Глава четырнадцатая

Дженюари, сидя в кабинете Линды, пила теплый кофе из пластикового пакета. Линда пребывала в подавленном настроении. Она всегда грустила по понедельникам, а уж дождливый февральский понедельник был для нее сущим бедствием. Дженюари чувствовала себя прекрасно вопреки погоде. В конце концов, в феврале только двадцать восемь дней. А двадцать первое марта — официальное начало весны. Так что достаточно пережить февраль, и с зимой почти покончено.

Дженюари всегда ненавидела зимы. Зима — это учеба в школе, лето — отдых с Майком. Но сейчас каникулы — это поездка в Палм-Бич. Она прожила там с рождества по Новый год. Но до Палм-Бич…

О, эта неделя перед рождеством в Нью-Йорке!

Сотрудники редакции работали над апрельским номером среди множества настоящих и искусственных елочек.

Весь обслуживающий персонал особняка, где жила Дженюари, казалось, точно подменили. Консьерж вскакивал со своего стула, чтобы открыть дверь подъезда. Лифтер умудрялся останавливать лифт вровень с полом лестничной клетки. Под дверь квартиры сунули листок с полным списком всех работавших в доме людей — уборщиц, горничных, сантехников; многих Дженюари никогда не видела.

Люди под дождем с огромными пакетами в руках тщетно пытаются поймать такси, проносящиеся мимо с табличками «Работа закончена». Мрачные мужчины в костюмах Деда Мороза судорожно подергивают руками, заставляя звенеть свои маленькие колокольчики. «Счастливого Нового года. Помогите нуждающимся».

Давка в «Саксе» — посеребренном «дождем» сумасшедшем доме. Кашемировый шарф для Дэвида; подъем на эскалаторе на третий этаж за сумкой «Пуччи» для Линды, которую она немедленно вернула Дженюари, — "Я же объясняла тебе миллион раз — сейчас в моде «Гуччи», а не «Пуччи».

Проще всего оказалось выбрать подарок Майку. Две дюжины шаров для гольфа с выгравированным на них его именем. Но Ди! Что можно преподнести такой женщине, как Ди? (Дженюари еще не знала, что хрустальные сосульки, висевшие на елке Ди, были от «Стьюбена».) Ей бессмысленно покупать духи — ими у нее заставлены два шкафчика. Один в Палм-Бич, другой в «Пьере». И, вероятно, в Марбелле тоже. Продавщица в «Бонвите» порекомендовала выбрать что-нибудь забавное, например, красные вязаные башмачки. В конце концов, Дженюари купила в магазине на Мэдисон-авеню носовые платки из хлопка — их Ди всегда сможет кому-нибудь передарить.

Новый год в Палм-Бич!

Четырехметровая новогодняя елка. Пышная, сверкающая серебристыми шарами и хрустальными сосульками. Гигантское дерево, точно сердитый страж, стояло в застекленной комнате, выходящей к бассейну. Заблудшее, лишенное корней, всем своим серебристо-холодным видом оно протестовало против тропической атмосферы.

Майк… загорелый, красивый. Белокожая эффектная Ди. Вечеринки… триктрак… сплетни. Полуторанедельное продолжение Дня благодарения. Поход с Майком на ипподром. Дженюари едва не заплакала, когда отец с наигранно-равнодушным видом направился к окошечку, где принимались десятидолларовые ставки. Она помнила прежние дни, когда Майк снимал трубку и велел поставить за него пять тысяч на один заезд. Да, она это помнила. И он — тоже. После первой вечеринки все последующие казались ей повторением. Затем — неожиданный прием, который Ди устроила в честь совершеннолетия Дженюари — девушке исполнился двадцать один год. Пять тысяч долларов на цветы; танцплощадка, закрывавшая пятидесятиметровый бассейн. Два оркестра: один — в доме, другой — под открытым небом. Дэвид прилетел поздравить ее. Они танцевали вдвоем, изображая для Ди влюбленную парочку. В гостях были те же самые люди, которых Дженюари видела в течение недели. Их было только больше. Все они принесли «маленькие сувениры» из новогодних запасов. (Теперь она была обеспечена на всю жизнь шелковыми шарфами.) Кто-то привел худосочную дочь или замкнутого сына. Вездесущие репортеры фотографировали людей, которых они снимали на предыдущей вечеринке и будут снимать на следующей…

После Нового года — обратно в Нью-Йорк!

Она обнаружила в ванной первого таракана. Он был мертв, но его братья и сестры наверняка бродили где-то рядом. Не мог же он быть совсем одиноким.

Испуганный звонок Линде.

— Успокойся, Дженюари. В Нью-Йорке они везде. Вызови управляющего. Ты сделала ему на рождество шикарный подарок. Он договорится насчет дезинсекции.

Управляющий поблагодарил ее за врученные ему двадцать долларов, но сказал, что человек, проводящий дезинсекцию, отправился на праздники в Пуэрто-Рико и вернется лишь через десять дней.

