После прогулки по морозному воздуху открытые пальцы рук у подполковника слегка подмерзли и в тепле покалывают. Он пошевелил ими, разгоняя кровь и возвращая привычную упругую гибкость – дома балуется, десятикопеечные монеты тремя пальцами гнет. Кому ни предлагал – никто так не может. Но замерзшими пальцами монету не согнуть. Надо в дополнение к этим перчаткам для небоевой обстановки обзавестись обычными, только размером побольше. Впрочем, может быть, и не надо. Если быстро завершат операцию по захвату Меченого, то вскоре уже отправятся домой.

Разин дождался, когда Ростовцев опорожнит, а потом и ополоснет командирскую кружку. Ростовцев человек аккуратный. Порядок любит даже в чужом хозяйстве.

Капитанский чай подполковник не пьет. Жидковат для его натуры. И, ожидая окончания капитанского чаепития, не снял кипящий, армейского образца пятилитровый чайник с электроплитки, позволив ему продолжить истеричное гудение мятыми алюминиевыми боками. И только потом положил прямо в кружку стабильные две чайные ложки чая и залил кипятком. Сахар Разин традиционно презирает. Не сынок маменькин. Как обычно, поставил кружку на блюдечко посреди стола. И новый пар, поднимаясь клубами, показал близкую к минусовой температуру штабного помещения. Печка-буржуйка на группу выделена всего одна. Ее приладили на подобранный где-то металлический лист под окном за стеной – труба выходит в форточку в комнате, которую назвали казармой, невзирая на то, что казарма не имеет ни одной кровати. Матрацы, правда, есть. Без постельного белья. Спят на бушлатах. Рука вместо подушки. И так – уже третью неделю. Обычная командировка.

Офицеры группы привыкли спать урывками. Любая надобность – они в готовности. На зов собрались сразу. Даже Парамоша не сел на корточки и не прислонился к стене. И глаза держит открытыми. За сорок минут в лежачем положении он успел почти выспаться. Это маршевая норма.

Дверь в казарму осталась открытой. Оттуда потекло сонливое тепло. Обдало командира привычным необжитым бытом и другими характерными армейскими запахами.

– Австрияки выезжают немедленно? – с образцовой мрачностью поинтересовался майор Паутов причиной подъема и прикрыл тяжелой ладонью рот. Зевнул почти вежливо. – Идем в преследование?

Подполковник отцепил от пояса кобуру «стечкина». Положил пистолет на стол поверх карты. Жест, показывающий отсутствие оперативной необходимости в спешке.

– Ага… – понял Паутов. – Значит, не идем в преследование…

– Австрияки взяли паузу до утра. На раздумья. Я просил определиться до шести. Они решили, что вставать рано для здоровья вредно. Назначили мне свидание на семь ноль-ноль. Думаю, на реальное время, они уже согласны.

– Долго уговаривал? – поинтересовался Паутов.

– Я красноречиво сказал несколько слов. Господин Кеслер понятливый.

– Сильно не бил?

На это подполковник не нашел нужным ответить. Хотя за собой знает черту характера: нужно было бы для дела, и кулаком приложиться не постеснялся бы. Невзирая на национальность и социальное положение. Даже на политическое.

Повернулся через плечо:

– Толя, докладывай…

Капитан Ростовцев шагнул к столу с картой, как к университетской кафедре.

– Поскольку вы неразумно доверили мне роль дежурного, мне ничего не оставалось делать, как сидеть и раздумывать о предстоящей операции. И потому я пришел к плачевному выводу, что вы в жестокости своей душевной собираетесь заморить голодом несчастных заложников, угодивших в лапы злобного лесного волка Батухана Дзагоева.

– Ага… Я тоже об этом думал… – сказал Паутов.

– И я, – добавил Парамоша. – Не «расколятся» они и не сдадут базу. Резона им нет…

– Не ври, ты спал, – майор Парамоше поверить не захотел.

– Я и во сне думать умею. И даже слышу во сне, как вы, товарищ майор, храпите…

– Не ври…

– Так это ж я во сне… – Парамоша расплылся в довольной улыбке. Они с Паутовым часто посылают друг другу словесные уколы и радуются каждой удачной, к месту произнесенной фразе.

