ГЛАВА 9

К хроническому недосыпанию в годы былой боевой службы я привык. Бывало, вообще по нескольку месяцев спать приходилось только урывками. Особенно в Афгане. Тогда казалось счастьем, если предстояло лететь в далекий район для проведения рейда. За время полета можно выспаться. Сейчас я былую форму давно потерял, поскольку в нынешней моей деятельности подобная бессонная выносливость ни к чему. И потому утром, поднявшись, беспрестанно зевал. Еще до Афгана при ведении боевых действий нам выдавали таблетки «экстази» как раз на такие случаи. Сейчас «экстази» признан наркотиком и, я слышал, в армии к приему запрещен. А мне сейчас, чтобы окончательно проснуться и начать заниматься делами, такая таблетка весьма сгодилась бы.

Вчера мы просидели с майором Асафьевым до четырех часов ночи. Разрабатывали все возможные варианты моего безупречного поведения в момент и после момента вербовки. И все варианты деятельности, связи и прочего необходимого тогда, когда я попаду к месту назначения. Насколько помню собственную службу, при подготовке операции варианты всегда прорабатывались целым коллективом специалистов, а не оперативными работниками, и даже проводились «игры» на случай нестандартных ситуаций. Сейчас же время не позволяло подготовиться основательнее. А уж про «игры» я и не вспоминал.

Естественно, я должен был идти «голым». То есть без всякой связи, без надежды на чью-то помощь в трудный момент. Единственное, что я получил от «заботливого» ФСБ, это два номера и web-адрес: идентификационный номер и код, с которыми я должен обратиться в особый отдел любой воинской части, если вдруг так сложится судьба, что меня возьмут в плен свои же. При наличии связи легко выяснить, что я собой представляю. И еще номер сотового телефона, куда смогу при возможности дозвониться. В Чечне давно уже не существует простых телефонов. Живут, как при шведской модели социализма. Только сотовые. Круто! А мы еще считаем эту республику дикой.

Утром, когда я встал, голова протяжно и нудно гудела – некое подобие сирены атомной тревоги, и общее состояние организма было почти такое же, как после водки с клофелином. Пришлось долго принимать прохладный душ, чтобы прийти в себя и отправиться в гараж.

Очень меня интересовал в это утро Леня Проханов, и потому я не мог себе позволить отоспаться дольше обычного. Что сейчас происходит с подполковником и как он находит с чеченами общий язык? После того как вчера вечером потеряли человека, они должны быть злы, как настоящие волки, и винить во всем происшедшем ягнят из спецназа, которые обнажили зубы. Впрочем, волки между собой редко дерутся насмерть. Они звери хоть и трусливые, но культурные. А чеченам пришлось добить своего. Значит, вдвойне они злы. И могут сорвать зло на инвалиде-подполковнике или на его дочери. Хочется надеяться, что Леня не даст себя в обиду. Впрочем, он им нужен живым и дееспособным, иначе не заводили бы такую большую игру.

Один вопрос мы с Асафьевым даже совместными усилиями выяснить не смогли, хотя вопрос этот при определенных обстоятельствах должен и может оказаться очень важным. Какие гарантии потребуют волки от ягнят, которых смогут принудительно завербовать? Ладно, со мной почти все ясно. Я скрываюсь от правоохранительных органов. Но опять же, кто мешает мне смотаться и от чеченов? Пойду на принцип, добуду документы, чуть-чуть меня омолаживающие, потому что во французский иностранный легион принимают только до сорока лет, а мне как раз сорок, – и рвану в Марсель на вербовочный пункт. А с Прохановым вообще ситуация скользкая. Он соглашается, разумеется, только в том случае, если освобождают его дочь.

Нет. Здесь что-то должно быть не так. Не могут они после принудительной вербовки рассчитывать на добросовестное служение их интересам. Не поверят чечены просто на слово. И будут, в общем-то, правы.

– Скорее всего вас попытаются «повязать на крови», – предположил Асафьев. – И такой вариант ты должен предусмотреть. Со всякими возможными подготовленными фокусами можно и подзалететь – они в состоянии проверить действительность события, поэтому следует выработать заранее линию поведения. Например, воюете вы только в Чечне и только против армии. Другое отметаете категорически. Это дело принципа.

– Возможно, – согласился я. – Надо быть аккуратным.