Дэвид несколько раз выводил ее в свет. Каждый раз они вместе с другой парой или целой компанией отправлялись в «Лотерею» или в «Клуб», где оглушительная музыка не позволяла беседовать, поэтому все танцевали, обменивались улыбками и махали руками знакомым через зал. Однажды вечером он проводил Дженюари домой и отпустил такси. Мгновение они постояли перед ее подъездом. После неловкого молчания он произнес:

— Ты не хочешь хотя бы пригласить меня к себе посмотреть на тот цветок, что я подарил тебе?

— О, с ним все в порядке. Мне сказали, что весной его следует подрезать.

Ее дыхание на холоде превращалось в белый пар. Снова возникла неловкая тишина.

— Слушай, Дэвид, ты мне нравишься, — сказала Дженюари. — Честное слово. Но то, что произошло в тот вечер между нами, было ошибкой. Как говорят в кино — «Давай останемся друзьями». Он улыбнулся.

— Я не собираюсь тебя насиловать. Ты тоже мне нравишься. Даже больше, чем нравишься. Я… я… в данный момент я замерзаю… нам за весь вечер не удалось поговорить.

Дженюари не понимала, почему этот вечер должен отличаться от всех остальных.

— О'кей, но моя квартира — это всего лишь одна большая комната.

В молчаливом смущении они поднялись на лифте. Она внезапно поняла, что им нечего сказать друг другу. Совершенно нечего. И по какой-то странной причине она волновалась. Открывая дверь, Дженюари принялась нервно болтать.

— У меня беспорядок. У нас с Линдой общая горничная. У нее бурная личная жизнь. Она часто приходит с синяком под глазом. Это — в тех случаях, когда все хорошо. Когда все плохо, она вообще не показывается. Линда говорит — это означает, что он ушёл и она сидит дома, пьет и ждет его.

Дженюари знала, что Дэвиду нет дела до ее горничной.

— Ну… вот. Взгляни на драцену. Она подросла на пять сантиметров, у нее появились три новые веточки.

— Почему ты не избавишься от нее? — спросил Дэвид, остановившись в центре комнаты.

— От чего?

— От горничной.

Он расстегнул пальто и снял шарф, подаренный ему Дженюари.

— Понимаешь, Линда сочувствует всем, кому не везет в любви. А я жалею тех, кто ходит с синяком под глазом.

Она села на диван; Дэвид расположился возле нее в кресле, глядя на пол и зажав руки между коленей.

— Дженюари… я хочу поговорить с тобой о… Дэвид поднял голову.

— Эта штука обязательно должна гореть?

— Тебе не нравится люстра мистера Эдгара Бейли?

— Тут так светло, что мне кажется, будто я в кегельбане.

Она щелкнула выключателем.

— Налить тебе вина… или кока-колы? Это все, что у меня есть.

— Дженюари… сядь. Я не хочу ничего пить. Поговорим о нас с тобой.

— Хорошо, Дэвид.

— Наверно, кое-что вызвало у тебя недоумение, — начал он. — Так вот, у меня были некоторые личные проблемы…

Она улыбнулась.

— Дэвид, я сказала тебе: мы — друзья. Ты не обязан мне ничего объяснять.

Он встал и поискал в кармане сигареты. Потом внезапно повернулся к Дженюари и посмотрел на нее.

— Мы — не друзья. Я… я люблю тебя. Все, что я сказал в тот вечер — правда. Мы обязательно поженимся. Но… чуть позже. Я должен уладить кое-какие дела… это касается работы. Я был бы признателен тебе, если бы ты не говорила об этом Ди.

Он попытался улыбнуться, потом пожал плечами.

— Она старается опекать меня, как мать. Я ценю ее заботу, но хочу, чтобы она сама наслаждалась своей жизнью с твоим отцом. Он — великолепный мужчина, а я способен самостоятельно справиться со своими проблемами. Верь мне, Дженюари… и наберись терпения. Мы в конце концов поженимся. Ты обещаешь всегда помнить это… даже если я не звоню?

Она посмотрела на него и медленно покачала головой.

— Я сойду с тобой с ума! Я не шучу! Что еще я должна сказать, чтобы ты понял — я не собираюсь выходить за тебя замуж? Но если ты хочешь, я постараюсь сделать так, чтобы Ди и отец думали, что мы с тобой часто встречаемся

Он рассерженно посмотрел на нее.

— С чего ты взяла, будто для меня важно, что они думают?

— Потому что это правда. И мне будет легче. Поскольку мы действительно периодически встречаемся… они считают, что у нас роман… Зачем их разубеждать?

Дэвид поглядел в пространство перед собой. Он напоминал сейчас огромную резиновую игрушку, из которой выходит воздух. Дженюари буквально видела, как его тело сдувается.

— Сейчас неудачный момент, — вздохнул он. — Если бы мы встретились в другое время, все было бы чудесно.

Он посмотрел на пол, потом поднял голову и улыбнулся через силу.

— Знаешь что? Ты отличная девущ.ка, Дженюари. О'кей. Позволим им считать, что мы с тобой часто встречаемся, если это тебе удобно. А когда ты немного повзрослеешь, мы прекрасно подойдем друг другу.

