Подполковник Яблочкин выделил мне во временное пользование подробнейшую карту автодорог Москвы, чтобы я не кружил на малознакомых улицах и не потерял время. И пальцем показал, куда мне следует ехать. Я посмотрел на прямую дорогу, на все возможные объезды, и спрятал карту в карман. Дальше я уже могу и без нее обходиться, потому что весь маршрут и даже названия улиц запомнил – это обычная привычка офицера спецназа, и посложнее маршруты приходилось запоминать с одного взгляда. Бывало, двадцать троп в густом лесу, и лишь одна из них не заминирована. Карту видишь только несколько секунд. И уверенно ведешь группу уже без нее. Москва, слышал я, пока не заминирована, и там пробираться легче. Но на всякий случай карту я сразу все-таки не вернул. Кто знает, когда она может еще пригодиться. А Яблочкину пока и без нее можно обойтись.

Вообще, как-то спокойнее стало, когда я Сережу Яблочкина встретил. Он, тогда еще старший лейтенант, был у нас в бригаде командиром роты, когда я, лейтенант, взводом командовал. После того как Сережу отправили в командировку в Анголу, я его больше не встречал. Слышал, что после Анголы он был еще и в Югославии, а потом его еще куда-то перевели. Оказывается, в Москву, и, что меня совсем удивило, из спецназа – в агентурное управление. Но в нашей службе всякие метаморфозы встречаются, и удивляться, тем более задавать по этому поводу вопросы, у нас обычно не принято.

Может быть, какая-то аналогия существует между карьерой Яблочкина и судьбой Ромы Берсерка. Была невидимая для других причина для перевода в агентурное управление Яблочкина, и похожий повод есть в интересе агентурного управления к Вершинину. Может быть, наедине я и поинтересовался бы у подполковника, но при всех, как я понимал, мой вопрос вызвал бы только недоуменное пожатие плечами.

А вот время для посещения ментовки я выбрал не самое подходящее. Вернее, не самое подходящее вообще для движения по Москве. Впечатление сложилось такое, будто все население столицы, или, по крайней мере, дееспособная его часть, перебралось на колеса. И потому на дорогах машины больше стояли, чем ехали. А мне предстояло пересечь весь центр города или же проехать по Третьему транспортному кольцу вокруг. Даже не зная положения вещей, я предпочел, как мне подумалось, парадоксальное решение. По кольцу, казалось бы, ехать можно быстрее, потому что центр всегда считается загруженным транспортом. И потому большинство предпочтет ехать именно по кольцу. И потому я выбрал центр. Хрен редьки оказался не слаще. У меня уже рука устала передачи переключать при постоянных остановках и при медленном трогании с места. Все окна в машине я предусмотрительно закрыл, чтобы не дышать выхлопными газами. Сам я переносил неудобства маршрута с пониманием, мой напарник на заднем сиденье глазел с любопытством по сторонам, готовый рявкнуть по любому поводу, высунул язык от духоты, но тоже недовольства не показывал. Берсерк вообще существо чрезвычайно терпеливое, как, впрочем, любой пес его породы. Я медленно ехал, и хотелось верить, что начальник уголовного розыска округа капитан Стаднюк, основной пострадавший при встрече в Романом Вершининым, знает трудности передвижений по Москве в это время и никуда не уедет.

К зданию ментовки я выехал так, точно каждый день ползал по этому маршруту. Дежурный по управлению направил меня в кабинет на второй этаж, даже не спросив цели визита. Больше привычный к военным учреждениям, я был готов к преодолению трудностей, а их не оказалось. Я постучал в дверь, ответа не дождался, вошел и увидел за столом молодого парня в гражданском. На челюсти чуть левее подбородка сияла лиловая шишка, и опухоль сползала на горло. Сегодня к вечеру или, по крайней мере, завтра, когда она сползет чуть ниже, парню будет больно даже слюну глотать. Я сразу об этом и спросил:

– Слюну глотать больно?

– Чего? – парень не понял вопроса незнакомца.

– Слюну, говорю, глотать не больно? Хорошо он тебе врезал... Лейтенант Суглобов? Я правильно понял? – голос у меня был груб и показывал хамскую самоуверенность. Взгляд, наверное, тоже... А камуфляжка никак не говорила ни о цели моего визита, ни вообще о том, что я за личность такая беспардонная.

