Книга: Кавказский пленник XXI века
Назад: Глава восьмая
Дальше: Глава десятая

Глава девятая

Я между тем уже выезжал с последней улицы этого среднего по размерам села на круговую, плохо уезженную грунтовую дорогу, по которой, кстати, в село совсем недавно и въехал. Дорога не делалась дорожными строителями, а прокладывалась как необходимость местными жителями, была каменистой и твердой, и потому в ней не было нарезано глубокой колеи тяжелыми тракторными колесами, хотя следы тракторного протектора виднелись и тут и там, и даже рядом с дорогой. Я уже хотел свернуть в сторону холмов, выбрав самый пологий из близлежащих склон, и попытаться проехать, насколько позволит машина, как можно дальше от села. Расчет был на то, чтобы потом, бросив машину на растерзание хищных птиц, живущих в ближайших кварталах, пешим ходом, миновав холмы, удалиться в горы. И пусть в горах ищут, что, вообще-то, не самое простое занятие. Но дядя Вася с заднего сиденья толкнул меня в плечо, опуская стекло, чтобы высунуть голову, и прислушаться. Я тоже уже слышал приближающийся звук вертолетного двигателя. Видимо, сначала вертолет делал над селом круг, отыскивая сторону, в которую удаляется машина. Тактика собаки-ищейки, потерявшей след. Но потом нас выдал шлейф пыли, и вертолет решил проверить, что за пылесос здесь катается. И проверил, определив машину и направление.
— Полицейский вертолет, — сказал дядя Вася, наблюдая из окна. — На брюхе надпись «Полиция». Только почему латинским шрифтом, не понятно. Для красоты, что ли…
Мне вертолет видно не было, и я спросил:
— Боевая машина?
— Что такое «боевая машина»? — не понял полковник.
— Боевая НУРСы несет и может нас ими долбить. У транспортной из вооружения может быть спаренный пулемет, а может его и не быть.
— Не вижу оружия. И пулеметов не вижу. А нам какая разница?
— Большая. Если есть НУРСы, я поеду через улицы. «Долбить» село ракетами с напалмом он не будет. Да и пулемет в селе применять, пожалуй, не решится.
Я так и ехал по кольцу вокруг села, имея возможность выскочить на асфальтированную трассу, где нам достаточно легко обеспечить «горячую» встречу.
— Отстал я от военной науки, — признался бывший полковник. — Но рядовой меня научит…
— Жизнь научит, — поправил дядю Васю старик Василий.
— Вертолет, кстати, к середине села полетел. Наверное, на площади сядет, возьмет спецназ и к нам притащит.
— На площади он не сядет, — возразил я. — Там места мало и много проводов. Десант он выбрасывал, подозреваю, без приземления. Метров с трех прыгали или по канату спускались. Вертолет просто нашел нас и передал сообщение, а сам сейчас улетит. У него даже нет пулеметов, чтобы нас обстрелять. Видно его еще?
Дядя Вася высунул голову в окно и завертел ею.
— Все. Скрылся за деревьями.
Я резко затормозил и развернулся по кругу, чтобы вернуться к пологому холму, потому что ближайший к нам холм имел слишком крутой для моей машины склон. Там даже пешим ходом подниматься проблематично. Если Ананас выпьет еще бутылку водки, он точно подняться не сможет. А тащить его придется нам, потому что бросать товарища, пусть и пьяного, жалко. Проще было бы просто пристрелить, чтобы на муки преследователям его не отдавать.
— Боюсь, что положение наше скоро станет весьма хреновеньким, — сказал я. — И потому владельцев определенного вида запасов попрошу воздержаться от попытки переноса жидкостей внутри организма, когда можно переносить снаружи. Если в преследование выйдут «краповые», боюсь, нам уйти не удастся — все равно догонят, и придется принимать бой. Вся надежда на то, что там будут не «краповые», а спецназ ГРУ, тогда у нас есть шанс договориться.
— А уйти от спецназа ГРУ легче, чем от «краповых»? — спросил дядя Вася.
