Глава II
В Бризигелле был базарный день. Из соседних деревушек и сел съехались крестьяне – кто с домашней птицей и свиньями, кто с молоком, с маслом, кто с гуртами полудикого горного скота. Люди толпами двигались взад и вперёд по площади, смеясь, отпуская шутки, торгуясь с продавцами дешёвых пряников, винных ягод и семечек. Загорелые босоногие мальчишки валялись на мостовой под горячими лучами солнца, а матери их сидели под деревьями с корзинами яиц и масла.
Монсеньёр Монтанелли вышел на площадь поздороваться с народом. Его сразу окружила шумная толпа детей, протягивающих ему пучки ирисов, красных маков и нежных белых нарциссов, собранных по горным склонам. На любовь кардинала к диким цветам смотрели снисходительно, как на одну из слабостей, которые к лицу мудрым людям. Если бы кто-нибудь другой на его месте наполнял свой дом травами и растениями, над ним бы, наверно, смеялись, но «добрый кардинал» мог позволить себе такие невинные причуды.
– А, Мариучча! – сказал он, останавливаясь около маленькой девочки и гладя её по головке. – Как ты выросла! А бабушка все мучается ревматизмом?
– Бабушке лучше, ваше преосвященство, а вот мама у нас заболела.
– Бедная! Пусть зайдёт к доктору Джордано, он её посмотрит, а я поищу ей какое-нибудь место здесь – может быть, она и поправится… Луиджи! Как твои глаза – лучше?
Монтанелли проходил по площади, разговаривая с горцами. Он помнил имена и возраст их детей, все их невзгоды и беды, заботливо справлялся о корове, заболевшей на рождество, о тряпичной кукле, попавшей под колесо в прошлый базарный день. Когда он вернулся в свой дворец, торговля на базаре шла полным ходом. Хромой человек в синей блузе, со шрамом на левой щеке и шапкой чёрных волос, свисавших ему на глаза, подошёл к одному из ларьков и, коверкая слова, спросил лимонаду.
– Вы, видно, нездешний, – поинтересовалась женщина, наливая ему лимонад.
– Нездешний. С Корсики.
– Работы ищите?
– Да. Скоро сенокос. Один господин – у него под Равенной своя ферма – приезжал на днях в Бастию и говорил мне, что около Равенны работы много.
– Надо думать, пристроитесь; только времена теперь тяжёлые.
– А на Корсике, матушка, и того хуже. Что с нами, бедняками, будет, прямо не знаю…
– Вы один оттуда приехали?
– Нет, с товарищем. Вон с тем, что в красной рубашке… Эй, Паоло!
Услыхав, что его зовут, Микеле заложил руки в карманы и ленивой походкой направился к ларьку. Он вполне мог сойти за корсиканца, несмотря на рыжий парик, который должен был сделать его неузнаваемым. Что же касается Овода, то он был само совершенство.
Они медленно шли по базарной площади. Микеле негромко насвистывал. Овод, сгибаясь под тяжестью мешка, лежавшего у него на плече, волочил ноги, чтобы сделать менее заметной свою хромоту. Они ждали товарища, которому должны были передать важные сообщения.
– Вон Марконе верхом, у того угла, – вдруг прошептал Микеле.
Овод с мешком на плече потащился по направлению к всаднику.
– Не надо ли вам косаря, синьор? – спросил он, приложив руку к изорванному картузу, и тронул пальцами поводья.
Это был условный знак. Всадник, которого можно было по виду принять за управляющего имением, сошёл с лошади и бросил поводья ей на шею.
– А что ты умеешь делать?
Овод мял в руках картуз.
– Косить траву, синьор, подрезать живую изгородь… – И он продолжил, не меняя голоса: – В час ночи у входа в круглую пещеру. Понадобятся две хорошие лошади и тележка. Я буду ждать в самой пещере… И копать умею… и…
– Ну что ж, хорошо. Косарь мне нужен. Тебе эта работа знакома?