– Отставить! – спокойно приказал Разин.

Храпеть во сне для спецназовца – смертный грех, хуже предательства. Тренировки по отучению от храпа основываются на жестком включении контроля со стороны подсознания. Храп – это профнепригодность!

– Ближе к делу. Шутки спрячьте до утра. Толя, продолжай…

– Первое, следует перепутать его подготовленные планы. Действия «по обстановке» у боевиков, как правило, получаются немного хуже. Если командир договорится с австрияками, мы сдвинем место расположения амбулатории на окраину села. Там есть достаточно подходящая площадка. Нас устраивает по всем параметрам. И рядом с дорогой. Это – оправдание: удобно.

– Я договорюсь. Как обосновать необходимость?

– Если располагать палатки амбулатории в центре Асамгов, в перестрелке будут жертвы среди мирных жителей.

– Резонно, – Разин слушает не моргая. – Лекари это поймут. Обоснование для нас?

– Первое. Меченый может прикрыться мирными жителями и уйдет через их сады. Путаница, неразбериха. Мы можем его потерять, – теперь уже, включившись в доклад, Ростовцев говорит так, как обычно говорит сам командир – рублеными короткими фразами. Такая речь в группе стала почти узаконенной формой делового общения, а совсем не подражанием. При неделовом общении речь другая. У каждого своя. – Нам же необходимо заставить его уходить только единственной тропой. Где его будут «провожать». Второе. Исходя из первого, нам важна сторона подхода! Желательно увидеть, откуда он прибудет. Необходимо выяснить хотя бы направление. Карта саму тропу определит. И тогда мы можем перекрыть ему дорогу.

– Какими силами? – Майор Паутов вдумывается в сказанное. Он не противоречит. Он размышляет по ходу доклада. – Если привлечем посторонних, это станет заметно. Ни солдатам, ни ментам я не верю. Не умеют работать. Выдадут себя на сутки раньше появления на месте. Бестолочи. Кроме того, зачем? Тогда просто: действовать сразу на поражение – и задача будет выполнена. В плане ликвидации. О спасении заложников пусть думают, как им и положено, поисковики. И не надо огород городить…

– Согласен, – Разин опять подтягивает перчатки. Пальцы уже согрелись, и кисть хочет чувствовать свою силу. – Смысла в блокировке не вижу. Продолжай, Толя…

– О блокировке я сказал как о возможном варианте. На непредвиденный случай, который может случайно случиться. Классика – «случайный случай случайно случился»… Пока этот вариант оставим. Но в голове его держать будем. Рассматриваем само появление Батухана. Следует исходить из сил, которые может реально выставить Меченый…

– Следует исходить… У него до пятнадцати боевиков.

– Хотя бы пару человек он обязан оставить на базе. Рядом с заложниками.

– Почему именно пару? Они там что, дрова колоть собрались или сексом заниматься? Будем брать худший для нас вариант. Меченый оставляет на базе одного человека, – предложил Парамоша. – Так нам сподручнее ориентироваться. Меньше их будет – нам легче. А будет больше, чем ждали, возни больше, чем «очень хочется»…

Ростовцев согласно закивал.

– Пусть так. Приходит четырнадцать человек. Рассчитывают, что с лекарями прибыло четыре мента. На сопротивление не надеются. Местные менты правила знают и сдают оружие сразу. За это их только пинают, но не расстреливают.

– Не так все просто, – не согласился майор. – Боевики не подойдут всей толпой. Расставят посты. Хотя бы с двух сторон дороги. Дзагоев не глуп. И осторожность соблюдает. Мало ли – какой-то БТР залетный…

– Правильно, – согласен и Разин. – Остается двенадцать человек. – Я бы на месте Батухана выставил пару снайперов на удобных точках. Прикрытие никогда не помешает. Парамоша, мотай на ус…

Парамоша в группе один из снайперов. Старший пары. Второй снайпер – лейтенант Паша Сокольников, молчит как всегда. Слушает. Многие его за немого принимают и пожимают плечами – как может немтырь служить в спецназе? Но Паша отвечает только тогда, когда его прямо спрашивают, и при этом спрашивают о деле, а не болтают, как обычно бывает с Парамошей. Тем не менее пара у них сработанная .

