– Тебя шеф уже семь раз спрашивал, – сообщил мне охранник, как только я появился в «Аргусе». – И еще семь раз просто к твоей двери подходил, пытался ручку оторвать.

Чтобы разговаривать с Левой Ивановым, имея на руках козыри, способные его немного успокоить и обнадежить, я все же сначала позвонил Виктории Витальевне Широковой и пространно объяснил ей ситуацию. Разумеется, сообщил, что этим делом интересуются и городская ментовка, и ФСБ, – это для веса, для солидности, для того, чтобы она поняла сложность и многогранность ситуации и мою немаловажную роль в ней, однако не сказал, что уже идет плотное следствие. Ей это знать ни к чему. Ей положено знать, что следствие веду я, а мне за мою работу следует заплатить, как мы и договаривались.

И сейчас мы быстро договорились. Госпожа Широкова – человек не жадный и цену деньгам, похоже, не знает. Для нее сумма, которая спасет Леву Иванова, не слишком значительна. Виктория Витальевна обещала через час же приехать и заплатить требуемое.

– Если меня не будет на месте, можете разговаривать с нашим шефом. Я введу его в курс дела.

И только после этого, обеспечив начальнику хорошее нравственное и финансовое настроение, я решил навестить его лично. Лева уныло гонял шарики по экрану компьютера и ждал меня, свесив от расстройства длинный нос чуть не на подбородок.

Я вкратце объяснил общую ситуацию, начав, естественно, с предстоящей дополнительной оплаты. Остальное Леву интересовало мало, но он все же терпеливо выслушал.

Потом опомнился и встрепенулся.

– Я так и не понял, что тебе предстоит, – сказал почти испуганно.

– Мне предстоит пережить попытку собственного задержания, умело «отмахнуться» от ваших надоевших всему обществу ментов, – Лева отставной ментовский подполковник, – сначала лечь на дно, а потом поспешно, но умно скрыться, вероятнее всего, в Чечне или еще где-то в труднодоступной для правоохранительных органов местности. И продолжать работу там.

– Но ведь тогда Широкова потребует возврата денег! – вдруг возмутился шеф. Дошло до начальника, что не все так просто и даже деньги так просто не достаются – вертеться надо. Сложная же судьба одного из самых многообещающих сыщиков агентства Леву, кажется, волновала меньше всего.

Мне это прискорбно, хотя и привычно.

– Нет, ты объясни ей, что в интересах следствия я был вынужден выехать на Кавказ. Она знает, что муж работал с кавказцами. Таким образом, командировка оправдает себя. Если вдруг Виктория Витальевна потребует представить ей какие-то добытые следствием данные, то обратись к одному из майоров – или к Лоскуткову, или к Асафьеву, благо ты с обоими в дружеских отношениях и даже иногда водку с ними пьешь.

Лева продолжал качать головой, как пресловутый японский болванчик, и у меня не хватило сил дождаться, когда он перестанет это делать, – вышел и, чтобы Лева не догнал еще каким-нибудь провокационным вопросом, сделал ускорение и стремительно проскочил напрямик мимо охранника к своей машине.

Десять минут пути преобразили меня. Мысленно я постарался стать респектабельнее и удачливее. Надеюсь, это получилось и визуально. Короче, в библиотеку я приехал уже не таким запыхавшимся торопыгой. Можно даже сказать, что важно-вальяжным, не хватало только погасшей трубки во рту, как у знаменитого комиссара с набережной Сюртэ. И уверенной походкой прошел сразу к стойке, за которой сидела крупная женщина в очках. Она, судя по взгляду, которым меня встретила, не приветствовала визиты незнакомых мужчин. И вообще, скорее всего не любит надоевших читателей. Естественный лошадиный оскал – не все естественное, оказывается, прекрасно – не располагает к долгим беседам, и она это прекрасно понимала.

Я важно протянул потертое удостоверение, неотразимейше улыбнулся и спросил голосом, располагающим к доверию:

– Я хотел бы поговорить с Мариной Николаевной Сабировой. Вы не подскажете, где я могу ее найти?

Ее молчание могло поставить в тупик любого. Я грешным делом попытался вспомнить вывеску библиотеки – не для глухонемых ли она?

