Я еще только на работу собирался, когда позвонила мама. У них там, на Урале, уже рабочий день начался. Могла бы догадаться, что у нас разница в два часа и я в это время, как обычно, тороплюсь. Но она не привыкла считаться с чужими ощущениями и мнениями. Всегда только себя видит и считает, что все остальное просто обязано под нее подстраиваться. Ее свободное время – это ее свободное время, и если она его, свободное время, чему-то посвящает, то этому же должен быть отдан досуг всех остальных.

– Как у тебя дела, Роман? – она говорила таким тоном, словно находилась на планерке в своем директорском кабинете.

Впрочем, определитель на аппарате показал, что она как раз и звонила из своего кабинета. Только едва ли во время планерки. Ее она чтит чуть ли не верховным божеством в золотистом ореоле, и посторонними делами на ней заниматься не будет. В прошлом году мне соседи рассказывали, что, когда умерла бабушка, они позвонили матери с сообщением, но она разговаривать не стала, сказала, что позвонит сама после планерки. Даже соседи этого не понимали. Я, однако, к такому привык с детства.

– Слышал, что пока еще жив.

– Я рада, что такие слухи ходят.

Отношения у нас с мамой сложные. Сколько помню себя, ей всегда было некогда показать сыну доброту и ласку. Всегда занята, а сыном должна заниматься бабушка-пенсионерка. Но родителей не выбирают. И приходилось довольствоваться тем, что есть.

– Ты, мам, просто так звонишь или по делу?

– Торопишься? – в ее голосе недовольство почувствовать нелегко, потому что недовольна она всегда, но я уловил.

– На работу собираюсь...

– С женой отношения не наладил?

– Бог миловал...

– Ладно, это ваши дела... Я вот что... Тут мне звонили, привет от отца твоего передавали. Объявился он, видите ли... Но сам не позвонил, через посторонних... Общих знакомых...

– И что?

Я спросил намеренно равнодушно, подыгрывая маме, хотя умиротворения в душе, конечно же, не испытывал. Но и то, что волновало, только чуть-чуть выходило за грань любопытства. Меня с детства приучали к мысли, что отца у меня физически нет. То есть говорили, что он есть, но при этом – нет его. Хотя и не объясняли толком, почему так должно быть. Мама с отцом жили недолго, и брак не регистрировали. Я даже фамилию его не знаю. Спрашивал у мамы и у бабушки, не говорят. Не хотят, чтобы я его разыскивал.

– Я сказала, что не помню такого. Потом про тебя спросили. Хотели тебе посылочку передать... Я сказала, что ты в другом городе живешь и не желаешь иметь с ним дела.

– Ты немножко поторопилась. Я был бы не против взглянуть на него... Но – ладно, как сказала, так и сказала.

Отец ушел от матери, не вытерпев, как я думаю, ее напористого характера, за два месяца до моего рождения. Бабушка говорила, что он позже дважды объявлялся, не возвращался к матери, а только хотел на меня посмотреть, но его не подпустили. Потом он совсем исчез, на двадцать четыре года.

– Не надо тебе с ним встречаться, – сурово произнесла мама.

Признаться, другого я и услышать не ожидал. Но спорить с ней я не люблю. Я никогда не вздорил с ней, только поступал по-своему. И из-за этого у нас всегда возникали конфликты.

– Тебе виднее. – Мне в самом деле стоило поторопиться, потому что не законченная вчера работа ждала меня. А завершить ее вечером я тоже не мог, потому что сразу после работы на тренировку по «рукопашке» спешил. Соревнования скоро...

– Он не тот человек, с которым стоит иметь дело... – Мама хотела, кажется, еще долго настаивать на своем. Она могла одну и ту же фразу повторять деловым суровым речитативом и три, и пять, и десять раз...

– Я же сказал – тебе виднее. Я опаздываю на планерку.

Вот это для нее было свято – мне подвернулся нужный козырь.

– До свидания, сынок.

