ЭПИЛОГ
СУББОТА
ОДИННАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ
Ширвани вздыхает, закрывает дверь квартиры и отправляется навестить родителей Марихуаны Андреевны. Это неприятная, но необходимая процедура, обязательно выполняемая каждую субботу, если Ширвани в субботу не дежурит. Если дежурит, то визит переносится на воскресенье.
Вообще-то, говоря по правде, Иван Александрович и Валентина Леонидовна – милейшие люди. И всегда сердечно и с радостью принимают Ширвани. Валентина Леонидовна очень любит печь пироги с рыбой и всегда угощает ими «зятя». Не потому, что он любит эти пироги, а только потому, что имел неосторожность похвалить их еще в один из первых визитов. Ширвани слишком достает забота со стороны людей, которых приходится так бессовестно обманывать. Это неприятно… Порой Ширвани думает, что было бы гораздо проще застрелить их, чтобы не изображать непонятно что…
На этот раз он не берет машину, а отправляется пешком, чтобы энергичной ходьбой унять волнение. Ходит он всегда энергично – не умеет иначе. Но от этого его сердце никогда не колотится чаще. Оно колотится чаще от другого. Он знает это предстартовое волнение, знает, что пройдет оно только тогда, когда все начнется – тогда он станет хладнокровным и активным, решительным. А сейчас волнение приходится унимать, хотя мысли постоянно возвращаются к тому, что произойдет завтра, каждый раз заново и заново хочется проверить, все ли он сделал правильно.
На улице жара. Пока еще «красная». Пройдет еще чуть больше суток, прежде чем жара превратится в «зеленую»… И это время следует как-то убить, потому что оно мешает и утомляет…
Ширвани поднимается на четвертый этаж. Вспоминает на лестнице, как недавно поднимался по этой же лестнице вместе с Иваном Александровичем и как тот задыхался при подъеме. На старого человека жара действует просто убийственно. «Зеленая» жара будет действовать не так явно, но убивать она будет более активно…
Вот и знакомая дверь. Ширвани привычно дважды давит на кнопку звонка. Ждет… Обычно ему открывают сразу, потому что его ждут. Сейчас же никто не спешит к двери. Ширвани пожимает плечами и еще дважды звонит… Но в ответ опять – тишина…
Он принюхивается. И улавливает запах пирогов. Запах доносится из-за двери. Но ему дверь не открывают. Почему? Что случилось?
Ширвани спускается по лестнице, смотрит снизу на окна квартиры Андреевых. За окнами никакого движения. Он вытаскивает трубку мобильника и набирает номер. Кажется, что даже слышит, как там, на четвертом этаже, звонит старый аппарат. Но трубку никто не берет. Куда же они делись?
Ситуация не нравится Ширвани. Он не любит непредвиденных обстоятельств в критический момент, хотя прекрасно знает, что когда все идет гладко – это хуже. Жизнь полна неожиданностей и всегда стремится подставить ногу, чтобы человек споткнулся. И надо вовремя через эту коварно подставленную ногу перешагнуть.
Однако делать нечего, надо возвращаться домой. Ширвани возвращается и только переступает порог квартиры, когда раздается телефонный звонок. Он проходит в комнату и берет трубку, уверенный, что звонит Иван Александрович.
– Это квартира Андреевых? – спрашивает хриплый женский голос.
– Да…
– Мне нужен муж Марины Ивановны.
– Я слушаю…
– Это дежурный врач из наркологического диспансера. Вы когда в последний раз виделись с женой?
– Навещал ее… На днях… Что случилось?
– Марина Ивановна сбежала вместе с двумя женщинами… Мы подозреваем, что они где-то достали наркотики и… Сами понимаете… Критический срыв… Домой она не приходила?
– Нет…
– Я попрошу вас… Если появится… Сразу позвоните нам… В таком состоянии, во время срыва, часто случаются передозировки…
– Обязательно… Обязательно…
Ширвани кладет трубку. Вот теперь понятна причина отсутствия дома родителей Марихуаны Андреевны. Они ее ищут… Конечно, им не до визитов…
Ширвани успокаивается и даже улыбается…
* * *
Марина хочет подойти к окну.
– Сиди… – приказывает отец. – Твой благоверный наверняка посмотрит на окна.
Сердце учащенно колотится у всех. Телефонный звонок заставляет их колотиться еще чаще.
– Это он проверяет…
Ждут еще пару минут. Наконец, Марина не выдерживает, подходит к окну и осторожно смотрит из-за шторки:
– Уходит, слава богу…
– Что же теперь будет?
Валентина Леонидовна тихо всхлипывает и зачем-то перебирает лежащие горкой на столе таблетки «экстази». Марина принесла их с собой, не желая, чтобы кто-то в больнице мог ими воспользоваться. Для нее это подвиг, но еще больший подвиг – откровенное признание…
После откровенного рассказа дочери мать с отцом не высказали ей ни слова упрека. Но ведут они себя по-разному. Мать страдает за дочь, а отец проявляет понимание ситуации с точки зрения человека государственного.
– Теперь – пора… – Иван Александрович берет трубку телефона и решительно набирает номер Василия Платоновича.
– Слушаю… Генерал Астахов… – отвечает незнакомый голос.
Иван Александрович вспоминает, что «альфовцы» выпросили на время учений кабинет Василия Платоновича. Ну что же… Это даже лучше… Он представляется и начинает рассказывать все то, что рассказала им дочь…
Генерал слушает спокойно, не перебивая.
– У меня все… – говорит Иван Александрович.
– У вас есть возможность куда-то выехать? Вместе с дочерью…
– Нет.
– Я сейчас подошлю за вами машину. Не беспокойтесь… Ширвани под нашим контролем. Встречаться вам с ним ни в коем случае нельзя. Может насторожиться, а это чревато…
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ
Сороки – скандалистки известные. И остановить треск преследующей тебя в лесу сороки – это то же самое, что перекричать на улице толпу цыганок. Но подполковник Сохно, кажется, находит самые необходимые слова для увещевания «базарной» птицы. Голос его внушительный, с легкой укоризной:
– Какого ты хрена, зараза, своих сдаешь? Да ты патриотка, в конце-то концов, или нет?.. Или ты из заморского из леса?.. Не видишь, куда мы идем… Там же, дура, американцы сидят… – громким хриплым полушепотом говорит он, подняв для убедительности ладонь в сторону птицы.
Сорока слушает, пару секунд соображает и улетает. Улетает молча, вняв, похоже, укорам соотечественника.
– Тише… – шепчет Кордебалет. – Мы уже рядом… Правда, ветер в нашу сторону… Ты уверен, что они аванпосты выставят?
– Выставят… Американцы всегда выставляют… Сам, наверное, по Вьетнаму помнишь…
– Помню… Первая моя операция…
Сохно останавливается и всматривается в план-карту, где нанесены все трассы инфракрасных линий предварительного оповещения. Трассы двухуровневые, пары расположены вразнобой, и преодолеть их так, чтобы не сработала сигнализация, в лесу практически невозможно. Разве что повезет, и какая-то из базовых лучевых установок не сработает на пресечение сигнала. Но на это рассчитывать нельзя. Трассы заканчиваются в непосредственной близости от будки на посту КПП. Место проникновения реальное только в этом месте…
Согласно предварительному плану учений, «зеленые» не ограничиваются во времени проникновения на территорию, охраняемую «синими». Могли бы и давно уже осесть там. И никто не заставлял спецназовцев выжидать момент, когда на пост заступит подразделение американских антитеррористов. Это идея Сохно – усложнить себе задачу, чтоб смешнее было. Чужим пусть будет обидно. Зато своих не обидят, когда станет известно, как «зеленые» оказались на территории «зоны особого внимания».
– До сигнализации сто метров… – сообщает Сохно.
– Где-то рядом будет аванпост…
Подполковники переглядываются, кивают друг другу и приседают, скрываясь за кустами. Теперь их передвижения вообще почти незаметны. Ходить скрытно оба умеют прекрасно. Так они и выходят на пост американских антитеррористов. Там два человека – худосочный негр и крепыш-латинос. Тихо переговариваются, сидя в кустах. Сохно и Кордебалет обмениваются знаками и обходят американцев, наблюдающих за дорогой, по широкому радиусу. Но не настолько широкому, чтобы попасть в зону сигнализации. Но в стороне нарываются на второй аванпост. Если первый следит за дорогой, то второй за лесом. Новый обмен знаками, и оба решают правильно. Пробираться следует не в стороне, а между аванпостами. Там, даже при небольшом расстоянии, они будут вне зоны внимания. Главное, чтобы никакая веточка не хрустнула под ногами…
Не хрустит… Уж этого-то подполковники допустить никак не могут…
Аванпосты пройдены. Теперь – главное…
Одеты спецназовцы соответственно обстановке – в камуфляж. Но для дальнейших действий им необходимо переодеться. Впрочем, это не проблема. Сбрасываются рюкзаки. В рюкзаках стандартные черные бронежилеты с крупной надписью на спине – «ФСБ». Такие бронежилеты носят альфовцы.
Двадцать шагов до колючей проволоки. Один поднимает, второй пробирается под ней. Потом наоборот. До КПП остается тридцать шагов. Дальше уже можно работать спокойнее. Нужно работать спокойнее… И разговаривать можно. Нужно разговаривать… И Сохно начинает рассказывать анекдоты. Кордебалет смеется. Громко смеется, ничего не стесняясь. Вытаскивает из рюкзака металлические колышки и молоток. Молотком по колышкам постукивает. Чтобы металлический звон далеко разносился.
Так и выходят они на пост, занятый американцами. Американцы, конечно же, издали слышат их. И не понимают, кто так открыто выдвигается из леса. Смотрят настороженно. Видят, как выходят два офицера «Альфы». И не боятся, что сработает сигнализация. Значит, она или на время отключена, или дежурные предупреждены о работах, что проводятся в охраняемой зоне. Кто их знает, этих русских, с их привычным беспорядком…
Сохно говорит, а сам рассматривает схему. Он-то знает, что сигнализация не сработает, потому что они пару шагов не доходят до оповещающих линий.
– Здесь, кажется… – жест в сторону дороги.
Американцы делают несколько шагов навстречу, видят, что русские идут в их сторону, останавливаются и ждут. «Альфовцы» приветственно машут руками. Около дороги, чуть не доходя до шлагбаума, останавливаются, сверяются со схемой. Кордебалет начинает вбивать в землю металлические колышки. По обе стороны дороги. Сохно вытаскивает из рюкзака два прибора, чем-то напоминающих трубки сотовых телефонов, и закрепляет их на колышках.
Американцы ждут, что им доложат о работах, проводимых рядом с постом. Но офицеры делают рукой прощальный жест и уходят по дороге в сторону города. Спокойно и неторопливо. И позволяют американцам хорошенько рассмотреть надпись на спине своих бронежилетов…
Полковник Оливер Доусон смотрит на эти надписи дольше других. И только плечами пожимает, слушая, как русские смеются над чем-то. Полковник не волнуется и не испытывает сомнений. Американцы охраняют дорогу, чтобы не допустить на территорию русский спецназ. А эти офицеры пришли не с дороги, а с этой стороны колючей проволоки…
* * *
Дальнейшие действия не сложны. Надо переждать некоторое время… Суббота – день не рабочий. Но в намеченном Сохно месте проникновения на территорию научного центра и в рабочий день никого не встретишь. Однако осторожность не помешает. Кроме того, в городе в выходной день легче быть незаметным, чем на территории предприятия. Значит, надо выждать время до свидания с Ширвани…
ШЕСТНАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ
Зураб отрабатывает задание полностью и с часовым запасом времени. Подгоняет прямо к дому двадцатитонную фуру с овощами. Сам на месте водителя.
– Чья машина? – интересуется Казбек Ачилович.
– Теперь уже наша…
– Не «залетим» с ней на первом же посту?..