— От спецназа ГРУ вообще уйти невозможно, да и не нужно. Нам нужно именно к ним попасть. Это — единственное наше спасение. Держитесь, склон не слишком ровный!
Я начал газовать на второй скорости, и машина, к моему удивлению, достаточно резко полезла в гору, даже ни разу не чихнув. А неровности почвы, которые невозможно было бы преодолеть на том же «Кадиллаке», пусть и более тяговитом, российская машина принимала за нормальную привычную дорогу и преодолевала без задержки.
Таким образом я умудрился подняться до середины холма, потом повернуть и прямо по склону проехать до другой его половины, где легко спустился, отжав сцепление и только притормаживая. Правда, при спуске мне дважды приходилось останавливаться, потому что перед машиной из травы вырастали, как грибы после дождя, крупные камни, и я посылал Ананаса отбрасывать их. Сначала он отбросил с добрый десяток, потом еще штук восемь. В итоге мы спрятались за холм. Хотя скорость передвижения автомобиля выше скорости передвижения пешего человека, тем не менее, не настолько высока, чтобы оставлять за собой облако пылевого шлейфа. И куда мы поехали, видно было плохо. Трава тоже не такая, чтобы зафиксировать следы автомобиля, тем более что значительную часть пути мы проехали вообще по жесткой каменистой земле, на которой даже следов не оставалось.
Дальше я выбрал путь между холмами. Правда, сначала ехать пришлось с сильным боковым уклоном, превосходящим предельно допустимый, но я еще на своей машине проверял и хорошо знаю, что желания перевернуться обыкновенная «Лада» при малой скорости никогда не показывает. И мы благополучно преодолели сложный участок, а дальше машина снова поползла вверх, уже на следующий холм. Только теперь я сразу выбрал путь по диагонали до середины склона. И как раз на одном из самых сложных участков, когда машина реально могла перевернуться, мне в голову пришла очевидная мысль, как-то проскочившая раньше мимо, но рикошетом вернувшаяся. Дядя Вася сказал, что на брюхе вертолета была надпись «Полиция». Но на таких вертолетах не летают ни «краповые», ни спецназ ГРУ. На вертолетах с такой надписью летает только полицейский спецназ или ОМОН.
— Ананас, если на нас ОМОН полезет, ты рискнешь с ними договориться?
— Наши «шконки» на зоне рядом не стояли. С местным ОМОНом только местные договориться могут, но и им это дорого обходится. А у меня вообще денег нет.
— Если вертолет полицейский, то он мог доставить сюда или ОМОН, или полицейский спецназ, больше никого. «Краповые» свои вертолеты имеют, хотя они с ментами к одному министерству относятся. Спецназ ГРУ пользуется армейской авиацией. А эти… — Я посмотрел на Ананаса, не желая его обижать, и попытался вспомнить слово, которое сказал сегодня старик Василий. Вообще-то значение этого слова я знал и раньше, только само слово всегда забывал. Но сейчас вспомнил — эвфемизм. И я, оказывается, оказался сторонником смягчения своих выражений. — Эти нас едва ли смогут догнать, потому что мы большую часть пути на колесах преодолели. И даже если машину скоро бросим, у нас уже образовалась большая фора. Пожалуй, мы так сможем уйти далеко. Хотя у меня есть вполне серьезное предложение.
— Выкладывай, — потребовал полковник Карамзин.
— Нам надо к дороге пробиться. К основной трассе, по которой мы изначально и ехали. Причем не через боковую дорогу, где нам обязательно засаду устроят, а через холмы. «Зачистка» вокруг поселка Строительный скоро закончится. Спецназ ГРУ ехал на грузовике и БМП. По воздуху их в обратную сторону перебрасывать не будут, и при возвращении мы сможем их тормознуть.
— А если они уже вернулись? — спросил старик Василий. — А если их другими дорогами в другой район направят, где, предположим, тоже какое-то обострение произошло? А мы будем сидеть на этой дороге, как в засаде, и ждать, когда нас менты догонят?
За целый день я не слышал от Василия такой основательной и длинной фразы, относящейся к нашему положению. Да и раньше, кажется, не слышал. Говорил он о вере, еще, кажется, о чем-то, но в решение деловых и боевых вопросов не встревал. Но фраза эта была дельная, конкретная, и возразить ему мне было нечем.