– Меченый так и сделает. Значит, десять боевиков против четырех ментов. Им почти не страшно…

– Чего им бояться. Менты должны быть под прицелом снайперов. Любая активность наказуема. И будут под прицелом, если Парамоша с Пашей не обеспечат им безопасность. Они Парамошу очень попросят. Потому что ментами, как Парамоша после моей подсказки догадается, будем мы, – майор Паутов не простил своего приснившегося храпа старшему лейтенанту. И отвечает по-своему.

Ростовцев выслушал дополнения.

– Я продолжаю… Задача – уничтожить или захватить основную часть отряда боевиков. Самого Меченого и еще одного выпустить.

– Зачем двоих? – Парамоша не понял. – Двое уйдут, это для них возможность создать новый отряд… Один уйдет – это позор. Сбежал, бросил товарищей… За таким человеком никто не пойдет! Пусть Меченый погуляет… Где гарантия, что мы его сможем провести до конца?

– За двумя следить легче. Провожать их вплоть до пещеры с заложниками.

Парамоша опять не успокоился.

– И вообще Меченого лучше на месте положить. От греха подальше. Отпустить двух рядовых членов банды.

Ростовцев отрицательно покачал головой:

– По слухам, Дзагоев готовится уходить за границу надолго. Естественно, уходить он собирается не с пустыми руками. Я не думаю, что Батухан всем показал, где прячет деньги. Другие не знают его тайника. Они не пойдут в пещеру. Просто в горах спрячутся. Или даже разбредутся в разные стороны. Меченый же пойдет в пещеру. И от себя второго не отпустит.

– Все верно, – согласился Разин. – Продолжай…

– Наша раскладка сил. Четыре человека в милицейской форме. Два снайпера на подстраховке. Это против десяти боевиков. Плюс – неожиданный поворот ситуации. Должны справиться.

– Справимся, – подполковник категоричен.

– С удовольствием… – мрачно добавляет Паутов.

– Три человека контролируют тропы и определяют направление, откуда банда придет. Во время разборки трое соединяются в отряд и выходят на тропу, где отслеживают передвижение Дзагоева. Вернее, не отслеживают, а идут с опережением, потому что направление к тому времени мы уже определим. Я предполагаю вот эту сторону, – показал капитан на карту.

– Почему?

– Там самые малонаселенные места. Меньше вероятности для случайного взгляда. К тому же склон горы лесистый. Не просматривается с вертолета. Меченый это должен иметь в виду.

– Принимается.

– Там три тропы. Пока четверо «ментов» и снайперы разбираются с основной группой, трое разведчиков концентрируются на нужном направлении и производят предварительный осмотр троп. Поиск следов. В направлении, которое я предполагаю, три тропы. Можно успеть осмотреть и выделить единственную. Дальше – движение на опережение. И постоянная связь с командиром.

– Прокол! – Майор Паутов поднял палец, как поднимал его раньше командир. – Выпустили пару постовых на дороге.

– Нет. Мы с командиром это обсуждали. Постовых доверим своим снайперам. Посты не могут быть далеко. Их следует снять аккуратно, не подпуская к основному театру. И до того как все начнется.

Майор согласно кивнул.

– Принято? – спросил подполковник общее мнение.

– Принято, – за всех ответил Парамоша.

– Теперь дополнения. Слушаю всех…

Шерхан любит брата.

И случись что, всегда готов прийти на помощь ему, старшему и более сильному. По-своему сильному. Сам Шерхан имеет силу власти и хитрость, знает, когда следует воспользоваться коварством. Батухан имеет силу оружия и отвагу, но тоже умеет делать засады. Что в данном случае сильнее – неизвестно. Но случись что-то, Шерхан всегда готов прийти на помощь. Всегда. Ему нравится так думать. От этого он сам себе кажется лучше и сильнее.