– Некому будет нас сдать… – Зураб изображает зверское выражение на своем обычно непроницаемом лице.
Через пять минут появляется и Ангел – он в курсе событий, и машину они с Зурабом, похоже, добывали вместе. Ангел лезет в тайник под подоконником, вытаскивает коробку с патронами и вставляет в обойму своего «ТТ» с глушителем пять новых патронов. Значит, сделал пять выстрелов. Это кое о чем говорит, но объяснений никто не просит.
Ангел принес новые документы. И на людей, и на машину. По новым документам груз овощей везут в Столбов адыгейцы. Такая оперативность в довольно сложном вопросе Ачилова слегка смущает. Даже менты делают медленнее.
– Не поделишься на будущее связями? – спрашивает Ачилов. Ему эти связи, естественно, не нужны, просто он таким образом проводит очередную проверку.
– Не совсем доверяю, потому и не поделюсь… – откровенно и даже слегка грубо говорит Ангел. – Пройдет все гладко, может быть… А спецы есть везде… По всей России…
Фотографии всех парней, которым делались документы, Ангел готовил сам. Вернее, он только фотографировал их на цифровую камеру на фоне стены. Стена не белая, но это Ангела не смутило. Он знает возможности компьютера. Ачилов фотографироваться отказался. У него есть в запасе три комплекта документов, в том числе и на жителя Майкопа. И только один комплект «засвечен» регистрацией в той самой злополучной квартире. Этот комплект уничтожается с помощью ножниц и смывается в унитазе. Так надежнее…
Звонок в дверь заставляет Ангела заложить руку за спину, там он носит под рубашкой пистолет. Смотрит на Ачилова.
– Это должен быть мой парень… Ротация состава… Одного меняю на другого. У них разные задачи… – Ачилов объясняет неохотно.
Он выходит к двери и возвращается с новым действующим лицом. Ангел смотрит на новичка с неодобрением. Но он уже узнал физика-ядерщика Арчи Сагдеева, несмотря на то что тот, в сравнении с давней фотографией, сделанной во Франции, отпустил себе длинные волосы и бороду. Значит, здесь формируется ударная группа. Та самая, которая должна захватить машинный зал и ядерный реактор.
– Ты кто по документам?
– Чеченец… – отвечает Арчи и смотрит на Ачилова. Он еще не знает, что здесь произошло и происходит.
– Я против… – говорит Ангел. – Если нас остановят, мы должны смотреться одной компанией. Чеченец в среде адыгейцев может заставить задуматься и присмотреться внимательно.
– Документы сделать сможешь? – спрашивает Казбек Ачилович.
– Поздно уже… Вообще-то… Попробую…
Ангел вытаскивает трубку мобильника и набирает номер:
– Это опять я… У тебя лишнего бланка не найдется? Да… Только один… Очень надо… Двойная цена… Хорошо. Я еду…
Вопрос решен. Осталось только сфотографировать Арчи, что Ангел тут же и делает. Из квартиры он выходит вместе с тем членом команды, на смену которому прибыл Сагдеев.
– Тебя подбросить?
– На улицу Кирова…
– Садись… – Ангел открывает машину.
Он торопится и едет быстро. Хотя правил и не нарушает. Не позволяет хладнокровие.
– Здесь высади… – показывает пассажир. – Ближе к газетному киоску…
– Счастливого плавания… – на всякий случай Ангел говорит двусмысленность. Эту реплику можно принять и за простое пожелание удачи. Но чеченец попадается в ловушку. Он считает, что Ангела посвятил в тонкости дела Ачилов.
– Брр… – чеченец морщится. – Терпеть не могу мелкие грязные речки… Никогда не видишь, куда плывешь… И коряги на дне… Цепляются…
Он торопливо уходит. Наверное, и эта группа скоро выступает. Но идет он при этом совсем не в сторону жилых домов. Должно быть, старательно путает следы и не хочет, чтобы за ним проследили. И лучше не рисковать, не увязываться следом. Случайно попасться на глаза – это возможность провалиться. Все равно известно, куда подадутся аквалангисты…
Ангел отъезжает недалеко. Ставит машину у подъезда и заходит в жилой дом, где снимают квартиру прибывшие сюда с аппаратурой специалисты лаборатории ГРУ…
ВОСЕМНАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ
Сохно без проблем претворяет в жизнь свой план. Вместе с Кордебалетом они выходят из близлежащей лесополосы, выбираются на тропинку и не торопясь направляются в сторону бетонного тротуара вдоль забора. И тот и другой уже переоделись и снова носят столь нелюбимые ими прокурорские мундиры. В этих мундирах их видела охрана и знает, что они неоднократно проверяли ремонт забора. Почти весь тротуар перед научным центром контролируется видеокамерами. Есть, правда, «мертвая зона», которую сумел вычислить Сохно. Переход от одной камеры на другую, угол корпуса, прямо от которого начинается кирпичный забор. Если идти расчетливо, то вполне можно выпасть из поля зрения. А Сохно знает даже то, что камеры, между полем зрения которых они намериваются проскользнуть, находятся под контролем разных операторов, сидящих спиной друг к другу. К сожалению, в одной комнате. Но остается только надеяться, что операторы работают внимательно и не отвлекаются на болтовню, не оборачиваются. На финал учений их хорошенько настропалили…
Подполковники проходят мимо корпуса, проходят дальше и осматривают свежую кладку стены. Пальцами друг другу что-то показывают и обсуждают. Кордебалет вытаскивает из «дипломата» папочку, из папочки лист бумаги и что-то записывает. И все это на виду у охраны. Теперь можно и назад идти…
Они идут, но в поле зрения другой камеры так и не попадают, легко и одновременно шагнув с тротуара в сторону угла. Дальше работает техника преодоления препятствий. Даже таких охраняемых. Высота забора – два пятьдесят. Не такая уж и непреодолимая преграда! И при этом в вершину кладки вцементированы металлические колья, к которым крепится колючая проволока. Подпрыгни, ухватись и подтягивайся, только сами колючки задевать не рекомендуется… Но перед этим следует заблокировать камеру наблюдения. Это делается еще проще. Фотография подготовлена заранее. Она крепится на телескопический штатив, в собранном положении вполне умещающийся в «дипломате», штатив намертво устанавливается под забором. Главное, поднять быстро и точно, чтобы фотография оказалась перед объективом. Тогда камера будет видеть все тот же забор и не сможет отличить статичное изображение от естественного.
Подполковники торопятся, но не суетятся. Фотография быстро занимает свое место. Первым отправляется на забор Кордебалет, как более высокий. Сохно уже успел показать ему точку, из которой выходит инфракрасный луч. И показал вторую точку, в которую этот луч входит. Кордебалет справляется легко. И сверху, почти лежа на «колючке», протягивает руку Сохно, помогая подняться. Когда товарищ оказывается рядом, Кордебалет спрыгивает на территорию. Сохно выполняет еще одну задачу. Неимоверным образом изогнувшись, чтобы ни луч не прервать, ни в поле зрения камеры не попасть, он убирает фотографию и перебрасывает штатив за забор. Только там Кордебалет собирает его и прячет в свой «дипломат».
* * *
К месту встречи они подходят одновременно с Ширвани. И видят в глазах начальника смены охраны удивление. Ширвани до конца так и не верил, что свидание состоится.
– Я проверял… Вы вчера выехали из города, и пропуска ваши закрыты…
– Мы его сами открыли… С помощью американцев… – ухмыляется Сохно, стряхивая пыль с темно-синих брюк прокурорской формы. Забор не слишком чистый.
– Тогда… Идем на место… Шкафчики рабочей смены, которая отдыхает с сегодняшнего утра двое суток… Я вас закрою, а завтра утром открою…
– Больше там спрятаться негде?
– По моему, нет…
– На шкафчиках… – предлагает Сохно. – Я присматривался… Заметно будет, если голову поднимешь. Да и то только с одного направления – когда из душевой выходить…
– Можно и так… – соглашается Ширвани. Ему в принципе все равно… – Охрану я предупредил, что прокуратура нас в покое не оставляет, и сегодня будут осматривать, как заделали окна в бытовке… Это не моя смена… И самостоятельно я не могу вас туда отправить…
– Годится… Окна мы проверим…
Они направляются в сторону корпуса машинного зала. По дороге Ширвани набирает на мобильнике номер Андреевых. Ему опять никто не отвечает. Не может быть, чтобы тесть с тещей так долго искали Марихуану Андреевну. Что-то здесь не так, и это внушает ему беспокойство…
На посту при входе Ширвани строит за спинами «прокурорских работников» такую недовольную физиономию, что постовой с пониманием улыбается…
ДВАДЦАТЬ ОДИН ТРИДЦАТЬ
Кабинет заместителя генерального директора по режиму напоминает собой проходной двор. Хотя каждый, входящий и выходящий, старается за собой закрывать двери, но этих входящих и выходящих так много, что дверь открыта почти всегда. И даже не помогает то, что за дверью, по настоянию начальника президентской охраны, выставлен дежурный офицер, запускающий в кабинет только тех, кому это действительно необходимо. Но необходимыми оказываются все входящие. Таким образом, кабинет Василия Платоновича стал напоминать собой кабинет самого генерала Астахова на Лубянке в разгар какой-нибудь операции, проводимой под его руководством «Альфой». Здесь же присутствуют и представители Интерпола в лице Басаргина, Тобако и Доктора Смерть. Доктор Смерть занимает место в углу, отгородившись письменным столом так, чтобы никто не смог заглянуть в монитор его ноутбука. И не слушает ничего из того, что говорится вокруг.
– Ангел доложил, что группа аквалангистов выступит, скорее всего, уже утром… – сообщают Владимиру Васильевичу. – Сам он, как и планировалось, выезжает со второй группой.
– Акваланги хорошо подготовили? – спрашивает начальник охраны президента, почти не покидающий кабинета, в то время как прибывшая с ним команда дополнительно проверяет работу всех постов охраны научного центра.
Генерал не может сдержать улыбку.
– Запас воздуха на полторы минуты. Во вторых баллонах вместо воздуха углекислота, – подробно разъясняет генерал. – Они из этой речки просто выпрыгнут… Видели когда-нибудь цирк дельфинов? Громадные рыбки из воды выскакивают и через обручи прыгают… Рекомендую посмотреть нашу работу… Никакому цирку не уступим… И вылетать из воды будут выше дельфинов…
– Я так и не понимаю, почему нельзя уже сейчас начинать операцию по их ликвидации…
У начальника президентской охраны свое видение вопроса и совершенно разные с «Альфой» задачи. «Альфа» планирует широкомасштабную операцию с вовлечением в дело всех групп террористов и их полным захватом или уничтожением. И при этом стремится предотвратить не только захват реактора, но и вообще всякий террористический акт. Начальник президентской охраны озабочен только текущим моментом. Вернее, моментом, когда президент будет на объекте. Немедленное уничтожение известных «альфовцам» террористов уже будет отвечать задачам безопасности президента. А потом пусть ловят остальных… Если смогут…
– А если у них есть в запасе другая группа и «ход конем», который мы не предусмотрели?
– Помнится, кто-то мне давал гарантию, что к завтрашнему дню все будет под контролем…
– К завтрашнему все будет под контролем…
– А если есть неизвестная вам группа?
– Пусть… Что она сможет сделать? Ей просто не пробиться к реактору… Но, по нашим расчетам, и она должна быть под контролем… Мы даем возможность Ачилову связаться со всеми. Тогда и определим полный состав… Спутниковый контроль Интерпола нас еще ни разу не подводил… – генерал кивает в сторону Доктора Смерть.
– Стены «прозванивали»?
