Ментовский «уазик» останавливается в стороне. Он не так занесен снегом, как «копейка» Саньки. Должно быть, недавно из гаража. Но за несколько минут стекло «уазика» тоже покрывается снежным слоем, приходится включать «дворники».

– Они что, и не подойдут к нам? Или это не они? – ворчит Стас.

– Как подъезжали, фарами сигналили… Кому еще? Нам… Они…

– Номер Валерьев не сказал?

– Не сказал…

– Дурак он… С такими работать…

– Одним, понятно, лучше… Найти бы где мундирчики ментовские…

– Стоит подумать… Тогда и стволы надо…

– А как без стволов работать…

Говорят вдумчиво, с достоинством.

Выследив свою пару кавказцев и проведя подготовительную работу, Стас с Саньком уже чувствуют себя старыми и опытными спецами по подобным мероприятиям. И могут себе позволить покритиковать недогадливого мента, пусть и почти своего ровесника – три года разницы. Но они в этом деле главные, хотя делиться придется на всех поровну. Но от этого уже никуда не уйдешь. Хорошо хоть Серегу «с хвоста сбросили» вместе со всем его семейством. Кто не работает – не пьет по утрам шампанское. Старая истина!

Наконец открывается дверь ментовской машины, и выходит Валерьев. Осматривается. Хотя что тут осматриваться… Все равно в такой снегопад ничего не видно. Прохожих на улицах почти нет. А те, что изредка появляются, идут согнувшись. Иначе все глаза снегом забьет. Но Валерьев соблюдает осторожность. Помедлив, подходит к «копейке», садится на заднее сиденье рядом со Стасом.

– Какие окна? – спрашивает он быстро.

Стас показывает. Свет из окон ложится на подоконный слив большим горбатым сугробом.

– Второй этаж. Угловая квартира…

– Как там Лидка?

– Они ее, похоже, в кабак водили… Подпоили… Основательно…

– А может, прикидывается… Это она умеет…

– Может, и прикидывается…

Старший лейтенант «цыкает».

– Клофелину бы не подсыпали… Проспит, стерва, все…

– Зачем ей клофелин… Она сама пошла… Кстати… – Санек протягивает листок бумаги. – Номер машины, на которой они приехали… Лидка соображает… Ее долго уговаривали… Если что, водила подтвердит…

– Годится, – усмехается старший лейтенант. – Свидетель – он и в Африке свидетель… Аргумент в нашу пользу… Ладно… Вы сидите здесь… Я в своей машине… Лидка что – выскочит?

– Выскочит… И на всю улицу орать обещала… Минут через десять, – Стас смотрит на часы, – надо быть готовыми…

– Ждем…

Все происходит почти так, как и договаривались. Лидка выскакивает из-за угла дома через двадцать минут… Без шубы… Сразу бежит к «копейке». Видят ее и из ментовской машины. «Уазик» лихо выворачивает, пересекает улицу и долго едет юзом на тормозе, чуть не задевает машину Санька. Тот только головой качает и дыхание переводит – испугался. А Лидка уже дверную ручку рвет…

Но менты из «уазика» выскакивают, подхватывают ее под руки.

– Шубу где потеряла? – спрашивает Стас, выбираясь из «копейки».

– Можно идти? – Валерьев не дает ей ответить.

– Пошли… Падлы… Еще и избили… Завтра синяк в пол-лица будет…

– За такое дело пол-лица не жалко… – философски решает Санек, но говорит это не громко, только себе самому, опасаясь буйного нрава и извечной непредсказуемости Лидки.

Менты уже идут вслед за Лидкой к дому, Валерьев поддерживает ее под локоть. Санек со Стасом устремляются вслед за ними. Несмотря на ветер, в лицо бьет остающийся после Лидки шлейф мутного алкогольного запаха.

Дверь подъезда распахивается так, что чуть не срывается с петель. Менты заводятся, демонстрируя злобу, как собаки, которых спустили с цепи и науськали на кого-то. По лестнице поднимаются бегом. И Лидку тащат, потому что она часто спотыкается.

Звонок в дверь – долгий и требовательный. В дверной «глазок» видно, что в коридоре горит свет. Вот тень закрывает этот свет, но скрипа половиц не слышно. На такой звонок выходят осторожно. И не откликаются. Тень за «глазком» исчезает, через секунду свет гаснет.

– Открывай! – рявкает Валерьев. И повторно давит на кнопку звонка.

Тишина в ответ…

– Открывай, дверь вышибем…

Через пару секунд, необходимых, видимо, на переглядывание и обдумывание ситуации, умышленно слабый голос – дескать, заспанный! – спрашивает:

– Кто там? – акцент явный, если не утрированный.

– Открывай! Милиция!

– Что надо?

– Дверь ломать надо… – Валерьев поднимает руку, и вперед выступает здоровенный мент весом в центнер с солидным привеском. Только после этого в замке начинает шевелиться ключ. Кавказцы оценивают ситуацию трезво.

На лестничной площадке открываются сразу две соседние двери.