– Знакома, синьор… Имейте в виду, надо вооружиться. Мы можем встретить конный отряд. Не ходите лесной тропинкой, другой стороной будет безопасней. Если встретите сыщика, не тратьте времени на пустые разговоры – стреляйте сразу… Уж так я рад стать на работу, синьор…
– Ну ещё бы! Только мне нужен хороший косарь… Нет у меня сегодня мелочи, старина.
Оборванный нищий подошёл к ним и затянул жалобным, монотонным голосом:
– Во имя пресвятой девы, сжальтесь над несчастным слепцом… Уходите немедленно, едет конный отряд… Пресвятая царица небесная, непорочная дева… Ищут вас, Риварес… через две минуты будут здесь… Да наградят вас святые угодники… Придётся действовать напролом, сыщики шныряют всюду. Незамеченными всё равно не уйдёте.
Марконе сунул Оводу поводья:
– Скорей! Выезжайте на мост, лошадь бросьте, а сами спрячьтесь в овраге. Мы все вооружены, задержим их минут на десять.
– Нет. Я не хочу подводить вас. Не разбегайтесь и стреляйте вслед за мной. Двигайтесь по направлению к лошадям – они привязаны у дворцового подъезда – и держите наготове ножи. Будем отступать с боем, а когда я брошу картуз наземь, режьте недоуздки – и по сёдлам. Может быть, доберёмся до леса…
Разговор вёлся вполголоса и так спокойно, что даже стоявшие рядом не могли бы заподозрить, что речь идёт о чём-то более серьёзном, чем сенокос.
Марконе взял свою кобылу под уздцы и повёл её к коновязи. Овод плёлся рядом, а нищий шёл за ним с протянутой рукой и не переставал жалобно причитать. Микеле, посвистывая, поравнялся с ними. Нищий успел сказать ему все, а он, в свою очередь, предупредил троих крестьян, евших под деревом сырой лук. Те сейчас же поднялись и пошли за ним.
Таким образом, все семеро, не возбудив ничьих подозрений, стояли теперь у ступенек дворца. Каждый придерживал одной рукой спрятанный за пазухой пистолет. Лошади, привязанные у подъезда, были в двух шагах от них.
– Не выдавайте себя, прежде чем я не подам сигнала, – сказал Овод тихим, но внятным голосом. – Может быть, нас и не узнают. Когда я выстрелю, открывайте огонь и вы. Но не в людей – лошадям в ноги: тогда нас не смогут преследовать. Трое пусть стреляют, трое перезаряжают пистолеты. Если кто-нибудь станет между нами и лошадьми – убивайте. Я беру себе чалую. Как только брошу картуз на землю, действуйте каждый на свой страх и риск и не останавливайтесь ни в коем случае.
– Едут, – сказал Микеле.
Продавцы и покупатели вдруг засуетились, и Овод обернулся; на лице его было написано простодушное удивление. Пятнадцать вооружённых всадников медленно выехали из переулка на базарную площадь. Они с трудом прокладывали себе дорогу в толпе, и если бы не сыщики, расставленные на всех углах, все семеро заговорщиков могли бы спокойно скрыться, пока толпа глазела на солдат. Микеле придвинулся к Оводу:
– Не уйти ли нам теперь?
– Невозможно. Мы окружены сыщиками, один из них уже узнал меня. Вон он послал сказать об этом капитану. Единственный выход – стрелять по лошадям.
– Где этот сыщик?
– Я буду стрелять в него первого. Все готовы? Они уже двинулись к нам. Сейчас кинутся.
– Прочь с дороги! – крикнул капитан. – Именем его святейшества приказываю расступиться!