– А что вы от нее хотите? – услышал я через минуту. Букву «ч» женщина выговаривала очень жестко и звонко.

– Я хотел бы поговорить... – Улыбаться – так уж до конца, даже если тебе этого не прощают.

– Пройдите к заведующей. Это вон туда, – показала она, – через зал, и дверь в середине стены. Заведующую зовут тоже Марина Николаевна.

Я и пошел. И даже дверь в середине стены, как опытный сыщик, нашел сразу. А вот дальше – а дальше оказался в лабиринте стеллажей со множеством книг, которые никто почему-то не видит. И попытался немного поплутать между ними.

– Вы кого тут ищете? – сурово спросили меня сквозь целый ряд недоступных читателю книг.

– Марину Николаевну... – я слегка, признаться, растерялся, потому что слышал только голос, но не видел говорившую. Было в ситуации что-то мистическое. И вроде бы даже эхо от голосов гуляло под потолком.

– Дойдите до окна, поверните направо, потом еще раз направо. И прямо.

Я пошел, рискуя без компаса попасть не туда. Но тем не менее вспомнил, что когда-то хорошо ориентировался на незнакомой местности, и у стены повернул направо, потом еще раз направо и дальше двинулся прямо. И набрел на шторку, протянутую между двух стеллажей. За шторкой и оказался не совсем обычный кабинет заведующей библиотекой.

– Я – Марина Николаевна. Садитесь.

– Очень приятно. Мой фамилия Толстов. Я частный сыщик из детективного агентства «Аргус».

И протянул удостоверение, которое она рассматривала долго и с любопытством.

– Чем могу?.. – спросила наконец.

– Я вообще-то пришел поговорить с Мариной Николаевной Сабировой, но меня отослали к вам.

– Правильно, что отослали. В учреждении всем должен распоряжаться руководитель. Зачем вам нужна Сабирова?

Если начался допрос, то я хотел бы пригласить своего адвоката. И вообще надеюсь, что допрос будет без пристрастия.

– Я интересуюсь некоторыми вопросами, касающимися аварии, в которую она попала...

– Понятно. Я так и думала.

Марина Николаевна вздохнула, мне показалось, облегченно. И тон ее сменился. Теперь она уже не пытала меня в стиле Лоскуткова, а просто разговаривала, как старшая наставница.

– Нет ее. На больничном Сабирова. Еще не оправилась после этой проклятой аварии. У нее же сотрясение мозга. А это значит, еще пару недель будет отлеживаться.

– Извините. Жалко. Но дома-то ее, как вы считаете, навестить можно?

– Это уже не мне решать. Как она сама вас примет... Она вообще человек такой – безотказная. Если надо что, так всегда пожалуйста. Надо подменить кого-то – всегда с удовольствием. Попросишь что-то сделать, так до ночи просидит, а сделает.

– Хороший, значит, человек?

– Хороший.

– Она давно у вас работает?

– Уже больше года. Она сама из Душанбе приехала. Там же знаете какие события... Воюют друг с другом... С трудом квартиру продала. Там трехкомнатная была, полнометражная. Здесь еле-еле сумела купить однокомнатную. Такая разница в стоимости. И муж ее бросил... Вообще невезучая... Болеет часто. Но очень ответственная. Даже больная на работу приходит, чтобы никого не подвести. А тут, тут уж дело серьезное... Сотрясение мозга... С этим шутить нельзя. Я у нее вчера была. Тортик ей купила. Так она даже есть ничего не может. Тошнит сильно. Так вы пойдете к ней?

– Да. Придется побеспокоить. Да я только пару вопросов задам. Мне уточнить некоторые детали необходимо. Надеюсь, не утомлю сильно.

– Адрес вы знаете?

– Да.

– От нас привет передайте.

Марина Николаевна проводила меня до двери, иначе я мог бы проплутать среди стеллажей до утра Страшного суда.

Только на улице я вздохнул свободнее и даже позволил себе пару раз чихнуть от библиотечной пыли.

До дома Марины Николаевны Сабировой было всего три квартала. Сориентировался я быстро. И через пять минут уже звонил ей в дверь. Не открывали долго. Я уже хотел второй раз позвонить, когда за дверью послышался шорох и тихий голос спросил:

– Кто?