Но и слово «сынок» было произнесено очень по-деловому. Наверное, иначе говорить она уже и не умеет. Мама – большой человек... Навскидку я и не вспомню еще какого-то директора и совладельца крупного металлургического предприятия – женщину... Она – уникум, и этим гордится...

Мой ярко-синий новенький хетчбек «Мазда-3», приобретенный два месяца назад по случаю удачной продажи эксклюзивной программы восстановления памяти поврежденного винчестера, стоял во дворе не угнанный. Это радовало. Но угнать его было, по моему мнению, и невозможно, поскольку я превратил «Мазду» в компьютер на колесах, закачав в машину собственную программу контроля за запуском двигателя. И без знания некоторых особенностей начертания моих отпечатков пальцев двигатель бы просто не запустился, как не открылся бы и капот, чтобы дать возможность угонщику выдрать всю электронную начинку и запустить двигатель без этого. Сенсорное устройство в зеркале заднего вида служило контроллером запуска. Просто и непонятно постороннему.

Вставив в замок зажигания ключ и провернув его, я нажал большим пальцем на зеркало строго в нужном месте – будто бы зеркало случайно подправил, и только после этого запустился стартер. Рукоятку селектора в положение drive – второе нажатие на зеркало, и разблокирована педаль газа. «Мазда» плавно тронулась к выезду из двора. Немножко долго, зато надежно. Пропустив несколько машин, я выехал из двора и сразу перестроился во второй, а потом, воспользовавшись моментом, и в третий ряд, где можно было ехать быстрее, потому что поворотов налево, способных заставить надолго встать, поблизости не было. Но взгляд в зеркало заднего вида заставил меня недовольно хмыкнуть и резко оттянуть узел галстука на горле, словно он жестокой удавкой душил меня. И в самом деле в горле на какое-то мгновение встал гневный жесткий комок...

Опять!.. Не люблю такого...

С кем вообще-то неприятностей в жизни не бывает?.. Вообще не бывает... Покажите мне такого человека... А со мной они случаются регулярно по причине моего мерзкого, как бывшая жена говорила, характера. Она меня звала в свое время «пробкой в бутылке шампанского». Чуть-чуть свободы, говорила, – и взрыв... Я возражал, мне справедливо казалось, что сравнение принципиально не верно, потому что я взрываюсь не от свободы, а от ее притеснения. Свою свободу я всегда люблю и тщательно лелею, а вот притеснения органически не терплю. С самого детства. Мама так невольно приучила. Ей я не возражал – единственной, и потому мне очень хотелось возражать всем другим, что я и делал, чтобы самоутвердиться. Но возражал я всегда справедливо. Жена же вообще корней моих возражений не понимала, потому что это она была тупа как пробка. Ей собственное сравнение нравилось не меньше, чем какому-нибудь профессору, купившему по дешевке диссертацию, ученая степень. Она от такого умнее себе казалась, а это уже значило для нее все... Но не в ней, кстати, дело. Уже полгода, как расстались, и этому следует еще полтора года громко радоваться. Дело в том, что в неприятности, при жене, без нее ли, я влипаю регулярно, по какому-то непонятному мне расписанию. Но у всех неприятностей должна быть причина. Причем видимая, поскольку жизнь я веду достаточно открытую, практически без тайных дел, которыми кто-то может по большому счету заинтересоваться. Так, разве по мелочи... И случалось, что видимая причина, когда я лез на рожон, становилась знаменем в разгорании конфликта. В последнее время, правда, я начал «взрослеть» и серьезных столкновений не было. А несерьезные в счет брать не хотелось.

Однако, чтобы так плотно «на хвост» садились и при этом еще долго не «наезжали» для выяснения ситуации – не люблю, да и точка! Лучше бы уж сразу «наехали», и дело бы кончилось давно с тем или иным результатом. Но главное – и в воздухе бы ничего не висело. Для меня неопределенность хуже водки с сахаром. Человек я такой... Не зря меня в армии наш командир роты Вадим Палыч, хороший человек, капитан Аведов, Берсерком прозвал... Как после армии за мной кличка сохранилась, понятия не имею... Но сохранилась. Кто-то ее и в гражданскую мою жизнь принес... Я не возражаю, мне самому она нравится.

