Джамбулат Гарсиев, всегда отличающийся быстрой легкой походкой, домой шел неестественно для себя медленно, чтобы успеть обдумать новую ситуацию и оценить угрозы и выгоды, которые можно из нее извлечь. Если он и желал бы получить от кого-то помощь в поисках сына, то Гилани Гирмасолатович стоял бы в списке на одном из последних мест. Этот человек был неприятен Джамбулату еще раньше, в годы молодости, когда им приходилось сталкиваться. Они не виделись уже много лет. Сейчас о Гилани он знал только по слухам, которые даже в «зоне» ходили. Некоторые считали Гилани приемником нынешнего президента, если с тем что-то случится, а пока бывший комсомольский работник занимал какой-то важный пост в Москве и, как говорили, на руку был очень даже не чист. Следовательно, годы Гилани Гирмасолатовича не исправили, а только усугубили дурные стороны его характера. И выходить на такого человека не хотелось, потому что возникали опасения относительно самого Таймасхана. Джамбулат хорошо понимал, что рядом с такими людьми, как Гилани Гирмасолатович, долго не живут…

Но, не имея больше никакой возможности найти следы Таймасхана, Джамбулат на встречу с Гилани все же решился, решив быть предельно осторожным и только почву прощупать, но ничего не решая кардинальным образом.

Повернув на улицу, ведущую к своему дому, Джамбулат уже увидел машину, стоящую на другой стороне улицы против его ворот. Машина солидная, внедорожник «Порше Кайена», за такие, как слышал Джамбулат, случается, убивают. Просто угнать не получается, тогда убивают владельца и угоняют. В Чечне это одна из самых популярных машин. Одна марка сразу говорит, что владелец человек достаточно серьезный, с которым связываться не стоит. Впрочем, в Чечне слишком много людей, которые считают, что с ними не стоит связываться.

Хотелось знать, кто приехал в «Порше». Скорее всего, это был сам Гилани Гирмасолатович. Он может себе позволить на такой машине ездить. Но номер на «Порше» чеченский, а у Гилани должен быть московский. Впрочем, у него, возможно, есть машины и здесь. Однако, даже подойдя ближе, увидеть того, кто внутри сидит, оказалось невозможным, поскольку все стекла были сильно тонированы.

И Джамбулат прошел мимо, спиной остро чувствуя чей-то тяжелый напряженный взгляд.

Джамбулат прошел в дом, оставив калитку открытой, поставил чайник на газовую плиту, потом заварил чай, и только после этого посмотрел на часы. Прошло ровно сорок минут, которые он отвел себе для возвращения домой перед визитом Гилани Гирмасолатовича. И тот оказался точным. В кухонное окно не было видно калитку, но было слышно, как она скрипнула, открываясь, и не сразу скрипнула повторно при закрытии. Значит, Гилани Гирмасолатович не рискует ходить в одиночестве.

В дверь не стучали. Она просто распахнулась рывком, и вошли два крепких парня с цепкими и подвижными глазами. Джамбулату показалось, что они не обыскивают его взглядом, а руками ощупывают. На парнях были строгие костюмы, олицетворяющие собой принадлежность к определенному кругу людей, среди которых им, охранникам, приходится работать. У каждого по пистолету в подмышечной кобуре, стягивающей плечо.

Он молча смотрел на пришельцев, не пожелавших даже поздороваться, которые, бегло обшарив взглядом кухню, шагнули к нему.

– Оружие есть?

– Полный чемодан, – ответил Джамбулат, отрывая локти от корпуса и показывая, что он подмышечную кобуру не носит. – Стрелять сразу или подождать?

Шутить охранники не были настроены. На всякий случай, ему и за спину под куртку заглянули. Там оружия тоже не оказалось. И после этого один из охранников остался с хозяином дома, а второй быстро, почти бегом, проскочил по двум комнатам, может быть, даже под кровать и в платяной шкаф заглядывал, как показалось Джамбулату по звукам, и, убедившись, что Джамбулат один, распахнул входную дверь.

– Все чисто. Можно входить…

Двор они, кстати, не проверили. А во дворе есть, где спрятаться троим или даже четверым. Это Джамбулат сразу отметил. Значит, не такие серьезные парни, как показалось сначала – просто рисуются. Но прокалываются на пустяках. И второй прокол определился сразу – никого не оставили рядом с объектом охраны. Если бы кто-то во дворе спрятался, объект оказался бы сразу под ударом и без защиты. Третий прокол был вообще вопиющим. Называется, обыскали на предмет наличия оружия хозяина дома… А он стоит рядом с кухонным столом и вполне мог положить пистолет в ящик этого стола. Достать оружие – дело секунд… Явный непрофессионализм. Впрочем, непрофессионализмом по нынешним временам трудно было кого-то удивить. Профессионализм давно уже заменился у людей наглостью и умением урвать чужое, до чего рука может дотянуться.

