечавший за свое оборудование, и потому не желавший его ни на кого оставлять. Да и делать в ходе этой промежуточной операции Слепакову было, по сути дела, нечего. А в лагере он может и связь осуществлять. Все остальные участники операции вылетели при полном вооружении, готовые к любому повороту событий, от мирных переговоров до активных боевых действий.

Сам полет занял около часа, после чего вертолет завис в двух метрах над песчаной косой на берегу реки Эль-Гайтан. Десантировались быстро, немедленно выставив оцепление. Но почти сразу случился «прокол». Шум вертолетных двигателей не позволил расслышать другие звуки. И из-за поворота реки вдруг вылетела моторная лодка, которая при виде вертолета и солдат сразу сбросила скорость, круто, с поднятием волны развернулась и рванула в обратную сторону, к деревне Кальдероне Эль-Гайтан, так, что нос задрался чуть не под углом в сорок пять градусов. Но все же лодка не перевернулась, быстро выровнялась, и поворот реки скрыл ее раньше, чем кто-то успел среагировать и дать по суденышку очередь. Впрочем, Кирпичников успел дать команду чуть раньше, подняв одновременно руку:

– Не стрелять!

Отряд закончил десантирование, и вертолет ушел вверх, давая возможность разговаривать нормально.

– Мы не влипли? – непонятно кого спросил Денисенко. – Сдается, это их патруль. Люди в лодке были с автоматами.

– План меняем, хотя и незначительно, – распорядился Владимир Алексеевич.

В это время у него в чехле зазвонила трубка спутникового телефона. Подполковник поморщился, но трубку вытащил, глянул на определитель номера, и ответил:

– Извините, товарищ генерал, у нас операция разворачивается. Я позже позвоню.

– Хорошо. Как раз и результат доложишь, – согласился Апраксин и прервал разговор, даже намеком не ответив подполковнику на волновавшие его вопросы. Впрочем, Кирпичников сам не хотел сейчас слышать ответов.

– План меняем, – продолжил он. – В деревню входим двумя колоннами. Сначала с фронта подступает вплотную, но не вступает в селение группа капитана Альвареса. Особое внимание при подходе: там могут быть заминированные участки. Мы в это время обходим с тыла и вступаем в деревню с другой стороны. Напомни, Альварес, как зовут командира партизан?

– Дуку-Доку.

– Это что-то значит? Откуда такое прозвище?

– Что-то значит на каком-то из местных индейских языков. По-испански это не значит ничего. А индейских языков здесь, как рыбы в реке.

– Хорошо. Выходим. Разделяемся через двести метров. Мы пойдем в обход по ручью, – глядя в карту, распорядился подполковник.

Памятуя, что лодка с патрулем уже успела предупредить повстанцев и они готовы к обороне или броску на другую базу, в зависимости от того, какими силами располагают и какое влияние американская сторона имеет в местных колумбийских силовых структурах, Владимир Алексеевич проявлял повышенную осторожность. Связь с Валеевым была устойчивой, и Кирпичников просил снайпера наблюдать за обстановкой впереди. Вертолет выдвинулся по направлению к деревне еще метров на триста. С такого расстояния он не был заметен возможным операторам «Стингеров», но сам Бахтияр имел возможность через тепловизорный прицел рассматривать селение.

– «Первый». Я – «Батыр». Видимость для инфракрасного режима нормальная. Деревня просматривается. На площади собрался народ. Вооруженные люди, не менее полутора сотен человек. Строятся, хотя очень неохотно.

– Я – «Первый». Наблюдай, куда они двинутся.

– Как только двинутся, скажу.

Тем временем отряду пришло время разделиться на две группы. Альварес со своими продолжал движение по тому же маршруту, которым шел, а группа Кирпичникова, резко увеличив темп, рванулась напрямую по руслу ручья. Если коммандос приходилось пробираться через сельву и прорубать себе в некоторых местах путь мачете, то российским бойцам не было необходимости этого делать. Только в двух местах пришлось перебираться через стволы упавших поперек ручья деревьев.

– «Второй», уточни маршрут, – попросил Кирпичников. – Какую бы систему минных заграждений ты выставил в таком месте?

– Никакую, – категорично сказал Анатолий. – В деревне обычно бывает полно детей и домашних животных; и те, и другие могут подорваться. Не ставят здесь минные поля.

– Спасибо, утешил. «Конкистадор», слышишь?