Дэвид позвонил Дженюари в конце недели и сообщил, что уезжает в Калифорнию на совещание, о котором он уже говорил ей. Она не была уверена в том, что это правда… Дженюари знала, что Карла прилетела в Лос-Анджелес из Европы. В газетах публиковались фотографии, на которых Карла прикрывала лицо журналом, прячась от объективов. Один из репортеров упомянул, что Карла прибыла в гости к Соне Кинелле, богатой светской даме итальянского происхождения, писавшей стихи. Они дружили еще с той поры, когда Карла начала сниматься в кино.

Но у Дженюари не было времени размышлять о Дэвиде или Карле. Тома Кольта ждали пятого февраля на большом приеме, который устраивал в честь писателя его издатель. До этой даты оставалась неделя; в понедельник Дженюари, потягивая теплый кофе, слушала, как Линда возмущается высокомерием некоей мисс Риты Льюис, не отвечавшей на ее звонки.

— За последние три дня я звонила ей пять раз, — сказала Линда, бросив трубку. — Я даже говорила с секретаршей мистера Лоуренса.

— Кто это?

— Издатель. Я сказала ей, что «Блеск» не получил приглашения на прием в «Сент-Реджис», и спросила, не произошло ли это по случайной оплошности. Она ответила мне таким тоном, будто ее босс — президент страны: «Знаете, мисс Риггз, это мероприятие проводится не для прессы. Конечно, там будут репортеры, но на самом деле это торжественная встреча мистера Кольта в Нью-Йорке. Придет мэр… многие знаменитости». У меня сложилось впечатление, что для нее «Блеск» — недостаточно престижный журнал. В конце концов, она обещала сообщить мисс Рите о моем звонке.

— У нас еще четыре дня в запасе, — оптимистично заметила Дженюари. — Может, она позвонит.

Прошло четыре дня, но Рита Льюис молчала. Дженюари, сидя в кабинете Линды, пыталась приободрить подругу.

— Послушай, Линда. Он проведет в Нью-Йорке какое-то время. Наверняка есть какой-то другой способ добраться до Кольта.

Линда вздохнула. Посмотрела на серую мглу за окном.

— Там что, все еще идет дождь?

— Нет, это снег, — сказала Дженюари.

— Хорошо! — бодро произнесла Линда. — Я надеюсь, что поднимется буран. Тогда, возможно, половина гостей не придет… а вторая половина промокнет и будет в плохом настроении. Все мои знакомые, встречавшие твоего отца, говорят, что с ним было исключительно приятно работать… называют его яркой личностью… отзываются о нем с любовью… все, кроме Тома Кольта!

— Вероятно, они оба — слишком сильные личности, чтобы сработаться. Или дело в том, что Том Кольт — это Том Кольт. Слушай, я сделала все от меня зависящее. Отправила ему письмо в ноябре. Не упомянула о моем родстве с Майком, потому что знала — это убьет все наши шансы. Подписалась просто Дж. Уэйн. Через две недели послала второе письмо. Не получив ответа, позвонила Джею Аллену, его лос-анджелесскому пресс-агенту. Джей когда-то работал на моего отца; он любезно дал мне адрес пляжного домика, принадлежащего Тому Кольту. Я отправила письмо туда. Безрезультатно! Затем — новогодняя открытка с такой фразой: «Надеюсь увидеть Вас, когда Вы прилетите в Нью-Йорк». Еще через три недели я послала письмо, в котором написала, что его новый роман, прочитанный мною в верстке, ожидает большой успех.

Дженюари подалась вперед.

— Линда… оцени ситуацию трезво. Том Кольт не пожелал присутствовать на награждении отца «Оскаром» за фильм, снятый по его книге. Картина получила премии по пяти категориям. Конечно, сценарий писал не Том… он счел ниже своего достоинства делать это. Можешь сама судить о том, какой он сноб. Разумеется, ему не понравился сценарий. Майк рассказывал мне о том, как все упрашивали Кольта прийти на церемонию. Но он отказался. Знаешь почему? Он заявил, что считает себя серьезным писателем и не хочет участвовать в цирковом представлении, а также иметь что-то общее с коммерческой картиной, которую Голливуд сделал из его романа. Как мы можем надеяться, что он даст нам интервью?

Линда медленно кивнула.

— Ты абсолютно права. Но кто бы поверил, что он отправится в рекламное турне? Это — натуральный цирк. Возможно, он не понимает, во что ввязался. Наверно, ему никогда не попадалась журнальная рецензия на серьезный роман. Конечно, он ждет, что «Лайф» посвятит ему статью. «Тайм» и «Ньюсуик» — тоже. Но «Блеск»? Он скорее всего не слышал о нем. Или думает, что это — название новой зубной пасты. Но я не собираюсь сдаваться. Пусть даже для победы мне понадобится танковая дивизия. Так было с доктором Бловачеком из Югославии. Я напала на его след раньше других. Та статья помогла мне занять пост главного редактора. Дженюари, «Блеск» — это моя жизнь. Я расту вместе с ним. Я должна взять у Тома Кольта интервью для «Блеска»". Должна!