– И нельзя это делать – могут заметить и заподозрить засаду, и вообще такие меры ни к чему… Там сложнопрофильная крепящая арматура. Она будет фонить не переставая… Но наши посты будут выставлены на всех подходах к стене с той и с другой стороны. Оттуда пустят, сюда не пустят, обратно тоже не пустят… Короче говоря, «поставят к стенке»…
– Я так понимаю, что проломы в стене вы считаете основным направлением прорыва? – интересуется Басаргин.
– Это наше естественное предположение, – утверждает Астахов. – Если завозили фугасы, замаскированные под кирпичи, и одновременно вели кладку стен двора, то я вижу единственный правильный вывод – проникновение на территорию готовится именно в участках, где велась свежая кладка. Кроме того, здесь можно напрямую попасть к корпусу реактора.
– Сколько могли завести таких фугасов?
– Трудно сказать…
– Верх стены… – со своего места подает раскатистый возглас Доктор Смерть. Доктора не захочешь услышать, а услышишь из соседней комнаты…
– Что? – не понимает генерал.
– Наращивали, насколько мне известно, только верхнюю часть стены. Ее фугас и разрушит. Если бы клали всю стену полностью, то была бы возможность заложить фугас в нижнюю часть. А так – террористам придется преодолевать препятствие, и есть возможность попасть под огонь случайно оказавшихся рядом охранников. Затраты и опасность доставки не оправдывают себя…
– Именно это меня и смущает… – соглашается Басаргин.
– У нас были такие сомнения… – В пальцах Владимира Васильевича неожиданно ломается красный карандаш – волнуется. – Тем не менее это самый вероятный вариант…
– Другие версии есть? – начальник охраны президента радуется, что находит, как он думает, союзников, и пытается надавить на генерала.
– Вот потому я и предлагаю срочно принимать превентивные меры…
– Нельзя… – Басаргин из союзника вдруг превращается в противника.
– Почему же нельзя?
– Этим мы не обеспечим безопасность. Тех, кого мы знаем, взять можно всегда… А кого не знаем, если такие есть, – только насторожим…
Начальник президентской охраны разводит руками…
А Басаргин садится рядом с Доктором Смерть. Минуту смотрит в монитор рассеянным взглядом, потом мотает головой, сбрасывая оцепенение.
– Доктор… Кладка велась еще и в окнах здания реактора…
– Да… Закладывали окна в бытовых помещениях…
– А если туда закладывали фугасы?
– Маловероятно… К зданию тоже следует прорываться… Как?
Басаргин опять минуту молчит, соображая.
– И все же… В решающий момент… Возьми с собой Тобако и подстрахуй…
ВОСКРЕСЕНЬЕ
ВОСЕМЬ НОЛЬ-НОЛЬ
Смена начинается в девять. Перед тем как выйти из дома, Ширвани звонит сначала Андреевым. Телефон по-прежнему не отвечает. После этого он звонит в больницу. Там тоже нет новостей, дежурный врач возмущается вопросом Ширвани. По мнению врача, муж должен лучше других знать, куда может податься его жена.
Марихуана Андреевна пропала…
Ширвани осматривает квартиру. Сюда он больше не вернется… Отпечатки пальцев вытирать бесполезно. Он оставил свои отпечатки во многих местах и все их стереть не сумеет. И пусть… Обратной дороги у него нет. Надо только забрать все свое… И он собирает все мелочи, которые не желает оставлять. Проверяет пистолет. Прячет в рукав нож с тонким и гибким лезвием. Это не простой нож. Таким ножом невозможно нанести колющий удар. Но лезвие настолько гибкое, что сворачивается кольцом вокруг запястья наподобие браслета. А остротой может поспорить с бритвой. И при этом имеет достаточную прочность стали, чтобы не ломаться при рубящем ударе. Кажется, все… Ширвани готов…
Машина стоит во дворе. В Столбове машины почти не угоняют. Ну, хулиганье может побаловаться, что-то разбить или отломать, но и это редкость. Многие ставят машины на ночь под окнами. Ширвани рассеянно поворачивает в замке дверцы ключ и никак не может сосредоточиться, чтобы открыть дверцу. Что-то такое случилось, а он не в состоянии угадать – что именно. Осталось всего-то шесть часов, а тут неприятности, которые, на первый взгляд, уже не могут его беспокоить. Но, по большому счету, они могут помешать ему выполнить то, что он должен выполнить. Нарастает ощущение опасности. Так волк чувствует, что охотники развешивают вокруг него красные флажки.
Ширвани, наконец-то, справляется с замком, садится в машину и выезжает, чтобы прибыть на место, как обычно, за полчаса до начала работы. Он любит тщательно принимать дела, а сейчас, когда кругом такая обстановка, сделать это следует втройне тщательно. Шесть часов – и мир перевернется… Шесть часов – и случится то, чего все боялись, но во что никто не верил… Как хочется, чтобы время не тянулось, а летело…
Что же может помешать проведению операции?
Марихуана Андреевна… Что-то здесь не вяжется… Пропала она… Пропали ее родители… Ну, пусть Марихуана Андреевна сорвалась… Именно для этого он и приносил ей в больницу таблетки «экстази». Вот она, снова почувствовав вкус, сорвалась и сбежала… Но куда же она сбежит? Она сбежит туда, где может найти наркоту… То есть она прибежала бы к нему, к, так сказать, мужу, чтобы выпросить укол… Хотя… Она же не одна сбежала, а с двумя подругами… Может у тех прятаться… Но где же тогда ее родители?..
Эта неизвестность беспокоит…
Ширвани, как обычно, сворачивает на боковую улицу, чтобы сократить путь и проехать напрямую. И в зеркале заднего вида замечает на дороге за собой «жучку-копейку» кремового цвета, которую он мимоходом видел во дворе, когда выходил из подъезда. Двое мужчин разговаривали, стоя рядом с ней. Машина незнакомая. У них во дворе таких нет.
«Хвост»?.. Откуда?..
Для проверки Ширвани делает еще один поворот, теперь удлиняя путь. Незнакомая машина за ним не поворачивает – проезжает прямо. Да… Сказывается нервозность… Так в каждой машине будешь подозревать «хвост»… Даже вон в той «Оке», что теперь тащится позади… Нет… Если бы Ширвани был на подозрении, об этом наверняка знали бы и «зеленые»… И тогда эти два подполковника, которых Ширвани вечером провел в бытовки машинного зала, ни за что не обратились бы к нему… Стоп-стоп-стоп… А поставили бы «синие» в известность «зеленых»? Они же видят друг в друге соперника… Поставили бы… Дело серьезное… Если бы подозревали угрозу настоящего теракта, обязательно оповестили бы всех… Мало ли – случайно столкнутся…
На стоянке перед научным корпусом Ширвани видит ту самую «копейку» кремового цвета. И здесь он раньше тоже такой не замечал… Но – мало ли… Надо сдерживать себя и не видеть в каждом случайном взгляде опасность, иначе весь издергаешься и не в состоянии будешь правильно оценивать ситуацию тогда, когда это будет необходимо…
Тем не менее, проходя по коридору в сторону кабинета Василия Платоновича, Ширвани ловит-таки на себе взгляд незнакомого человека в гражданском. И ему становится неприятно. Так неприятно, словно он в самом деле заметил за собой слежку…
Нервы!.. Шесть часов… Уже пять с половиной… Как бы их сократить, как бы сделать так, чтобы время шло быстрее…
У кабинета Василия Платоновича Ширвани останавливают жестом руки. Серьезный капитан выглядит бесстрастным и категоричным, но вежливым:
– Извините, сюда посторонним нельзя…
– Я не посторонний… – Ширвани находит в себе силы улыбнуться. – Я начальник смены охраны центра. Мне нужно поговорить с Василием Платоновичем…
– Сюда сейчас и Василию Платоновичу нельзя… Здесь штаб проведения операции…
Ширвани пожимает плечами и уходит. Но ему стоило большого труда не вздрогнуть при слове «операция». Он понимает разницу между понятиями «учения» и «операция». Если бы офицер сказал, что в кабинете находится штаб учений, все было бы нормально… Но он сказал «операция».
ДЕСЯТЬ ПЯТНАДЦАТЬ
«КамАЗ» гудит серьезно. Машина нагружена до предела… Хотя овощи и не самый тяжелый груз, а вес все равно ощущается. Казбек Ачилович сам за рулем. Здесь же, в «КамАЗе», Арчи Сагдеев и Зураб. Остальные едут позади в серебристом джипе Ангела. Казбек Ачилович попросил Захара особо присматривать за Ангелом. Мало ли что…
Ангел вперед не вырывается, хотя мог бы уже давно приехать на место и там дожидаться остальных. Но он изображает хозяина груза. Хозяин груз сопровождает. Все вроде бы нормально и не должно вызвать сомнений или подозрений. По крайней мере, при выезде из города, когда миновали пост ГИБДД, их останавливали и проверяли документы. Ачилов видел, что Зураб держит руки за спиной – там он, по примеру Ангела, носит пистолет. Следовательно, готов к любому обострению ситуации. Ангел остановился, хотя его не останавливали. Представился, как и полагается, хозяином груза. Все прошло благополучно, хотя на посту дежурят и омоновцы. После вчерашней стрельбы в городе – это естественное явление. Но омоновцы были заняты проверкой трех других машин и из одной вытаскивали за шиворот молодых парней. Им было не до грузовика и джипа…
На половине дороги Казбек Ачилович обгоняет две знакомые «жучки». Машины старенькие, побитые в разных местах. Едут еле-еле, всем своим видом показывая, что не могут набрать приличную скорость. Насколько такое впечатление обманчиво, Казбек Ачилович знает – подготовкой машин занимались два высококлассных спеца.
Отставной подполковник с трудом удерживается, чтобы не поприветствовать своих подчиненных автомобильным сигналом. Это едут к месту действия аквалангисты, которые выполняют свою задачу одновременно с группой Ачилова.
* * *
Ангелу не составило бы труда чуть-чуть придавить педаль акселератора, чтобы его мощный восьмицилиндровый «Гранд Чероки» только пыль бы оставил перед стеклом «КамАЗа». Но он «не гонит лошадей»… Прислушивается, как разговаривают между собой Захар и второй боевик, и улавливает отдельные слова, которые успел выучить за время тесного общения с Зурабом.
Рядом с шоссе идет проселочная дорога. Обыкновенный «грейдер», как называют такие дороги. Ее насыпали во время ремонта основной трассы да так и оставили. Сейчас по этому «грейдеру», поднимая пыль, скопившуюся за бездождливые дни, проносятся, догоняя один другого, еще два «жигуленка». Судя по тому, что оживился и заерзал на своем месте не отрывающий взгляда от машин Захар, эти тоже имеют отношение к ним. Так и оказывается. В задней дверце переднего опускается стекло, и какой-то кавказец, радостно улыбаясь, машет рукой, предлагая добавить скорость. Играет… Веселится…
Ангел добавил бы… И Захар, машущий рукой в ответ, добавил бы… Но вместо этого Ангел говорит:
– Вот «чистят»! И охота им пыль глотать…
– На то они и «чистильщики», чтобы чистить… – распускает язык Захар.
Но Ангел понимает главное. Не зря он настаивал в телефонном разговоре с генералом Астаховым о необходимости повременить с захватом известных им террористов. Вот она – четвертая группа, существование которой только предполагалось…
И нет, к сожалению, возможности набрать номер генерала и предупредить… Ангел под постоянным присмотром Захара и второго боевика. Он уверен, что, пожелай он остановиться и зайти в кусты по надобности, кто-то последует за ним…
* * *
Время пути рассчитано точно. Его Казбек Ачилович рассчитывал вместе с Ангелом. Ангел составлял то, что называется на языке спортсменов-раллистов «легендой». Сейчас «легенду» – обыкновенный лист бумаги – держит в руках Арчи и говорит Казбеку Ачиловичу когда следует прибавить скорость, когда сбросить.