– Да, «Первый», я понял. «Второй» прав. Насколько я знаю, здесь не принято минировать подходы к деревне. Хотя американцы могут действовать по своим правилам, поэтому нужно быть осторожнее.

Кирпичников сделал такой вывод, какой привык делать за годы службы.

– Будем исходить все же из того, что американцы не послушали местных и заминировали подходы. Всегда лучше ждать плохого, чтобы потом радоваться хорошему. Идем дальше. «Батыр», ждем от тебя новостей.

– Расстояние все же велико, чтобы я смог выделить конкретного человека по внешности. Но могу выделить по манере поведения. Распоряжается там один высокий парень. Второй высокий тоже командует, но слушается первого. По крайней мере, первый что-то говорит второму, а тот отдает распоряжения остальным. Но они в нерешительности. Первый постоянно пытается куда-то дозвониться. Судя по всему, это не удается. Пилоты подсказывают, что здесь в окрестностях есть ретранслятор сотовой связи. Возможно, у первого сотовый телефон, а связь скверная. Но около двух десятков человек отправилось к окраине деревни. Идут строем, при оружии. Думаю, хотят занять оборонительную позицию.

– В какой стороне?

– Готовятся встретить группу «Конкистадора». Контролирую положение. Сообщите «Конкистадору», когда сближение станет опасным.

– Понял, контролирую. Заодно просмотри нашу позицию.

– Только что смотрел. У вас чисто. Еще две группы выступают в сторону реки. Эти точно занимают оборону. Рядом с лодочным причалом. А часть переправляется на лодках на середину реки. Там три острова правильной формы.

– Я – «Конкистадор». Острова правильной формы – это огороды местных индейцев. Они собирают острова из речного ила и сажают там что-то. В этих местах так принято, хорошая урожайность круглый год. Сейчас хотят там, видимо, устроить засаду на случай, если мы поплывем на лодках.

– Я понял, – сказал Кирпичников. – Продолжаем марш. Осталось немного.

За счет того, что идти по ручью было проще, чем напрямую через сельву, группа Кирпичникова развила скорость значительно более высокую, чем коммандос капитана Альвареса. Будь в составе группы только спецназовцы ГРУ, он вообще заставил бы их весь путь преодолеть бегом на максимально возможной скорости. Но Старогоров со Ставровой передвижение сдерживали, хотя вида не подавали. Владимир Алексеевич, однако, умел по частоте дыхания определять, на что еще годен боец, и никогда еще не ошибался. Задним числом подумал, что следовало Тамару Васильевну вообще оставить на базе да и Старогорова в паре с ней, за ноутбуком, – и пусть бы наблюдали за их действиями с помощью «ведра». Могли бы и подсказать что-то дельное. Но подсказка пришла со стороны, с которой подполковник ее не ждал. Идущий в этот момент первым Радимов вдруг остановился и поднял руку. Тишина длилась секунд тридцать. Все в это время вслушивались в окружающее пространство.

– Что? – спросил наконец Кирпичников шепотом, направленным только в микрофон «подснежника». Радимов повернулся.

– На берегу двое с пулеметами. Готовы нас встретить. У третьего М-16 с «подствольником».

– «Батыр»! – требовательно позвал Владимир Алексеевич.

– «Первый», я просмотрел весь ручей до родника, откуда он вытекает. Никого рядом не нашел. Видел, правда, двух коз, они воду из ручья пили. Людей не было.

Командир посмотрел на Костю.

– Далеко это?

Радимов плечами пожал, но уточнил:

– У них за спиной утоптанная тропа. Видимо, в деревню.

– До поворота у нас осталось…

– Метров тридцать, – подсказал Валеев, которому сверху было видно лучше.

– «Грибник», сходи с Костей, – показал подполковник подбородком.

Лукошкин и Радимов легко выбрались на берег и, не топая, стряхнули воду с обуви. Группа осталась ждать. Прошло чуть больше десяти минут. После этого «подснежник» донес голос Лукошкина:

– «Первый», я – «Грибник». Можете идти. Здесь был бетонный бункер, место хранения оружия. Прямо под скотогонной тропой. Здесь скот на водопой гоняют.

– И что?

– Было три человека. Два американца и один местный.

– И что?

– Остался один местный. Сидит, смотрит на нас, закурить просит и считает, что мы обманываем, когда говорим, что не курим. Спрашивает, разве мы беременные женщины? В его понятии мужчины должны курить.