На ее лице появилось выражение мрачной решимости. Кровь отхлынула от щек. Линда вздохнула.

— Материал о докторе Бловачеке возвысил меня в глазах издателя. С тех пор я подготовила много статей, способствовавших росту журнального тиража и популярности «Блеска» среди рекламодателей. Теперь пора поискать материалы, которые поднимут авторитет журнала в издательском мире. Если я опубликую интервью с Томом Кольтом или напишу о нем статью, это повысит престиж «Блеска». Поэтому я не могу смириться с его молчанием. Он проведет в Нью-Йорке какое-то время, и «Блеск» должен добраться до него раньше конкурентов. Очень важно попасть на этот прием. Кольт обожает молодых красоток. Именно поэтому Рита Льюис не прислала мне приглашение. Она не хочет, чтобы он дал интервью «Блеску». Ее больше всего интересует литературная сторона дела… она предпочла бы посвященный Тому абзац в «Нью-Йорк бук ревью» большой статье о нем, напечатанной в «Блеске». Вот почему я хочу пойти на этот прием. Я считаю, что при личной встрече мы сможем убедить его.

— Тогда идем, — сказала Дженюари.

— Ты хочешь сказать, мы прорвемся туда?

— Почему бы нет? Линда покачала головой.

— Это слишком серьезное мероприятие. Охрана у дверей будет сверяться со списком приглашенных.

— Давай попытаемся, — не сдавалась Дженюари. — Наденем наши лучшие платья, закажем лимузин, и…

— Лимузин? Дженюари, это идея!

— Другого способа нет. В такую погоду такси не поймать. Все приедут такими, как ты сказала — мокрыми и слегка растрепанными. Если мы хотим прорваться туда, нам следует сделать это эффектно.

Линда нервно засмеялась.

— Ты действительно думаешь, что лимузин обеспечит должный эффект?

— По определению Хэмингуэя, стиль — это аристократизм, навязанный обстоятельствами. Наше прибытие в лимузине — шаг в нужном направлении.

Прием проходил в небольшом зале для балов. Судя по уровню шума, ненастная погода никого не испугала. Людской поток не иссякал. Гости образовывали маленькие группы. На столике перед входом одиноко лежал список приглашенных. Фамилии стояли в алфавитном порядке. Линда оказалась права — они поступили разумно, прибыв с опозданием. После появления самых важных персон дежурившие у дверей люди вошли в зал, чтобы покрутиться среди знаменитостей и выпить на халяву.

Линда и Дженюари протиснулись в зал. Дженюари узнала нескольких писателей, журналистов, бродвейских звезд и других завсегдатаев подобных приемов.

У дальней стены находился бар. Девушки тотчас заметили Тома Кольта. В жизни он выглядел гораздо лучше, чем на книжной обложке. У него было сильное лицо боксера и темные волосы. Казалось, он сам прошел через испытания, о которых писал.

— Он внушает мне страх, — прошептала Дженюари. — Подойди к нему сама, если хочешь… я постою здесь, в сторонке.

— Он великолепен, — прошептала Линда.

— Конечно. Как гремучая змея, пока она сидит в стеклянной клетке. Линда… такому человеку нельзя говорить о «Блеске».

— Однако я собираюсь это сделать… и ты пойдешь со мной. Вперед!

Она схватила Дженюари за руку и потащила ее сквозь толпу к бару.

Том Кольт был окружен почитателями, которые, казалось, хотели разорвать его. Но он стоял очень прямо с бокалом «Джека Дэниэлса». Сделав большой глоток, он посмотрел на маленького пухлого человечка, написавшего пять лет тому назад бестселлер. С тех пор он не создал ничего нового и сделал своим ремеслом участие в телепередачах и посещение подобных приемов. Также он стал алкоголиком. Внезапно писатель хлопнул Тома своей толстой рукой по плечу.

— Я прочитал все написанное вами, — пропищал он, восторженно причмокнул и закатил глаза. — Я восхищен вашими книгами. Но не увлекайтесь телевидением. Это — крысиные гонки.

Он захихикал.

— Смотрите, в какую шлюху ТВ превратило меня.

Кольт убрал с плеча руку писателя и обвел взглядом людей, собравшихся вокруг него. Темные глаза Тома казались сердитыми. Внезапно он увидел Дженюари и Линду.

— Извините меня, — сказал Том пухлому писателю, — но сюда только что вошли две мои кузины из Айовы. Они проделали весь путь на автобусе.

Он взял изумленных девушек за руки и повел их через зал.

— Спасибо Господу, что он послал мне вас, кем бы вы ни были. Я скучаю с этим занудой уже двадцать минут, и никто не приходит мне на помощь — видно, все считают, что он меня развлекает.

Линда смотрела на него остекленевшими глазами. Дженюари нашла, что Том подавляет своей силой. Освободив руку, она сказала:

— Я рада, если мы смогли помочь вам, и… Линда наконец пришла в себя.

— А теперь вы можете помочь нам. Его глаза сузились.

— Кажется, мне следовало остаться у бара.