«Повязать на крови» – это подставить человека так же, как подставили меня, только более крупно и более круто. Причем добровольно. Нас постараются заставить принять участие в какой-то кровавой акции, запишут все это на пленку, и пленка будет поводком, на котором волки пасут ягнят. Такие штуки делать – чечены большие мастера, если судить по варианту моей вербовки.

На том мы беседу и завершили. На случай возможного прощания – неизвестно же, когда друзья с Кавказа попытаются меня вытащить, – я передал Асафьеву данные на Марину Николаевну Сабирову, чтобы он проверил их по возможности в миграционной службе. И уже закрывая за майором дверь, я заснул. До постели добирался с закрытыми глазами и, кажется, на ощупь.

За тот небольшой путь, что я проделал от гаража до «Аргуса» – десять минут неторопливой езды, – меня дважды остановили совместные посты ГИБДД и ОМОНа. Видимо, явление в городе «винтореза» произвело впечатление на ментовских чинов. В другом месте я, проезжая, наблюдал картину, как из машины вытаскивали и ставили на раскорячку троих кавказцев. Если со мной просто разговаривали, проверяли разрешение на оружие и, к счастью, само оружие даже не доставали из кобуры, чтобы сверить номер, то их обыскивали и самих, и машину. Чечены знали, на что шли. То и получили. Наследили так, что не стоит удивляться переполоху. Лишь бы менты не переборщили и не сорвали нам всю операцию по моей вербовке. А то повяжут всех, а мы останемся не у дел. И ни я, ни Леня не получим обещанный тройной оклад.

Я уже подъезжал к офису – на последнем перекрестке перед светофором остановился, – когда в кармане зазвонил сотовик.

– Привет, майор. Как прибудешь в кабинет, позвони мне. – Лоскутков краток. Он хорошо выучил тарифы сотовой связи и постоянно пользуется бесплатными пятнадцатью секундами разговора.

– Есть, господин начальник, – бодро ответил я. – Скучаю по знакомому суровому и справедливому голосу и чрезвычайно тороплюсь.

В кабинете я про торопливость забыл. Сначала включил компьютер, пока он загружался, сходил за водой и воткнул в стакан кипятильник. Без чая я скучаю. Потом только один раз сыграл в компьютерную игру, и лишь после этого, когда чай был уже готов, я сделал несколько глотков и позвонил Лоскуткову.

– Ты хотел, как я понимаю, сообщить мне, что идешь к прокурору подписывать ордер на мой арест?

– Извини, твои чечены очень долго спят. Они почему-то еще не звонили. И вообще, позвонят ли?..

– Тогда что такое важное созрело, из-за чего я с утра, невыспавшийся и потому злой, почти как ты, срочно понадобился?

– Володя хочет дожимать нашу библиотекаршу. Ты был вчера у нее?

После истории с Валерой Столыпиным у меня из головы вылетела Марина Николаевна. Совсем забыл рассказать про визит майору.

– Был, – тон я постарался выдержать загадочный.

– Ну и как?

– Не узнал.

– Кого не узнал?

– Ни ее не узнал на фотороботе, ни фоторобот не узнал при общении с ней. По-моему, это две совершенно разные личности.

– А что с «жучками»?

– Пару установил. Сегодня с утра рядом с ее домом должна стоять машина с прослушивающей аппаратурой. Позвони Асафьеву, поинтересуйся. Но, честное слово, мне очень даже жаль будет бедняжку, если в нее вцепится твой волкодав Володя. У нее же сотрясение мозга. Она дома даже шторы не раздвигает, потому что от дневного света глаза и голова болят.

– Он в принципе обвинять ее пока не собирается. Хочет свозить ее на то место, где она машину останавливала. Будет проводить следственный эксперимент. И незаметно тому парню, что ее видел, покажет.

– А что это даст?

– Может быть, какое-то понимание ситуации. Сабирова утверждает, что она очень спешила, потому и хотела остановить машину. А парень говорит, что она минут пять там ходила кругами. С кем-то беседовала. Именно «Лексус», по его мнению, ждала.

– Пусть попробует. Кстати, Асафьев должен сегодня запросить на нее данные из миграционной службы. Сабирова же переселенка из Таджикистана.

– Из Таджикистана или из Чечни?

– Я расспрашивал ее о Душанбе. Она точно описала мне дом, в котором жила. Я этот район хорошо знаю. Не знаю, жила ли она там, но описание правильное.