Толпа раздалась, испуганная и удивлённая, и солдаты ринулись на небольшую группу людей, стоявших у дворцового подъезда. Овод вытащил из-под блузы пистолет и выстрелил, но не в приближающийся отряд, а в сыщика, который подбирался к лошадям. Тот упал с раздроблённой ключицей. Почти в ту же секунду раздались один за другим ещё шесть выстрелов, и заговорщики начали отступать.
Одна из кавалерийских лошадей споткнулась и шарахнулась в сторону. Другая упала, громко заржав. В толпе, охваченной паникой, послышались крики, но они не смогли заглушить властный голос офицера, командующего отрядом. Он поднялся на стременах и взмахнул саблей:
– Сюда! За мной!
И вдруг закачался в седле и упал навзничь. Овод снова выстрелил и не промахнулся. По мундиру капитана алыми ручейками полилась кровь, но яростным усилием воли он выпрямился, цепляясь за гриву коня, и злобно крикнул:
– Убейте этого хромого дьявола, если не можете взять его живым! Это Риварес!
– Дайте пистолет, скорей! – крикнул Овод товарищам. – И бегите!
Он бросил наземь картуз. И вовремя: сабли разъярённых солдат сверкнули над самой его головой.
– Бросьте оружие!
Между сражающимися вдруг выросла фигура кардинала Монтанелли. Один из солдат в ужасе крикнул:
– Ваше преосвященство! Боже мой, вас убьют!
Но Монтанелли сделал ещё шаг вперёд и стал перед дулом пистолета Овода.
Пятеро заговорщиков уже были на конях и мчались вверх по крутой улице. Марконе только успел вскочить в седло. Но прежде чем ускакать, он обернулся: не нужно ли помочь предводителю? Чалая стояла близко. Ещё миг – и все семеро были бы спасены. Но как только фигура в пунцовой кардинальской сутане выступила вперёд, Овод покачнулся, и его рука, державшая пистолет, опустилась. Это мгновение решило все. Овода окружили и сшибли с ног; один из солдат ударом сабли выбил пистолет у него из руки. Марконе дал шпоры. Кавалерийские лошади цокали подковами в двух шагах от него. Задерживаться было бессмысленно. Повернувшись в седле на всём скаку и послав последний выстрел в ближайшего преследователя, он увидел Овода. Лицо его было залито кровью. Лошади, солдаты и сыщики топтали его ногами. Марконе услышал яростную брань и торжествующие возгласы.
Монтанелли не видел, что произошло. Он успокоил объятых страхом людей, потом наклонился над раненым сыщиком, но тут толпа испуганно всколыхнулась, и это заставило его поднять голову.
Солдаты пересекали площадь, волоча своего пленника за верёвку, которой он был связан по рукам. Лицо его посерело от боли, дыхание с хрипом вырывалось из груди, и всё же он обернулся в сторону кардинала и, улыбнувшись побелевшими губами, прошептал;
– П-поздравляю, ваше преосвященство!..
* * *
Пять дней спустя Мартини подъезжал к Форли. Джемма прислала ему по почте пачку печатных объявлений – условный знак, означавший, что события требуют его присутствия. Мартини вспомнил разговор на террасе и сразу угадал истину. Всю дорогу он не переставал твердить себе: нет оснований бояться, что с Оводом что-то случилось. Разве можно придавать значение ребяческим фантазиям такого неуравновешенного человека? Но чем больше он убеждал себя в этом, тем твёрже становилась его уверенность, что несчастье случилось именно с Оводом.
– Я догадываюсь, что произошло. Ривареса задержали? – сказал он, входя к Джемме.
– Он арестован в прошлый четверг в Бризигелле. При аресте отчаянно защищался и ранил начальника отряда и сыщика.
– Вооружённое сопротивление. Дело плохо!
– Это несущественно. Он был так серьёзно скомпрометирован, что лишний выстрел вряд ли что-нибудь изменит.
– Что же с ним сделают?
Бледное лицо Джем мы стало ещё бледнее.
– Вряд ли нам стоит ждать, пока мы это узнаем, – сказала она.