Гилани Гирмасолатович вошел важной походкой. Очень неторопливо вошел. Он, кажется, внешне мало изменился за те годы, что не виделись они с Гарсиевым. Только стал совсем седым, может быть, даже седым не по возрасту, и еще слегка морду отъел. Но это лишь следствие городской сытой жизни. Окажись он в горах среди бойцов любого джамаата, лицо выглядело бы совсем иначе, да и загар был бы не пляжным, не коричнево-шоколадным, а черным, и кожа была бы обветренной. Это добавило бы мужественности резким чертам лица гостя. А он мужественность пытался заменить тяжелым взглядом, не понимая, что такой взгляд влияет только на слабых людей, а сильные сами способны смотреть так, что кому-то не по себе становится.

– Здравствуй, Джамбулат. Я рад тебя видеть живым и здоровым, вернувшимся в свои стены. Дом тебя дождался в целостности, хотя многие в городе разрушены.

– Здравствуй, Гилани. Проходи, садись. Извини, что принимаю на кухне. Дом дождался меня, но без хозяйки он пришел в запустение. В комнате я только ночую, и потому туда не приглашаю. Будешь чай?

– Я привез бутылку хорошего грузинского коньяка. Это лучше чая.

– Давно мы с тобой не виделись, – заметил Джамбулат. – Ты забыл, что я не пью…

– Ты не пьешь вообще или не пьешь со мной?

– Я не пью вообще и в принципе. Я верующий мусульманин. Не фанатик, но верующий. А верующему мусульманину пить нельзя.

– Трудно тебе, наверное, было на «зоне»…

– Там никому легко не бывает.

– Но иметь там принципы – это не каждый может себе позволить.

– Если человек имеет принципы, его уважают везде, а там особенно. Так что, у тебя неверное представление о жизни в «зоне». Ну-да, твои годы еще молодые. Придет время – узнаешь…

– Предрекаешь?

– Просто не советую зарекаться…

– Хороший совет, – усмехнулся Гилани Гирмасолатович. – Тем более, он идет от человека знающего… Но я к тебе за другим советом обратился…

Гилани Гирмасолатович выдвинул табуретку из-под кухонного стола, посмотрел на нее, словно проверяя чистоту, и только после этого, слегка поморщившись в сомнении, сел, забросив нога на ногу и сцепив на коленке пальцы. Поза была довольно легкомысленная и никак не вязалась с обликом самого важного гостя. Может быть, он просто таким образом хотел показать свое несерьезное отношение к этому визиту. Или пытался сбросить свое внутреннее напряжение. Но Джамбулат легко читал все его действия и от этого чувствовал себя не только хозяином дома, но и хозяином положения.

– Так что, чай будешь? – спросил Джамбулат.

– Нет, спасибо. Я чай только дома пью. Или в Японии, когда туда заглядываю… Такой чай в здешних магазинах не купишь, а от другого удовольствия не получаешь. Это все равно, что после настоящего грузинского коньяка ординарный вермут из горлá хлебать…

– Спасибо, оценил, – хмуро ответил Джамбулат. – Тогда, раз уж ты законы гостеприимства отвергаешь, я тоже их отвергну и спрошу напрямик: что тебе от меня нужно?

Гилани Гирмасолатович кивнул, кажется, себе в ответ на собственные мысли и нисколько не смутился тем, что его обвинили в нарушении национальных традиций. Он поднял руку и повел пальцами. И тут же охранники, привычные, видимо, к таким жестам, вышли во двор, оставив их наедине с хозяином.

– Я слушаю, – сказал Джамбулат, прислонившись к стене плечом и не желая пока садиться, и даже показывая этим, что на долгий разговор он не рассчитывает.

– Мне очень нужен твой сын, – только и сказал Гилани Гирмасолатович, и посмотрел на раздумывающего Джамбулата долгим и напряженным взглядом.

Джамбулат свой взгляд не отвел, и смотрели они один на другого долго, до тех пор, пока гость, непривычный, похоже, к встречному взгляду, не выдержал и глаза не отвел.