– Хорошо, я узнаю у Асафьева результат. Будут новости – звони. А если есть желание, можешь сам понаблюдать за Сабировой, когда Володя ее на место привезет.

– Может быть. Это же недалеко от меня. Сообщи мне, когда поедут.

Я положил трубку, сыграл опять только один раз в следующую игру и снова посмотрел на телефон. Ну, кто позвонит мне следующим? Хотелось действия. Так всегда бывает, когда ждешь каких-то событий. И теряешься, не знаешь, за что взяться в ожидании.

Телефон не подвел. Он у меня умный. Зазвонил.

– Привет частным сыщикам.

– Ответный – чекистам.

– Попытайся напрячь мозги. Есть новые сведения. В Екатеринбурге предотвращена попытка диверсии на химическом производстве. Группа чеченцев готовилась захватить цех и склад и взорвать их. Арестованных всю ночь допрашивали с применением спецсредств, а с утра разослали срочную «шифровку». Чечены почему-то считали, что на складе хранятся химические боеприпасы с сибирской язвой. Почти всех повязали. Есть данные, что такие же крупные диверсии готовятся еще в девятнадцати городах России. В том числе и у нас. Попробуй связать это со своим делом о вербовке. У меня что-то не вяжется. Или это работает другая группа?

– Это элементарно, Ватсон...

– Ну-ну... Рассказывай.

– По телефону?

– У меня контроль прослушивания. Линия чистая.

– Ты же сам говорил, что им надо задержать наступление войск. Вот для того и готовились теракты. Может быть, несколько взрывов они бы провели. Для наглядности. А остальными бы только пригрозили. Захватили бы объекты особой опасности для города и держались там сколько надо. Под угрозой взрыва штурм проводить невозможно. Поэтому они обеспечили бы себе бесплатную гостиницу на все время пребывания на объекте. То есть до тех пор, пока не остановятся войска и они сами не перегруппируются. А потом армии предстоит война с партизанами. Все по твоему раскладу. Только тогда я не понимаю, зачем ты меня туда посылаешь.

– Они сами тебя туда посылают. От Проханова вестей нет? Ему уже должны были позвонить.

– Пока жду. Но он звонить с сотовика не будет. А больше ему вроде как и неоткуда.

– Ладно. Он найдет откуда. Если позвонит тебе, сразу сообщай. Если мне позвонит, я тебе звякну.

– Договорились.

Таким образом, я стал перевалочной базой. И когда телефон через пять минут зазвонил снова, я, естественно, так и ответил:

– Перевалочная база. Экс-майор Толстов слушает.

– Привет, Серега. Это я.

Вот и Проханов объявился.

– Привет бойцам за свободную Ичкерию. Звонили?

– Звонили. Велели сегодня дома сидеть и носа не высовывать. Я сейчас в магазин зашел, после «поста» требуется снять напряжение. Выпью и спать завалюсь. Но я их предупредил, что я согласен на условия, которые мне Мария предлагала. Но тоже ставлю условия, чтобы дочь немедленно освободили.

– И что? Поверили?

– Сказали, что через два часа она будет дома. Дочери я прямо с сотовика позвоню. Не буду у них разрешения спрашивать. И заодно своей бывшей на работу звякну. Через нее узнаю, что и как. Здесь рисковать нельзя. А потом спать лягу. Ты ко мне не собирался?

– Не знаю. Сейчас Асафьеву позвоню, расскажу. Мы с ним решим, что нам делать.

– Я ему только что звонил.

– И что он?

– Он-то ничего. Говорит, что все идет нормально. Только мне все это сильно не нравится. Слишком спокойно все происходит, буднично, словно они в ресторан нас пригласили. И тебя не трогают. Зачем тогда пистолет меняли? Зачем девку в киоске замочили?

– Ты прав. Меня ситуация тоже беспокоит. Но вчера вечером был инцидент...

Я рассказал ему про Валеру Столыпина.

Леню этот эпизод, как ни странно, успокоил.

– Короче, им сейчас не до нас. И осторожнее теперь будут. Подстрахуются. Нам тоже следует быть готовыми. Может, мне не пить?

– Это-то как раз и вызовет подозрение...

– Ага... Я тоже так думаю. – Проханов даже хихикнул радостно. – Ладно. Ты меня уговорил. Будут новости – я постараюсь сообщить.

Друг ты мой, подполковник, какого труда мне стоило уговорить тебя. Никак ты не хотел соглашаться.