– Заберите их, – шепчет в щелку, ограниченную цепочкой, старушечий голос. – Вчера до утра – шум, музыка, крики… Спать не давали… Сегодня – опять…

– Заберем, бабуль… – не оборачиваясь, откликается старший лейтенант Валерьев. – Теперь надолго заберем…

Из за второй приоткрытой двери выглядывает только один детский глаз, как можно понять по росту любопытствующего. Один из ментов поворачивается к этой двери:

– Ну-ка, закрыть дверь… И – спать…

Дверь чуть шевелится, но не закрывается.

– Взрослые дома есть? – спрашивает мент.

– Мать у него… Пьяная, наверно, валяется… – комментирует старушечий голос.

Мент хочет еще что-то сказать, но не успевает. Азеры, наконец-то, справляются с замком, чуть приоткрывают свою дверь, но Валерьев толкает ее, распахивая, и сразу входит в квартиру. За ним – остальные менты, за ментами – притихшая Лидка, за Лидкой – Стас с Саньком.

Менты не церемонятся. Тычками ставят кавказцев к стенке и обыскивают на предмет оружия. И только после этого проталкивают хозяев в ярко освещенную комнату, где недавно и проходила небольшая пирушка. И не одна, как наглядно показывает стол…

– Эти? – спрашивают у Лидки.

– Эти… Падлы… – Лидка злится. Она, как и все, наверное, не очень любит, когда ей разукрашивают физиономию, а только теперь, на ярком свету, становится заметно, что вся левая сторона лица у нее красная. К утру, похоже, начнет синеть…

– Ну что, пидарюги… – угрожающе говорит старший лейтенант Валерьев.

– Э-э… Слушай, – возмущается один из кавказцев. – Мы не пидарюги, мы мужчины, и не надо нас так называть…

– Не переживай… – спокойно и деловито говорит здоровенный мент, что собирался вышибать дверь. – В СИЗО тебя сразу опустят… Мы попросим для тебя специальную камеру… Статья такая… Сам небось слышал… Таких сразу опускают…

До кавказцев только что, похоже, доходит смысл происходящего.

– Слушай, давай побазарим… – второй поднимает перед собой ладони.

– Тебе базар нужен?.. Базар для камеры прибереги… Групповое изнасилование… Статья серьезная… Не скоро выйдешь…

– Она проститутка! – истерично кричит первый, пуская изо рта слюни. – Она проститутка… Она деньги с нас требовала…

– А у нас есть показания свидетелей… Они видели, как вы ее уговаривали… И номер машины знают, что вас подвозила… Водитель – тоже свидетель… – старший лейтенант протягивает руку к лицу Лидки, берет ее за подбородок и поворачивает к свету. – Да еще и нанесение побоев… По полной, ребятки, загремите… Будем составлять протокол…

– Слушай… Слушай… – первый лихорадочно начинает соображать. – Договориться можно… Можно ведь договориться…

– Со мной что договариваться… – пожимает старший лейтенант Валерьев плечами. – Я не судья… Сможешь – договаривайся с судьей…

– Э-э… Слушай… Зачем судья… Мы же люди… Мужчины… Мужчины всегда договариваться должны…

– В данном случае я – только представитель власти. Я – сотрудник милиции, находящийся при исполнении служебных обязанностей, – это Валерьев говорит строгим и четким голосом, почти гордо. Но меняет интонацию, когда продолжает. – Вот с женщиной… С пострадавшей… Можешь попробовать договориться… Она заявление еще не написала… Будешь писать?

Лидка трогает свое лицо, смотрит зло:

– Буду!

Первый из кавказцев чуть ли не молитвенно складывает руки:

– Не надо, милая, не надо… Давай договоримся…

– Не хочешь на зону? – спрашивает старший лейтенант.

– Не хочу…

Валерьев хмыкает, берет Лидку под локоть и выводит на кухню. Они там шепчутся несколько минут. Потом выходят. Валерьев кивает толстомордому менту:

– Отведи ее в машину… Пусть там подождет… Шубу не забудьте…

Когда дверь закрывается, старший лейтенант поворачивается к кавказцам:

– Это чья квартира?

– Моя… – говорит второй. – Купил… Прописаться еще не успел… Документы показать?

– Покажи…

Парень еще не понимает, что ему грозит. Он думает, что это простая проверка документов. Достает из портфеля, спрятанного за диван, регистрационное свидетельство, из кармана висящего на спинке стула пиджака вытаскивает паспорт.

– Твой паспорт! – реплика второму.

Старший лейтенант садится за стол, отодвигает тарелку с какими-то рыбными подсохшими консервами и рассматривает сначала паспорта, потом регистрационное свидетельство.

– Из Агдама, значит, приехали… Азеры…

– Азербайджанцы…

– Я и говорю… Это там у вас такое вино дерьмовое делают…

– У нас его не пьют… Нам вера не позволяет…

– То-то… Нас травите… А сами нашу водку жрете… Завтра квартиру перепишешь на эту бабу… Якобы продал… Уловил, виноторговец?..

– Ты что? – возмущается кавказец. – За бабу – квартиру!..

Впечатление такое, что азер только что проглотил килограмм жгучего перца – задыхается, и глаза из орбит лезут.