– Мне он тоже нужен, – только тогда ответил Джамбулат. – Только я не знаю, где его найти. Мы семь лет не виделись, и я потерял его следы, а он считает…

Он хотел было сказать, что Таймасхан считает отца погибшим, но вовремя остановился, сообразив, что Гилани Гирмасолатович может эту информацию использовать при случае в своих интересах и против самого Таймасхана.

– Что он считает?

– Он считает, видимо, что я все еще «отдыхаю» в закрытом помещении…

– Мне говорили, он вообще не знает, что ты жив…

Значит, Гилани Гирмасолатович обладает информацией. Но с правильной информации его можно и сбить. Сомнения всегда бывают более сильным оружием, чем даже хорошо известный факт, и способны поколебать и твердое убеждение.

– Кто тебе такое сказал?

– Точно не помню. Может быть, он сам и сказал.

– Ты с ним встречался?

– Он дважды выполнял мои небольшие поручения. Неплохо заработал…

– Какие поручения? – спросил Джамбулат напрямую и достаточно жестко, чтобы надеяться на прямой ответ.

Гилани Гирмасолатович выдержал долгую паузу.

– Ты знаешь, чем зарабатывает на жизнь твой сын?

– Я семь лет не общался с ним. Но у него был хороший наставник в мое отсутствие. Не знаю, вместе ли они сейчас…

– Это ты про Хамзата Хайдарбекова говоришь?

– Про него…

– Он не наставник, он компаньон. Может быть, старший компаньон, я не в курсе. Может быть, равный. Но они организовали мощный профессиональный тандем, равного которому я не знаю.

– Если ты начал говорить, не ходи вокруг да около… Давай напрямую.

– Они создали бригаду, которая убирает неугодных кому-то людей.

– Ты хочешь сказать, что Таймасхан – киллер? – Джамбулат говорил совершенно ровным голосом, никак не показывая своего отношения к профессии сына.

– Это немножко грубо, но по сути – так… Вообще он не просто киллер. Таймасхан – специалист высокой квалификации. Таких в мире можно по пальцам пересчитать. Причем работает очень артистично, красиво.

– Значит, он выполнял твои поручения?

– Дважды. Дело осложнялось тем, что работать ему пришлось в Европе, а там обстановка незнакомая, но они с Хамзатом справились отлично.

– И кого ему пришлось «убирать»? Я не о личностях говорю. Понимаю, что ты не назовешь. Но кого в принципе? Европейцев? Русских?

– Своих земляков, чеченцев…

– Зная, на какой стороне находишься ты, я могу предположить, кем были эти чеченцы…

– Это не трудно предположить. Это были влиятельные люди, у которых осталось слишком много помощников и просто сторонников здесь, в Чечне, тогда как сами они сюда появиться не решаются. Но помощники и сторонники постоянно получают финансовую поддержку и портят нам жизнь. Это продолжение той же войны…

– Значит, если я правильно тебя понял, мой сын Таймасхан вместе с Хамзатом переметнулся к противнику?

– Ты не понял меня правильно… Ты вообще, кажется, неправильно понимаешь все, что происходило у нас здесь за последние двадцать лет. И полностью отстал от жизни за семь лет, что провел там… И никуда твой сын не переметнулся. Он просто выполняет работу, и ни на чьей стороне не находится…

– И что я вообще неправильно понимаю? Может, объяснишь непонятливому…

– Что тут объяснять, – отмахнулся Гилани Гирмасолатович. – Сам-то ты хоть понимаешь, за что ты столько лет воевал?

– Сначала понимал. Потом перестал, – согласился Джамбулат. – Я быстро перестал понимать… Когда был Дудаев, когда была общая объединительная идея, я понимал хорошо и все происходящее поддерживал душой и сердцем. Потом, когда после Дудаева власть и деньги начали делить, я тоже понял, но это поддержать не мог. Борьба за власть и за деньги – это удел духовных карликов, уродцев, а я себя к таким не причислял. Однако я по крови не предатель, и если начал на одной стороне воевать, на другую уже не переметнусь. Потому и продолжал… И ты правильно заметил, что даже не понимал, за что воюю. Но я точно знал, против кого…

– А ты вполне уверен, что была она, эта сторона, за которую ты воевал и с которой переметнуться не пожелал? Что она собой представляла? Это были раздельные кучки людей, воюющие против всех и только за себя. За те же деньги, которые им откуда-то со стороны бросали. И они за эти деньги убивали не только федералов, но и друг друга. И до сих пор эти деньги бросаются. Уже не так массированно, но бросаются. И убийства продолжаются. И друг с другом эти, так называемые полевые командиры, уже сбежавшие с нахапанными деньгами за границу, продолжают воевать, чтобы иметь возможность еще денег хапнуть. Где она – сторона, с которой можно переметнуться? Нет ее… И тебе не в чем обвинить Таймасхана…

Как-то странно получилось, что Гилани Гирмасолатович защищал сына перед отцом, хотя тот и не обвинял его, а только вопрос задал. Но сам Джамбулат еще до своего ареста понимал все то, что сейчас говорил ему гость.