Ангел, как оказалось, этой дороги не знает. Ачилов сам проверял провокационными вопросами и намеренными ошибками, но потом поправлялся. Сам он прекрасно помнит каждый участок пути, помнит, где и какой асфальт лежит, где и насколько крутые предстоят повороты – исходя из этого, и рассчитывали скорость, чтобы не прибыть раньше срока и не опоздать.
По большому счету, Ачилов доволен, что включил в свою команду Ангела с Зурабом. По первоначальному плану они должны были просто прорываться через КПП, расстреляв солдат у шлагбаума и «накрыв» выстрелом из гранатомета будку свободной смены. Но прорыв на «КамАЗе» упрощает дело. Ангел это хорошо придумал. И в перестрелку вступать не надо. Пуля не разбирает, в кого летит… И, в ответ на твою очередь, обычно раздается встречная… А по замыслу Ангела, не стоит увязать на КПП и терять время на бой. «КамАЗ» просто проломит шлагбаум, снесет будку вместе с обитателями и даст возможность сразу углубиться в территорию. И даже позволит таранить ворота научного центра, чтобы прорваться во двор… Последнее предусматривалось планом, однако грузовик предполагалось захватить в городе. Но зачем еще и там время терять, если можно все сделать быстрее, зачем время терять на пеший путь, если можно прорваться на тяжелом грузовике… Главное – точно рассчитать время…
ОДИННАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ
– Владимир Васильевич… – Доктор Смерть обращается к генералу через весь большой кабинет. – Есть контрольный звонок…
Генерал стремительно подходит в занимаемый Доктором угол. За ним спешат и другие. Доктор добавляет громкость динамиков ноутбука. Переводчик с чеченского, сидящий рядом с Доктором, тут же делает синхронный перевод.
– Неприятность… – доносится голос Ширвани. – Марихуана Андреевна сбежала из больницы… Вместе с двумя такими же, как она…
– Ликвидировать! Всех троих… Сделай им передозировку… – жестко командует кто-то.
– Это Ачилов… – объясняет Доктор. – Разговаривают по спутниковому телефону…
– Я бы с удовольствием, – Ширвани горько усмехается, и динамики хорошо доносят его интонацию. Горький смешок на любом языке понятен. – Я не знаю, где она… Но дело и того непонятнее… Ее родители… Тоже исчезли…
– Еще не легче! Что думаешь предпринимать?
– А что мне остается? День сегодня такой… А я на смене… Мне невозможно отлучиться… Приходится забыть про все и… Делать свое дело… И не отвлекаться…
– Правильно. Аллах с ними разберется, а тебе некогда заниматься такими мелочами… Как общая обстановка?
– С минуты на минуту ждут вертолета с президентами и премьер-министром. Говорят, они будут на территории не более получаса… Но потом посетят и церковную церемонию… Главное, чтобы из города не успели улететь…
– Да… Они обязательно должны посетить церковь… Или хотя бы посмотреть на перезахоронение… Такой день выпадает не часто… Как наши паломники? Видел их?
– Видел… И они меня видели… Я показал им тайник с оружием… Они свое дело сделают… Что у тебя? Состав пополнил?
– Пополнил… Мы прорываемся на грузовике… Будем вовремя.
– А наши «рыбы»?
– Только что обогнал их. Обеспечь им все…
– Сделаю…
– Тогда до встречи…
– Увидимся…
Доктор выключает запись.
– Это все? – спрашивает генерал.
Доктор плечами пожимает, не принимая риторический вопрос.
– Разговор шел только о трех группах… – генерал уточняет ситуацию.
– Если бы были резервные группы, о них обязательно было бы сказано, – Басаргин согласен с генералом. – Тем не менее…
– Брать паломников сейчас не рекомендуете?
– Я предполагаю еще один вариант… Сложность первого дает право на предположение второго, хотя, возможно, я просто перестраховываюсь…
– Слушаю вас…
– А если всей операцией руководит не Ачилов, а кто-то другой? А если операция более широкая и нам известно только о существовании одного звена? А если даже Ачилов не знает о существовании второго?
– Это маловероятно, – генерал качает головой. – Слишком много наворочено и без этого. Они сами рискуют запутаться. Тем не менее мы не будем сбрасывать со счетов ваше предположение. И не сразу снимем полную блокировку объектов. Откуда звонил Ширвани? Компьютер может определить?
Доктор молча разворачивает ноутбук так, чтобы экран было видно другим, и дает увеличение карты. Красная точка горит рядом со складом коммерческой продукции.
– У нас есть возможность отследить его передвижения по территории?
– Конечно… Пока он не выбросит трубку или не вынет из нее SIM-карту…
– Пожалуй, пора его брать… – решает генерал. – Это был контрольный звонок, и больше он нам не нужен… Он уже никого не успеет предупредить…
– Что касается Ширвани, то у меня нет возражений, – соглашается Басаргин. – С остальными стоит повременить…
– Наконец-то… – облегченно вздыхает начальник президентской охраны.
– От Ангела сообщений не было? – спрашивает Басаргин.
– Он должен быть под контролем, – сообщает генерал. – И ему звонить тоже нельзя…
Доктор переключает спутниковый контроль на режим реального времени.
– Ширвани идет в сторону корпуса реактора…
Генерал берет со стола рацию. Движения чуть ли не торжественны. Операция разворачивается, и этот момент такой, которого все ждали с нетерпением, как спортсмены ждут выстрела стартового пистолета.
– Внимание! Всем внутренним постам. Приказ! Задержать Ширвани Андреева. Он вооружен, может оказать сопротивление. В настоящее время движется в сторону корпуса реактора мимо склада коммерческой продукции…
ОДИННАДЦАТЬ ПЯТНАДЦАТЬ
Ширвани снова набирает номер телефона квартиры Андреевых. И долго слушает длинные гудки. Неприятно быть в неведении, но что-то это молчание значит. Молчание тоже может быть красноречивым, надо только уметь его слушать. Ширвани направляется в сторону корпуса реактора и нечаянно ловит взгляд человека, стоящего рядом с охранником у боковых дверей склада коммерческой продукции. Человек в гражданском, незнакомый. Взгляд этот ему не нравится. «Альфовцы» и сотрудники президентской охраны буквально наводнили научный центр. И Ширвани уже заметил, как внимательно они рассматривают всех. Совершенно не стесняясь. Цепкие, хваткие взгляды. Этот – из той же когорты. Он и на Ширвани должен смотреть точно так же, как смотрят на всех других. Но человек быстро и старательно отводит взгляд. Так отводят взгляд только тогда, когда стараются скрыть свое внимание к кому-то. Такую простую истину человек с опытом Ширвани не может пропустить и оставить без внимания.
Ощущение развешанных вокруг него красных флажков возвращается к Ширвани лавиной сначала смятения и страха, потом, через пять секунд, уже стремлением к сопротивлению. Он знает за собой хорошую черту, достойную воина и мужчины, – Ширвани не любит убегать. Если где-то появляется опасность, необходимо соразмерить силы и, по возможности, пойти навстречу опасности, чтобы не отдалять критический момент, а пресечь его в корне. Так и сейчас…
Ширвани убирает трубку, издали кивает охраннику и направляется прямо к дверям.
– Как дела?
– Нормально все… – усмехается охранник. – Вот, помощника мне выделили…
И в это время зажатая в руке у незнакомца коротковолновая рация передает сообщение: «Внимание! Всем внутренним постам. Приказ! Задержать Ширвани Андреева. Он вооружен, может оказать сопротивление. В настоящее время движется в сторону корпуса реактора от склада коммерческой продукции…»
Ширвани реагирует моментально, раньше, чем противник успевает сообразить, что объект задержания прямо перед ним. Лезвие тонкого и остро отточенного ножа появляется из рукава, молниеносная отмашка, и человек оседает на землю. Охранник ничего не может сообразить, вытаращивает глаза, слушает, как с бульканьем вырывается из разрезанного горла кровь, когда Ширвани совершает второе такое же молниеносное движение, и только после этого наклоняется, забирает рацию, чтобы слышать переговоры федералов, и вытирает нож о костюм охранника.
Значит, он раскрыт…
Это не стало для него новостью, не напугало, а только ожесточило. Рановато, конечно, приходится действовать, но действовать все же приходится, и это следует принимать, как реальность… Ширвани заходит в дверь склада, где, как он хорошо знает, сидит второй охранник. Тот играет в компьютерную игру за столом кладовщика. Шаги, конечно, слышит, но думает, что это его напарник, и потому не оборачивается. Нож в третий раз делает свое дело…
Ширвани возвращается к дверям, пару секунд думает – стоит ли заносить трупы в склад, и решает оставить их на месте. Потом думает, где он «прокололся», вариантов не находит и тут соображает, что его точное местонахождение могли засечь по трубке спутникового телефона – еще Ачилов предупреждал, что если номер известен, значит, могут засечь и контролировать каждый шаг. И потому он стирает в памяти трубки все входящие и исходящие номера, кладет ее в карман к убитому, а взамен берет его трубку. Немножко не такая, но не каждый поймет… Но тут догадывается, что если он разговаривал с Ачиловым и этот разговор засекли, то сам Ачилов сейчас тоже находится под контролем. Если снова звонить Ачилову – значит, опять обнаружить свое местонахождение. Ширвани возвращает ненужную уже трубку владельцу – в тот же карман кладет, откуда взял. Затем возвращается в склад.
Его ищут… Ищут в стороне корпуса реактора… А он будет здесь, рядом с убитыми людьми. Философия проста – человек, только что совершивший тройное убийство, постарается уйти от этого места как можно дальше. Никто не подумает искать его на складе… Все равно сейчас в корпусе реактора делать нечего… Рано еще…
Два с половиной часа… Чуть-чуть побольше, чем два с половиной часа… Выжить в этот промежуток времени… Потом федералам будет не до него… Потом они будут стараться убраться отсюда побыстрее, чтобы выжить самим… И пусть Ачилов не дойдет до места… Может быть, и паломники, которые упоминались в разговоре, будут под контролем… Но хотя бы аквалангисты имеют возможность достичь цели… Хотя бы «чистильщики» прорвутся, хотя прорываться они должны по следу Ачилова…
А если не достигнут, если не прорвутся, действовать придется самому Ширвани… Но это будет только через два с половиной часа… Чуть больше, чем через два с половиной часа… Тогда уже не будет смысла бежать, спасаясь от сотворенного… Тогда останется только выполнить самому то, что задумывалось для всех…
Склад модульного типа. Стены составлены из панелей, каждая панель из двух листов профнастила, между которыми заливается пенистый утеплитель. В таких зданиях не делают основательных перекрытий. Какие-то помещения вообще обходятся без потолков, довольствуясь общей крышей, какие-то, где хранятся ценности, сверху закрываются. Нужно найти закрытое…
Ширвани снимает из окошка дежурного несколько ключей, смотрит на бирки. Выбирает один, остальные аккуратно вешает на место. И уходит внутрь склада, разделенного на секции. Быстро отыскивает нужную дверь. Замок открывается без проблем. Теперь туда… И закрыться изнутри… Наверняка сегодня не до того, чтобы отпускать со склада слитки молибдена… Никто его здесь не найдет… А отсутствие ключа может обнаружиться только при передаче смены… Это очень не скоро… А переждать надо совсем немного… Два с половиной часа… Чуть-чуть больше, чем два с половиной часа…
ОДИННАДЦАТЬ ТРИДЦАТЬ
Начальник президентской охраны хмурит брови, когда слушает сообщение со склада. Три трупа… Ширвани Андреев словно сквозь землю провалился… По всей территории ищут, и бесполезно… Ни следа… В здание реактора не входил…
– И что ваша хваленая электроника? – убийственный взгляд в сторону Доктора Смерть.
– Электроника показывает, что трубка находится рядом с боковым входом в склад… Трубка, а не сам Ширвани… – Доктор невозмутим, в его голосе нет вызова, потому что он ни в коей мере не сомневается в способности своей спецтехники, а на чье-то постороннее мнение ему плевать со всей высоты своего двухметрового роста.