– Не хочешь, иди на зону. У нее такое условие… Я ничего не могу сделать. Она напишет заявление, зарегистрирует его, и тогда уже все… Обратной дороги не будет… Сами предложили… Она назвала цену…

– Я думал – тысяч сто…

– Сто тысяч – это само собой… Это нам, чтобы отвернулись вовремя… И… На следующий день – чтобы вас в городе не было… Хоть домой, хоть куда…

– Это не разговор…

Второй кавказец что-то начинает говорить по-своему. Они ругаются, препираются.

– Ладно, поехали… – решает старший лейтенант. – Мне с вами болтать тоже некогда…

– Куда «поехали»?

– До утра «на подвале» посидите… Утром все оформите или… Или поедете дальше… Как и полагается, в СИЗО… Там вам камеру уже обещали… Подходящую…

Парни переглядываются и опускают головы. Понимают, что торговаться бесполезно…

– По-моему, мы сейчас ерундой занимаемся… Вариантов по Столбову может быть столько же, сколько людей будет задействовано в террористической операции с одной стороны и в антитеррористической с другой… – говорит Сохно. – А у некоторых в голове может поместиться и пять, и десять вариантов проникновения. И ломать себе сейчас голову бесполезно. Просто следует вести целенаправленный поиск. Регистрировать всякий интерес к городу и ядерному центру. Скорее всего, не к центру, а именно к городу… Словно бы интерес проходит по касательной… Не все террористы наглые, как я, и не все решатся сразу пойти на риск и проявить любопытство касательно объекта своего поиска. Здесь нужен особый подход…

– Я согласен с Анатолием, – добавляет полковник Согрин. – Но нам, в первую очередь, не следует забывать о том, что среди организаторов теракта присутствует такая фигура, как Казбек Ачилович Ачилов. Он знает о городе слишком много… И действовать террористы будут в соответствии с его указками… Поэтому для фильтрации всякого повышенного любопытства следует усилить контроль над ключевыми объектами и, по возможности, полностью изменить схему охраны. Сделать ее неузнаваемой для Ачилова…

– И при этом следует учесть, – добавляет Кордебалет, – что люди, которые попытаются пойти по пути, указанному Ачиловым, потенциально могут иметь отношение к террористам и должны подвергаться тщательнейшей проверке… А террористы пойдут именно этим путем… Случайность здесь не может составлять больше двадцати процентов… Это, как все мы понимаем, естественно, но это не самое главное… Самое главное и сложное – не допустить огласки. Я бы на месте террористов уже начал пристраивать в ядерный центр своих людей тем или иным способом. И они, эти люди, вполне могут обратить внимание на то, что происходят какие-то изменения, все не совсем так, как говорил Ачилов.

– Мне нравится, когда спецназ ГРУ, то есть диверсанты, ставят задачу профессиональным антитеррористам и антидиверсантам, имеющим основание уважать свой собственный накопленный опыт… – усмехается генерал Астахов. – Они изнутри чувствуют работу террористов… А что планирует сам спецназ в роли антитеррористов? Какой они желают видеть свою собственную роль в развертывании операции? И это не простое любопытство, как вы понимаете…

– В прошлом году мы проводили совместные учения с французскими парашютистами, – говорит Сохно. – И нам пришлось бросить их на середине пятидесятикилометрового марш-броска, чтобы уложиться в контрольное время и выполнить задачу. Французские летчики выбросили нас на двадцать километров в сторону от нужной точки. И французы-парашютисты такой марш не потянули… А потом была рукопашка с условным противником… Тоже с французами… Они пару дней после этого на нас дулись, до общей пьянки… Не привыкли на учениях работать в полный контакт…

– Я не сомневаюсь, товарищ подполковник, в ваших способностях и воинских умениях и потому не возмущаюсь отвлеченными разговорами, а просто высказываю свое недоумение неуместными воспоминаниями… – довольно холодно замечает Астахов.

– Я, товарищ генерал, конечно, не дурак насчет того, чтобы прихваст… то есть хорошую чистую правду рассказать… Но здесь я имею в виду совсем другое… Я говорю об уровне подготовки спецназа ГРУ и о разнице в подготовке всех других спецназов… Даже хваленых иностранных… А к чему я это говорю? А говорю я это в качестве примера… Если бы мы поставили себе задачу провести диверсию в ядерном центре, мы провели бы ее, и никакие антитеррористы не смогли бы нас остановить… Это я гарантирую… Ни «Альфа», ни Интерпол не стали бы для нас помехой… Но нельзя опираться на наш опыт и проводить аналогию. У нас мышление другое и физическая подготовка другая… Но все же элементы нашего подхода смогут проявить и они… Об этом говорит факт посещения двумя учеными имамами патриаршей библиотеки. Я предлагаю пустить спецназ ГРУ в свободный поиск… Мы будем просто-напросто проводить уже объявленные учения и действовать по своему усмотрению… То есть мы будем выполнять работу террористов, грубо говоря, параллельным курсом… Авось где-то наши пути пересекутся, если они сумеют мыслить нестандартно. А если не сумеют, то их обычную прямолинейность вы и сами заметите…

– Честно говоря, я не вижу в таком использовании высококлассных специалистов реальной пользы, – возражает Астахов.