– Но мы отвлеклись от главного разговора, – продолжил Гилани Гирмасолатович.

– Я вообще не вижу пока главного разговора.

– Я сказал, что очень нуждаюсь в услугах Таймасхана. Необходимо срочно выполнить важную работу, а кроме него я не знаю человека, который бы с этой работой справился.

– И что, ты предлагаешь мне заменить сына? – спросил Джамбулат с усмешкой. – Я тоже еще кое на что сгодиться могу, но стрелять, как он, не умею. Так вообще мало кто умеет стрелять. Потому я и не вижу главного разговора…

– Да нет же. – Специалистов твоего уровня много. А мне необходим специалист высококлассный. Задача очень сложная…

– А я-то здесь при чем?

– Таймасхан не хочет работать…

– Ах, вот в чем дело! – наконец-то дошло до Джамбулата. – Но он взрослый уже человек, и я не думаю, что могу заставить его.

– Ты можешь попросить. Хотя бы можешь попробовать.

Джамбулат не стал бы этого делать, поскольку считал Гилани Гирмасолатовича слишком ненадежным компаньоном для своего сына. Но другого способа отыскать Таймасхана он не видел. А сам Гилани знает, видимо, где его искать.

– Попробовать я могу. Только я не знаю, где Таймасхан находится. И не знаю, как с ним связаться. У тебя есть номер его телефона?

– Я связывался с ним только через Хамзата. Будешь говорить с Хамзатом?

– Буду…

– Они сейчас в Сибири. И натворили там много дел. Вся милиция области ищет их, и ФСБ ищет, и даже бригаду спецназа ГРУ задействовали в розыске. Так мне сказали.

– А что они натворили?

– Я, конечно, имею влияние во многих структурах, но не настолько всемогущ, чтобы мне выкладывали ментовские рапорты. Я не смог узнать, что они там делают, но, как я понял, уезжать оттуда не собираются. Впечатление такое, что дело очень важное, и они могут уехать только тогда, когда или дело сделают, или их вынудят. Третий вариант – если ты позовешь…

– Я позову… – согласился Джамбулат.

Гилани Гирмасолатович вытащил трубку, отыскал в памяти номер и нажал вызов. И долго ждал ответа.

– Странно. Трубка всегда бывает у Хамзата под рукой. Похоже, он просто не хочет со мной говорить… Если ты позволишь, я позже позвоню от твоего имени с другой трубки.

– Тебе не поверят. Говорить должен я.

– Мне уже пора ехать к президенту. Когда освобожусь, я позвоню тебе. Какой у тебя номер?

– У меня нет трубки. Не успел еще приобрести.

– Я куплю тебе трубку. Приеду, и мы позвоним. Часа через полтора – два…

– Я буду дома, – согласился Джамбулат.

Андрей Вячеславович даже по телефону ощутил, в какое замешательство привел Хамзата его звонок. И пауза затянулась настолько, что создалось впечатление, будто прервалась связь. Но тяжелое дыхание Хамзата слышалось отчетливо.

Вообще-то у Андрея Вячеславовича, человека в жизни основательного и практичного, любящего, как и положено военному, совершать поступки или действия в соответствии с выверенными планами, была хорошая привычка – прежде, чем совершить какой-то важный звонок, обдумать предстоящий разговор. Но этот звонок выдался спонтанным, потому не сразу приходили в голову слова, которые требовалось произнести. Но все же он спросил:

– Ты сознание не потерял?

– Нет, не потерял…

– И то хорошо. Хотелось вот мне с тобой и с Таймасханом пообщаться.

– С каким Таймасханом? – спросил Хамзат.

Этот вопрос мог бы поставить Андрея Вячеславовича в тупик, если бы он не обладал достаточной для разговора информацией.

– С Таймасханом Гарсиевым. С ним даже больше, чем с тобой, потому что, мне кажется, в вашем тандеме он играет первую скрипку…

– Чего-чего? – не понял Хамзат.

– Может, ты передашь ему трубку?

Новая пауза. Наконец, Хайдарбеков решился.

– Что ж, поговори…

Послышалась отдаленная речь. Слова слышно было, но разговаривали по-чеченски, и Судоплатов, естественно, ничего не понял.