Но третий день в тупом неведении – это для любого, даже самого захолустного берсерка слишком. Тем более что, перебрав все времена недавние, я не нашел за собой ничего такого, что могло бы вызвать у кого-то желание разобраться со мной. Чист я, и это преследование меня давит... Непониманием...

Вчера по делам еду, встреча, которую не всем видеть следовало, предстояла, а они позади плетутся: то отстанут, то приблизятся на старенькой и многократно побитой «Шкоде Фабии», я психанул, сам решил выяснить. Остановился, кажется, даже под знаком, вышел из машины, руки в боки, смотрю в упор – они влево резко взяли, будто отпрыгнули, даже сигнал поворота включить не успев, и сквозанули, козлы... Думал, уж совсем исчезнут, если, лохи, надеялись на «сынка» нахрапом «наехать»... Нет, через час снова объявились, около конторы меня ждали, на противоположной стороне. Я уже остыл, уже не хотелось кулак о чей-то нос почесать. Значит, не лохи и дело знают, только ведут себя непонятно. И даже машину сменить не потрудились. Только на заднее сиденье еще пару человек посадили. Четверо на одного – уже серьезнее... Но я сам четверых стою, хотя весом чуть-чуть за семьдесят перевалил, а ростом едва до ста семидесяти пяти не дорос! Кто сталкивался, знает, что стою – не хвастаюсь. Знать бы это надо и им, если прут, как с вилкой на танк.

Номер машины я, конечно, в память сфотографировал. Вечером позвонил знакомому менту-подполковнику, которому с помощью собственной программки-сателлита систематизировал в компьютере отделения базу данных, попросил номер «прокачать» и данные на водителя мне сбросить... Я бы и сам мог в базу данных МВД влезть, но зачем лишние хлопоты и риск, если можно проще узнать. Утром он сам позвонил, сказал, что водитель – так, из мелких «кидал», типа «наперсточников», хотя две с половиной «ходки» имеет. Первая – по малолетке, потому только за половину протянет. Потом две по мелочи...

Таких встречал. Лапы, как правило, в татуировках, гонор сзади из штанов вываливается, а толку от них мало. Одним словом, «кидала» может быть только «кидалой», и ничем больше... Но какой интерес может быть у него ко мне? Никакого... Следовательно, вопрос ко мне имеет тот, что справа от «кидалы» сидит или даже вообще третий человек, который их посылает за мной следом. Посылает или нанимает – тоже есть разница, но это не принципиально важно. Главное другое – в чем этот интерес заключается...

Дорога постепенно загружалась, готовясь к скорым пробкам...

У меня даже мысль шальная мелькнула – а не от папочки ли родимого этот след тянется. Мало ли... Но эту мысль я быстро отбросил. «Хвост» уже третий день липнет, а папочка мамочке только сегодня утром, как я понимаю, позвонил. Даже не сам, а через общих знакомых, как она сказала. Если бы он позвонил вчера, она бы тогда же мне сообщила. Да и вообще, кто такой мой папочка, я не знаю. Отчего мне так хочется приписать ему поиски далеко живущего сына и даже способность послать людей на его поиск... Романтично... Каждому брошенному сыну так, может быть, хочется. Но нереально. Искать другое следует... А для поиска я, программист с изощренным складом ума, ничего не смог иного придумать, как применить силу и спросить – что этим друзьям от меня надо. И пусть их опять в машине четверо. Это меня не остановит. Хотя лучше все же подстраховаться и начать действовать около конторы. Там всегда выскочат на помощь охранники. Они у нас парни крепкие, а двое сегодняшних дежурных даже в спецназе ГРУ, как и я, служили. Один даже в нашей бригаде, только на год позже призывался. Целый год вместе служили, но в разных батальонах. А познакомиться, к сожалению, не удалось.