— Есть другие предложения? — спросил я со слабой надеждой.
Запас предложений у старика Василия подготовлен не был, и потому он, никакой умной мысли из кармана не вытащив, обошелся общей фразой:
— Идти надо. Как можно дальше продвинуться. В сторону Каспийска, а потом и в Махачкалу.
— Идти надо, — согласился дядя Вася.
— Сначала пожрать, — не согласился Ананас.
— На ходу… — сказал старик Василий.
— На лету, — добавил дядя Вася.
Я только плечами пожал, соглашаясь с мнением большинства. А как не согласиться, если сам ничего лучшего придумать не можешь…
Но пока и придумывать необходимости не было. Автомобиль справлялся с тем умеренным бездорожьем, которое я для него выбирал, а я старался по мере возможности искать пути не самые крутые и без крупных камней. Был момент, когда я думал уже, что машину придется оставить. Это место расположилось как раз между двух холмов — мы миновали один, и предстояло взобраться не на следующий, а на следующий за ним. Взгляд на склон, по которому я хотел проехать, слегка ужаснул, мы бы там непременно перевернулись. Я остановился, вышел из машины, чтобы посмотреть, и увидел только один выход. Можно было чуть-чуть проехать и свернуть в сторону так, чтобы левые колеса упирались в один склон, правые ехали по противоположному. Конечно, так возможно пешком ходить, а вот относительно того, чтобы так ездить, у меня были сомнения. Тем не менее я решил попробовать, зная старую истину, что невозможно сделать только то, что сделать не сможешь, а пока не попробовал, все возможно, даже вопреки законам физики и геометрии. Физика в данном случае нам не была помехой — перевернуться мы не пытались. А вот геометрия стремилась создать трудности. И первая же трудность оторвала нам передний бампер. Вернее, не оторвала, а своротила. Впрочем, я на это особого внимания и не обратил. Я видел, что бампер цепляется углом за кочку на склоне, однако возможность объехать ее грозила нам тем, что я просто сяду на автомобильные пороги. И я ехал прямо. Бампер всего пару секунд сопротивлялся и пытался или автомобиль остановить, или же кочку своротить. Но автомобильный бампер — это не отвал грейдера, он имеет только хилую пластмассу, не усиленную, а декорированную металлическими вставками. Пластмасса не выдержала моего давления на педаль акселератора и сломалась с легким треском. Меня это, впрочем, не сильно испугало, потому что менять бампер и придавать автомобилю торговый вид я не намеревался. Я готов был весь его сломать, и даже задний не пожалел бы, чтобы проехать как можно дальше. Так, на ползучей скорости преодолев сложный участок, я выбрался на более пологое место, где мог легко ехать по склону, не опасаясь перевернуться, и так добрался до нужного мне холма. Он был сильно пологим и вытянутым в длину. До вершины, как казалось, было далеко, и я даже не стал ее объезжать, решив, что самый короткий путь будет самым эффективным. И не ошибся. По пологому склону сумел даже разогнаться, и всего пару раз машина почувствовала, что такое пробитая подвеска. Подвеску я не жалел, как не жалел ничего другого в этом автомобиле. Бандитам он уже не понадобится, нам скоро тоже не понадобится, и потому следовало использовать транспортное средство по назначению с максимальной пользой.
При этом я постоянно высовывал голову наружу и прислушивался — не ищет ли нас вертолет. Дядя Вася, как видел я в зеркало заднего вида, тоже был обеспокоен этой проблемой и тоже ухо ветру подставлял. Но вертолет куда-то пропал. Может быть, горючее у него было на исходе, и потому он от нас так быстро отстал, может быть, еще что-то. Нам этого знать было не дано.
