Когда мы выезжали по вызову капитана Аведова, я нечаянно успел доложить Бегемоту суть происшествия – просто в коридоре с начальственным лбом столкнулся. Вернее, я его лоб на грудь принял. Пришлось доложить, и Бегемот, естественно, просил держать его в курсе дела, поскольку оно уже имеет слишком широкий и нежелательный резонанс. И потому, когда продолжение так резко развернулось – то есть после расстрела ментовской машины из гранатомета, гибели трех сотрудников и двух подозреваемых, ранения трех прохожих, – позвонив дежурному, я коротко передал информацию и потребовал сразу соединить меня с Бегемотом. Я думал, что полковник воспримет информацию как вызов всему управлению, и в очередной раз ошибся.

– Все! Сыт по горло! Я передаю дело в ФСБ. Нам еще потерь в личном составе только и не хватало... Все... И еще трое прохожих... Это террористический акт. Я сам сейчас буду звонить. Начинай работать на месте, думаю, следственная бригада из ФСБ прибудет быстро...

Он, видимо, вместе с информацией передал и мой номер телефона, потому что мне позвонили буквально через три минуты, представились и потребовали оцепить место происшествия и никого близко не подпускать. И самому ни к чему не прикасаться.

– И горящую машину не тушить? – спросил я невинно, но в моем голосе, видимо, отчетливо звучали нотки жесткой озлобленности.

– Машину потушить можете, – милостиво и ехидно, почти лениво разрешили мне. Может быть, даже со смешком, который меня вконец разозлил. Еще бы! Забрать сейчас у меня дело – это то же самое, что кавказскому горцу не позволить выполнить обязанности «кровника». Нет уж! Это мое дело! Я готов отпуск взять и продолжать расследование в отпуске!..

– Мне, кстати, и в оцепление поставить некого. Гоните быстрее, потому что я сам в другое место спешу, – сказал я в отместку. – Там жена мужа жестоко побила... Кадры уже по всем иностранным телеканалам разошлись.

Естественно, никакого другого вызова у меня не было. Просто от злости поторопил...

Парни из ФСБ приехали в самом деле быстро. И даже не из следственного управления, а сразу из антитеррористического, о чем говорили надписи на спинах, и в сопровождении двух грузовиков с солдатами, чтобы сразу выставить оцепление. Мне раньше с «альфовцами» сталкиваться не приходилось, и уже по одному этому можно было предположить, что дело раскручивается слишком серьезное для простого отдела уголовного розыска административного округа. И работать они начали по-деловому, без раскачки.

– Вы Стаднюк? – каким-то образом определив безошибочно, спросил меня руководитель группы.

– Я – капитан Стаднюк, – для пущей важности я даже очки снял, потерянное стекло к которым принес лейтенант Ярков.

– Майор Рославлев, – он протянул мне руку и выглядел вполне миролюбиво. – Будем сотрудничать. Вы – свое дело делать, мы – свое. Что-нибудь да получится...

Значит, дело у меня полностью не забирают. От этого дышать стало легче, но ярость от наглости гранатометчика все равно не убавилась.

– А где подполковник Яблочкин? – спросил Рославлев, посмотрев вокруг, словно он еще и не осматривался сразу по приезде.

– А кто это? – встречно спросил я.

– Подполковник из ГРУ. Он мне звонил уже по дороге сюда...

– Не знаю, – пожал я плечами. – Если из ГРУ, то, наверное, сразу поднялся в квартиру к коллегам. – Я кивнул на подъезд, в который недавно удалился вышедший вслед за нами Вершинин.

– Ладно, давайте разберемся, что здесь случилось, потом эксперты начнут работать, а мы к Яблочкину пойдем... Рассказывайте...

Он не сказал «докладывайте», то есть не стремился поставить меня в подчиненное положение, и это мне уже нравилось, потому что напоминало настоящее сотрудничество, а не использование одним ведомством сил другого ведомства, с тем чтобы потом, по получении результата, о помощи забыть, как это обычно и бывает. На подобных паритетных началах мы могли бы, кажется, сработаться с этим майором Рославлевым.

И я, снова прикрыв глаза очками, коротко изложил суть событий. Выкладывал только фактическую базу случившегося, без выводов.

– Интересное, конечно, дело... Тем не менее мне не все понятно в вашем рассказе, капитан... Вы забыли, что всему, произошедшему сегодня, по всей вероятности, еще что-то предшествовало...