– У них женщины не курят только тогда, когда беременны, – объяснил Альварес. – С дымом в ребенка легко войти злому духу.

Последний участок пути преодолели быстро, хотя тоже без шума, несмотря на то, что впереди уже ждали двое своих бойцов. Нечаянно проскочить мимо поворота было невозможно. Скотогонная тропа полого выходила прямо к реке и уходила к возвышенности. Там, наверное, был путь на горное пастбище. Сбоку от тропы, в трех шагах от ручья, был поднят и прислонен к дереву сплетенный из лиан настил. На него сверху были уложены густо заросшие травой водоросли, пропустившей свои корни даже сквозь сам настил, и потому крепко вцепившиеся в эту навесную почву.

Рядом с тропой сидел низкорослый круглолицый индеец, возле стояли Радимов и Лукошкин.

– А американцы где? – спросил Кирпичников.

– Вниз сбросили, в бункер. Там склад со «Стингерами», ручными минометами, патронами и всякой всячиной. Стены и пол бетонные. Глубина два метра. Потому «Батыр» их и не видел.

– Американцев допросили?

– Не успели. Они стрелять хотели. Пришлось бить на поражение, – Радимов показал на свою лопатку. Лопатка майора уже висела в чехле на ремне.

– А этот? – подполковник глянул на низкорослого индейца.

– А этот все улыбался.

– Это хорошо. Плохой человек не улыбается, – сказал подполковник и сел на пень, покрытый ярко-зеленым мхом.

Индеец продолжал улыбаться.

– Дуку-Доку где? – спросил подполковник по-испански.

– Там, на площади, – ответил пленник.

– Вместе с Коном?

– И Кон там.

– А можешь ты сходить и тихонько, чтобы Кон не заметил, попросить Дуку-Доку прийти ко мне? У меня есть что ему сказать.

– Я могу, – согласился индеец, не прекращая улыбаться. – Сначала Дуку-Доку убьет меня, потом сюда придет и убьет тебя. Ты этого хочешь?

– Чтобы он не стал тебя убивать, ты скажешь ему, что Кон предал его, и ты привел людей, которые хотят спасти деревню. Деревне осталось жить около часа. Потом она должна быть уничтожена вместе с жителями.

Индеец улыбаться не перестал.

– Дай сигарету.

– Я не курю.

– Так ты не будешь меня убивать?

– Я посылаю тебя к Дуку-Доку. Ты видишь, что нас здесь мало. Пусть он приходит сюда со своими людьми. Я пришел говорить с ним, а не убивать. Пусть он берет в два раза больше людей, чем нас, в три раза…

– Я пошел, – согласился индеец. – Я бегом побегу. Ты в спину мне не стреляй. В спину стрелять нехорошо.

– Приведи ко мне Дуку-Доку и не надоедай.

Индеец вдруг резко вскочил и нырнул в кусты. Он не побежал по тропе, где его было бы видно. Было слышно, как он проламывается через сельву и торопится быстрее добраться до деревни. Похоже, он не слишком доверял людям, которые его отпустили. Но вот стоило ли доверять индейцу – этот вопрос оставался открытым.

– «Батыр», я – «Первый». Посматривай за обстановкой.

– Отслеживаю. Я слышал разговор. «Первый», ты слишком рисковый.

– Это «Конкистадор», – вклинился Альварес. – Все нормально. Индейцы народ честный. Белым они не верят, но сами не обманывают. Он приведет Дуку-Доку.

– Будем ждать. «Батыр», страхуй нас.

– Понял. Работаю. Индеец прибежал в деревню. Мимо высокого американца пробежал – того, которого я посчитал Томасом Коном. Ищет второго высокого. Да, нашел его около причала. Объясняет. Дуку-Доку взял индейца за горло. Что-то спрашивает. Швырнул в кусты. Отдал команду, пошел в вашу сторону. Через площадь. Американец что-то кричит ему, Дуку-Доку отмахивается. Американца с собой не берет. С ним только три человека. Отважный парень! Ждите…

Дуку-Доку появился на повороте тропы. Высокий, ростом немногим меньше двух метров, что вообще редкость для местных индейцев, широкоплечий, мосластый, физически, видимо, очень сильный, он шел стремительным широким шагом и не замедлил движения, когда увидел на тропе впереди вооруженных людей. Дуку-Доку не ведал, что такое сомнения, и не понимал в принципе, что такое страх.