Брат наконец-то отпустил его плечи из своих загрубевших рук. Шерхан сел за стол сбоку, между братом и мамой, как и полагается младшему, хотя в этом доме хозяин он, и сейчас старший брат сидит на его обычном месте в торце стола. Дом мамы и дом брата в Асамгах. Наверное, уже совсем дом разграбили. Батухан неподалеку обитает. Всегда вернуться может. Впрочем, если не посмели открыто, то потихоньку, ночами, наверняка все тащат. Такое время и такой народ…

Пауза в разговоре затянулась.

– Мои где? – спросил наконец Шерхан, хотя знал, что его жена Батухана недолюбливает и всегда говорит открыто о том, что старший брат не только свою жизнь погубил, но и младшему жить мешает. Самому Батухану говорит в лицо. Не любят они друг друга. Но отвечать женщине брат считает ниже своего достоинства. Ее это еще больше оскорбляет. Бату, когда приходит, не видит ее, Гульчахра, когда он приходит, не выходит из комнаты.

– У себя, – сказала мама. – Я не велела им выходить, – и мягко оправдалась: – Мало ли что скажут дети… Шрам Бату где-то вспомнят… Могут заподозрить. Это повредит тебе.

Батухан громко и горько усмехнулся:

– Успокойтесь… Я, брат, больше вредить тебе не буду. И спать ты будешь спокойнее, и совещание тебе проводить не помешаю. Даже помочь могу. Если конкуренты донимать будут… В Турции связь устойчивая, не то что у нас… Я буду тебе позванивать. Редко. Чтобы никто не подумал о тебе плохо. И ты мне звони. Я понимаю, что такое работа во власти. Когда тебя со всех сторон шакалы окружают, плачут и плачут , и съесть пытаются. Позвони, я приму меры оттуда. Скажу кому следует, шакалов усмирят.

– Ты не собираешься возвращаться?

Против желания в голосе Шерхана прозвучала неприкрытая надежда. Он сам почувствовал это. И Батухан почувствовал. И опять усмехнулся. Горько. С затаенной обидой, которую человек старается в себе подавить, внутрь загнать, чтобы не слышать голос разума. Но он хорошо, слишком хорошо помнит детство брата, помнит себя в то время, уже почти взрослого. Он тоже любит брата и прощает ему естественное чувство самосохранения. Мама уже рассказала о политических амбициях Шерхана. Много раз рассказывала. О великих планах. Сам по характеру откровенный лидер, Бату брата одобрил.

К власти следует стремиться, если ты сильный мужчина. За власть следует бороться. Разные есть пути. Какой предпочтет младший брат – это его дело.

– На что ты можешь претендовать в правительстве? – вместо ответа на вопрос задал Батухан свой.

– Я ни на что не претендую в правительстве. Премьера Москва ставит. Чтобы президента контролировать. Мне это неинтересно. Мое время придет чуть позже.

– Шер, ты хочешь стать президентом?

– Нынешний президент нужен только сейчас. Он не только служитель Аллаха, он еще и воин. Жесткая рука. Но положение стабилизируется…

– Оно никогда не стабилизируется.

– Это я знаю. Оно не стабилизируется полностью. Но все же стабилизируется до определенного уровня.

– Пусть так. Пусть наступит стабилизация. Определенная…

– И тогда нужен будет не воин, а строитель.

– То есть Шерхан Дзагоев.

– Да.

– И у тебя есть для этого силы?

– Я собираю для этого силы. Я собираю мнения. И отношение людей. Репутацию. Это очень важно.

Бату задумался на несколько секунд.

– Мне кажется, наш народ всегда пойдет за сильной рукой. Он захочет, чтобы сильная рука указывала строителю, что следует строить.

– Ты плохо думаешь о своем народе. Он разумный.

– Это ты плохо думаешь о своем народе. Он сильный и гордый.

– И хитрый…

– Ладно. Я не о народе приехал рассуждать. Если у тебя будут шансы, я вернусь и помогу сильной рукой. И других сильных с собой приведу тебе в помощь. Но этим сильным нужна будет гарантия.

– Какая гарантия?

– Они все так же не устроены в жизни, как и я…

– То есть они все находятся в розыске?

– Можешь это называть так. Им нужна гарантия безопасности.

– Я думаю, что потом что-то сделать будет можно.

Шерхан сам понял, что он обманывает. Если брат вернется с боевиками, то они как раз и будут разрушителями этой стабильности. Но отказать прямо он не посмел. Хотя путь отступления для себя все-таки подготавливать начал.