– Слушаю тебя, подполковник, – сказал другой голос, более молодой и даже, как показалось, отдаленно знакомый. Но это, должно быть, только показалось, потому что голос Таймасхана Андрей Вячеславович ни разу не слышал, а голос его отца давно забыл.

– Это я тебя, мальчик, слушаю…

– Я уже давно не мальчик, подполковник, как ты уже давно не тот капитан.

– Разница в возрасте у нас достаточно велика, и такие, как ты, для меня всегда мальчиками остаются. Это я сразу объясняю, чтобы обид потом не было.

– Так что ты хочешь услышать?

– Я хочу услышать, какого хрена тебе и твоему другу от меня надо. От меня самого и от членов моей семьи, в частности…

– А какого хрена тебе нужно было от моего отца? – вопросом на вопрос ответил Таймасхан. – Ответь мне, и я отвечу тебе.

– Семь лет… – начал было Судоплатов.

– Пусть хоть семьдесят семь лет, – перебил его Таймасхан. – Это не меняет дела…

– Да, сути дела не меняет. Но твой отец противостоял моим солдатам с оружием в руках. А ты начал воевать с женщинами, с безоружными женщинами.

– Кто тебе сказал, что я начал воевать с ними?

– Твои действия… Или ты их расцениваешь, как знак дружбы?

Таймасхан значительно хмыкнул.

– Давай так, будем размышлять… Зачем человека бьют?

– Бьют? Зачем? Бьют, когда есть необходимость бить…

– Бьют, чтобы сделать ему больно. И ударить стараются в то место, где боль бывает особенно сильной. Так же и я стремился ударить тебя. Чтобы тебе было очень больно… Очень и очень… Как было больно мне… Я сожалею, что не получилось. Тебе было бы очень больно, а мне было бы от этого приятно…

– В таком случае, ты просто жалкий садист, а не мужчина, – спокойно сказал Андрей Вячеславович. Он знал, как следует разговаривать с горцем. – У мужчин бывает больше достоинства. Мужчину можно уважать, даже если он враг, садиста можно только презирать и ненавидеть. Я сожалею, что позвонил. Я думал, что имею дело с мужчиной, но ты оказался недостойным своего отца…

Таймасхан вспылил. Это чувствовалось даже через трубку. Он, конечно, очень оскорбился последним высказыванием подполковника и не знал, что возразить, а потому просто перевел разговор в другую плоскость:

– Что ты вообще можешь знать о моем отце!.. Я бы на твоем месте вообще не упоминал его имени, чтобы не злить меня.

– Мне абсолютно плевать на твою злобу. Кто слишком сильно злится, сам своей злобой захлебывается. От всей души желаю тебе этого. Мир станет чище и лучше, когда такие люди перестанут существовать…

Андрей Вячеславович уже начал выстраивать линию разговора. Он нащупал слабое звено Таймасхана и давил на него специально, чтобы разозлить, вывести из равновесия и заставить совершить какой-то необдуманный поступок. К сожалению, Судоплатов понимал, что рядом с этим горячим парнем есть человек постарше, более мудрый, который в состоянии Таймасхана остановить. Тем не менее, попытку он предпринял.

– Я тебя просто растопчу при встрече, – с холодной дрожащей яростью сказал Гарсиев-младший.

– Мальчик, я многих таких сопляков повидал в своей жизни… – Андрей Вячеславович изобразил голосом, насколько он устал от общения с сопляками. – Эти скороспелые самоучки всегда много говорили, но, когда дело доходило до столкновения, показать ничего не могли. Так и ты ничего показать не сможешь. Только одного твоего умения стрелять мало. Стрелять я сам умею. Может быть, не так, как ты, но тоже неплохо. Хотя допускаю, что стреляю даже лучше. Ты ни разу в жизни не сталкивался с достойным противником. Когда столкнешься, поймешь, что самоучкам в этой жизни можно работать только против таких же самоучек, но не против профессионалов. Каждый офицер спецназа умеет многое, что тебе недоступно. С солдатами ты сумел справиться. Но не оказалось рядом офицера, иначе ты не ушел бы семь лет назад. И запомни, мальчишка, что воин не тот, кто умеет стрелять, а тот, кто умеет воевать… А я это умею. Я даже других этому учу. А ты – выскочка, научившийся держать в руках пистолет, пусть даже два пистолета. И ты еще смеешь на что-то надеяться… Будь уверен, скоро одним сопляком на свете станет меньше. Это я тебе обещаю…

– Тебе будет еще больнее, чем было мне, – сказал Таймасхан.