Кирпичников вышел навстречу вождю повстанцев. Рядом встал Лукошкин, сразу заняв удобную позицию для нанесения удара. Со стороны это могло показаться не позицией бойца, а просто позой человека свиты командира. В действительности Сергей уже рассмотрел и фигуру вождя, и определил его манеру передвигаться, и знал, как с таким противником себя вести.

– Это ты не побоялся назначить мне встречу? – не доходя трех шагов, на ходу спросил Дуку-Доку, глядя одновременно и насмешливо, и грозно. – Или храбрый, или безумный…

– Это ты не побоялся прийти на встречу со мной? – с улыбкой спросил Кирпичников. – Впрочем, когда жить захочешь, на любую встречу бегом побежишь.

Дуку-Доку остановился, подошел к нему вплотную и посмотрел сверху вниз.

– Ты считаешь себя таким грозным?

– Вопрос не в том, каким я себя считаю, а в том, каким я считаю тебя.

– Вот как… И каким же ты меня считаешь?

Дуку-Доку говорил по-испански с легким акцентом, присущим всем аборигенам, но, судя по лицу и фигуре, он не был чистокровным индейцем. Впрочем, акцент был присущ и метисам. Владимиру Алексеевичу, изучавшему классический испанский, было бы трудно понимать вождя повстанцев, если бы не достаточно долгое общение с никарагуанцами, которые говорили примерно с таким же акцентом. И потому речь Дуку-Доку он понимал.

– Я считаю тебя глупым.

Вождь напрягся, готовый взорваться, но сдержался. И ответил с насмешкой:

– Вообще-то я университет почти закончил. И никто не считал меня глупым.

– Разве умный человек будет так подставляться под американцев?

– Чем тебе американцы не угодили? Они – мои друзья и гости.

– Они не твои друзья. Они друзья колумбийского правительства, с которым ты воюешь.

– Это еще нужно доказать.

– Докажу. Сегодня же. Двумя способами. Во-первых, не ходи сегодня с Коном. Как только твоя группа собьет самолет, она будет уничтожена колумбийским спецназом. Вы сделаете свое дело и станете не нужны американцам. А в самолете, который вы собьете – вернее, который собираетесь сбить, – губернатора не будет. Там будут простые, ни в чем не повинные люди. Их просто подставляют ваши власти и американцы, чтобы обвинить тебя и венесуэльцев.

– При чем здесь венесуэльцы?

– Томас Кон, старший агент ЦРУ, руководит операцией, основная цель которой – доказать, что Венесуэла поставляет повстанцам ПЗРК. Гражданский самолет должен быть сбит с помощью ПЗРК «Стингер», но невозможно будет доказать, что стреляли из «Стингера», а не из «Иглы». Но после этого тебя и твою деревню уничтожат ракетами. В каждой единице ПЗРК «Стингер», что поставили тебе американцы, есть микрочип, который является частью системы наведения ракет. Американские самолеты не будут подлетать близко к твоей деревне. Они пустят ракеты с расстояния, когда ты даже не будешь знать об их приближении. Ракеты попадут туда, где будут находиться «Стингеры». А потом в деревню войдут колумбийские коммандос и подбросят сюда, в сгоревшую деревню, две «Иглы». Это все, что американцы смогли найти для данной операции. В результате ты и твои люди будете обвинены в терроризме, в том, что вы сбили гражданский самолет с помощью купленных у венесуэльской стороны ПЗРК, и за это понесли заслуженное наказание. Все остатки «Стингеров» из уничтоженной деревни, разумеется, уберут. А теперь скажи, разве не глупость так подставлять себя и своих людей?

Дуку-Доку отступил на шаг и сузил глаза.

– Откуда ты все это знаешь?

– По результатам допросов других американцев. Мои люди уничтожили отряд Кона, а часть его людей захватили в плен. Я специально прибыл сюда, чтобы предупредить тебя.

– У тебя есть доказательства?

– Какие доказательства тебе еще требуются? Я предлагаю тебе самому проверить все. Во-первых, не сбивай гражданский самолет. Во-вторых, вынеси все «Стингеры» куда-нибудь подальше от деревни в сельву и посади рядом связанных американцев. Сколько их там осталось – трое, кажется? Вот всех троих и посади рядом. Ты уже по их поведению поймешь, что происходит. Они лучше меня знают, куда прилетят ракеты с американских самолетов. Правительство Колумбии выделило для этих самолетов специальный воздушный коридор. О его выделении договаривался лично Томас Кон.