– Мне нужна Мария Николаевна Сабирова. – Я умышленно исказил имя.

Щелкнул замок. Всего один и чрезвычайно простой – под отвертку. Дверь открылась.

– Не Мария, а Марина Николаевна, – поправила она меня очень тихо, так, что я едва расслышал. – Что вы хотели?

Маленькое, невзрачное существо в каком-то ободранном кошками халате. И с первого взгляда мне стало странно, как это существо могло вырубить одним ударом такого высококлассного рукопашного бойца, как Леня Проханов. Захотелось не поверить. Да и трудно поверить, что именно она смотрела недавно на меня с фоторобота. Нет в лице той жесткости, силы, уверенности в себе, что я сразу отметил. Не зря я не верю фотороботам.

Я протянул удостоверение.

Она даже не посмотрела в него.

– Я же была сегодня в милиции. И все уже рассказала. Что-то не так? – В ее вопросе была откровенная усталость больного человека.

– Так то – милиция, а я частный сыщик. Меня наняла жена погибшего водителя, чтобы выяснить обстоятельства происшествия, – попытался я объяснить разницу в статусе различных по своей сути структур.

– Ну проходите... – А ведь Марина Николаевна в самом деле не умеет отказывать в маленьких просьбах. Как и предупреждала меня другая Марина Николаевна, которая часто, похоже, этой чертой характера первой пользуется. С такими людьми работать легко и приятно, но их всегда бывает жалко.

Однако запустила она меня в квартиру явно неохотно.

– Только извините, у меня не прибрано. Я очень плохо себя чувствую и не могу наклоняться.

В комнате были плотно задвинуты шторы и стоял полумрак. В полумраке легче скрыть действительное выражение лица и ей самой, и мне, поэтому оба мы, надо думать, остались довольны.

Я разулся в тесном коридорчике, но раздеваться не стал, прошел прямо в куртке и сразу же отметил место, где следует установить «жучок». Кресло сбоку от тумбочки, на которой стоит телефон. В это кресло я и сел.

– Я буквально на две минуты. Вы мне только вкратце расскажите, что и как там случилось, и я пойду...

Она начала рассказывать. Примерно то же самое, что было записано в протоколе у Лоскуткова. Один «жучок» я уже успел установить под кресло, теперь смотрел, куда бы пристроить второй.

В это время мне на колени запрыгнул здоровенный черный и лохматый кот. Чем-то он напомнил мне Пушка, кота с одного со мной этажа, только тот был совсем белый.

– Как здорово! – Марина Николаевна оживилась. – Он никогда ни к кому чужому не подходит. Не любит чужих. А к вам сразу пошел...

Я кота погладил.

– Сколько ему лет?

– Старик. Скоро десять будет. Я его из Душанбе сюда привезла. Так он сначала все беспокоился, места себе не находил. Видимо, перемена климата сказалась. Только через полгода немного привык.

– Вы из Душанбе сразу к нам? Или еще где-то пробовали устроиться?

– Сразу сюда. Я же здесь в институте культуры когда-то училась. Вот и решила перебраться.

– А там что не жилось?

– Хоть у меня фамилия и азиатская, а сама я русская. Там русским сейчас тяжело...

Вздох у нее получился непритворный. Я умею отличать вздохи, предназначенные специально для меня, от вздохов, вырвавшихся нечаянно.

– Я бывал в Душанбе. И город немного знаю. Вы в каком районе жили?

– В самом центре. Улицу Бехзод знаете?

– Это где киностудия? – показал и я знание города.

– Киностудия в другом конце, почти около гор. А я жила внизу. Позади оперного театра сквер, а сразу за сквером эта улица и начинается. Как луч от театра идет... Там старый полукруглый дом. Полнометражный. И на первом этаже ателье, крыльцо с колоннами.

– Что-то такое помню... – Недалеко от этого места квартировался официально числящийся скромной инфекционной лабораторией гарнизонного госпиталя разведпункт округа.

– Вот прямо над ателье я и жила. На третьем этаже. Окна на сквер выходили.

– Ладно. Мы отвлеклись...

– Да...