– Я боли не боюсь, я к ней привык. Только не понимаю, какую боль ты-то мог испытать, у тебя что, бронетранспортер промеж ног проехал?

– После смерти отца…

– Какой смерти? Он что, умер?

– Семь лет…

– По крайней мере, десять дней назад он был еще жив и освободился из «зоны».

– Ты врешь! – выкрикнул Таймасхан. – Ты врешь, чтобы спасти свою поганую шкуру.

– Ах, какие высокие слова научился говорить наш сопляк. Попроси Хамзата, он тебе нос подотрет. И не визжи, словно баба на базаре. Кстати, кто из вас с Хамзатом баба?

– Ты о чем? – не понял Таймасхан.

– Говорят, вы с ним муж и жена…

– Кто так говорит? Пусть мне скажут.

– Все вас такими считают. Ваши соотечественники. И твой отец тоже. Ему так сообщили, и он не желает с тобой дела иметь. Он тебя презирает, как и все…

– Ты врешь… Ты врешь… Ты врешь…

– Я на имею привычки врать врагу, даже такому, которого только презираю. А на большее ты рассчитывать не можешь…

– Что ты еще про отца сказать можешь?

– Только одно. Я сожалею, что у достойного человека сын вырос ничтожным ублюдком, которого все презирают. Даже те презирали, кого ты убил. И не корчь из себя героя. Ничтожество героем быть не может…

– А-а-а! – выкрикнул Таймасхан, и разговор прервался короткими гудками.

Андрей Вячеславович удивился, потому что справедливо считал, что Таймасхан пожелает узнать об отце побольше и постарается что-то еще выспросить. А у парня, видимо, нервы оказались не такими крепкими, как думалось, и он не сумел вынести оскорблений, отключившись от разговора. Но своего Судоплатов добился – Таймасхан в ярости.

Таймасхан, швырнул телефон в стену, но тут же спохватился и поднял ее под удивленным взглядом Хамзата. Но трубка, непривычная к такой манере общения с ней, уже молчала. Разговор с подполковником Судоплатовым прервался, а Таймасхан ничего выспросить не успел. А спросить следовало еще много, причем спросить самое важное.

– Что он тебе сказал? – выждав минуту-другую, давая тем самым время Таймасхану успокоиться, поинтересовался Хамзат, впервые наблюдающий такой приступ ярости у товарища и даже слегка растерявшийся.

Таймасхан злобно плюхнулся в кресло.

– Он говорит, что все нас с тобой считают гнойными пидарюгами…

– Пусть кто-то скажет это нам в глаза. Я быстро ему их навсегда закрою, – Хамзат тоже вспылил, но себя все же контролировал.

– Он говорит, все нас такими считают…

– И ты расстроился из-за такой ерунды? Запомни, клевета – удел слабых… Но тот, кто из-за клеветы так сильно переживает – слабее слабого вдвойне. Возьми себя в руки. Зачем ты разбил мою трубку?

– Извини. Я сильно разозлился…

– Я еще никогда не видел тебя таким.

– Он мне еще много гадостей наговорил. Но, самое главное, он сказал, что отец… И я спросить дальше не успел…

– Что он сказал про Джамбулата?

– Он сказал, что еще десять дней назад отец был жив, и вышел из «зоны»…

Хамзат задумался на несколько секунд.

– Мне кажется, он сбивает тебя с толку…

– Гилани Гирмасолатович тоже хотел что-то об отце сказать.

– Этот торговец новостями и чужими жизнями никогда не был честным человеком. Он родился с языком змеи. Но ты должен был спросить подполковника… Конкретно спросить…

– Судоплатов все перемешивал. Он говорил об отце и тут же оскорблял меня. Он заплатит мне и за это. Я оскорблений не вытерпел. Я готов был стрелять, но стрелять было не в кого. И потому разбил трубку…

Хамзат взял трубку из руки Таймасхана и стал копаться в ней. Вытащил и снова вставил аккумулятор, потыкал пальцем в остатки клавиатуры. Попробовал выключить и включить снова. Все было бесполезно.

– Дай твою трубку…

Таймасхан вытащил трубку из кармана висевшей на спинке стула куртки. Хамзат извлек свою sim-карту, вставил ее в трубку Хамзата, стал проверять.

– Нет, здесь только твои номера. Мои номера остались в памяти трубки. И номер подполковника не показывает.

Он опять поменял местами sim-карты и попробовал с трубки Таймасхана позвонить на свою.

– Бесполезно, – сказал Таймасхан.

– Я номер подполковника найти хотел.