– А я вижу… – не соглашается с генералом полковник Мочилов. – Группа «зеленых» так и так должна работать, чтобы не рассекретить перед иностранцами действительное положение вещей… Но от этой группы пользы будет гораздо больше, если она найдет слабые места, которыми могут воспользоваться и настоящие террористы. Такая работа будет гораздо лучше и действеннее любой инспекторской проверки.

– Ну, если рассматривать дело с такой точки зрения, я, пожалуй, соглашусь… – Астахов вздыхает, словно его долго уговаривали и измучили до того, что смогли уговорить. – Естественно, о каждом слабом месте в охране центра должно быть сразу же доложено по инстанции.

– Или взято под охрану спецназом ГРУ… – добавляет Кордебалет.

– Никакой ведомственной инициативы. Только обобщение сведений. Только так, и никак иначе! – Астахов категоричен. – Игры в «красных» и «зеленых» мы оставим на потом…

– В «синих» и «зеленых»… – поправляет Согрин. – Я согласен с товарищем генералом. В игры играть в подобной ситуации недопустимо.

Астахов на поправку не реагирует. Для него сейчас противоположная сторона будет оставаться противоположной, даже если ее назовут «фиолетовой».

– В таком случае действуйте… Я жду ваших сообщений… А мне сегодня предстоит подготовить документы по сложившейся ситуации… Для доклада на самый ведомственный верх, чтобы оттуда он пошел еще выше…

Он поднимается, показывая, что разговор закончен.

Первым отбывает генерал. Он и без того слишком часто за время разговора поглядывал на часы.

Мочилов тоже спешит – его ждет с докладом руководство, поднятое с постели в начале ночи. Необходимо довести до сведения этого руководства существо состоявшейся договоренности. И это невзирая на то, что полковник нынешней ночью даже не ложился. Спецназовцы уезжают вместе с Мочиловым – на случай, если начальник ГРУ пожелает провести с ними личную встречу. Как предполагает Мочилов, такое желание может возникнуть. Но Сохно, глядя на свой портрет, украшающий стену, обещает вскоре вернуться и обсудить план совместных действий.

Согрин договаривается с Басаргиным, что в силе остается прежний уговор о задействовании членов команды Интерпола. Единственно, при нынешнем раскладе выпадает из игры Александра Басаргина, поскольку вариант с портретами преподобного Никодима пока решено отложить, хотя совсем от него не стоит отказываться.

В «уазике», на котором приехал Юрий Петрович, водитель – солдат срочной службы. При нем разговоры о существе вопроса вести невозможно. И потому до здания ГРУ на Хорошевке добираются почти молча. И только в кабинете полковника Согрин говорит Сохно:

– Рассказывай…

– Что?

– Было четыре… Осталось три… Сам проговорился… Какая мысль в голову накатила?

Сохно вздыхает:

– Раскусил, командир… Ладно… Прокурорская проверка… Астахов проболтался… Охрану начинает проверять прокуратура. А почему я или ты, или еще кто-нибудь не сможем «прокатить» под следователя Главной военной прокуратуры…

– Если там уже начинают работать следователи, они друг друга в лицо знают… – возражает Мочилов. – Легко проколоться…

– Но ведь и следаков кто-то проверяет… – Кордебалет развивает мысль Сохно. – Есть же в Главной военной прокуратуре отдел собственной безопасности?

– Кроме того, существуют и следаки Генеральной прокуратуры… Они тоже могут подключиться… – полковник Согрин тоже цепляется за мысль. – И это мы можем рассматривать как продолжение учений…

– Что-то здесь есть… – нехотя соглашается Мочилов, сломленный тройной атакой со стороны спецназовцев. – Но все следует тщательно обдумать, прежде чем идти с этим к начальству… Чтобы не получилось, как в прошлый раз…

– Кстати, – добавляет Согрин. – Стоит предложить начальству выйти за рамки ограничений, наложенных учебным режимом, и включить в операцию оперативный отдел… Они-то как раз и умеют просчитывать варианты… Учения учениями, а ситуация в самом деле более серьезная, чем кажется на первый взгляд.

– Да, с этим я соглашусь… И начальство, думаю, тоже…

– А уж, имея за спиной поддержку всего «аквариума», я могу и сам реактор, если понадобится, выкрасть… – обещает Сохно. – Только грузовичок приготовьте покрупнее…

Мочилов созванивается с адъютантом начальника ГРУ, выясняет, что его ждут, и подбирает в папку документы, которые необходимо попутно подписать у начальства. Раздается телефонный звонок. Полковник смотрит на определитель номера.

– Басаргин, похоже, уже по Сохно соскучился… Игорь Алексеевич, поговори… А я побежал…

И выскакивает из кабинета – начальство не любит ждать и догонять… Согрин берет трубку:

– Полковник Согрин. Слушаю вас…

– Игорь Алексеевич, – басит Доктор Смерть так, что мембрана готова выскочить из микрофона. Полковнику невольно приходится отодвинуть от уха трубку, чтобы не оглохнуть, – у нас появились новости от младшего Ангела из Нью-Йорка… Разговор не телефонный… Приглашаем вас к нам.