Марина Николаевна продолжала рассказывать. Но ничего нового я, к сожалению, не узнал. Задал пару попутных вопросов и поблагодарил ее.

– Извините уж, что побеспокоил...

Я вышел в коридор с тяжеленным котом на руках, наклонился, чтобы отпустить его побегать по полу, на прощание погладил и приклеил второй «жучок» под обувную полку. Активизируются они от звуков человеческого голоса. Так что аккумуляторы могут работать до пяти суток, если в квартире не болтают беспрестанно. За это время можно будет многое услышать. По крайней мере, определить намерения хозяйки.

Если только это будет интересно...

Уверенности майора Лоскуткова в том, что на фотороботе изображена именно Сабирова, у меня не возникло не только в начале, но и в конце свидания. К тому же она не соврала про Душанбе. Хотя могла жить там раньше, еще до Чечни. Но это следует проверить через миграционную службу. Работа для майора Асафьева. Передо мной, к сожалению, многие официальные двери закрыты. Не все государственные структуры признают за частными сыщиками право на получение информации. Хотя и существует принятый Государственной думой закон об этом. Но законов много, а читать их некогда.

Я сел в машину и посмотрел на часы. Половина пятого. День, по сути дела, уже закончился. А со мной ничего не случилось. Не такая дура эта Гаврош, чтобы присылать ментов вечером ко мне на дом. Нужна такая обстановка, чтобы у меня была возможность вовремя сбежать. Но не в домашних тапочках и трусах до колен. Очевидно, сегодня так ничего и не произойдет.

А я ждать не люблю. Характер такой нетерпеливый. Когда приходится ждать, мне хочется бегать.

Половина пятого. Дочь уже пришла домой из школы. Я достал трубку сотового телефона и позвонил.

– Привет. Это я. Светлана пришла?

– Пришла. Позвать?

– Сначала запиши номер моего сотового. Вдруг что-то экстраординарное...

– Ты себе уже и сотовый приобрел? Мог бы и нам деньгами помочь.

– Я алименты плачу. И, помимо этого, помогаю.

– Толку с твоих алиментов...

Началась старая песня. Ох, сколько же этих песен пришлось выслушать за совместную жизнь. Сколько ни зарабатываешь, всегда мало. Более того, я даже на себе стал чувствовать ее влияние. Если раньше относился к работе легко – сколько платят, столько и хватит, то со временем стал торговаться и выторговывать условия повыгоднее.

Но это может затянуться надолго. Чтобы прервать ее словоизлияния, я стал медленно и членораздельно диктовать номер.

– Записала?

– Записала. – Таким тоном только большевики в начале века отвечали на вопросы жандармов.

– Светлану позови.

Мощный, как гудок паровоза, вздох в ответ.

Через несколько секунд трубку взяла дочь:

– Привет, пап. Что-то случилось?

– Постарайся поменьше в одиночестве на улице появляться. И нигде до темноты не задерживайся. Дверь посторонним не открывай. И вообще, пусть лучше мать к двери подходит.

– Почему?

– На то есть причины.

– В субботу к тебе приходить?

Обычно с субботы на воскресенье дочь ночует у меня. Я так и договаривался с Тоней утром. А лучше бы не договариваться.

– Нет. Обстоятельства изменились. Что бы обо мне ни услышала, не обращай внимания. Это болтовня.

– Хорошо. Это надолго?

– Когда все кончится, я позвоню. А пока – обращай внимание на кавказцев. У меня некоторые разногласия с чеченцами. Ты поберегись.

– А у тебя сотовый телефон появился?

– Да.

– Звонить можно?

– Только не по пустякам. Это слишком дорогое удовольствие.

– Хорошо, пап, пока. За меня не беспокойся.

У дочери мой характер – легко ко всяким жизненным поворотам относится. И это особенно злит бывшую жену. Светлана напоминает ей меня. Когда у меня дела шли неважно, она дочь жалела, а меня презирала. А когда я после увольнения в запас смог все же подняться на ноги, Тоня стала злиться и на меня, и на дочь. Сейчас, я думаю, она очень нервничает из-за того, что у меня появился сотовый телефон. Такой уж характер.

Вот так и живем, слава богу, отдельно....