– Вы думаете, что нам удастся его освободить?
– Мы /должны/ это сделать.
Мартини отвернулся и стал насвистывать, заложив руки за спину. Джемма не мешала ему думать. Она сидела, запрокинув голову на спинку стула и глядя прямо перед собой невидящими глазами. В её лице было что-то напоминающее «Меланхолию» Дюрера.
– Вы успели поговорить с ним? – спросил Мартини, останавливаясь перед ней.
– Нет, мы должны были встретиться здесь на следующее утро.
– Да, помню. Где он сейчас?
– В крепости, под усиленной охраной я, говорят, в кандалах.
Мартини пожал плечами:
– На всякие кандалы можно найти хороший напильник, если только Овод не ранен…
– Кажется, ранен, но насколько серьёзно, мы не знаем… Да вот послушайте лучше Микеле: он был при аресте.
– Каким же образом уцелел Микеле? Неужели он убежал и оставил Ривареса на произвол судьбы?
– Это не его вина. Он отстреливался вместе с остальными и исполнил в точности все распоряжения. Никто ни в чём не отступал от них, кроме самого Ривареса. Он как будто вдруг забыл, что надо делать, или допустил в последнюю минуту какую-то ошибку. Это просто необъяснимо… Подождите, я сейчас позову Микеле…
Джемма вышла из комнаты и вскоре вернулась с Микеле и с широкоплечим горцем.
– Это Марконе, один из наших контрабандистов, – сказала она. – Вы слышали о нём. Он только что приехал и сможет, вероятно, дополнить рассказ Микеле… Микеле, это Мартини, о котором я вам говорила. Расскажите ему сами всё, что произошло на ваших глазах.
Микеле рассказал вкратце о схватке между заговорщиками и отрядом.
– Я до сих пор не могу понять, как всё это случилось, – добавил он под конец. – Никто бы из нас не уехал, если б мы могли подумать, что его схватят. Но распоряжения были даны совершенно точные, и нам в голову не пришло, что, бросив картуз наземь, Риварес останется на месте и позволит солдатам окружить себя. Он был уже рядом со своим конём, перерезал недоуздок у меня на глазах, и я собственноручно подал ему заряженный пистолет, прежде чем вскочить в седло. Должно быть, он оступился из-за своей хромоты – вот единственное, что я могу предположить. Но ведь в таком случае можно было бы выстрелить…
– Нет, дело не в этом, – перебил его Марконе. – Он и не пытался вскочить в седло. Я отъехал последним, потому что моя кобыла испугалась выстрелов и шарахнулась в сторону, но всё-таки успел оглянуться на него. Он отлично мог бы уйти, если бы не кардинал.
– А! – негромко вырвалось у Джеммы.
Мартини повторил в изумлении:
– Кардинал?
– Да, он, чёрт его побери, кинулся прямо под дуло пистолета! Риварес, вероятно, испугался, правую руку опустил, а левую поднял… вот так. – Марконе приложил руку к глазам. – Тут-то они на него и набросились.
– Ничего не понимаю, – сказал Микеле. – Совсем не похоже на Ривареса – терять голову в минуту опасности.
– Может быть, он опустил пистолет из боязни убить безоружного? – сказал Мартини.
Микеле пожал плечами:
– Безоружным незачем совать нос туда, где дерутся. Война есть война. Если бы Риварес угостил пулей его преосвященство, вместо того чтобы дать себя поймать, как ручного кролика, на свете было бы одним честным человеком больше и одним попом меньше.
Он отвернулся, закусив усы. Ещё минута – и гнев его прорвался бы слезами.
– Как бы там ни было, – сказал Мартини, – дело кончено, и обсуждать всё это – значит терять даром время. Теперь перед нами стоит вопрос, как организовать побег? Полагаю, что все согласны взяться за это?