– Как только Юрий Петрович нас отпустит, мы сразу к вам… Для Сохно можете что-нибудь хорошее приготовить. Он затраты оправдывает…

– Новые мысли?

– Совсем новые… Очередной «подземный ход»…

Старший лейтенант Валерьев будит Стаса в семь часов утра. Благо, телефон под рукой – всегда рядом с диваном стоит, только руку протяни. Но рука тянется вяло, неохотно…

– Кому там спать надоело…

– Это Валерьев… Подъем! Клиент созрел…

Стас спросонья не сразу соображает, о чем идет речь:

– Кто созрел? В твоем огороде, кроме крапивы, ничего не растет…

– Ну, бестолочь… Я вообще сегодня не ложился… На общее благо вкалывал… А ты… Азеры твои… Готовы… Ночь «на подвале» пошла козлам на пользу… Буди Санька, везите сюда Лидку… Но… Осторожнее… Ко мне – только ты один заходи… Чтобы не было лишних вопросов… Сегодня с утра начальства много… Пронюхают – поделиться попросят… Понял?

– Понял… Собираюсь…

– Через сколько будешь?

– Мы-то и через полчаса прилетели б, да Лидку поднять… Как получится… Она с похмела…

– Заставь азеров ее похмелить… Они поили, пусть сами и похмеляют…

– А ты…

– Подвалишь, объясню… Действуй…

Голос у старшего лейтенанта Валерьева бодрый, чуть ли не радостный, трепещет, вибрирует довольством и ожиданием успеха. Значит, есть чему радоваться и Стасу. Стас сразу это понимает. И в самом деле чувствует бодрость, словно отсыпался целую ночь. И звонит Саньку. Этому подняться – тоже времени много не надо. Столько ждали такого дня. И Лидка должна радоваться… Тоже поторопиться обязана…

Сугробы за ночь выросли не только на газонах, но и на тротуарах, сползли и на проезжую часть, сузив широкие улицы до двухполосного движения. На окраинах и того хуже… Около дома Лидки «копейка» застревает, колеса тонут в снегу, и Стасу приходится лезть в сырой липкий сугроб – толкать машину и принимать на себя летящую из-под колес грязь, перемешанную со снегом.

– Сильнее толкай…

– Давай враскачку…

Только так, прилично взмокнув, они выбираются назад, на дорогу.

– Иди пешком… – категорично заявляет Санек.

– Бабку боюсь… – признается Стас. – Не каждый раз от нее увернешься…

– Не брошу же я машину на дороге… – Санек находит подходящее оправдание. Дорога в самом деле сузилась на треть и стала опасной для стоянки. Да и бабки Санек боится не меньше, чем Стас, и потому грех не воспользоваться уважительной причиной.

Стас вздыхает, поправляет на себе прилипшую от пота куртку и выходит на узкую плохо утоптанную тропинку. Но, соблюдая осторожность, сначала обходит дом с другой стороны, уже не пугаясь сугробов, и бросает в окно комнаты Лидки пару снежков. Она выглядывает и кивает сквозь грязное стекло.

Дверь Лидка открывает без звонка. В коридоре полумрак. Они быстро проходят в комнату, там тоже полумрак.

– Покажись-ка… – командует Стас.

– Есть на что посмотреть… – зло огрызается Лидка, но поворачивает лицо к окну чуть ли не с гордостью. Так ветераны войн любят демонстрировать свои боевые шрамы.

Правая половина лица Лидки основательно припухла. Синяка нет, но отчетливо просматривается большой кровоподтек.

– Угостили за все удовольствия… Ты похмелиться хоть что-нибудь принес? – и заглядывает, как собака, в руки, хотя видит, что там ничего нет.

– Валерьев сказал, что черные тебя похмелят… Сейчас туда едем… Собирайся быстрее… Карета Санька внизу…

Лидка чуть ли не радостно сбрасывает драный халат – совсем не тот, в котором она встречала гостей за день до этого, поднимает с пола колготки и начинает натягивать их на длинные ноги. С ее ногтями это занятие опасное, ногти цепляются и мешают…

Как старший лейтенант и просил, Стас проходит к нему в кабинет один. До колен в грязи и снегу, пропахший тяжелым бурлацким потом.

– Что так долго? – зевает Валерьев.

– Дважды застревали… Машину, как слон, толкал… Весь город замело.

Мент выглядит уставшим. Глаза опухли и покраснели. Кажется, готовы на ходу закрыться.

– Короче, так… Я скажу, что вы – тоже менты… Сейчас забираете только одного… Едете с ним, оформляете документы на квартиру. С регистрационной палатой возиться некогда… Делаете простую генеральную доверенность с правом продажи… У нотариуса… Потом первого привозите сюда, здесь Вовчик будет сидеть… Этот… Лось… – старший лейтенант показывает рост, и Стас понимает, что речь идет о том самом здоровенном менте, что участвовал в вечернем деле. – Он этого в обезьянник сунет, вы берете второго и едете к его друзьям. Пусть сто тысяч занимает… И аккуратно… Старайтесь не светиться, чтобы все прошло без скандалов…

– Сделаем… А что с квартирой?