— Я — Линда Риггз, главный редактор журнала «Блеск», а это моя помощница, Дженюари Уэйн. Она несколько раз писала вам насчет интервью.

Том повернулся к Дженюари.

— Господи! Вы — та самая Дж. Уэйн, которая прислала мне несколько писем и новогоднюю открытку?

Кивнув, Дженюари почувствовала, что почему-то краснеет. Он засмеялся.

— Значит, вы — Дж. Уэйн. А я думал, что эти письма приходят от какого-нибудь тощего гомика. Рад с вами познакомиться, Дж. Уэйн. Это чудесно, что вы не гомик… но я не дам вам интервью. Мой издатель и так уже организовал слишком много интервью.

Повернувшись, он снова посмотрел на Дженюари.

— Но почему вы подписывались «Дж. Уэйн»? Возможно, я бы ответил вам, если бы знал, что вы — девушка.

— Имя Дженюари ничего не сказало бы вам о моем поле.

— Да, верно. Странное имя…

Он замолчал. Затем обвиняюще выставил вперед палец.

— Нет, вы не можете быть дочерью этого негодяя Майка Уэйна!

Дженюари собралась отойти в сторону, но он удержал ее, схватив за руку.

— Слушайте, он изуродовал одну из моих лучших книг.

— — Не смейте так говорить о моем отце! Он получил за этот фильм премию Академии.

— Дженюари… — умоляюще прошептала Линда.

— Не останавливайте ее, — засмеялся Том Кольт. — У меня шестимесячный сын. Когда-нибудь, услышав, как кто-то критикует мою книгу, он врежет обидчику.

Том, улыбнувшись, протянул руку.

— Мир?

Посмотрев на него, Дженюари тоже протянула руку. Потом он взял девушек под руки.

— Теперь, раз мы — друзья, давайте сбежим отсюда. Где тут можно выпить?

— «Элейн» находится неподалеку, — сказала Линда. — Туда ходят многие писатели, и…

— Да, я слышал об этом заведении. Не сегодня. Толстячок возле бара сказал мне, что позже отправится туда. Пойдемте в «Туте»!

— Куда? — спросила Линда.

— «Туте Шор» — единственное место, где можно по-настоящему напиться.

Держа девушек под руки, он двинулся к двери. Встревоженная молодая женщина с длинными волосами подскочила к нему.

— Мистер Кольт, вы куда?

— На улицу.

— Но вы не можете уйти. Еще не пришел Ронни Вулф, и…

Он потрепал ее по голове.

— Успокойтесь, леди. Вы славно потрудились. Спиртное течет рекой. Я провел здесь два часа и поговорил со всеми нужными вам людьми. Я обещал прийти на этот прием. Но как долго я должен тут находиться — это мое дело. Да, кстати… вы знакомы с моими кузинами из Айовы?

— Я знаю Риту Льюис, — сказала Линда, не скрывая своего торжества. — Правда, нас не представляли друг другу. Но она, несомненно, получала на этой неделе мои сообщения.

— Я велела секретарше послать вам приглашение, — официальным тоном заявила Рита. — Вижу, вы его получили.

— Нет, мы прорвались сюда просто так, — радостно сообщила Дженюари.

— Но вы можете возместить нам моральный ущерб, — добавила Линда. — Мы хотим взять интервью у мистера Кольта. За это мы предоставим вам нашу обложку.

— Нет, — возразила Рита Льюис. — У мистера Кольта вся неделя расписана по часам. Он дает интервью ведущим журналам, «Ассошиэйтед Пресс», «Юнайтед Пресс Интернейшнл»…

— Но наш материал будет отличаться от всех прочих, — взмолилась Линда.

— Да, — подтвердила Дженюари. — Мы сделаем нечто вроде ток-шоу, поедем с. ним в другие города.

— Забудьте об этом, — сказала Рита. — Я не хочу, чтобы он попал в «Блеск».

Посмотрев на Линду, Рита добавила:

— И не беспокойте его телефонными звонками. Том Кольт, наблюдавший за их спором, словно это был теннисный матч, вмешался в него:

— Одну минуту! Рита, вы кто — нацистский генерал? Почему вы запрещаете им звонить мне?

— Что вы, мистер Кольт! Я не хотела этого сказать. Но я знаю, какой настойчивой может быть Линда. И я уверена, Дженюари прошла ее школу. Просто ваш график интервью уже составлен… «Блеска» там нет. Меня не касается ваша личная жизнь… но вы не должны давать им интервью. Я заключила соглашения, которые могут быть расторгнуты в том случае, если «Блеск» опубликует материал о вас.

Он жестко посмотрел на пресс-агента:

— Слушайте, детка. Давайте сразу внесем ясность в ситуацию. Вы договариваетесь о моих встречах… и я, как дрессированная собачка, проделываю все трюки. Я всегда держу мое слово. Но не говорите мне, чего я не могу делать.

Он покровительственно обнял Дженюари.

— Я знаю эту девушку еще с той поры, когда она была ребенком. Ее отец — мой лучший друг. Он сделал потрясающий фильм по одной из моих книг. А вы стоите тут и заявляете, что я не могу дать интервью для ее журнала!