И в этом он был прав. Я рассказывал так, как рассказывал бы знающему предысторию человеку. А он предыстории не знал. И потому мне пришлось вспомнить еще и события вчерашнего дня. Но никаких сведений, ставших нам известными в ходе следствия, я пока не выложил. Это всегда можно успеть сделать, и рассказать, вероятно, придется в любом случае. Даже для того чтобы объяснить, почему на Вершинина и Аведова было совершено нападение, хотя я сам этого еще не понимал.

Рославлев еще долго занимался своими делами, при нем опрашивали нескольких из множества свидетелей, эксперты следственной бригады обрабатывали тубу гранатомета и следы протектора на месте, где стояла машина, из которой стреляли, и майор предварительным осмотром тоже интересовался. Что-то рассказывали другим «альфовцам» старший лейтенант Яковенко и лейтенант Ярков, но они могли объяснить не больше, чем я уже сообщил Рославлеву. А я все стоял на месте, как на посту, и чувствовал непривычную тяжесть в ногах и какую-то душевную отстраненность, словно бы болью вызванную. Но что это за боль, откуда она могла взяться, я не понимал, но представлял, что она не физического порядка. Майор подошел ко мне и позвал навестить подполковника Яблочкина и всю оставшуюся в квартире компанию...

Лестница в подъезде показалась мне необычайно крутой. Впечатление такое складывалось, что к каждой ноге по двухпудовой гире привязали. Просто на моей памяти не было еще случая, чтобы вот так вот в центре Москвы средь бела дня из гранатомета расстреляли ментовскую машину. Чего доброго, скоро и в меня будут стрелять...

В квартире Вершинина уже шла какая-то работа. Сам он сидел за компьютером и не обратил на нас никакого внимания. Больше всех внимания нам с майором, естественно, уделил алабай Берсерк, обнюхал, но не зарычал, и позволил в сопровождении капитана Аведова пройти на кухню, где подполковник с общевойсковыми эмблемами в петлицах заваривал чай в большом и красивом чайнике.

– Кто не знает, я могу новостью поделиться, – сказал он, даже не поздоровавшись. – Мой папа по национальности был македонцем, и чай для вас я заварил по-македонски... Прошу попробовать... Рецепт прост... Сначала в миске перемешивается сухой чай с сахаром, потом смесь разогревается на слабом пламени и только после этого заливается кипятком... Вкус специфический... Кто попробует заваривать дома, сразу предупреждаю, что миску после заварки следует сразу же мыть, иначе расплавленный сахар будете снимать отбойным молотком...

– Я раньше думал, что существует только стрельба по-македонски... Вот так вот, век живи – век учись... – сказал Рославлев.

– Про остальное можешь не говорить. – Подполковник слил смесь из миски в чайник, накрыл его полотенцем, повернулся к нам и только тогда пожал поочередно руки. – Я тебя еще не поздравлял с очередным званием. Прими, как говорится, от чистого сердца.

Это уже к одному Рославлеву относилось.

– Когда мы впервые встретились, – заметил майор, – я был капитаном, и ты был капитаном. Но я только-только майора получил, а ты уже давно подполковник... Считаешь это справедливым?

– Завидуешь?

– Почти... Но не очень... Так наливай свой чай... А что там молодой человек делает? – Рославлев кивнул на дверь в комнату.

– Как только закончит заниматься, он скажет сам...

Вершинин в этот момент появился у меня за спиной.

– Уже закончил... Я нашел все данные на «Арес». Он зарегистрирован в реестре совместных предприятий. Но я и без того знал, что он существует...

– Это уже легче... – констатировал подполковник Яблочкин.

– Чем легче, товарищ подполковник? – спросил. – Я начальник уголовного розыска административного округа капитан милиции Стаднюк.

– А я, грешным делом, принял вас за кого-то из «Альфы»... – улыбнулся Яблочкин и тоже представился. – Подполковник Яблочкин, ГРУ... А легче нам, а не вам... Но наши заботы только нас одних касаются...

Улыбка у него хорошая. Он вообще как-то разряжал атмосферу своим присутствием. У меня тяжесть в ногах стала проходить, хотя непонятная боль в душе оставалась. Впечатление складывалось, что я упустил нечто важное, от чего зависит многое из ближайшего будущего. Но сообразить, что упустил, никак не получалось.

Подполковник к Вершинину повернулся.

– Мне капитан Аведов рассказал о твоих проблемах...

– О каких? – компьютерщик не понял.

– Ты не можешь вспомнить лицо человека из машины и что-то связанное с «Аресом»...

– Да... – Вершинин согласился и коротко глянул на меня. Я, естественно, напряженно рассматривал его сквозь очки, потому что ничего не слышал о потугах памяти недавнего подозреваемого. – И чем сильнее стараюсь, тем труднее восстановить память... Никак из головы не выходит и не вспоминается...