– Документы получите, я найду покупателя… Такого, на какого азеры не «наедут»… За пару дней все оформим… Правда, чуть подешевле получится…

– Вот этого не надо бы…

– Не жадничай… Зато без проблем… Лидка как? На рожу… Нотариуса не напугает?

– Замазалась… В три слоя «штукатурки»…

– Пусть скажет черному, что всю ночь не спала, в больнице «снимали» побои и делали экспертизу на изнасилование. К обеду будут готовы акты… Пусть «лепит»… Чтоб припугнуть… Хотя и так на попятную пойти не должны… Сейчас в машину иди… Обговори все… Чтоб не прокололись… Минут через десять тебе азера приведут…

– А если я квартиру себе оставить захочу? – неожиданно артачится Лидка. – Плюну на вас на всех и останусь там жить… Надоело в бараке…

Стас понимает, что это похмельный синдром. С похмелья всегда мысли мечутся. И появляется раздражительность. Вот Лидка и выплескивает на них свое состояние, чтоб не скучали.

– Тогда Валерьев тебя в «обезьянник» закроет… Суток на тридцать… Не бывала там? Это тебе не барак… Похуже… И вшей побольше…

– И похмелиться туда не носят… – добавляет Санек.

– А ты мне сюда принес? Хоть бутылку пива…

Лидка недобро хмыкает и не отвечает. Смотрит в окно, жмурится на утреннем ярком солнце. Стас с Саньком знают, что по натуре она такой человек, что от нее можно ждать любого фортеля. И потому относятся к ее полушутливому вопросу с полной серьезностью. Надо выглядеть убедительными, чтобы Лидка не «кинула» их.

– Кроме того, Валерьев говорит, квартира серьезным парням предназначена… На которых азеры не «наедут»… А на тебя… Останешься там, и азеры тут как тут, и эти парни насядут… В бараке не спрячешься…

– Магомета ведут… – Лидка прерывает разговор, который для нее становится не слишком приятным. Она тоже не любит, когда ее пугают, тем более знает, что так все может и случиться.

Магомета, одного из азеров, выводит из ворот райотдела один из вчерашних ментов. «Копейку» он находит взглядом сразу и подталкивает конвоируемого в спину, заставляя перебираться через сугроб. Стас открывает заднюю дверцу, чтобы посадить Магомета рядом с собой.

– Все нормально? – спрашивает мент.

– Порядок… Сделаем… – отвечает Санек.

– Если попробует сбежать, стреляйте… – советует мент так, словно у парней есть оружие.

– Не убежит…

Взгляды решительны, как у моряков крейсера «Варяг» перед атакой японской эскадры. Азер же, наоборот, слушает внимательно и пугается еще больше.

– Кошелек у него не забрали? – спрашивает Стас.

– Отдали… Мы же не воры…

– Тогда пусть свою подругу похмеляет… Раскошеливайся, торговец… А то она у нас в таком виде до нотариалки не доедет…

Уже через три дня Стас останавливается около дома Санька. Смотрит на «копейку», оставленную под окнами, и вытаскивает из кармана новенькую трубку сотового телефона. Он еще не полностью разобрался с инструкцией и не все знает, что может эта интересная трубка. Но простейшее и главное – как звонить, выучил. Набирает номер Санька. Тот, как всегда в это время, еще спит.

– Пора, красавица, проснись…

– Чего тебе?

– Я у тебя под окнами. Валерьев звонил… В город прибыли новые клиенты… Похоже, посерьезнее… Сразу две квартиры покупают на одной лестничной площадке… Однокомнатную и двухкомнатную… В однокомнатную какой-то парень, похоже, хочет с женой въезжать… Но жена еще не приехала…

– И что?

– А ничего… Работать будем… Пока жена не приехала…

– Понял… Серега вчера звонил… С нами просится…

– Опять к жене убежит… Без него обойдемся…

– Я тоже так подумал… Выхожу… Через пять минут…

На сей раз точное время прибытия не оговаривали, и Сохно, остановившись перед дверью на третьем этаже, привычно глянув на свои точнейшие часы, сразу нажимает кнопку звонка, не выжидая оставшиеся до обещанного момента нужные секунды, хотя ему всегда хочется произвести эффект.

Дверь открывает Ангел – хмурый и сосредоточенный – и сразу запускает спецназовцев. В офисе пришедших встречает Доктор Смерть – и без разговоров, деловым движением протягивает Сохно рюмку водки. Обычно с таким видом прибывшему руководителю протягивают бумаги на подпись.

– Будем считать, это вторая, поскольку без первой ты, говорят, благополучно обошелся. Есть французский коньяк, но ты, помнится, любишь его только в больших и недоступных для наших карманов дозах… Остановимся на доброй русской традиции – просто водка… И – слушаем тебя…

Сохно бросает на Согрина торжествующий взгляд, приветственно приподнимает рюмку перед своим портретом, все еще украшающим стену, и махом выпивает.