Проблемы появились, когда я поднялся на длинный вытянутый холм. Контрольная лампочка наличия топлива уже несколько раз до этого помигивала, но быстро гасла. Я относил эти сигналы к неровностям почвы. Когда машина едет боком, датчик топлива, обычно устанавливаемый на бензонасосе, регистрирует только то топливо, что растекается по дну, но не то, что скапливается в бензобаке сбоку. А когда мы взобрались на вершину холма, машина встала почти горизонтально, и лампочка опять загорелась. Это уже означало, что мы едем на так называемом «аварийном запасе», и сколько уже так едем, неизвестно. А «аварийный запас» у разных машин разный и рассчитан на передвижение, как правило, от шести до пятнадцати километров. Чтобы топливо сэкономить, я выключил двигатель и спускался с холма на нейтральной передаче, только притормаживая в движении. Но этот спуск вывел нас к обрыву высотой метров в шесть, спрыгнуть с которого автомобилю было не по силам.
Я остановился, поставил машину на «ручник» и дал команду:
— Выгружаемся. Дальше идем пешком.
— Ноги устали… — сказал Ананас, кажется, не намереваясь мою команду выполнять. — Не ходят. Сколько они уже за сегодняшний день отбегали…
Он утомился, наверное, от выпитой в магазине водки. Не сразу, но доза дошла до него. Поскольку по пятьдесят граммов в рюмочку в магазинах обычно не наливают, резонным было предположить, что Ананас приложился к целой бутылке. С этого обезножить несложно, тем более водка в современном мире делается неизвестно из чего.
— Я сейчас с тормоза машину снимаю. С обрыва лететь не страшно, но приземление, мне кажется, тебе не понравится.
Ананас вздохнул, оглянулся, посмотрел через плечо, как дядя Вася вытаскивает его вожделенную коробку с законной добычей, и только после этого сам открыл свою дверцу, выставил автомат вместо костыля, и, опираясь на него, с кряхтеньем покинул машину.
Старик Василий вышел первым и уже стоял в стороне, ожидая продолжения.
— Никто ничего не забыл?
— Все забрали, — сообщил дядя Вася.
Я выбросил за дверцу свой автомат, снял машину с ручника и выскочил из дверцы. Впрочем, торопиться и исполнять каскадерские трюки у меня необходимости не было. Машина не сразу даже поехала, и мне пришлось подтолкнуть ее. Но после толчка законы физики все же показали, что они законы незыблемые, автомобиль плавно докатился до обрыва, съехал за край передними колесами, сел на пороги, покачался и тут же начал переворачиваться. Грохот от падения был несильный. И даже взрыва не последовало. Должно быть, потому, что бензобак оказался полностью пустым.
— А объехать обрыв было нельзя? — спросил старик Василий.
— Если только водкой машину заправить. Слышал я, бывали такие случаи. При необходимости можно и на водке какое-то время ехать.
— Я свою долю на такое не отдал бы, — сказал Ананас. — По мне, так лучше уж пешком, но с водкой…
— У тебя же ноги не ходят, — напомнил я.
— Если организм заправить, пойдут. Они, как движок у машины, заправки требуют. И даже бегать смогут. Не быстрее машины, конечно, но тоже…
Дядя Вася стоял, задумавшись, что-то соображал. Потом руками взмахнул, словно решился:
— Менты, говоришь… — и вытащил из кармана переговорное устройство, позаимствованное в ментовской машине, но кроме эфирного треска, ничего не услышал.
— Понятно… — сказал сам себе.
— Что тебе понятно? — удивленно спросил Ананас.
— «Переговорки» у нас от «гиббонов». Они на другую волну настроены.
— Да, у ДПС своя волна, — согласился бывший капитан омского ОМОНа.
— Двинули… — распорядился я и ребром ладони рубанул воздух, показывая направление.
И сам пошел первым…
— К сожалению, мы не догадались снять часы с кого-то из убитых… — посетовал дядя Вася. — Это еще один прокол. Общий, в том числе и командирский.
— Мы взяли трубки, — подсказал я, — а каждая трубка имеет часы.
Дядя Вася вытащил из кармана свою. Посмотрел с легким удивлением, прищурился.
— Очень мелко, я не вижу.
Я вытащил свою и тоже посмотрел. На зрение я пока не жаловался и рассмотреть мог все, что хотел.