По тропе в сторону переговорщиков бежал какой-то человек. Он очень торопился, задыхался, но сигарету изо рта не выпускал даже на бегу.

– Что там?

– Американец торопит. Говорит, времени осталось мало. Нужно выходить.

Дуку-Доку коротко глянул на Кирпичникова, потом отдал какую-то резкую команду на своем языке. Владимир Алексеевич не понял ни слова. Человек поспешил назад, за ним бросились сопровождавшие вождя бойцы.

– Я послушаю тебя. Но берегись, если ты меня обманул. У меня личные счеты с губернатором. Если это его самолет, а не гражданский, тебе придется плохо. А если американские ракеты не прилетят на «Стингеры», я сам расстреляю тебя из того же «Стингера».

Вождь поднял руку, и тут же из сельвы вышло не менее десятка индейцев. Второй десяток показался на скотогонной тропе на другом берегу ручья.

– Ты более предусмотрительный, чем я думал, – усмехнулся Кирпичников. – Выноси «Стингеры» за пределы деревни. Кон прав, времени осталось мало.

Из деревни донеслось несколько автоматных очередей.

– Пойдем на площадь. Кона уже арестовали, – сказал Дуку-Доку.

Он повернулся и направился к деревне, не сомневаясь, что остальные пойдут за ним…

В деревне стоял переполох.

– Мы не слишком подставляем себя? – спросил Денисенко. – А если на допросах кто-то нафантазировал?

– Приходится рисковать. Но разоружить себя мы тоже не позволим. «Батыр» подстрахует.

«Подснежники» были у всех включены. Валеев слышал, что сказал командир, и тут же отозвался:

– Подстрахую. Эти индейцы стоят так плотно, что можно одиночным выстрелом толпу завалить. Но я пока воздержусь от демонстрации.

– Воздержись, – согласился Кирпичников.

Группу российских спецназовцев отвели в хижину, специально для них освобожденную.

– Дуку-Доку, – позвал Владимир Алексеевич с порога.

Вождь повернулся к нему.

– Выноси «Стингеры», но не складывай их в одну кучу. Рассредоточь так, чтобы на приборах было похоже, будто они на руках у людей в разных концах деревни.

Вождь, кивнув, уточнил:

– Когда начнется обстрел?

– Вскоре после времени, когда ты должен будешь сбить гражданский самолет.

Дуку-Доку вытащил трубку мобильника и посмотрел в монитор, заменяющий ему часы.

– Ждать осталось меньше часа. Не боишься?

– Не боюсь. Хотя опасаюсь какого-нибудь сбоя. Но все должно быть так, как я сказал. Что американцы? Как себя чувствует старший агент Кон?

– Он в самом деле сотрудник ЦРУ?

– Как он тебе представился?

– Доктором философии. Он хорошо знает марксизм.

– Назови его старшим агентом. Как он отреагирует?

– Я попробую, – усмехнулся вождь.

Потянулось ожидание. Но разоружить бойцов группы Кирпичникова никто не пытался, хотя хижина была окружена не менее чем полусотней воинов. Тонкие стены в случае чего не смогли бы защитить от очередей, тем более что только небольшая часть индейцев была вооружена современными американскими винтовками М16 калибра 5,56 мм, а у большинства были автоматы АК-47 калибра 7,62 мм, которые разнесут тонкие стены не хуже гранатомета. Но никто не выказывал волнения. Сами пошли на такой риск, и пенять было не на кого. Вообще-то Кирпичников изначально не намеревался оставлять себя и свою группу в заложниках. Но он не предусмотрел умения индейцев передвигаться неслышно, как спецназовцы, а Валеев, видимо, был занят наблюдением за площадью, где арестовывали американцев, и прозевал момент окружения. Если бы возникло осложнение, выручить мог бы только капитан Альварес со своей группой, что залегла на окраине деревни.

– «Конкистадор», я – «Первый», как слышишь меня?

– Я – «Конкистадор», слышу нормально. Как обстановка?

– Сам не видишь?

– Мне не видно.

– Мы в хижине. Окружены толпой до полусотни повстанцев. Ждем результата. Дуку-Доку выносит «Стингеры» за пределы деревни.