– Идею спрашиваете… – говорит он, будто продавец, торгующий идеями. – Что ж, есть идея…

Согрин смеется и занимает место в кресле Пулата. Даже полковник, которого никак не назовешь низкорослым человеком, в этом кресле слегка теряется. «Маленького капитана» же в нем порой бывает почти не видно.

– Слушаем, слушаем…

Сохно прокашливается и начинает торжественным тоном:

– Насколько я помню, Ангел имеет привычку бриться два раза в день…

Ангел проводит ладонью по подбородку. Ему от папы-болгарина досталась в наследство могучая волосатость, доставлявшая в годы молодости, когда он служил в армии, множество проблем – армейское начальство не любит небритых офицеров, а он через час после бритья выглядел небритым.

– Ты хочешь отправить меня на бритье в Столбов?

Из-под нахмуренных бровей наконец-то блестят в легкой улыбке глаза.

– Нет… Я не настолько примитивен, чтобы обойтись простейшим решением. Я предлагаю тебе на какое-то время стать правоверным и даже чуть-чуть радикальным магометанином… Из тебя вполне можно сделать отличного террориста… Может быть, найдется дурак, который захочет поучить тебя этому благородному делу… Хотя… Ты, наверное, преподавал там, где их учили… Но ты этого показывать не должен…

– Магометанин, значит…

Ангел задумывается. Он видит в сказанном рациональное зерно.

– Магометанин… Если не будешь бриться, то вполне можешь сойти… А если в деле будут задействованы те самые паломники, как предсказывает ваш оракул-командир, то имеешь все основания затесаться к ним…

– Да, за магометанина я сходил уже не раз… Было такое дело… И даже просил ихнего брата, помнится, о помощи, чтобы от ментов отделаться… На базаре… Помогли… – смеется Ангел. – Спрятали от «хвоста»… Но, если серьезно, как действовать в нашей обстановке?

– Счет «два» существенно отличается от счета «четыре»! – философски изрекает подполковник. – Время есть… И у Доктора, думаю, имеются какие-то запасы… Что-нибудь придумаем…

Полковник тем временем осматривается.

– Вы остались в предельно малом составе… Рассредоточение сил?

– Остальных Басаргин разогнал по делам… Сам поехал к Астахову. По тому же вопросу, по которому пригласил вас я. У нас существенное осложнение ситуации. У нас с вами… У всех у нас… И мы даже не представляем, к чему может привести такое осложнение, потому что соответствующие ответственные структуры обычно ведут себя совсем не так, как того требуют оперативные обстоятельства…

– Выкладывай, если не жалко… – предлагает Согрин на правах старшего по званию.

– Не жалко… Мне чужие головы никогда не жалко… Ломайте их, думайте, соображайте, если есть желание… Итак… Получена срочная шифротелеграмма из Нью-Йорка от Сергея Ангелова, – голос Доктора Смерть мрачен и раскатист. – По данным антитеррористического подразделения ООН «Пирамида», подполковник в отставке Казбек Ачилович Ачилов два с половиной года назад, когда он проживал в Чехии, в Праге, был завербован тамошним резидентом ЦРУ и в течение двух лет получал зарплату штатного осведомителя. Информация проверена дважды по двум не связанным друг с другом источникам и, как утверждает младший Ангел, сомнению не подлежит. Американцев Ачилов, по всей вероятности, интересовал именно как бывший начальник охраны объекта в Столбове. Следовательно, американцы имеют интерес к чему-то, происходящему в Столбове. Даже при том, что в настоящее время их специалисты трудятся там по какой-то особой совместной программе. Все эти специалисты по совместительству работают помимо своих федеральных ядерных центров и на ЦРУ, ведомство в Ленгли желает иметь дополнительные сведения, непосредственно не касающиеся предмета научного интереса. Все мы прекрасно понимаем, какие сведения может дать бывший начальник охраны, не имеющий отношения к научным изысканиям… И вообще, судя по всему, в науке, за исключением «научного ислама», он дуб дубом… Поскольку он и по своей основной профессии «дубак» – то есть охранник, сторож, грубо говоря, с берданкой, в валенках и в треухе… Сложившийся образ, стереотип… А что касается вопросов «научного ислама», то здесь я судить не берусь, поскольку знаю только единственный случай, когда Ачилов проявил к нему интерес – в патриаршей библиотеке…

– Так какие все-таки сведения он может им дать? – переспрашивает Кордебалет. – Ты сам говоришь, что Ачилов не имел допуска к научным разработкам…

– Если бы мы знали что-то, кроме того, что знаем, то не имели бы такого бледного и растерянного вида… – нерадостно отвечает за Доктора Ангел.

– Не может это как-то касаться предстоящих учений? – спрашивает Сохно.

– Два-то с половиной года назад… – Доктор Смерть корчит гримасу, способную насмерть напугать противника. – Едва ли… Тогда учения уже состоялись бы, и неизвестно, с каким успехом…

– А если мы просто зря ломаем себе голову?.. – предполагает полковник Согрин.

– В смысле?..