— Девятнадцать двадцать две. До темноты времени еще слишком много. Менты и даже «краповые» в темноте работать не рискуют. В темноте только одни «летучие мыши» видят — спецназ ГРУ. Ночь — наше время. И нам до темноты необходимо или пробегать, или, если подопрут и запрут, продержаться.
— Всего один день, а столько событий, — удивляясь непонятно чему, заметил старик Василий.
— События, если уж начинаются, то катятся, как с горы, — ответил я. — Хотя хорошо бы им остановиться и дать нам передохнуть.
Мы как раз остановились и уселись на вершине очередного холма, прислонившись спиной к большим камням-валунам. Дядя Вася выставил свою коробку, из которой Ананас тут же вытащил бутылку и кральку колбасы и, словно боясь, что у него отнимут, ушел за самый большой валун, чтобы там пить в одиночестве и в свое полное удовольствие. Покопавшись в коробке, взял кусок колбасы и круглую хлебную булочку старик Василий и тоже, по примеру Ананаса, отошел за камень. Мне было слышно, как он молился перед едой. Мы с полковником Карамзиным сели рядом с коробкой. За время службы я как-то очень легко втянулся в скудный армейский паек. Я вообще всегда был неприхотлив в еде и готов был удовлетворяться самым малым. Деликатесов нам с мамой не доставалось просто потому, что наше финансовое положение не позволяло этого. Я всегда ел мало и легко переносил отсутствие еды. Думаю, что и Ананас тоже был привычен к подобному из-за своего образа жизни, да и другие мои спутники. Но Ананас требовал то, чего хотел, а остальные не требовали, хотя, наверное, тоже хотели. В принципе, объедаться нам было и нечем. Но я и из того скудного запаса, что нашелся в коробке, взял только небольшой кусок колбасы, круглую хлебную булочку, судя по внешнему виду, с отрубями, и пучок зеленого лука с петрушкой. Зелень я всегда любил и при возможности всегда потреблял.
Из-за камня Ананаса уже слышалось активное бульканье. Бывший капитан омского ОМОНа неторопливо вливал в свое горло порции водки и необходимости в стакане, кажется, не испытывал. Стакан, такой же пластиковый, как тот, что гулял по рукам на вокзале, когда меня похитили, достался дяде Васе, который выпил подряд три порции и только после этого решил закусить.
За другим камнем, дальним от меня, слишком долго молился старик Василий. Так долго, что мне это показалось странным. Со мной вместе служили несколько верующих солдат. Они обычно в столовой читали перед едой «Отче наш» и просили благословить пищу, которую Господь послал им на сегодняшний день. Отряхнув руки и грудь от хлебных крошек, я встал, отошел в сторону и издали заглянул за дальний камень. Старик Василий молиться уже закончил и, оказывается, снова разговаривал по телефону. Даже не разговаривал, сказал бы я, а просто что-то бубнил в трубку. Я не стал мешать ему и не подошел ближе. Что странного в том, что человек не желает, чтобы посторонние лезли в его личную жизнь? Я тоже свою личную жизнь афишировать не желаю. У меня в роте никто, кроме командира, который с моей анкетой был знаком, даже не знал, что у меня отец с матерью разведены. Даже командир взвода не знал. Точно так же какие-то собственные отношения от всех скрывает и старик Василий. И я предпочел не надоедать ему и не удовлетворять собственное любопытство. Знаю по себе, как любопытство постороннего человека может ранить…
— Ни хрена себе! А эти козлы откуда взялись!
Голос раздался из-за камня Ананаса, но звучал совсем трезво. Я сразу подскочил к камню. Ананас поднялся и показал мне пальцем, хотя мог бы и не показывать. Я сам уже увидел и снял с шеи ремень футляра бинокля, добытого в «бардачке» разбитой машины. Бинокль был несильный и не позволял разглядеть лица, сколько я ни подстраивал окуляры под свое зрение, но, по крайней мере, позволял рассмотреть форму группы из девяти человек. Группа заходила с той стороны, куда я намеревался вести своих спутников.
Это был полицейский спецназ…
Назад: Глава восьмая
Дальше: Глава десятая