– О каком человеке из машины идет речь? – спросил я невинно, хотя и намекая, что скромно прошу поставить меня в известность.

– Тебе я скажу.... И потом кое-что добавлю... Я там, на дороге, – объяснил Вершинин, – во время расстрела смотрел в зеркало... Честно говоря, опасался, что будут стрелять и в меня, и приготовился из машины выскочить. Просто контролировал ситуацию и потому смотрел... Человек справа от водителя. Лицо знакомое. Но все слишком быстро было... Не могу вспомнить...

– Да, такое порой бывает... – вмешался в разговор подполковник Яблочкин. Вернее, он вернул разговор в предыдущее русло. – Никак вспомнить не можешь... Я для этого случая и, разумеется, с общего согласия готов пригласить нам всем в помощь представителя антитеррористического подразделения Интерпола в Москве.

– От Басаргина? – спросил майор Рославлев, вопросительно подняв брови. – Лично я пока не вижу смысла. Кого ты хочешь пригласить?

– Доктора Смерть...

– Колоритное имя... – сказал я. – И многообещающее... Кому только оно смерть обещает?.. Хотелось бы знать...

– Фигура, нельзя не заметить, еще более колоритная, чем имя, – майор Рославлев хорошо знал, о ком идет речь, и внешность рисовал со смаком. – Два метра ростом, вес под сто двадцать, бывший боксер-тяжеловес, мастер спорта. Волосы до лопаток, борода до груди... Ночью встретишь – испугаешься... Крикнет – оглохнешь...

– И тем не менее, – настаивал на своем подполковник Яблочкин, – он Доктор... То есть он – врач... Пусть и бывший. И когда-то, несколько лет назад, уже когда работал в Интерполе, проводил лечебные сеансы гипноза для воинов-афганцев... И не только для них, насколько мне известно. Есть за Доктором и другие сеансы, о которых мы говорить не будем. Но на Доктора Смерть можно положиться во всех ситуациях. Он человек нашего круга и в состоянии помочь Роману вспомнить то, что он восстановить не может... При этом есть стопроцентная гарантия, что данные не уйдут на сторону.

– Я согласен, – сказал Вершинин, – хотя и не вполне уверен в своей гипнабельности.

– Возражений со стороны нет? – спросил подполковник.

Я промолчал, потому что возразить было совершенно нечего. Более того, я двумя руками готов был проголосовать «за».

– Но у нас есть свои штатные гипнотизеры... – майор Рославлев все же сомневался.

– Извини, Володя, – Яблочкин для убедительности даже положил руку на плечо майору. – А ты уверен, что ваши гипнотизеры никак не связаны ни с нынешней СВР, ни с бывшим ПГУ?

– При чем здесь СВР и ПГУ? – не понял «альфовец».

– У нас есть основания предполагать, что они, по крайней мере, ПГУ, бывшие сотрудники вашего ведомства, связаны с настоящим делом...

– Совсем интересно... – майор Рославлев сел. – А чаем ты поить будешь, как грозился, потомок Александра Македонского?

– Рук, что ли, нет? – спросил подполковник, но не поленился, налил чай в расставленные на столе чашки. – Капитан Аведов сейчас объяснит ситуацию...

Чашек на всех хватило. Даже я попробовал хваленый рецепт и пришел к выводу, что для меня это слишком сладко, хотя одновременно и слишком горько. Но своеобразие в чае было. А капитан Аведов тем временем выложил майору Рославлеву все, что нам удалось накопать, плюс к этому данные на российско-германо-кипрское предприятие «Арес». В том числе и то, что я не знал, да и сам Аведов, судя по всему, тоже, поскольку последние данные читал с бумажки, протянутой ему Вершининым. Адрес, фамилии руководителей, сфера деятельности, условия лицензирования деятельности...

– Вот, значит, мы куда попали... – сказал майор. – И вы предполагаете, что расстрел машины и нынешняя стрельба из гранатомета были организованы именно этой фирмой?

– Именно так, – сказал Аведов. – Именно предполагаем, но не утверждаем... И потому нам нужны дополнительные сведения... А добыть их возможно только с помощью сеанса гипноза...

– Ну что же, я не возражаю. Только не понимаю, почему нельзя использовать гипнотизеров ГРУ?

– У нас по штату нет таких... – сказал подполковник и посмотрел на меня достаточно красноречиво. Так красноречиво, что даже я понял – ГРУ не желает привлекать своих сотрудников и вообще показывать свои возможности при участии в общей операции ментов.