Майор Старогоров выглянул из хижины.

– Охраны осталось человек двадцать. Но притащили два пулемета.

– «Конкистадор», слышишь?

– Слышу.

– Будь готов выручать. «Батыр» будет докладывать тебе общую обстановку. «Батыр»!

– Я готов, – отозвался майор Валеев. – На окраине деревни, со стороны группы «Конкистадора», сняли защитную цепь. Там осталось человек пять, не больше.

– Все нормально. Хочется надеяться, что нам сегодня воевать не придется. Осталось ждать недолго. Ага… Вождь идет к нам.

Дуку-Доку пересек деревенскую площадь широким решительным шагом и направился к хижине, где находились россияне. Перед низким входом вождю пришлось согнуться, чтобы войти внутрь, да и хижина была не настолько высокая, чтобы он мог там поместиться в полный рост. Голову, по крайней мере, приходилось склонять, что Дуку-Доку не нравилось, поэтому он сел на порог, скрестив перед собой длинные ноги.

– Американец ругается. Я назвал его старшим агентом, он рассвирепел. А когда его связанного уложили рядом со «Стингером» в лесу, у него началась истерика. Пытается вырваться из пут. Пришлось дать ему прикладом в лоб и связать потуже. Но его поведение показывает, что ты прав. Вернее, я надеюсь, что ты прав. А сейчас скажи мне, кто ты?

– Человек.

– Ты пришел из Венесуэлы? Прилетел, то есть. Твой вертолет видели.

– Да.

– Зачем?

– Предупредить тебя.

– Зачем? Какое тебе до меня дело?

– Мне нет до тебя дела. Мне мешали американцы. Они мешали моим друзьям.

– Венесуэльцам?

– Да.

– Но ты же европеец?.. Я понял. Ты – русский. Ты продаешь оружие Венесуэле.

– Я русский, но я не продаю оружие. Я пытаюсь снять с венесуэльцев обвинения, чтобы нам не запрещали торговать с ними. Вот и все.

– Американцы мешают?

– Да. Они хотят торговать сами. Конкуренция.

– Это я понимаю. Но венесуэльцы все равно будут продавать нам оружие.

– Ты уверен?

– Уверен. Я знаю это.

– А я не знаю. И ты мне этого не говорил.

Дуку-Доку улыбнулся широко и открыто, словно вступил в заговор, и согласно кивнул.

– Что может знать вождь маленького отряда? Ты правильно думаешь. Но мы еще подождем. Я хотел бы убедиться, что ты был прав до конца. Мне жалко терять те «Стингеры», что привез с собой Кон, но лучше потерять их, чем жизнь. Может быть, ты продашь мне вместо «Стингеров» свои ПЗРК?

– Я же говорил тебе, что не торгую оружием. Я только офицер спецназа военной разведки, и не больше…

– Ты мне нравишься. Ты пришел сам, смело и сразу. А Кон полгода присылал разных людей, прежде чем сам пожаловал… Мне будет жалко, если ракеты не прилетят.

– Они прилетят, будь уверен. Ты далеко отнес «Стингеры»?

– Около пяти километров. Этого хватит?

– Я надеюсь, что американцы умеют стрелять ракетами…

Ракеты прилетели…

Они прошли над деревней достаточно низко, чтобы были слышны их рев и свист. Маршевые двигатели ракет уже, естественно, отсоединились, и работали только стабилизирующие двигатели, но и они ревели пугающе. А через несколько секунд страшный грохот потряс сельву, которая никогда, наверное, таких звуков не слышала. Даже пятикилометровая дистанция не сделала звук взрывов менее устрашающим. Земля задрожала. Даже хижина пошатнулась.

Кирпичников вышел из хижины первым. За ним неторопливо потянулись остальные. Дуку-Доку протянул Кирпичникову руку.

– Спасибо. Что я должен тебе за спасение своей деревни?

– Ты должен разрешить войти в деревню группе венесуэльских коммандос. Капитан Альварес поставит видеокамеру, и ты перед ней расскажешь все, что знаешь о старшем агенте Томасе Коне.

– Расскажу. Пусть входят. Они далеко?

– Они залегли на окраине деревни.

Вождь в удивлении поднял брови, но ничего не сказал.

– Я – «Первый». Альварес, Дуку-Доку желает познакомиться с твоей камерой.

– Я иду. Пусть посты предупредит.