Рита Льюис умоляюще посмотрела на Линду.

— Ну… пусть оно будет небольшим, Линда… пожалуйста. Иначе я потеряю «Мак-Колл» и «Эсквайр». Не ходите за ним по пятам…

— Они могут отправиться со мной хоть в туалет, если пожелают, — взорвался Том. — А сейчас мы собираемся напиться.

Он взял обеих девушек за руки и вывел их на улицу.

Дженюари медленно открыла глаза. Она заснула в кресле. Почему она не расстелила постель? Почему не сняла с себя одежду? Девушка встала, но пол начал уходить из-под ее ног. Она упала обратно в кресло. Семь часов утра! Она проспала лишь два часа.

Поднявшись снова, Дженюари попыталась раздеться. Несколько раз схватилась за кресло, чтобы не потерять равновесие. Раскрыв постель, побежала в ванную. Девушку вырвало. Вернувшись в комнату, она рухнула на кровать. События вчерашнего вечера стали медленно всплывать в памяти Дженюари. Том Кольт внезапно изменил свое отношение к ее отцу… Они отправились втроем в «Сент-Реджис» на глазах у взбешенной Риты Льюис. Он удивился, узнав, что их ждет лимузин. Ему это понравилось… Он сказал, что впервые видит незваных гостей, прибывших в лимузине. Затем — его появление в «Туте Шор»… Туте, похлопывающий Тома по плечу… сидящий с ними за столиком у сцены. Никто не вспоминал о еде. Они постоянно пили «Джек Дэниэлс». Когда Том заявил, что его друзьями могут быть только люди, пьющие «Джек Дэниэлс», девушки, поколебавшись долю секунды, заявили, что обожают бербон.

Дженюари справилась с первым бокалом не без усилий, но второй прошел гораздо легче. После третьего в ее голове появилась странная легкость. Она испытала расположение ко всему миру. А когда, наклонившись, Том поцеловал своих спутниц в щеки и назвал их еще шоколадной и ванильной девушками (у Дженюари еще сохранился загар, приобретенный в Палм-Бич, а Линда в этом месяце высветлила на голове отдельные пряди), Дженюари почувствовала, что они — великолепная троица. Люди подходили к их столу. Тома похлопывали по плечу — «Сиди, бродяга» (это был Туте); к ним подсаживались спортивные репортеры, знавшие ее отца; Том то и дело наполнял бокалы. В полночь Кольт настоял на том, чтобы они выпили перед сном в «21». После закрытия ресторана они отправились в «Пи Джи Кларк». В четыре утра вывалились оттуда — это она еще помнила. Но все, о чем они говорили и что делали после «Пи Джи», было сделано в тумане.

Она, спотыкаясь, добралась до ванной и приняла аспирин. Вернувшись в кровать и закрыв глаза, почувствовала, что комната вращается. Она открыла глаза и попыталась сконцентрировать внимание на каком-то неподвижном предмете. Выбрала лампу мистера Бейли. В конце концов, она, очевидно, заснула, потому что вдруг увидела сон. Дженюари понимала, что это сон. Над ней склонился человек. Он собрался овладеть ею. В любой момент он мог войти в нее, но она не испытывала страха. Она хотела его, хотя лицо мужчины было размытым… Она присмотрелась… это был Майк. Когда его губы коснулись ее рта, она поняла, что это Том Кольт. Только его глаза были не темными, как у Тома, а голубыми. Но не такого оттенка, как у Майка. Они были цвета морской волны. Она протянула руку, чтобы коснуться его… и проснулась. Полежала, откинувшись на подушки и пытаясь решить, чье лицо она видела — Майка или Тома. Она помнила лишь необычный цвет глаз.

Она заставила себя снова заснуть, надеясь увидеть эти глаза. Но ей больше ничего не приснилось. Телефонный звонок разбудил Дженюари. Это была Линда.

— Дженюари, ты уже встала?

В затылке пульсировала жилка, но желудок не беспокоил девушку.

— Который сейчас час? — медленно спросила Дженюари, боясь сделать резкое движение.

— Одиннадцать. У меня ужасное похмелье.

— Это так называется? — спросила Дженюари. — Мне казалось, будто я умираю.

— Выпей немного молока.

— О господи…

Дженюари вдруг испытала приступ тошноты.

— Слушай, съешь кусочек хлеба и запей его молоком. Прямо сейчас! Хлеб поглотит оставшееся спиртное. Сделай это и позвони мне. Мы обсудим наши планы.

— Какие еще планы?

— Насчет Тома Кольта.

— О господи… это необходимо?

— Вчера вечером ты сказала мне, что обожаешь Тома.

— Это было, наверно, после того, как я познакомилась с его другом Джеком Дэниэлсом.

— Сегодня мы не будем этого делать, — заявила Линда.

— Что именно?

— Напиваться с ним. Проявим твердость. Будем потягивать виски. Он может пить сколько ему угодно. Но если мы хотим подготовить наш материал, нам следует оставаться трезвыми. Мы не скажем ему этого. Просто не будем пить наравне с ним.