– Ширвани – умный и технически грамотный человек… Он положил ее в карман к кому-то из убитых… – вдруг соображает Басаргин. – Потому мы его и не видим…
Генерал связывается по переговорному устройству с бригадой. Просит проверить карманы убитых. Трубка находится сразу. Проверяется сигнал… Компьютер определяет принадлежность. В другом кармане находится трубка убитого.
Начальник президентской охраны бросает на генерала взгляд, не предвещающий ничего хорошего, – он очень любит такие взгляды и со своей трубки скрытой связи набирает какой-то номер.
– Приземление по второму варианту. Да… Отменяется… Реальная опасность… У нас ожидаемое ЧП… Вооруженный террорист на территории научного центра. Есть жертвы… Сюда дорога закрыта… Пока не поймаем…
Убрав трубку, он поворачивается к Астахову.
– По вашей милости президент и его гости не смогут посетить научный центр… Президенту предстоит объяснить своим гостям ситуацию, и я не знаю, что он сможет сказать… – выдано предельно жестко и звучит почти как обвинение, за которым должны последовать оргвыводы.
– А подведение итогов учений…
– Подведение итогов, согласно второму варианту развития событий, будет проводиться в здании городской администрации. Там тоже все готово к приему…
Астахов внешне соблюдает спокойствие. Смотрит на часы:
– Пожалуй, нам пора… Предупредите наблюдателей, чтобы выходили к месту сбора. В машинный зал нас запустят только группой, чтобы никто посторонний туда не попал…
– Вы мне так и не сказали, что собираетесь предпринять для поимки террориста… – начальник охраны президента хочет чувствовать себя здесь главной фигурой и требует отчета.
– Его поимкой занимаются другие люди. Как только будут результаты, они мне доложат, и я поставлю вас в известность…
Астахов так построил фразу, что легко подчеркнул необязательность отчетности перед начальником охраны. Это все поняли, понял и сам адресат. И промолчал.
ОДИННАДЦАТЬ ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ
– Ну что? – генерал Астахов смотрит на часы… – Мне кажется, вопрос решен! «Зеленые» не смогли пробиться к реактору. Более того, нам не поступило ни одного сообщения с постов наблюдения о попытке проникновения. Из группы священников, прибывших на перезахоронение мощей святого, тоже никто не предпринял попытки заявить о своей принадлежности к спецназу ГРУ. В этом случае стоит отметить только наличие хорошей разведки со стороны «зеленых». Они наверняка проверили все варианты, пытались что-то сделать и не нашли ни одной лазейки. Силовой прорыв отвергли, как нереальный. Что скажут товарищи наблюдатели?
Астахов стоит в окружении офицеров и генералов трех стран – участниц учений. Здесь же и представитель «зеленых» – генерал-лейтенант с короткой стрижкой.
– Не спешите… – этот представитель вздыхает и смотрит на свои наручные часы, хотя большие часы машинного зала перед ним на стене. – У нас еще две минуты…
Чуть в стороне стоят сотрудники научного центра – в белых халатах. Несколько человек, из тех, кто по долгу службы входят в помещение реактора, в защитных комбинезонах и больших шлемах, делающих их похожими на космонавтов. Прислушиваются к разговору. Им обещали, что в это время здесь будут главы трех государств, и работники собирались обратиться к своему президенту за помощью в решении многих бытовых проблем. Письмо подготовили. И даже специально выдвинули в одну смену разных сотрудников, выбрав самых разговорчивых. Но в зале собрались только военные, хотя многие из них в гражданской одежде.
– Если нет сигналов с аванпостов, – возражает коллеге представитель «синих» – лысый генерал-лейтенант в форме ФСБ, – то не будет и финала.
– Минута осталась… – Астахов не улыбается. После разговора с начальником охраны президента у него совсем не праздничное настроение, хотя предстоящая победа в международных учениях тоже много значит.
– Тридцать секунд… – говорит представитель «синих».
Все наблюдают за секундной стрелкой. Кто на своих часах, кто на больших настенных. Cтрелка извещает об окончании учений, когда в зале раздаются один за другим два громких, похожих на выстрелы хлопка.
– Что это? – спрашивает лысый генерал-лейтенант, и оглядывается.
Оглядывается и генерал Астахов.
– Я так думаю, что это сработали взрывные устройства, установленные «зелеными», – с надеждой говорит коротко стриженный генерал-лейтенант и торжественно поправляет на рукаве зеленую повязку.
– Какие взрывные устройства! – возмущается его оппонент в форме генерал-лейтенанта ФСБ и поправляет свою повязку синего цвета. – Кто их мог установить?
– Условные взрывные устройства установлены условными террористами… – вперед вдруг выступает человек в защитной одежде и снимает шлем.
– Подполковник Сохно… – только теперь Астахов почему-то начинает улыбаться.
– И подполковник Афанасьев… – добавляет Сохно.
Кордебалет тоже снимает шлем.
Что-то спрашивает английский наблюдатель. Переводчик переводит:
– Конкретный вопрос… Как эти офицеры проникли в город? Надеюсь, не через пост, охраняемый английским спецназом?
– Нет, через пост, охраняемый американцами… – коротко бросает Сохно и с грацией коровы делает изысканный поклон в сторону американского наблюдателя. – Но если появится необходимость, мы можем точно так же пройти и через английский пост… Только закажите…
– Итак, – говорит коротко стриженный генерал-лейтенант, – будем подводить предварительные итоги?
– Будем… – сам не понимая чему, радуется Астахов, тихо посмеивается и вытаскивает трубку мобильника – кто-то, очевидно, пожелал его уже поздравить. Определитель номера показывает, что звонит Басаргин. – Слушаю, Александр Игоревич…
– Учения закончились?
– Да. Мы полностью проиграли…
– Как так?
– Сохно и Афанасьев оказались в машинном зале и устроили здесь два условных взрыва. «Зеленые» победили… Что у вас?
– Доктор зафиксировал звонок Ачилова. Подполковник докладывал кому-то в Италии о начале операции. Думаем, разговор шел с сеньором Сальваторе Аль-Сантосом… Данные ушли на центральный компьютер Интерпола. Абонента Ачилова в течение часа вычислят и обеспечат ему встречу с нашими сотрудниками…
– Спасибо. Где сам Ачилов?
– В машине вместе с Зурабом и Арчи Сагдеевым. Ангел с двумя боевиками в своей машине держится сзади. Движутся в нашу сторону. Через час двадцать будут на КПП…
– Хорошо. Работаем… Сообщений с берега не поступало?
– Там вместе с англичанами сидит усиленная группа Согрина. Пока молчат…
– Ширвани?
– Ищут…
– Хорошо… Что будет, докладывайте…
ТРИНАДЦАТЬ ЧАСОВ
Улицы Столбова, наверное, за всю свою историю не знали таких праздников, включая обязательные советские шествия по определенным «красным» датам. Кажется, все население небольшого города, несмотря на изнуряющую жару, вышло в этот воскресный день на центральную улицу, чтобы посмотреть на ярко разряженную колонну обливающихся потом священнослужителей всех возрастов и званий. Внимательный наблюдатель без труда выделит в этой толпе людей, мало интересующихся шествием, но очень интересующихся горожанами. Охрана глав правительств, похоже, тоже назначила свои совместные учения. Русский охранник… Американский… Английский… Да еще сотрудники антитеррористического управления ФСБ России «Альфа»… Все эти люди узнают друг друга с короткого взгляда еще и потому, что знают о присутствии друг друга.
Почти вся городская площадь заполнена народом. Площадь не слишком велика и всех желающих вместить не в состоянии. Милицейское оцепление никого близко к собору не подпускает. Отдельно от других, на крыльце здания научного центра, стоит группа военных и штатских. У многих в руках бинокли. В том числе и у штатских. Смотрят в основном не в сторону приближающейся процессии, а в сторону церкви.
– Они стоят рядом с той самой дверью… – мрачно шепчет начальник президентской охраны, рассматривая в бинокль шестерых имамов, устроившихся рядом с церковным крыльцом.
– Их не подпустят к двери… – отвечает генерал Астахов.
– А если они имеют при себе пистолеты?
– …Кроме того, каждый взят под контроль тремя нашими сотрудниками… Приказ однозначен: при попытке поднять руку открывается огонь на поражение.
– Да… – соглашается начальник президентской охраны. – Я с тем же приказом посадил снайперов. Кстати, почему имамы не идут в церковь?..
– Потому что они мусульмане… – исчерпывающе отвечает Владимир Васильевич.
– И не пойдут?
– Не пойдут… По регламенту так прописано. Мы думаем, они попытаются пробраться в склад под крыльцом как раз тогда, когда все уйдут в церковь…
– Там засада?
– Нет… Склад ночью обезврежен… Мы в это время возьмем их в кольцо и спокойно выведем, чтобы не поднимать переполох и не портить людям праздник…
– Что с остальными группами?
– Всех, кто нам известен, мы держим под контролем… Кроме Ширвани… Его ищут…
– И?
– И ничего… Мы думаем, что он покинул территорию центра… Его фотография распространена среди наблюдателей… Самое разумное для Ширвани – подыскать себе парик и затеряться в толпе… Бритоголовые у нас редкость…
– Пока Ширвани не пойман, президент с гостями на территорию центра не приедет. Президент еще не объяснил гостям, почему изменен график визита… Не ставьте его в затруднительное положение…
– Они едут… – прерывает генерал неприятный разговор.
С другой стороны площади по коридору, оставленному оцеплением, в сторону собора двинулся кортеж машин. Едут медленно. Настолько медленно, что идущие в оцеплении охранники успевают за машинами быстрым шагом с редкими перебежками. До церкви восемьсот метров.
– Мне туда… – начальник президентской охраны передает бинокль помощнику и спускается с крыльца, чтобы присоединиться к президентскому кортежу и занять свое место среди охранников. Ему тоже побегать хочется…
ТРИНАДЦАТЬ ТРИДЦАТЬ
«КамАЗ» и «Гранд Чероки» Ангела устраиваются в кустах в стороне от дороги. Остаются минуты до решительных действий, и нет смысла маскировать машины. Боевики накручивают на автоматы глушители. Все переодеваются в «камуфляж». На разведку в сторону поста отправляются втроем – Ангел, Ачилов и Захар. У Ангела в руках бинокль.
– Автоматы для вас мы не припасли… – сетует Ачилов.
– Нам с пистолетами привычнее… – сухо, с легкой усмешкой отзывается Ангел.
Он не лезет вперед, предоставляя отставному подполковнику показывать дорогу, хотя Ачилов несколько раз словно бы ненароком пытается пропустить его. Впрочем, такая проверка может считаться действенной только наполовину, если вообще может считаться проверкой – направление все равно известно, и можно предположить, куда следует идти, даже не зная окрестностей. Кроме того, Ангел их в самом деле не знает.
– Теперь осторожнее. Мы уже близко… – Ачилов все же берет команду на себя.
Ангел останавливается и поднимает бинокль, рассматривая кусты. Но ничего, естественно, не видит. Тем не менее показывает рукой:
– Там – автобус…
– Откуда? – спрашивает Казбек Ачилович. – Здесь нечего делать автобусу… Рейсовый будет только к вечеру…
– Кто-то приехал или кто-то уезжает… – равнодушно пожимает плечами Ангел. – Два или три раза был звук. Это двигатель автобуса… Я не спутаю…
Ачилов оборачивается в сторону Захара.
– Мне тоже показалось… – кивает Захар.
– Подойдем ближе…
Теперь передвигаются от куста к кусту. Ангел и Захар скользящим неслышным шагом, Ачилов слегка напряженно, долго высматривая, куда поставить ногу, и потому отстает – у него нет навыков скрытного передвижения. Ангел останавливается первым и машет рукой, призывая к тишине. Слушает и высматривает. Через несколько секунд опять делает знак рукой, подзывая отставших.