– Тебе тоже не терпится получить свою порцию оскорблений? Я лично не люблю, когда меня оскорбляют, а я не имею возможности сразу же ответить.

– Это все не любят. Но поговорить надо. Теперь – надо… Я хотел напрямую спросить его о Джамбулате.

– Он не скажет напрямую. Я спросил. Он в ответ сказал, что отец презирает меня…

– Возможно, он трусит и потому сбивает нас с толку. Или время выигрывает. Может, надеется, что мы сразу не возобновим свои атаки, а за это время нас поймают. Хотя я сомневаюсь, что трус будет служить в спецназе. Они, скорее, хитрые лисы, чем трусы. Но сбрасывать это со счетов тоже не надо. Я все же допускаю, что он сказал правду…

– Отец мне живым снится, – сказал Таймасхан. – И вообще, с чего мы взяли, что он обязательно погиб?

– Так все считали. Сосланбек так считал…

– Он, помнится, сказал только, что кроме нас никому не удалось уйти… Если отца ранило, его могли захватить в плен.

– Могли. Давай думать, у кого еще можно узнать об этом.

– Гилани Гирмасолатович…

– Исключено. Он будет торговаться и заставит нас на него работать. Если хорошо подумать, наверняка можно найти людей еще. Ты побудь дома, никуда не ходи. Я куплю себе новую трубку. Попрошу Василича свозить меня…

– Иди, – вяло согласился Таймасхан. – Но, даже если отец жив, подполковник Судоплатов все равно остается моим врагом. Моим личным врагом, потому что я никому не позволю называть себя сопляком…

– Согласен. Этого так оставлять нельзя. Он просто не знает, с кем дело имеет.

– Знает, похоже… Он очень много знает о нас… Он сказал, что все нами убитые презирали нас, считая «голубыми».

– Здесь он прокололся, – холодно заметил Хамзат. – Ни один из убитых не мог похвастаться личным знакомством с нами.

– Кроме Далгата…

– Далгат не «заказной». Я имею ввиду только «заказных». И подполковник, наверное, имел ввиду то же самое. И на этом прокололся.

– Не знаю, – не согласился Таймасхан. – Эта моя привычка… В глаза смотреть… В какой-то момент в каждом взгляде есть момент узнавания. И немного насмешки. Не знаю… Путаюсь уже… Теперь думаю, что в самом деле было во взглядах что-то такое…

– Ладно. Я за трубкой, а ты подумай, как нам все же добраться до домашних подполковника. Начинать все равно нужно с них…

– Здесь у меня есть сомнения.

– Как он тебя завел… Таймасхан, неужели ты не понимаешь, что он этого и добивался своим разговором. Не поддавайся… Начинать все равно следует с дочерей. С одной не получилось, получится со второй. Там у меня другой подход… Она на парней с пренебрежением смотрит.

– Почему с пренебрежением? Баб любит?

– Нет, не так… Может, они на нее смотрят с опаской… Девка, что ни говори, боевая, а настоящих парней, которые ее одним ударом сломать могут, пока не видела… Приеду, поговорим. Жди…

Закончив разговор, Гилани Гирмасолатович направился к двери, которая тут же распахнулась, хотя сам он и руки не поднял. Похоже, охранник ждал за дверью и слушал каждый шорох, если не каждое слово. Джамбулат недобро хмыкнул. Ему такие манеры во взаимоотношениях были неприятны. Барин и лакей, иначе это не охарактеризуешь, а Джамбулат презирал всякое лакейство. Он даже рядом с собой лакеев не терпел.

Посмотрев в окно, Джамбулат убедился, что охранников было всего два, значит двор, где легко было устроить засаду, точно никто не осматривал. Вывод напрашивался сам собой. Эти парни, что приехали с Гилани Гирмасолатовичем, в действительности не больше, чем лакеи, хотя и строят из себя охранников. И только сам Гилани, похоже, не видит этого, он превыше всего остального ценит преданность.

В ожидании, когда Гилани Гирмасолатович вернется от президента, Джамбулат попил чаю, походил сначала по кухне, потом по двору и сел на скамейку у крыльца. Внешне он казался спокойным, даже невозмутимым, каким выглядел всегда, хотя внутри все клокотало и требовало действия, требовало немедленного начала поисков сына.

Главное – начать. Так в любом деле бывает. Надо начать, а потом все пойдет само собой. И добраться до Таймасхана удастся быстро, Джамбулат был уверен в этом. К сожалению, не получилось сразу связаться с Хамзатом, иначе можно было бы у него спросить напрямую, в каком они сейчас городе. И просто приехать туда. А уж в городе наверняка есть чеченцы, найти которых можно будет без проблем. И чеченцы обычно знают, кто и где живет, они подскажут, где искать Таймасхана с Хамзатом.