– В том смысле, что дело обстоит простейшим образом, – Согрин опять берет пример с отсутствующего Басаргина, поднимается с кресла и начинает разгуливать по кабинету. – Резиденту ЦРУ попался под руку бывший командир полка охраны стратегического российского объекта. Ну, как тут удержаться и не завербовать такого? Просто – на перспективу. Любой из наших резидентов поступил бы точно так же. Завербовал и законсервировал до поры до времени… Авось да появится необходимость в использовании… Так, кстати, поступают и с менее заметными фигурами, чем подполковник Ачилов. Это первый вариант… Есть и второй… Не следует ни при каких обстоятельствах забывать, что промышленные круги США имеют откровенный интерес к чеченской нефти… Точно такой же, как интерес стран Евросоюза… Евросоюз мечтает, чтобы Чечня отделилась от России и напрямую гнала нефть в Европу, а американцы мечтают о том же, но с условием, что эту же чеченскую нефть будут гнать в Европу они и станут при этом диктовать европейцам свои политические условия… Ачилов на момент вербовки был уже не просто подполковником в отставке, но и бывшим полевым командиром в Чечне…

– Вопрос ставится правомерно, – соглашается Ангел. – Но, имея конкретно поставленные вопросы, мы не имеем возможности их разрешения. «Пирамида», к сожалению, не работает на ФСБ в том объеме, в каком ФСБ хотелось бы, и отдельные данные, получаемые «Пирамидой» из ЦРУ, являются делом случая, а отнюдь не системой. Мы даже не имеем права попросить «Пирамиду» дать дополнительные сведения. Даже я по-отцовски не могу попросить об этом сына… Тем более не имеет такой возможности ФСБ, которое для всех сотрудников «Пирамиды», за исключением, может быть, Сережи, является обыкновенным пугалом, страшилкой… И что мы можем предпринять? Если сейчас же приступить к жесткой разработке Казбека Ачиловича Ачилова, то мы вообще можем лишиться объекта наблюдения в самый напряженный момент. Ведь неизвестно, сможем ли мы что-то выкачать из отставного подполковника даже с применением психотропных средств… И при этом мы теряем одну из немногих нитей направленного поиска исполнителей теракта. Кроме того, даже при активном желании допросить Казбека Ачиловича нам совершенно неизвестно, где его в настоящее время искать… Не ждать же, когда он в очередной раз заявится в патриаршию библиотеку. И не развешивать же по всем вокзалам его портрет… Будет очень плохо, если Астахов, когда доложит по инстанции положение вещей, получит приказ об объявлении Ачилова в розыск. Это будет означать, что мы уже не контролируем ситуацию, потому что нас лишили всякой возможности контроля. А начальство, как вам известно, очень любит кардинальные меры…

– В боксе такое положение вещей выглядело бы глухой защитой с закрытыми глазами… – как бывший боксер-тяжеловес, Доктор Смерть не удерживается, чтобы не привести сравнение. – В нашем положении это смерти подобно… Не только нашей смерти, но и…

– Тогда что беспокоиться? – пожимает плечами Сохно. – Надо просто работать, как работали… И, в первую очередь, заставить Ангела прекратить бриться, сделать ему документы на какую-нибудь мусульманскую фамилию и заслать его куда-то поближе к Столбову… Я не думаю, что все террористы сразу постараются проникнуть в сам Столбов… Это было бы слишком заметно. Да и вообще такое одновременное проникновение сложно выполнить технически. Они сначала попытаются осесть где-то в округе… Скорее всего, в областном центре… Там же должен вертеться и Ангел… Пусть в мечеть ходит… Намазы совершает…

– Я православный христианин, – с усмешкой возражает Ангел. – Правда, не крещеный…

– Ничего, ради общего дела можно ненадолго и клоуном стать… Здесь выдерживать принципы вовсе не обязательно…

– Дело не в принципах… Если в церкви я сумею хотя бы перекреститься, то в мечети я даже не знаю, где разуться, где на колени встать, в какую сторону совершать поклоны… Меня раскусят через пару минут и приговорят к побитию камнями за такую клоунаду…

– Зураб научит… – Доктор Смерть вдруг начинает активно поддерживать идею Сохно. – Для тренировки пять-десять раз сходите с ним в московские мечети… Чтобы на месте сразу не засветиться… И Коран изучай… Умнейшая, кстати, книга…

– А ты читал? – интересуется Кордебалет.

– Времени свободного мало… А то б с удовольствием… Но читал Тобако. Я сам видел… Он расскажет… И посоветует…

– Кстати, тогда возможно, придется и Зураба включить в нашу группу. Напарником к Ангелу…

– А я опять не у дел! – возмущается Доктор Смерть. – И почему я не мусульманин!

В двери слышится скрежет ключа. Открывается входная дверь.

– Это Басаргин… – сообщает Доктор. – Ключ только у него.

Это и в самом деле Басаргин. Он кивает всем и устало падает в кресло.

– И что? – лениво спрашивает Доктор Смерть.

– Еле-еле отстояли мы этого Ачилова… Вдвоем убеждали, что нельзя объявлять его в розыск… Предлагали ждать, когда он сам разыщется…

– И…

– Убедили-таки… Значит, продолжаем работу в прежнем режиме…

– Погнали лошадей… – соглашается Сохно. – Но пока только мелкой рысью…