С места, занятого Ангелом, видно будку поста и площадку перед ним. Площадка асфальтирована, чтобы на ней могло остановиться несколько машин, ожидая, когда проверят документы у одной. Сейчас площадку занимает автобус, в который грузятся военнослужащие.
– Вот это ничего себе! – шепотом удивляется Ангел.
– Что?
– Это же американцы… Ничего не понимаю… Они захватили центр? – рука Ангела против воли ложится за спину на рукоятку пистолета.
– Совместные учения… Я же говорил… – объясняет Ачилов. – Вояка… Не любишь американцев?
– А кто их любит, кроме самих американцев…
Посадка заканчивается. Последним садится сухощавый немолодой офицер, но перед этим внимательно осматривает пост и даже лес, из которого за ним наблюдают. Впечатление такое, что он видит наблюдателей, хотя это, как понимает Ангел, невозможно. Со злобным кошачьим шипением закрываются дверцы автобуса…
Будка поста стоит с распахнутой дверью. Шлагбаум отсюда не видно, но от шлагбаума отходит русский солдат и прощально машет автобусу. Что-то говорит в сторону будки. Оттуда, похоже, ему отвечают.
Ангел морщится… Сработано не четко… Хотя бы в форму прапорщика одели… Солдат по возрасту уже, похоже, вышел из звания рядового. По крайней мере, на старшего лейтенанта тянет…
– Пора… – решает Ачилов, не обратив внимания на такую тонкость. Может быть, зрение подводит. – К машине… Попробуем в городе догнать американцев… Я бы с удовольствием обновил на их автобусе заводскую смазку гранатомета… У нас есть осколочные гранаты… Тоже, кстати, американцев не сильно уважаю… В этом мы с тобой равны…
* * *
В это же время начинают разворачиваться активные события у реки. Здесь распоряжается полковник Согрин, в подчинение которому, кроме Пулата и Дым Дымыча Сохатого, выделили двадцать пять человек из состава «Альфы» и десяток боевых пловцов из состава спецназа ГРУ. Эти – на случай, если кто-то из террористов все же попытается уйти вплавь. Пловцы разделились на две пятерки, чтобы перекрыть речку выше по течению и ниже и обеспечить стопроцентное задержание всех террористов.
Англичане только что уехали с поста, и их заменили «альфовцы», переодетые в форму обыкновенных военнослужащих внутренних войск.
– Рапсодия, я Сохатый, – докладывает по коротковолновой связи Дым Дымыч. – Мои друзья прибыли на двух машинах. Шесть человек. Выдвигаются по маршруту шесть… Прошу освободить проход, чтоб не спотыкались…
Вся территория вокруг предполагаемого участка разделена на десять возможных вариантов подхода к тайнику и к реке. «Маршрут шесть» – наблюдается двумя «альфовцами». По команде Сохатого они сразу переходят на другие маршруты, чтобы террористы имели возможность пройти, никого не заметив.
– Рапсодия… Проход свободен…
– Я Сохатый. Все вооружены автоматами. Два автомата с глушителями… Готовы к неприятностям… Осторожничают…
– Я Рапсодия, – говорит Согрин. – Не будем портить им настроение перед приятным купанием… Не показываться…
Сам он наблюдает за событиями из норы на противоположном, крутом и заросшем густыми кустами берегу речки. Нора глубокая, удобная не только для наблюдения, но и для ведения огня. И готовилась загодя, потому отличается от обычных подобных нор, используемых спецназом ГРУ в боевых условиях. Да и в случае необходимости выскочить отсюда можно без проблем за несколько секунд, стоит только отбросить крышку, на которой устроился давно пересохший куст прибрежного тальника. Никто со стороны не подумает, что из-под обнаженного ветвистого корневища внимательно наблюдает за происходящим человек.
Группа террористов идет к берегу с зачехленными удочками. Глупость… Маскируются под рыбаков? Тогда почему автоматы держат в руках, готовые к перестрелке? Здесь Ачилов не сумел просчитать все правильно. Надо было сначала пару человек отправлять. И эта пара – с удочками. А потом уже, когда первая пара благополучно никого не увидит, можно и остальных. Наверное, задумывалось все точно так, но исполнители торопятся, значит, волнуются и комкают план…
Как бы они не скомкали что-то более важное, к чему засада не готова…
Террористы на месте. Внимательно осматриваются. Ни Согрина, ни других наблюдателей не видят и остаются довольны. Вскрывается тайник. Действуют быстро, движения отточены. Переодеваются. Одежду убирают в плотные мешки. Сами мешки продавливают, по возможности выкачивая из них воздух. Это все понятно… Террористы не хотят выглядеть смешными, бегая по Столбову с автоматами, но в плавках. И потому одежда им кажется необходимой… Но – только кажется, потому что Согрин, почему-то вспомнив Сохно, тут же решает не дать потом возможности задержанным переодеться. Какими попадут в руки, такими и будут отправлены в СИЗО… Чтобы другим неповадно было… Обсмеянный герой перестает быть героем – это старая истина…
– Рапсодия, я Пулат… Человек по лесу идет…
– Что за человек?
– С видеокамерой… Природу снимает…
– Куда идет?
– Может и на берег попасть… Его грохнут… А может, и что-то другое…
– Опережай… Отключи… Только тихо… И не отпускай…
– Понял…
Теперь террористы надевают акваланги. Пробуют воздух. Опытные. Хорошо, что воздух оставили. На проверку хватит… Остается пустяк – взгляд на часы, ласты на ноги, и к воде спиной вперед, иначе в ластах ходить сложно…
Начинается…
ТРИНАДЦАТЬ СОРОК
Президентский кортеж медленно подъезжает к крыльцу собора. Начальник охраны президента уже там. Его обязанность – открывать дверцу президентской машины, но он этого не делает, только что-то говорит в переговорное устройство. Дверцы машин так и не открываются.
Одновременно с другой стороны площади к собору приближается шествие священников. Генералу Астахову кажется, что дым от кадил доносится даже на крыльцо научного центра, хотя расстояние не маленькое. Священники останавливаются перед парадным крыльцом, шествие разворачивается из колонны в широкую линию. Все выполняется четко, как в армии. Только после завершения «маневра разворота» и после долгих молитв пред вратами ковчег с останками святого Никодима вносят в собор. Но Владимир Васильевич следит не за этим – его больше интересует президентский кортеж и поведение паломников-террористов. Согласно регламенту, президент и его гости должны сейчас покинуть машины и зайти внутрь, чтобы присутствовать на торжественной службе. Однако дверцы машин остаются по-прежнему закрытыми. Это может быть последствием предупреждения начальника охраны, которое в состоянии отразиться на послужном списке генерала, и потому Астахов нервничает. И запрашивает своих сотрудников:
– Почему не выходит президент?
– Он, товарищ генерал, уже в соборе… Президент с гостями прибыли на других машинах и заехали во двор через задние ворота…
– Понял… Почему меня не поставили в известность?
– Нас тоже не поставили… Только сейчас узнали…
Начальник президентской охраны переусердствовал. А если какая-то непредвиденность? В таком случае вместо обеспечения безопасности он создает критическую ситуацию. Но Астахов старается не нервничать, и сдерживает себя.
– Что паломники?
– Шевелятся… Переглядываются… Тоже ждут президента…
Генерал наблюдает в бинокль и сам видит то, что ему рассказывают.
– Пора уже им и в склад наведаться…
– Идут…
Шествие снова преобразуется в колонну, и колонна тянется на церковное крыльцо. И в это время, как видит генерал, лжеимамы начинают потихоньку, бочком сдвигаться в сторону двери под крыльцом.
– Начинайте! – командует генерал.
Все проходит так спокойно, что со стороны никто ничего не замечает. К каждому из «имамов» шагают люди в одеждах православных монахов, берут их «в клещи» и с двух сторон прицепляются к ним наручниками. Только легкое шевеление, непонимание и осознание того, что сопротивление не только бесполезно, но и невозможно… И тут же группа сдвигается в сторону от собора. Там уже стоит автобус, специально предназначенный для задержанных…
Генерал опускает бинокль. Уже не на что смотреть. Его почему-то другая, совсем посторонняя мысль интересует. Как крестится православный президент России – понятно. А как должны креститься в православном храме президент США – протестант и премьер-министр Великобритании – англиканин? Справа налево или слева направо?
– Владимир Васильевич! – в переговорном устройстве раздается голос начальника президентской охраны. – Поздравляю… Наблюдал… Сделали идеально… Рядом со мной американский коллега… Он ничего даже не заметил…
– Президент в соборе?
– Да…
– А вы?
– Я отвлекаю внимание… Постарайтесь, чтобы с Ширвани все прошло так же гладко…
ТРИНАДЦАТЬ СОРОК ПЯТЬ
Ачилов чувствует себя уверенно. Или показывает, что чувствует эту уверенность. Но руки на руль он кладет крепко, даже со шлепком. В принципе ему и не перед кем рисоваться. Рядом только Зураб и Арчи Сагдеев. Зураб человек чужой, и на его мнение Казбеку Ачиловичу наплевать, а Арчи и без того отлично знает своего командира, да и ни к чему ему показывать что-то… Арчи обречен остаться здесь, хотя сам он об этом даже не догадывается. Однако отставной подполковник, похоже, сам себя подбадривает. Значит, нуждается в этом – понимает Зураб.
Ангел с двумя людьми Ачилова ждет позади. Разбивать о шлагбаум свой джип он не желает, и потому поедет вторым. Ачилов в зеркало заднего вида смотрит, видит, как дает ему отмашку рукой Захар. Значит, они уже готовы. Можно начинать…
Но сначала Ачилов внимательно выглядывает в одно, а потом и во второе окно. Замечает что-то кому-то, словно бы кивает и только после этого поворачивает ключ зажигания.
«КамАЗ» урчит, стрелка тахометра показывает, что двигатель работает на высоких оборотах. Ачилов включает первую скорость и сразу же вторую, таранив густые кусты при выезде на дорогу. Это своеобразная проба сил машины – кусты сопротивляются, сгибаются и лишь потом ломаются. Это – настрой на более серьезный таран. Невысокая обочина не становится препятствием. Скорость надо успеть набрать до поворота и на повороте вписаться в направление, не вылететь на скорости в кювет. С этой задачей отставной подполковник справляется. Он не смотрит в зеркало и не видит, едет за ним «Гранд Чероки» или нет – поворот мешает.
Но у шлагбаума «КамАЗ» уже заметили. Солдат шагает на дорогу и машет рукой, предлагая сбросить скорость. Ачилов только сильнее давит на акселератор. Люто ревет, пугая окрестности, двигатель. Солдат едва успевает отскочить в сторону, хотя делает это ловко, перекатившись через голову. Машина почти не чувствует удара, снося и сам шлагбаум, и столбик с телефоном внутренней дежурной связи. Арчи, сидящий у открытого окна, дает в сторону кустов, куда юркнул солдат, короткую очередь. На повторную очередь у него времени не хватает – скорость слишком велика. Впереди более серьезное препятствие – будка дежурных, и Ачилов не притормаживает. Теперь удар уже основательный. Трескается и покрывается сетью морщинок стекло. Но будки будто и не было. Если там кто-то и сидел внутри, а сидеть там должны двое, то они безжалостно раздавлены.