А как соотнести свое желание с тем, что предлагал Гилани Гирмасолатович, Джамбулат еще не решил, над этим стоило подумать. Понятно, что помощь Гилани не бескорыстная. Он не тот человек, что будет просто так помогать. Кроме того, нельзя было пропустить без внимание и нежелание Таймасхана и Хамзата работать на Гилани. Если не хотят, значит, есть тому конкретные причины. Или он до этого, когда они дважды выполняли его поручения, повел себя нечестно, или что-то другое. Но просто так отказываться от работы ни тот ни другой не будут. Они не капризные мальчики. И здесь следовало проявить осторожность, чтобы и сына с товарищем не подставить, и самому не влипнуть в неприятности. Но чтобы решать конкретно, необходимо было иметь на руках конкретные же факты, а таких у Джамбулата не было, потому он не торопил события.

Стоило подождать. Тем более, ждать осталось недолго. Гилани Гирмасолатович сказал, что вернется через полтора-два часа…

Но Гилани вернулся через час с небольшим. Машина подъехала совершенно неслышно – двигатель такой, что велосипедист больше звуков издает. Однако гравий на дороге все же скрипел, и Джамбулат этот скрип услышал. Через минуту дверь открылась, и вошел сначала один охранник, за ним сам Гилани Гирмасолатович, а последним второй охранник. Судя по тому, что у второго охранника в руках был брелок с ключами от машины, в ней никого не осталось.

Теперь уже не было того поверхностного обыска, что провели охранники на кухне. Джамбулат просто встал и первым прошел в дом. Молча. Чтобы не разговаривать во дворе. Гилани Гирмасолатович пошел за ним, охранники опять остались во дворе, хотя один на крыльцо все же поднялся. Наверное, для того, чтобы дверь открыть, когда Гилани Гирмасолатович уходить надумает. Такова лакейская участь…

– Ну что? – спросил Джамбулат, не выказывая нетерпения или волнения.

– Я купил тебе трубку, – сказал гость и протянул свое приобретение хозяину. – Это мой подарок тебе. Предварительный подарок за мелкую услугу…

– Я не оказываю услуг, если не знаю их характера.

– Если ты поможешь мне поговорить с твоим сыном. Хотя бы по телефону… Это и будет твоей услугой. Не думаю, что такая работа сильно тебя затруднит.

– Не затруднит…

Джамбулат трубку взял, посмотрел. У парней на «зоне» трубки были более серьезными. Там вообще считалось, что трубка без фотокамеры – не трубка. И каждый отсылал домой свои фотографии или даже целые видеоклипы. С подарочной можно было только звонить. Наверное, самую дешевую выбрал. Впрочем, это дела не меняло.

– Номер…

Гилани Гирмасолатович вздохнул, но номер все-таки продиктовал, хотя его нежелание делиться даже этой информацией было очевидным.

– Я на тебя надеюсь. Ты всегда был человеком слова, и, как честный человек, не захочешь оставить меня, доверчивого, в дураках, – высказал он свое пожелание.

– Я честный человек, – без пафоса согласился Джамбулат. – Только не очень понимаю, о чем ты говоришь…

– А мне кажется, что ты понимаешь, что сейчас между нами идет торговля.

– Я воин, а не торгаш.

– Тем не менее, воин тоже должен уметь выторговывать лучшие для себя условия.

– И что ты хочешь у меня выторговать? Или что я должен у тебя выторговать, поскольку воин – я, – Джамбулат умело поставил Гилани Гирмасолатовича на место.

– Мне нужно встретиться с Таймасханом и Хамзатом.

– Сначала ты хотел только поговорить с ними. По телефону…

– Это минимальная программа.

– Я не могу обещать, как не могу заставить их прийти к тебе.

– Ты можешь повлиять…

– Я не знаю ситуацию. Самое большее, на что ты можешь рассчитывать, я передам твою просьбу.

– Звони… – вздохнул Гилани Гирмасолатович.

– Звоню, – ответил Джамбулат твердо и набрал номер.

Хамзат ответил почти сразу, словно ждал этого звонка. У Джамбулата от услышанного голоса даже в груди слегка защемило.

– Хамзат… Это я, Джамбулат…

– Слушаю вас, эмир… – Хамзат, кажется, совсем не удивился, услышав голос человека, которого должен был считать давно погибшим…