Ехал я быстро, но в зеркало поглядывал часто. И потому уже через минуту вовремя похвалил себя за продуманность действий. Не зря все же два года прослужил в военной разведке. Спецназ ГРУ – школа хорошая и учит поступать правильно в самых сложных ситуациях. И характер смирять учит. Сегодня за мной уже не одна «Шкода Фабия» тащилась, а еще через пару машин – старенький, как «Шкода», «Фольксваген Гольф» из первых моделей. Такой машине давно бы пора перестать бегать, но еще, оказывается, служит... Если преследуют двумя машинами, это уже интереснее и предвещает что-то новое, какое-то действие. Но в двух машинах может оказаться больше людей, чем нужно для того, чтобы хорошенько их побить. И потому до конторы лучше доехать вовремя. И останавливаться, конечно же, следует ближе к крыльцу, чтобы охранникам бежать было недалеко.

Испугаться я не испугался. Не было причины, чтобы пугаться, ничего страшного за своей спиной я не чувствовал. И даже азарт какой-то появился, как в компьютерной игре, хотя я до этих завлекаловок не большой охотник. Но азарт есть азарт. Бывает так: или страх, или азарт... Это я с войны помню... И еще с той войны усвоил необходимость правильно вести себя в сложных обстоятельствах. Нас так хороший человек, наш командир роты капитан Аведов, учил. Где-то он сейчас?.. Наверное, опять в Чечне.

Бригада наша стояла от Чечни недалеко, в Моздоке, и туда нас гоняли регулярно. А командир роты с каждым отрядом отправлялся. Служба у него такая. Потом его ранило. На моих глазах, когда он в метре от меня шел. И я помогал хилым санитарам тащить носилки с капитаном до вертолета. Проститься с ним не удалось. Когда «дембель» подошел, капитан еще в госпитале лежал, здоровье поправлял. А нас по домам отправлял сам командир бригады, полковник. И привет всем от выздоравливающего Вадима Палыча передал.

Капитан Аведов. Вот бы кого сейчас сюда, в помощь... Уж он-то помог бы разобраться с ситуацией. Даже против двух машин и даже трех... Если уж мы себя хорошими квалифицированными разведчиками считали, то что же о капитане говорить, когда он все умел делать лучше нас кратно. А о том, чтобы победить его в «рукопашке», даже спортсменам в этом виде не стоило мечтать.

Я поехал медленнее, чтобы чаще пользоваться зеркалами. До конторы мне добираться недалеко, и хотелось успеть разобраться, кто во второй машине сидит. Узнать хотя бы количество противников. Теперь я уже достаточно хорошо понимал, что против меня нечто замышляется. Но что и с какой целью? Конечно, это не банальные разборки за то, что кому-то высказал в лицо свое мнение, причем публично, как было в прошлом году. И даже не за то, что оставил кому-то синяк под глазом или даже заставил человека потратиться на вставление зубов, что нынче неестественно дорого. Такое тоже прежде случалось. Но сейчас намечалось нечто другое, не совсем пока понятное. Мне постоянно видно было только краешек этого «Гольфа». Впечатление такое, будто они специально от меня прячутся. Следовательно, не желают показать, что соотношение сил еще более изменилось. А когда меняют соотношение сил, оставляя резерв до момента «Х» в засаде? Только тогда, когда готовят активные действия.

Я эту предполагаемую активность вовремя просчитал, следовательно, хотя бы от неожиданности себя обезопасил...