Началось! А если началось, то требует продолжения… Уже нет возможности остановиться. Уже и желания нет… Такое началось… Такое… У отставного подполковника перехватывает в груди дыхание от мыслей о задуманном…
Только теперь Ачилов бросает взгляд в зеркало и не видит джип. Смотрит в другое зеркало и снова не видит его. Но останавливаться некогда. Вперед! Догонят…
* * *
Едва грузовик на скорости срывается с места, как Ангел начинает действовать по своему усмотрению. С улыбкой оборачивается в сторону боевика, сидящего на заднем сиденье – через правое плечо, и тут же наносит удар с отмашкой. В тесном пространстве нанести вырубающий удар сложно. Но этот удар отработан до автоматизма – Ангел попадает точно в челюсть, на несколько секунд отключив противника. И в то время, когда работает правая рука, левой он успевает вытащить пистолет и направить его в живот Захару, сидящему справа спереди. Это не тот «ТТ» с глушителем, что уже видел Захар. Это обыкновенный «макаров», прятавшийся до этого под сиденьем. Более того, Захар знает, что с «макарова» левой рукой снять предохранитель невозможно. И потому сразу смотрит на левую «щечку» кожуха пистолета. Предохранитель в нижнем положении. Ангел предусмотрел.
– Не суетись… Все кончено… – спокойно предупреждает Ангел.
Захар растерянно отодвигается к дверце, но Ангел тут же придвигается к нему и дважды сильно бьет стволом в лицо, тычком – опасный и пугающий удар, потому что палец всегда может непроизвольно нажать на спусковой крючок… Но своего Ангел добивается легко. Движение Захара предсказуемо и естественно – закрыть лицо ладонями. Во-первых, для того чтобы защитить его от новых ударов, а во-вторых, чтобы не видеть выходного отверстия ствола. Ствол, направленный в лицо, пугает больше, чем сам выстрел. Ожидание смерти всегда страшнее смерти, которой Захар, как опытный воин, не боится.
Ангел пользуется моментом и сцепляет поднятые руки наручниками. И теперь уже имеет возможность развернуться для удара. Он бьет тяжелой рукояткой пистолета в брегму. При нанесенном сверху резком и сильном ударе (даже кулаком) лобная кость смещается и вызывает серьезные повреждения в находящихся поблизости зонах мозга, отвечающих за двигательные функции человека. Такой удар может вызвать временный или полный паралич. Захар сразу же отключается. Ангел не теряет времени и точно так же поступает с первым боевиком, уже приходящим в себя. И только после этого переводит дыхание и берется за руль. Он знает, что его должны ждать около разбитого шлагбаума «альфовцы». Но повернуть ключ зажигания он так и не успевает, потому что случайный взгляд заставляет его пригнуться и почти лечь на колени к откинувшемуся окровавленной головой на подголовник Захару. В дверце со стороны Захара стекло опущено. И два боевика, неизвестно откуда здесь появившиеся, бегут к машине, стреляя на ходу короткими очередями. Они видели, что происходит в «Гранд Чероки».
Пули пробивают стекла и дверцу. Ангел оценивает ситуацию интуитивно, но ему сейчас больше всего жалко машину. И, так и не разогнувшись, он протягивает руку, открывает свою дверцу и неуклюже, задом вперед выскакивает из машины. Неуклюжесть своей позы только злит и заводит его. Второй пистолет уже в правой руке. Ангел пригибается, отталкивается и прыгает в кусты, начиная стрелять уже в полете. Он не видит боевиков. Он просто представляет место, где они должны оказаться, – высчитывает это место. И знает, что обе пули достигают цели…
А самого Ангела уже не видно. Место, куда он приземлился, легко накрыть следующей очередью. Только Ангела там уже нет. Он выглядывает уже с другой стороны, мгновенно и бесшумно переместившись на добрый десяток метров в сторону. При этом Ангел догадывается, откуда взялись новые действующие лица. Это те самые «чистильщики», что проехали недавно по пыльной дороге. Но их должно быть шесть человек. Двое лежат рядом с джипом «Гранд Чероки». Один из них не подает признаков жизни, второй ранен и тянет руку к машине, словно просит помощи от Захара и боевика на заднем сиденье. Однако рукоятка пистолета слишком тяжела да и рука у Ангела не из самых мягких, чтобы боевики пришли в сознание так быстро.
Но где еще четверо?
Ангел осматривается и понимает, что других здесь нет. Иначе они стреляли бы в то место, куда он прыгнул из-за машины. Выждав еще минуту, он слышит автоматные очереди от шлагбаума и понимает, что остальные «чистильщики» там. Стрельба обоюдная. Судя по звуку, в перестрелке участвуют и «АК-47», и «АК-74». Только после этого Ангел устремляется к своей машине, в несколько прыжков преодолев расстояние, и ударом ноги выбивает из рук раненого, который смотрит в другую сторону и нападающего не видит, автомат. Дело сделано. Вторым пинком отправляется в сторону и автомат другого боевика – на всякий случай. Конечно, нужно было бы перевязать раненого, но времени нет. Ангел садится в машину, чтобы быстрее добраться до КПП, но тут видит, как в его сторону бегут четверо в амуниции «Альфы». Ангел узнает капитана Рославлева и выходит навстречу.
– Эти? – спрашивает Рославлев больше взглядом, чем словами.
– Эти здесь были… У вас должны были быть еще четверо…
– Где они?
– Ты меня спрашиваешь?
Капитан Рославлев растерянно осматривается.
– Мы их даже не видели. Нас из кустов обстреляли… Двое раненых…
– Забирайте у меня груз… Мне дальше пора…
Боевиков вытаскивают из машины, хлопают, закрываясь, дверцы. Ангел, сделав рукой прощальный жест, устремляется вдогонку за «КамАЗом»…
* * *
Только после поворота Ачилов видит, что попал в ловушку. Поперек дороги вытянута лента с громадными шипами, преодолеть которую не сможет даже большеколесный трактор. И люди по обочине – вооруженные, в бронежилетах, в кевларовых касках – припали на одно колено, ощетинились оружием… Отставной подполковник понимает, что это совсем не солдаты полка внутренних войск, и позади, около КПП, наверняка путь тоже перекрыт…
– Влипли… – хрипло говорит Зураб, сидящий посредине. – Мне сдаваться нельзя…
Ачилов видит в руках у него гранату с сорванным кольцом. Стоит только пальцы разжать, и…
– Этого не надо… – шепотом возражает Арчи, сидящий справа, и выбрасывает в окно свой автомат, наглядно показывая этим, что он стрелять не намерен.
– Надо! – резко, с неожиданным истеричным повизгиванием выкрикивает Ачилов. – Надо! Не хочу «на зону»… Не хочу…
– Вместе с ними… – говорит Зураб едва слышно. – Тормози… Выходите… Нас в кольцо берут… Я руку разжимаю… Вместе с ними…
– Так! – согласен Ачилов.
– Не надо… – тихо возражает Арчи.
– Не хочешь, – Зураб презрительно-хладнокровен, но милостив, – как выйдешь, в сторону прыгай… И живи, как сможешь, если сможешь…
– Дай мне гранату… – просит Казбек Ачилович.
– Я сам… – Зураб не согласен.
«КамАЗ» останавливается прямо перед шипами ленты. С двух сторон к машине подскакивают люди с автоматами. Открываются дверцы. Пленников вытаскивают, ставят рядом, лицом к горячему помятому капоту. Арчи прыгает в сторону, но его тут же и без проблем догоняют ударом приклада в затылок.
– Ну… Что же ты! – кричит Ачилов Зурабу.
– Она, оказывается, учебная… – словно сам тому удивляясь, смеется Зураб и передает гранату подошедшему офицеру…
Сзади подъезжает «Гранд Чероки». Ачилов видит, что Ангел выходит из машины один, но на него никто не наставляет оружия… Отставной подполковник понимает, кто виноват в провале акции, и в бессилии скрипит зубами…
ТРИНАДЦАТЬ ПЯТЬДЕСЯТ
Аквалангисты споласкивают маски, натягивают их на голову и один за другим скрываются под водой. Автоматы держат по-прежнему в руках. Неопытные ребята… По крайней мере, два автомата уже пришли в негодность… Они с глушителями… Вода, попав в глушитель, застрянет там между стенок резиновых прокладок. И если сразу начать стрелять, ствол просто разорвет…
Теперь можно не скрываться, и полковник Согрин сбрасывает в реку пересохший куст. Выбирается наружу и потягивается.
– Рапсодия! Оцепление завершено…
– Где наши «рыбаки»?
– Под водой… С ними связи нет… Но наши плывут с буйками… Чтобы видно было…
Согрин смотрит. Выше по течению по реке плывут пять буйков. Значит, террористам не позволят долго бултыхаться в воде.
– Хорошо… Любуемся картиной…
Полюбоваться, оказалось, есть чем… Согрин никогда не думал, что аквалангисты способны на такой скорости и так высоко выскакивать из воды. Ни одна акула не догонит… Выскакивают и, надсадно кашляя, срывают с себя акваланги, маски… И к берегу… А на берегу их уже ждут. И с одной, и с другой стороны… Даже готовы помочь выбраться из воды… После нескольких глотков углекислоты о сопротивлении ни у кого не возникло мысли…
– Пулат… Я Рапсодия… Как там твой фотограф?
– Он меня фотографирует…
– Нацепи на него наручники и гони сюда… Может быть, это их «контролер»…
– Скорее всего… По-русски плохо говорит, а по документам русский…
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ НОЛЬ-НОЛЬ
Ширвани часто посматривает на часы… Невыносимо долго и мучительно тянется время… Но это же время дает ему возможность подумать о том, кто «сдал» его, где он «засветился». Вывод, кажется, напрашивается один – Марихуана Андреевна оказалась не такой уж конченой наркоманкой, как ему казалось… Единственная неувязка в этом вопросе не позволила сделать окончательную версию: Марихуана Андреевна ни разу не звонила ему на трубку спутникового телефона. И ее родители не знают номера. Тогда… Тогда хвост тянется от Ачилова… И это значит, что надежды на успешное завершение акции почти нет. Остальные группы тоже наверняка под контролем, хотя Ачилов минимизировал общение между группами…
И все же Ширвани ждет, подпитывая свою надежду вероятностью случая – хоть кто-то сможет прорваться… Ждет, что на территории начнется шумный переполох со стрельбой и взрывами, и это будет означать только одно… Но время выходит, и он понимает, что ждал напрасно. Значит, следует действовать самому. Значит, следует на себя взять и ответственность, и право на совершение акта… Терять уже нечего, потому что, если он попадет в руки федералов, пожизненное заключение ему обеспечено. И не только нынешними событиями, но и предыдущей его жизнью и деятельностью… А пожизненное заключение… Нет, смерть лучше… Тем более такая смерть…
А спасение?.. Спасение невозможно… У него уже нет обратного пути. С территории научного центра едва ли удастся выбраться, не говоря уже о том, чтобы выбраться из города. Его словно специально запирают здесь, чтобы он завершил общее дело – обстоятельства запирают… Жалко, конечно… Он так мечтал умереть в родных горах, а умирать придется здесь, и такой страшной смертью… Но Ширвани – мужчина, и готов ко всяким неожиданностям.
Несколько минут послушав, что там происходит, он тихо открывает дверь. Замки в складе хорошие, не скрипят. Только слабую попытку скрипнуть издала сама дверь, но Ширвани не стал открывать ее сильно. Лишь настолько, чтобы протиснуться в проход…
Несколько шагов в сторону бокового выхода из склада… Остановка… С этой стороны слышится разговор… Человек пять, не меньше… Не разобрать, что обсуждают… Пять человек – это уже не охрана. Это «альфовцы». С ними лучше не встречаться… Значит, на главный выход…
Он идет неслышно и на ходу наворачивает на пистолет длинный глушитель. Хорошо бы вообще ножом обойтись, но нож хорош, когда есть эффект неожиданности. Сейчас его ждут чуть не за каждым углом. Значит, придется работать пистолетом.
Ширвани видит охранника сразу за поворотом. Пожилой охранник его смены, которого он несколько раз отчитывал за небритость. Небритый подбородок на службе – это непорядок. Бороду можно носить. Если не любишь бриться – носи бороду. Но выглядеть ты всегда должен аккуратно…
Шаг на сближение.