Я избрал тактику беседы, соответствующую дальнейшему плану разговора, составленному мной уже в пути. Наглость и напор – максимально ментовские. Так до них лучше дойдет... Правда, бить их при первой встрече я не собирался...

– Да, – промычал, кивая, лейтенант и с трех заходов попытался проглотить слюну.

– А где твой капитан Стаднюк?

С моей стороны было садизмом заставлять человека, разучившегося говорить, произнести членораздельно несколько слов. Суглобов – герой! – их произнес:

– Сейчас будет. У начальства...

Дверь за моей спиной стремительно открылась, и вошел человек в больших темных очках, прикрывающих синяк. А гипс на левой руке говорил, что идентификацию личности можно и не проводить.

Суглобов сразу освободил место во главе стола, сам устроившись на стуле сбоку.

– Ко мне? – деловитой скороговоркой спросил Стаднюк.

– Капитан Аведов, спецназ ГРУ, – представился я.

Стаднюк сначала даже замер, но быстро овладел собой.

– Пришел капитан второй глаз мне подбить, – сразу понял мент причину визита. – Садись... Или стоя бить будешь? Стоя-то, оно, конечно, сподручнее, но Вершинин сидя бил... Костя, пересядь на другой стул, повернись другим боком... Капитан будет ломать тебе челюсть с противоположной стороны...

– Тебе повезло, – сказал я, – что всего-то на старшего сержанта нарвался... Это я его «рукопашке» учил. Он в моей роте служил... Только меня самого другие спецы учили, и они наставляли одному – если начал бить, обязан убить... Нас учили не драться, а убивать... Это тебе на будущее... Наверное, выживешь и еще послужишь, даже если синяк не пройдет... Кто знает, с кем встретиться придется...

Расчет оказался верным. Менты приняли мою тактику и в результате признали почти за своего. И речь моя оказалась им вполне доступной для понимания. Одинаковый уровень профессионального хамства.

– Чего пожаловал? – спросил Стаднюк, усаживаясь с разбегу в кресло. – Помогать желаешь или мешать? Давай сразу выясним отношения...

– Ни то, ни другое... И даже посадить тебя желания не имею. По крайней мере – пока...

– Посадить, – хмыкнул капитан. – Это за что, интересно бы узнать?

– За бывшего моего солдата... Ты пытался избить его... У меня есть, во-первых, запись разговора в машине. – Я вытащил диктофон и включил начало разговора, чтобы менты убедились – я не блефую. После нескольких начальных фраз диктофон выключил. Нечего аккумуляторы сажать, когда они этот разговор и без того прекрасно помнят. – Во-вторых, имеется официальный документ, который может быть в любой момент представлен в прокуратуру вместе с соответствующим заявлением...

– Какой документ? – Стаднюк даже очки снял, чтобы единственным уцелевшим глазом увидеть этот документ. Но я не поспешил вытащить лист из стопки бумаги, упрятанной в пластик. Любопытство, когда оно сопряжено с фантазией, имеет свойство делать картину более красочной, чем она была в действительности. Это проверенный психологический казус – женщина в мини-юбке возбуждает мужчин больше, чем женщина без юбки... И потому я файл просто ладонью накрыл.

– Показания сотрудника фирмы, где работает Вершинин. Ваша машина стояла рядом с окном, закрытым зеркальной пленкой. Вы не видели сотрудника, он видел все, что происходит в машине. Кажется, даже снимал на видео с трубки мобильника... – добавил я от себя. – И утверждает, что вы вдвоем начали избивать Вершинина, а тот только ответил вам, защищаясь. Это серьезное обвинение, и не думаю, что оно доставит тебе, капитан, много радости, поскольку именно ты, уважаемый, и начал... Если только заявление попадет в прокуратуру...

– А я даже руку не поднимал, – сказал Суглобов.

На удивление членораздельно сказал от нежелания прокурорской проверки.

– Там ясно сказано, что ты за пистолет схватился. – Мой тон гарантировал, что я эту бумагу выучил почти наизусть.