После поворота на другую улицу убедился, что так, скорее всего, дело и обстоит. «Гольф» опять держался строго через две машины от «Фабии» и искал такое место, чтобы не светиться передо мной. Это еще больше разожгло мой интерес. До такой степени, что я забыл перестроиться из третьего ряда во второй перед перекрестком, где был популярный поворот налево. Все машины третьего ряда налево поворачивали. Но для этого им предстояло пропустить встречное движение, а это, при интенсивности московского движения, процесс затяжной. И я, слегка ругнувшись за свою оплошность, застрял среди машин третьего ряда, дожидающихся зеленого сигнала светофора, с тем чтобы потом пропустить встречный поток и только в последний момент повернуть. Они повернут, а я, как дурак, выстояв, грубо говоря, очередь, проеду прямо. Хотя, может быть, так и лучше... Ибо я сразу высвечу своих преследователей, и они, возможно, застрянут здесь дольше, чем я. Хотя скорее бы до конторы добраться, а там все решать с помощью охранников. Здесь я в машине блокирован. И вполне могут просто подойти, пешком. Если наглости хватит... Мне, к сожалению, даже защититься нечем, кроме кулаков. Но они у меня хорошо поставлены. Правда, кулаки, как правило, бывают бесполезны, если подойдут близко и приставят к голове пистолет...

Я стоял, зажатый сзади и спереди, и ждал. И во второй ряд переехать уже было нельзя, потому что он оказался занятым. Причем только-только, в последний момент в него втиснулся маленький «мерин» класса А, а за ним никого не было... При лучшем раскладе, если в левом ряду двинутся раньше, я успею за «мерином» свернуть и проехать прямо. Для этого надо только одно. Чтобы за ним во втором ряду очереди не выстроилось.

Я смотрел в зеркало на второй ряд. Видел, как издалека приближается машина, бросал взгляды на светофор, который вот-вот должен был засветиться зеленым окошком, и вовремя увидел, как из третьего ряда вдруг вынырнул тот самый «Гольф» с новыми преследователями. У меня возможности выехать вообще не было никакой, ни в одну сторону: встречная полоса отделена не просто сплошной разделительной линией, как на других дорогах, но и узким газончиком с высоким бордюром, недоступным для низкопрофильных колес моей «Мазды». Да и для серьезного внедорожника бордюр оказался бы высоковатым. Разве что «Хаммер» смог бы с ним справиться, потому что не имеет низких обвесов. Оставалось только надеяться на удачу...

Я отстегнул ремень, приготовившись выскочить из машины, как только «Гольф» приблизится. Но тот ко мне не подъехал. В правое зеркало я хорошо видел, как он остановился рядом со «Шкодой Фабия», из окна заднего сиденья высунулось два автоматных ствола, и раздались резкие короткие очереди. Из «Гольфа» расстреливали моих преследователей. Значит, «Гольф» преследовал не меня, а «Шкоду». Но я и «Шкода» были в данный момент взаимосвязаны. Почему-то я ждал, что такие же очереди могут через минуту раздаться и в сторону моей новенькой «Мазды», и приготовился открыть дверцу, чтобы вывалиться из машины влево.

Но в зеркало смотреть продолжал, чтобы не пропустить момент. Мне показалось, что человек на переднем пассажирском сиденье мне слегка знаком. Но узнать его до конца я не смог. Автомобильное зеркало слишком мало, чтобы пристально рассматривать человека, да еще в такой обстановке.

Зеленый сигнал светофора загорелся вовремя, машины впереди меня плавно тронулись, а во втором ряду не просто тронулись, а рванули подальше от выстрелов, поскольку вперед ехать им никто не мешал. И «Гольф» тут же помчался стремительно. Мимо меня, куда-то подальше...

А я, тоже машинально тронувшись в общем потоке, все еще держал левую руку на замке дверцы, готовый открыть ее и выпрыгнуть из машины. Оцепенение прошло только после того, как я выехал на перекресток и нажал на педаль газа, чтобы не повернуть, как все, налево, а проехать прямо.

Зеркало заднего вида показывало мне, как поток машин объезжал застывшую на месте «Шкоду Фабию». Никто не желал быть свидетелем, никто не хотел даже глянуть, живы ли те четверо в машине... Остановиться – значит поставить себя под угрозу точно такого же расстрела. Не желал этого, по вполне понятным причинам, и я.