– Ты опять не побрился… – с укоризной говорит Ширвани, глядя в испуганные глаза охранника. И тут же стреляет прямо в центр груди.
Глушитель хороший, немецкий. Звук падения тела громче, чем звук выстрела.
Выход свободен…
* * *
После сумрака склада солнце кажется особенно ярким и заставляет Ширвани остановиться. Глаза с непривычки видят плохо. Когда же, наконец, зрение восстанавливается, он осматривается и спокойно, уверенно идет в сторону корпуса реактора. На ходу вытаскивает из кармана брелок, похожий на брелок автомобильной сигнализации. Его, конечно же, не запустят через дверь, как не запустили бы проникших сюда боевиков. Но ему этого и не надо. Он готовился сам запустить группу через заложенные окна. Теперь оказывается, что этот вход он подготовил для себя…
Ширвани нажимает на брелке кнопку, еще до того как поворачивает за угол. И слышит грохот. Не такой уж сильный, но все же основательный. Ему хватило бы и одного прохода. Но их образовалось целых четыре. Пусть… Ширвани присматривается, подпрыгивает, цепляется за нижние ряды полуразваленной кладки и подтягивается. Несколько усилий, и он уже в бытовых помещениях, совсем рядом с машинным залом.
Здесь у него есть свой шкафчик. И в этом шкафчике подготовлено взрывное устройство – две тротиловые шашки по сто граммов каждая. Этого хватит, чтобы взорвать реактор.
В бытовках в разгар рабочей смены никого нет. Никто не останавливает Ширвани. Он вытаскивает ключи, открывает шкафчик, и чувствует при этом себя героем, способным на подвиг во имя большого дела. И даже движения его небрежно-величественные. Только сейчас он понимает шахидов, идущих на смерть. Он сам стал таким же шахидом…
С каким-то удовольствием Ширвани достает из кармана халата тротиловые шашки, скрепленные обыкновенной изоляционной лентой. Смотрит на них, как на подарок небес, почти любуется. А вторая рука в это время шарит по верхней полке. Там – взрыватели. Вставить их в гнезда – дело двух секунд… Где же они?..
– Ширвани, ты не это потерял? – спрашивает вдруг у него из-за спины знакомый голос.
Ширвани оборачивается. В проходе стоят Сохно и Афанасьев. Сохно держит между пальцами две палочки взрывателей. Посмеиваются…
– Ты… – усмехается в ответ и Ширвани и не знает, что ему сказать.
– К оружию не прикасаться… – слышится голос с другой стороны прохода.
Ширвани оборачивается. Там еще два человека. Один – ничем не примечательный, командует. Второй – лохматый и бородатый двухметровый громила. Оба шагают к нему, явно не для того чтобы обнять. С другой стороны шагают два спецназовца. Но их на полдороге останавливает автоматная стрельба, раздающаяся с территории.
А Ширвани понимает, что одна группа все же прорвалась, таранила захваченным грузовиком внешние ворота и устремляется сейчас сюда, к нему на помощь. Значит, не все еще потеряно. Он быстро приходит в себя после секундной растерянности. И тут же скользящим шагом уходит вбок, за ряды шкафчиков, и сильным толчком обрушивает в проход угловые, чтобы помешать преследователям.
Все бытовое помещение заставлено этими шкафчиками. Они выстроены лабиринтом, и незнакомому человеку трудно разобраться с проходами – какой куда ведет. Но Ширвани эти лабиринты знает. Он не однажды рассматривал план здания и его помещений. И теперь устремляется не в стороны простого душа для работников, а в сторону душа дезактивирующего, где сотрудники машинного зала моются прямо в рабочих комбинезонах и шлемах, смывая с себя возможную радиоактивную пыль.
Дальше… Дальше…
А что дальше? Были бы взрыватели, был бы смысл прорываться в машинный зал, чтобы все же произвести взрыв… Без них в тротиловые шашки хоть стреляй – это не поможет…
Значит, надо отвлечь на себя силы и дать возможность прорваться той группе, которая уже на территории. И Ширвани сворачивает в боковую дверь, ведущую, как он хорошо знает, в технические помещения, в котельную, в подвалы мощного холодильника реакторной установки…
* * *
– Окна контролируйте! Кордебалет – за мной… – Сохно берет командование на себя, резко срывается с места, на бегу пытаясь сообразить, куда же направился Ширвани.
Сохно такой вариант предвидел, и потому, имея в запасе время, уже исследовал все выходы из бытовых помещений. С лабиринтом шкафчиков, правда, он не совсем еще разобрался – времени не хватило. И теперь приходится разбираться по ходу дела. Но подполковник сразу ставит себя на место беглеца. Куда бы он отправился? Первая мысль естественная – в сторону машинного зала. Туда есть два выхода. Общий и выход через дезактивирующий душ. Сохно выбрал бы для себя выход через душ. Он решает, что беглец выбрал то же направление.
Дверь распахнута… Значит, он прав… Дальше…
Дальше Ширвани должен уже сообразить, что без взрывателя его тротиловые шашки никому не нужны… И свернуть куда-то… Боковая дверь в технические помещения… Тоже распахнута… И где-то вдалеке слышатся гулкие шаги убегающего человека… Наверное, и сам Сохно так же топает… Хотя и не слышит этого… И неслышно передвигается за спиной Кордебалет…
Стоп!
Не тот человек Ширвани, чтобы оставлять двери открытыми… Даже в простой обстановке… Он закрыл за собой двери сейчас… И уж не стал бы так громко топать… Так намеренно топать… Зачем он это делает? Надеется, что в преследование отправились все четверо? Хочет увести от окон?
– Что ты? – спрашивает Кордебалет, останавливаясь за спиной.
– Возвращайся… Он нас уводит от окон… Там будет прорыв… Помоги парням…
Кордебалет молча разворачивается, все сообразив с полуслова. А Сохно отправляется в преследование. Топот Ширвани очень помогает ему. А уж в скорости Сохно мало уступит спортсмену… Он и не уступает, слыша, как догоняет чеченца, назвавшегося нагайбаком.
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ДЕСЯТЬ
Кордебалет успевает вовремя. Тобако и Доктор Смерть оборачиваются на звук его шагов.
– Что? – спрашивает Тобако.
– Сохно один справится… Здесь прорыв будет… Разбираем окна…
– Допустили-таки прорыв…
Но окон четыре, а их только трое. Одно окно прикрыть не удается. Проемы высокие – не выглянуть, не дотянуться. С улицы они значительно ниже.
– Стрельба приближается… – комментирует Доктор. – Готовьсь…
Все готовы и без того.
– Прямо под окна… Пусть на нас прыгают…
С улицы слышится шум двигателя машины. Голоса. Несколько очередей. И тут же сразу во всех проемах появляются фигуры, заслоняя свет. В них стреляют с улицы, и потому боевики торопятся, сразу спрыгивают в помещение, где их ждут.
Доктор Смерть и Кордебалет – два мастера спорта по боксу – и к пятидесяти годам не забыли былых навыков. Одновременно и без задержки следуют два удара, сразу уменьшающие силы террористов наполовину. Тобако бьет противника в лоб рукояткой пистолета, просто сшибая его с ног, и тут же прыгает на четвертого, неустойчивого после приземления.
И все… Ни одного выстрела…
И все внимание на окна… Но там за первыми террористами не следуют новые. Но через мгновение появляются люди в касках и в бронежилетах…
– Бегать надо быстрее… – с усмешкой басит Доктор Смерть.
* * *
Сохно дышит легко, ему кажется, что он уже слышит где-то впереди шумное дыхание Ширвани. Теперь они бегут среди переплетения труб, выкрашенных в разный цвет, некоторые трубы покрыты вермикулитовым изолятором, и поверх изолятора блестящей гофрированной фольгой, кое-где сорванной. Другим такой изолятор не требуется. Сохно привычно отмечает все это на бегу. В длинном помещении горят только слабые лампочки. Где-то шумят двигатели. Кое-где по полу разлиты обширные лужи, в которые откуда-то капает вода.
Звук шагов Ширвани становится совсем громким. Теперь под ногами звенит металл. Значит, поднимается по какой-то металлической лестнице – уже несколько таких попадалось на пути, и Сохно сворачивает за очередной угол, привычно сразу сделав шаг к противоположной стене коридора – и не напрасно. Пуля бьет в стену всего в полуметре от него. Пуля бьет, а выстрела подполковник не слышал. Значит, пистолет с глушителем. С хорошим глушителем, потому что выстрел из стандартного глушителя Сохно услышал бы обязательно.
Подполковник хорошо знает, что в такой ситуации необходимо отвечать выстрелом на выстрел даже тогда, когда противника не видишь. Твой выстрел пугающий, а не прицельный, но он помешает противнику прицелиться в тебя. И Сохно стреляет дважды…
И тут же шаги стихают…
Ширвани, должно быть, обернулся, рассмотрел Сохно, понял, что подполковник преследует его в одиночестве, и решил сменить тактику. Он поступил, конечно, правильно. Единственная ошибка, которую допустил Ширвани, – разбил у себя над головой лампочку, надеясь обрести помощницу в виде темноты. Но этим же и выдал свое местонахождение…
Сохно легко переместился под лестницу, присмотрелся, прислушался и догадался, что чеченец загнал себя в тупик.
– Выходи, друг дорогой, побалакаем… Дальше дороги нет…
Снова пуля бьет в стену. Но теперь и со стороны Ширвани это пугающий выстрел. Сохно закрыт металлической площадкой лестницы, и Ширвани не видит его. Но теперь выстрел уже слышно. Приглушенный, однако отчетливый.
– Тебе некуда бежать… Выходи…
Но Ширвани, оказывается, находит дорогу. Он стреляет в другую лампочку, находящуюся на уровне нижнего коридора, где стоит подполковник, и спрыгивает с верхней площадки. Но эта короткая темнота, вместо того чтобы помочь, ставит Ширвани в более трудное положение. В темноте оказывается он сам, но дальше свет горит, отчетливо рисуя его силуэт. И тогда Сохно дважды прицельно стреляет. Ширвани падает, роняя пистолет, поднимается, делает два шага и снова падает. А подполковник уже рядом:
– Я же говорю… Некуда тебе бежать…
Он поднимает пистолет Ширвани и прячет его себе за пояс.
Ширвани все же встает, смотрит на Сохно с ненавистью, дышит тяжело, но ничего не говорит. Ждет, когда приблизится к нему подполковник, и зажимает двумя руками окровавленный бок. И когда расстояние между противниками сокращается до минимума, Ширвани резкой отмашкой выбрасывает руку. Но сил у него в самом деле осталось немного. Сохно легко блокирует руку и выбивает из ослабевших пальцев нож с тонким гибким лезвием.
– Конец фильма, друг дорогой… Иначе говоря, приехали… И твои друзья наверху – тоже…
Ширвани в ответ только рычит, чтобы скрыть этим стон, рвущийся наружу…
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ДВАДЦАТЬ
Начальник президентской охраны снова выходит на связь. Голос сухой и злой:
– Владимир Васильевич… Через пятнадцать минут президент с гостями покидают собор. Что мне сказать президенту?
– Пригласите его для разбора учений в научный центр…
– Значит?..
– Там все в порядке…
– Я рад за вас… – начальник президентской охраны, похоже, рад и за себя. – Иностранные наблюдатели ничего не заметили?
– Думаю, что ничего… И не заметят… Сейчас на КПП восстанавливают шлагбаум и будку поста охраны. Когда наблюдатели будут выезжать, там все будет в лучшем виде…
– Тем не менее я не думаю, что после проигрыша учений вы получите за свои действия положительную оценку…
– Положительную оценку мы получим на троих – на себя, на Интерпол и на спецназ ГРУ… За другое дело… Более важное…
Астахов заканчивает разговор, поднимает к глазам бинокль. Интересно, а крестятся ли президенты, покидая собор?..
notes