Лейтенант плечами пожал – мол, не помню... Капитан же откинулся на спинку кресла и задумался. Или ждал, что еще скажу. Я же молчал, ожидая его реакции. Реакция могла быть двух видов. Капитан вполне мог «взбрыкнуть»... Тогда он – дурак, и разговаривать с ним бесполезно. Можно только в психушку на несколько дней положить, чтобы не мешал людям работать. Этот вариант мы с полковником Мочиловым уже обсудили. А могла быть и положительная реакция. Это значило бы, что Стаднюк в меру гибкий человек и с головой дружит.

– И чего же ты хочешь? – спросил, наконец, Стаднюк, не желающий открыто продемонстрировать, что он готов признать поражение и начать торговлю, но все же соглашаясь на нее вынужденно и оттого чувствующий себя сильно ущемленным.

– Только одного, – сказал я. – Объединения усилий ментовки и ГРУ в поисках того, кто устроил расстрел машины на улице... Поскольку Берсерк, то есть Вершинин, к этому делу имеет лишь касательное отношение – расстреляны были люди, которые преследовали его, я предполагаю, что вам не стоит тратить время на поиски бывшего моего солдата, а сосредоточиться на другом. Мы, конечно, и сами могли бы работать, без вас... Но дело серьезное, имеет общественный резонанс, и включение в расследование силовой структуры, официально не имеющей следственных полномочий, может помешать правильному проведению самих следственных мероприятий. Я ясно выражаюсь?

– Ясно, хотя и закручено, – сухо сказал мент. – Продолжай...

Я видел по его лицу, что он очень не хотел бы оставить в покое Романа. У него даже синяк под глазом задергался только от одной мысли о неотмщении.

– Чтобы не быть неправильно понятым, я повторю... Первое мое предложение очень конкретно. Ты, капитан, и ты, лейтенант, отбрасываете личные обиды и вообще забываете, что Берсерк Вершинин побил вас. И только радуетесь, что встретились с ним, а не с другим Берсерком...

– Это с которым? – спросил Стаднюк.

Я улыбнулся.

– Второй Берсерк сидит сейчас у меня в машине. Это восемьдесят килограммов мышц и неукротимой ярости. Белый алабай...

– Собака, что ли?

– Собак по кличке Берсерк... Этот не отпустил бы вас...

– Я люблю собак. Сам ротвейлера держу... В прошлом месяце в Восточном округе, кстати, алабая застрелили, – покачал головой капитан. – Хозяина его брали, пес напал... Семь пуль из пистолета – без толку... От парней из СОБРа только ошметки летели... Положили только очередью в голову из автомата... В упор стреляли.

– Вот и радуйтесь, что со вторым Берсерком не встретились, – подтвердил я.

– Я хочу встретиться с первым! – Стаднюк упрямо стукнул гипсом по столу и даже не поморщился. Его упрямство, должно быть, было сильнее физической боли.

– Это устроить можно... Но только побереги себя...

– Я дважды на одни и те же грабли не наступаю, – твердо сказал он.

– Я устрою встречу... На нейтральной территории, и сам прослежу, чтобы не было эксцессов... Договорились?

– Хорошо. – Капитан слегка расслабился. – Что дальше?

– Дальше... Вы продолжаете расследование со своей стороны, мы – со своей... Вы делитесь с нами всеми данными, мы – только теми, которые посчитаем нужными для вас.

– Нет в мире справедливости, – промычал лейтенант Суглобов. – Куда ни сунешься, нет справедливости...

– Это даже более чем справедливо, потому что ваши данные мы можем и помимо вас узнавать. Но мы делаем дружеский жест...

– Это как – узнавать? – спросил Стаднюк.

– А вот так. – Я вытащил все-таки из файла пару страничек и положил перед ними. Они, несомненно, узнали собственные документы и переглянулись.

– Разведка, – вздохнул Суглобов.

– Кстати, – посоветовал я ему. – Могу дать бесплатный совет на основе собственного опыта. При переломе челюсти желательно больше разговаривать. Во-первых, тренируется речь, во-вторых, работают мышцы и омывают свежей кровью место перелома. Кость быстрее срастается...

– У тебя не срослась еще? – лейтенант кивнул на мою ногу. Заметил, что я вошел прихрамывая.

– У меня никогда не срастется. У меня вместо кости – нержавеющая сталь, – хмуро сообщил я и повернулся к капитану: – Ну так что, договорились?