— Мы это делали?

— Пытались.

— Линда… меня сейчас вытошнит. — Съешь хлеб. Я надену слаксы, приду к тебе, и мы обсудим нашу стратегию.

Ей удалось выпить полстакана молока. Дженюари смотрела, как Линда готовит кофе. Наконец Линда устроилась в кресле и улыбнулась.

— Теперь сядь… вернись к реальной жизни… позвони Тому Кольту.

— Почему я?

— Потому что, хотя я собиралась вчера переспать с ним, я чувствую, что утром он не вспомнит мое имя. Но твое ему не забыть. Особенно после большой любви, которой он вдруг воспылал к твоему папе.

— Мне кажется, он не очень-то жалует моего отца. Просто Том бы ч взбешен тем, что какая-то Рита Льюис пытается им командовать.

Линда зажгла сигарету и отхлебнула кофе.

— Дженюари, этот быстрорастворимый порошок ужасен. Ты должна научиться варить настоящий кофе.

Дженюари пожала плечами.

— Меня он устраивает. Линда покачала головой.

— Но он не понравится твоему мужчине.

— Какому мужчине?

— Любому, который останется у тебя на ночь. Единственное, что они требуют утром, — это приличный кофе,

— Ты считаешь себя обязанной варить его?

— Иногда еще и яйца. А если твой друг помешан на здоровой пище, как Кит, тебе придется готовить ему «Гранолу» — подслащенную овсянку с орехами, изюмом и витамином Е… О господи, слава богу, я избавлена от этого.

— Ты думаешь о Ките… скучаешь по нем? Линда покачала головой.

— После премьеры «Гусеницы» я едва не послала ему телеграмму. Но потом передумала. Все кончено. Я рада за Кита — спектакль стал хитом. Он дорого заплатил за успех, согласившись спать с Кристиной. К тому же, пообщавшись с таким человеком, как Том Кольт, начинаешь понимать, что Кит — просто мальчишка.

— Но, Линда… он женат, у него шестимесячный сын.

— Жена и ребенок Тома на Западном побережье… а я здесь. Я не собираюсь уводить его от семьи.

— Тогда зачем он тебе?

— Он меня заводит… он красив… я хочу с ним переспать. И ты — тоже. Во всяком случае, вчера ночью ты вела себя так, словно хочешь этого.

— Неужели?

— Дженюари, тебе следовало родиться под знаком Близнецов, а не Козерога — ты настоящий Близнец. Выпив, ты превращаешься в совсем в другого человека. Вчера он целовал нас в «Пи Джи»… по-настоящему… взасос… поочередно… называл меня ванильной девушкой, а тебя — шоколадной.

— Он целовал нас в «Пи Джи»?

— Ну да.

— По-настоящему?

— Я чувствовала его язык в своей глотке. Насчет тебя не знаю.

— О, боже.

— А как тебе понравилось возвращение домой в машине? — спросила Линда.

— О чем ты? — выпрямилась Дженюари.

— Он засунул руку тебе под блузку и сказал: «Малышки. Но они мне нравятся».

Дженюари зарылась головой в подушку.

— Линда… я этому не верю:

— Не сомневайся… Он целовал мои груди и уверял, что они просто потрясающие.

— А как реагировал на это водитель?

— Наверно, не отводил взгляда от зеркала заднего вида. Но эти шоферы, я слышала, всякого насмотрелись, включая изнасилования.

— Линда, — тихо промолвила Дженюари. — Теперь я все постепенно вспоминаю. Когда он засунул руку под мою кофточку, мне это показалось самым естественным поступком на свете. О боже… как я могла?

— Ты наконец становишься нормальной девушкой.

— Это нормально? Чтобы мужчина, с которым ты только что познакомилась, трогал тебя в присутствии другой девушки?

— Послушай, я никогда не занималась любовью втроем. Не смогла бы трахаться при свидетелях. Вчерашняя ночь прошла очень весело. Тебе нечего стыдиться.

Выбравшись из кровати, Дженюари побрела по комнате в поисках сигарет. Закурив, сделала глубоко затяжку, потом повернулась к Линде.

— Я знаю, что долгое время жила в изоляции от внешнего мира. Тут многое изменилось. Например, можно жить с любимым человеком, не регистрируя брак… спать с ним. Теперь все так считают. Но никто не может заставить меня принять все это. Моя девственность породила во мне комплекс. Я буквально уговорила себя отдаться Дэвиду. И это было ужасно.

Она передернула плечами, гася недавно зажженную сигарету.

— Линда, я хочу влюбиться. Господи, как я хочу влюбиться. Я даже готова согласиться с тем, что регистрация — необязательная формальность. Но если я влюблена и мужчина, которого я люблю, касается меня… я хочу, чтобы у нас происходило нечто удивительное, а не просто было забавно.

— Дженюари, когда люди пьянеют… от бербона, вина или наркотиков… все, что они делают, кажется им естественным, правильным. Спиртное снимает запреты. Если ты позволила Тому Кольту ласкать себя и это в тот момент показалось тебе нормальным, значит, в глубине души ты желала этого.