В это время подполковнику позвонили на мобильник, и он, бросив взгляд на стоящего посреди коридора алабая, прошел мимо него в соседнюю комнату, чтобы оттуда разговаривать. Я слышал, что Яблочкин назвал кого-то «товарищ генерал»...

– Вершинин... – позвал я. – Ты какими-то загадочными фразами говорить начал... Что ты имеешь сообщить мне? Без загадочности...

– Где твои подчиненные? – спросил Вершинин в ответ.

– Внизу... Соскучился? Бить больше некого?

– Кто-то из них из троих работает против нас... – сказал вместо Вершинина капитан Аведов. – Как только мы вышли из ментовки, кто-то сообщил о том, что мы начали подбираться к «Аресу» плотно и даже нашли подход к полковнику в отставке Ивлеву. Это и послужило причиной попытки нашего захвата и последующего расстрела ментовской машины.

Я чуть дар речи не потерял.

– Мои парни?.. – спросил все же.

– Мы надеемся, что не все твои парни, – сказал Вершинин. – Только один из них. Пока наибольшее подозрение вызывает лейтенант Ярков.

– Почему именно Толя? – не понимал я. – Он толковый и грамотный опер, надежный товарищ... Почему именно он?

– Я по этому поводу спрашивал у тебя номера их телефонов...

– И что? – я готов был буром попереть, чтобы защитить своих парней.

– Я высказал лейтенанту предположение, что нас сдал кто-то из ментовки... И видел, как он испугался... Глаза его выдали... Тогда я стал проверять звонки каждого, начиная с тебя... Исходил я из предположения, что все вы боитесь службы собственных расследований и звонить будете только с «мобильников». И проверил все ваши звонки, вскоре после нашего отъезда из ментовки...

– Интересно бы мне было узнать, молодой человек, как вы это сделали? – поинтересовался майор Рославлев. – Насколько я понимаю, вы не являетесь штатным сотрудником ГРУ, тем не менее располагаете возможностями, которые «Альфе» и не снятся... Нам для подобного мероприятия требуется санкция суда...

Вершинин усмехнулся.

– У вас, товарищ майор, случаем нет друзей в управлении «К» вашего заведения?

– Нет, к сожалению... Вы, кажется, программист?

– Программист.

– Понятно. Слушаю дальше...

Я, однако, так и не понял ничего. Нам, имеющим на это право, естественно, в случае поддержки судом, для подобной проверки бывает необходимо целый день потратить, чтобы добиться результата. А этот мальчишка с улицы за такое короткое время уже гарантирует результат.

– А я все же хотел бы знать, каким образом...

– Это не важно, – категорично перебив меня, сказал Вершинин упрямо. – Главное, что я сведения добыл.

Я уже начал догадываться, каким образом.

– Ладно... И что же?

Начал он равнодушно. Уже скучным голосом показывая, что здесь ничего интересного нет и не предвидится:

– Старший лейтенант Яковенко разговаривал дважды. По поводу отсрочки долга и с женой по поводу дочери...

– Ты и распечатку разговоров имеешь? – спросил я с возмущением.

– Нет, только прослушал, даже без идентификации голоса. – Вершинин сохранял полную невозмутимость. – Что касается тебя, то после нашего ухода ты впервые позвонил, когда вашу машину взорвали. Это я даже слушать не стал. Лейтенант Суглобов звонил рано утром, когда приличным людям спать положено. Потом мобилой не пользовался...

– Костя Суглобов мой близкий друг, хотя и самый молодой в нашем отделе, – уж за Константина-то я готов был горой стоять, и даже испытал желание постучать гипсом кому-нибудь излишне подозрительному по затылку. Для наглядности...

– А вот лейтенант Ярков...

– Что?

– Лейтенант Ярков свою трубку жене оставил, но у него другая трубка есть... Так жена сказала... А номер она не знает... И что у нас получается? Если другие не звонили, значит, звонил Ярков с другой трубки, которую проверить я возможности не имел, поскольку не знал номера...

Я ничего не ответил. Естественно, что мне это обвинение сначала диким показалось и сперва возмутило все мои товарищеские чувства, но я быстро сообразил, что другой причины для нападения, кроме названной капитаном Аведовым, быть не могло. Но за капитана продолжил Роман Берсерк:

– Он, кажется, молодожен?

– Да, и по этой причине катастрофически не высыпается...

– Как-нибудь аккуратно посоветуй ему не слишком доверять жене...

– Что ты хочешь этим сказать?

– Просто мужская солидарность. Мне он не нравится, я ему ничего не сказал. Но ты можешь, только лучше не в лоб. Я звонок прослушивал. Жене он не нравится больше, чем мне. Она как раз в это время другого мужика принимает...