– Но мне для договоренности надо иметь гарантии, что не Вершинин организовал расстрел машины. Иначе эта версия все равно будет оставаться рабочей.

– А какие могут быть гарантии? Мое слово? Слово официального представителя ГРУ, заверенное печатью? Не может быть никакой гарантии. Я просто сообщаю без шуток, что он не имеет к организации расстрела никакого отношения. А у противоположной стороны нет ни одного доказательства того, что расстрел организовал он. Единственное, что вы можете ему предъявить, – это вчерашнюю остановку на дороге, когда он хотел выяснить, кто его преследует. Это вполне в характере Берсерка – пойти напролом. Но это ничего не доказывает...

– А кто он вообще такой? – спросил лейтенант Суглобов. – Почему столько внимания к какому-то бывшему солдату?..

Я улыбнулся.

– Милый мой... Когда одно управление ГРУ проводит какие-то действия, оно не ставит в известность другие управления, если не требуется помощь смежников. Я сам бы хотел знать, почему мой бывший солдат интересует даже высокое начальство с двумя генеральскими звездочками на каждом погоне... Но мне этого знать не дано. Вам – тем более...

Я встал, показывая, что встреча подошла к концу и я готов удалиться.

– Когда я смогу встретиться с Вершининым? – спросил капитан.

– Я сейчас возвращаюсь в ГРУ и поговорю с ним. Потом перезвоню.

– Он находится в ГРУ?

– Да.

– Значит, нам можно смело снимать посты?

– Вам и без того можно их смело снимать, если мы договорились.

– Хорошо. Мне и так людей не хватает...

Я уже шагнул к двери, когда Стаднюк окликнул меня:

– Капитан... Еще просьба в свете нашей договоренности... Вы не все о наших данных знаете... Есть еще один момент... Там в документах присутствует некий Юрий Борисович Ивлев...

– Помню такую фамилию... Это что-то связано с угоном машины, из которой стреляли...

– Да. Это сосед потерпевшего по гаражу... Не мог бы ты навести справки об этом человеке? Только осторожно...

– Почему осторожно?

– Я вчера уже попробовал это сделать сам через знакомого подполковника ФСБ. Позвонил... Он мне посоветовал держаться от Ивлева подальше...

– На основании чего дан такой мудрый совет? – не понял я, представляя, что просто так подполковник ФСБ не даст подобный совет ментовскому капитану. И причину наверняка объяснит, чтобы совету последовали...

– Юрий Борисович Ивлев – бывший полковник ПГУ.

– Вот это уже совсем интересно, – согласился я. – Обязательно попробую выяснить... Если мне разрешат, я сразу сообщу вам. Но предупреждаю – только если разрешат... Вы тоже должны понять, что вместе с нами вошли в серьезную игру... Слишком серьезную, чтобы в ней можно было знать все обо всех... Если совет дается, он дается неспроста... Не такая великая фигура – бывший полковник ПГУ, чтобы он был вне зоны досягаемости закона. А если он вне этой зоны, значит, тому есть какое-то объяснение... Но объяснение вовсе не в его прежней службе, поверьте армейскому разведчику...

На прощание мы обменялись номерами телефонов. И обещанием держать один другого в курсе всех серьезных изменений обстановки.

Я уже много раз обращал внимание на то, что возвращаться – все равно куда или откуда – обычно удается гораздо быстрее, чем добираться куда-то... До здания ГРУ на Хорошевке я доехал меньше чем за час.

Хорошо хоть полковник Мочилов проявил мудрость руководителя и сразу заказал мне многоразовый пропуск на целый день. Теперь я без провожатых нашел нужную дверь.

– У себя полковник? – спросил я.

– Спрашивал про вас, товарищ капитан. Уехал десять минут назад, не дождавшись. Будет часа через три. Придется подождать...

Я развел руками, достал трубку и позвонил Роману Берсерку. Он ответил не сразу.

– Слушаю вас, товарищ капитан.

– Ты занят сейчас?

– Да...

– Яблочкин рядом?

– Здесь.

– Дай ему трубку.

Через несколько секунд ответил и подполковник:

– Да, Вадим... Мы ждем тебя...

– Мочилова нет на месте. Я могу к вам пройти?

– Я сейчас пришлю за тобой человека... У нас тут есть интересные новости...