Дженюари закурила новую сигарету.

— Неверно. Я восхищаюсь его произведениями… силой характера… Господи, что он подумает о нас? Две девушки ворвались на прием без приглашения, приехали на лимузине… позволили ему…

Замолчав, она погасила сигарету.

— Линда, что он мог подумать о нас?

— Дженюари, перестань изводить себя подобными мыслями. Ты отдаешь себе отчет в том, сколько бокалов бербона он выпил и скольким женщинам ласкал груди? Он, вероятно, успел забыть твои прелести. Боже, уже полдень. Звони ему.

— Нет.

— Пожалуйста… ради меня. Пусть он сводит нас куда-нибудь, а в середине вечера ты скажешь, что тебе стало плохо… и уйдешь. Но, пожалуйста, позвони. Я действительно хочу его. Я не вижу вокруг себя никого, способного сравниться с ним. Порой его лицо становится злым. Однако от его улыбки или ласкового взгляда у меня подгибаются колени.

— Ты готова переспать с Томом Кольтом, зная, что у вас нет будущего, что у него хорошая, прочная семья?

— Что ты хочешь вбить в мою голову? Чувство вины? Если Том Кольт нравится мне, а я — ему, что плохого в том, что мы проведем вместе несколько восхитительных ночей? Кто от этого пострадает? Тут нет соседей, которые будут смеяться над его женой, когда она выйдет во двор развешивать белье. У Тома молодая красивая жена, которая развлекается в Малибу среди голливудских знаменитостей, отдав ребенка на попечение няни. Что я у нее краду? Она находится далеко отсюда, верно? Ну… ты позвонишь ему?

— Нет. Даже если бы он не был женат, я бы не позвонила ему.

— Почему?

Дженюари подошла к окну и раздвинула шторы.

— Похоже, настоящий снег. Слава богу, вчерашняя слякоть кончилась.

— Почему ты не позвонила бы ему, даже если бы он не был женат?

— Потому что… девушки не звонят мужчинам. Они сами должны звонить нам.

— О, боже… я не верю своим ушам. Ты говоришь, как героини фильма с Присциллой Лейн в главной роли. Субботнее свидание, букетик гардений, приколотый к корсажу. Сегодня женщины не ждут, когда им позвонят. К тому же Том не просто мужчина. Он — суперзвезда, и мы готовим статью о нем.

Линда сняла трубку и позвонила в «Плазу».

— В конце концов, нам придется отправить к нему эту уродину Сару Куртц, чтобы она почувствовала его стиль… Алло… мне нужен мистер Кольт.

— Почему Сару Куртц? — спросила Дженюари.

— Потому что эта публикация будет иметь первостепенное значение для «Блеска». Сара — лучшая журналистка, какой я располагаю. Алло… что? Это звонит мисс Дженюари Уэйн. Да… Дженюари… как месяц.

— Линда!

— Здравствуйте, мистер Кольт… Нет, это не Дженюари. С вами говорит Линда Риггз. Но Дженюари сидит возле меня. Да, мы чувствуем себя хорошо. Да, немного… Мы обе хотим увидеть вас. Кто? Хью Робертсон? Правда?… Великолепно. Это было бы здорово. Отлично. У вас в семь часов. Десятый этаж.

Она записала на листке номер «люкса».

— Договорились.

Линда со счастливой улыбкой опустила трубку.

— Днем к нему зайдет выпить Хью Робертсон. Мы пообедаем вчетвером. Том пришлет за нами свой лимузин.

— Почему ты назвала его мистером Кольтом? — спросила Дженюари.

— Это звучало странно? Но я вдруг испугалась. Сначала у него был такой сухой тон. Но сегодня вечером, после двух бокалов, он снова станет Томми. Представляешь, Хью Робертсон составит нам компанию. Вот было бы любопытно позаниматься любовью с космонавтом.

— Похоже, ты намерена воспользоваться таким шансом, — сказала Дженюари. — Он хотя бы разведен.

— Ты берешь себе Хью… а я хочу Тома.

— Почему ты отказываешься от Хью? — спросила Дженюари. — Он тоже суперзвезда в своей области. Его фото появлялось на обложках «Тайм» и «Ньюсуик».

— Слушай, Дженюари, я не из тех, кто охотится за знаменитостями… Если хочешь знать, я никогда еще не спала со звездой, тем более с суперзвездой. Кита взяли в «Гусеницу» после того, как мы расстались, и он еще не стал звездой. Его имя почти не упоминается в прессе. Если я хочу Тома Кольта… то лишь потому, что в нем есть нечто особенное… он волновал бы меня, даже если бы был безработным бухгалтером. Он такой сильный, независимый… А иногда в нем проявляется мягкость и меланхолия. Разве ты этого не заметила?

— Нет. К сожалению, я увлеклась «Джеком Дэниэлсом» и после этого уже не могла видеть ничьи глаза. Но я загляну в них сегодня.

— Нет, ты сегодня будешь смотреть в глаза Хью Робертсона. Оставь Тома мне. Подумать только… завтра в это время я, возможно, буду завтракать в его постели в «Плазе».