Микеле не счёл нужным даже ответить на такой вопрос, а контрабандист сказал с усмешкой:
– Я убил бы родного брата, если б он отказался.
– Ну что ж! Тогда приступим к делу. Прежде всего, есть у вас план крепости?
Джемма выдвинула ящик стола и достала оттуда несколько листов бумаги:
– Все планы у меня. Вот первый этаж крепости. А это нижний и верхние этажи башен. Вот план укреплений. Тут дороги, ведущие в долину; а это тропинки и тайные убежища в горах и подземные ходы.
– А вы знаете, в какой он башне?
– В восточной. В круглой камере с решётчатым окном. Я отметила её на плане.
– Откуда вы получили эти сведения?
– От солдата крепостной стражи, по прозвищу Сверчок. Он двоюродный брат Джино, одного из наших.
– Скоро вы со всем этим справились!
– Да, мы времени не теряли. Джино сразу пошёл в Бризигеллу, а кое-какие планы были у нас раньше. Список тайных убежищ в горах составлен самим Риваресом: видите – его почерк.
– Что за люди в охране?
– Это ещё не выяснено. Сверчок здесь не так давно и не знает своих товарищей.
– Нужно ещё расспросить Джино, что за человек этот Сверчок. А решено, где будет суд – в Бризигелле или в Равенне?
– Пока нет. Равенна – главный город легатства, и, по закону, важные дела должны разбираться только там, в трибунале. Но в Папской области с законом не особенно считаются. Его заменяют по прихоти того, кто в данную минуту стоит у власти.
– В Равенну Ривареса не повезут, – сказал Микеле.
– Почему вы так думаете?
– Я в этом уверен. Полковник Феррари, комендант Бризигеллы, – дядя офицера, которого ранил Риварес. Это лютый зверь, он не упустит случая отомстить врагу.
– Вы думаете, он постарается задержать Ривареса в Бризигелле?
– Я думаю, что он постарается повесить его.
Мартини быстро взглянул на Джемму. Она была очень бледна, но её лицо не изменилось при этих словах. Очевидно, эта мысль была не нова для неё.
– Нельзя, однако, обойтись без необходимых формальностей, – спокойно сказала она. – Полковник, вероятно, под каким-нибудь предлогом добьётся военного суда на месте, а потом будет оправдываться, что это было сделано ради сохранения спокойствия в городе.
– Ну, а кардинал? Неужели он согласится на такое беззаконие?
– Военные дела ему не подведомственны.
– Но он пользуется огромным влиянием. Полковник, конечно, не отважится на такой шаг без его согласия.
– Ну, согласия-то он никогда не добьётся, – вставил Марконе. – Монтанелли был всегда против военных судов. Пока Риварес в Бризигелле, положение ещё не очень опасно – кардинал защитит любого арестованного. Больше всего я боюсь, как бы Ривареса не перевезли в Равенну. Там ему наверняка конец.
– Этого нельзя допустить, – сказал Микеле. – Побег можно устроить в дороге. Ну, а уйти из здешней крепости будет потруднее.
– По-моему, бессмысленно ждать, когда Ривареса повезут в Равенну, – сказала Джемма. – Мы должны попытаться освободить его в Бризигелле, и времени терять нельзя. Чезаре, давайте займёмся планом крепости и подумаем, как организовать побег. У меня есть одна идея, только я не могу разрешить её до конца.
– Идём, Марконе, – сказал Микеле, вставая, – пусть подумают. Мне нужно сходить сегодня в Фоньяно, и я хочу, чтобы ты пошёл со мной. Винченце не прислал нам патронов, а они должны были быть здесь ещё вчера.
Когда они оба ушли, Мартини подошёл к Джемме и молча протянул ей руку. Она на миг задержала в ней свои пальцы.
– Вы всегда были моим добрым другом, Чезаре, – сказала Джемма, – и всегда помогали мне в тяжёлые минуты. А теперь давайте поговорим о деле.