– Единственное, что меня смущает, появление боевиков будет противоречить тем принципам, которые я собираюсь утверждать. И уже начинаю постепенно формировать их сейчас. Во мнении окружающих.

Бату усмехнулся:

– А мама говорит, что тебя окружают одни шакалы…

– Мама говорит о ближайшем окружении. Не они будут выбирать путь. Выбирать его будут люди попроще. Которые сейчас не знают, чем заняться. Я был недавно в Ингушетии. Там простой народ совсем иначе живет. Их не просто заняли, их загрузили делами, и они не думают о войне. Они хорошо живут. И наши люди хотят жить так же.

– Ты мыслишь как ингуш. Или как чеченец. А мы с тобой по крови ичкерийцы .

– Я стараюсь мыслить более широко, выходя за пределы горных хребтов. И в этом моя сила.

– Брат, ты совсем не похож на прежнего маленького Шера.

– Я вырос, брат. Ты тоже уже не похож на школьного учителя.

– Наверное. Ладно. Это все дело будущее. Я к тебе пришел с делом настоящим.

Шерхан насторожился.

– Я уезжаю. Как мне и моим детям будет житься в Турции, я не знаю. Я даже не знаю, смогу ли я добраться туда живым и здоровым…

Взгляд исподлобья добавил к настороженности опасение.

– Скажи-ка мне, Шер, ты имеешь возможность выгодно вложить большие деньги?

Нет. Шерхан думал, что брат будет у него просить деньги. Оказывается, наоборот.

– Думаю, что смогу. Более того. Я думаю, что смогу это сделать лучше других во всей Чечне. Конечно, я не берусь сравниваться с теми, кто торгует наркотой или оружием. Но в любой другой сфере я могу получить максимальную прибыль. Только это должны быть долговременные вложения. Чтобы с меня их не потребовали через пару месяцев. Лучше, если это будут деньги безналичные. Впрочем, отмыть «наличку» можно за минимальный процент.

Он не сказал, что процент от перевода наличных в безналичные пойдет ему. Ни к чему это знать брату. Бату никогда не был деловым человеком и ничего не смыслит в бизнесе.

Батухан ждал, не торопясь с предложением.

– Сколько у тебя?

– Полмиллиона баксов.

Не удивится ли брат такой большой сумме? Нет. Брат не удивился. Для него это не слишком большая сумма. То есть большая даже для него. Но когда постоянно работаешь с суммами гораздо большими, пусть и государственными, можно позволить себе не показать своего состояния.

– Не фальшивки?

– Нет. Проверено.

Хвататься сразу, сразу много обещать – это не дело. Тогда брат может засомневаться. Сначала следует подумать, постучать по столу кончиками пальцев. Вот так… Вот так… А потом и согласиться.

– Я помогу тебе. И даже знаю заранее, во что вложу деньги. Если ты согласен дать мне на раскрутку такой суммы хотя бы три года.

– Я дам тебе пять лет. На пять лет спокойной жизни мне и моей семье у меня денег хватит.

Это уже откровенно выгодно. За пять лет такие деньги можно обернуть многократно и обеспечить тылы не только брату, но и себе.

– Это будет еще лучше. Я готов представить тебе отчет в любое время. Чтобы ты не сомневался.

– Куда ты думаешь вложить их? Я могу знать?

– По прогнозам на будущее лето, у нас ожидается небывалый строительный бум. Этот вопрос уже обсуждался на заседании правительства. И обговаривался дефицит средств на производство строительных материалов. Я бы построил свой, то есть твой кирпичный завод. Естественно, официально им владел бы другой человек. Даже сеть таких заводов по всей Чечне. Сеть заводов – это монополия и возможность не подпустить к бизнесу конкурентов.

– Все пятьсот тысяч в кирпичи?

– Необязательно. С такой суммой невозможно работать без бизнес-плана. Необходимо будет просчитать систему. Можно произвести очень много, небывало много кирпичей, но они останутся невостребованными, потому что на них не хватит строительного раствора. Значит, в дополнение к кирпичным заводам неплохо иметь бы и свой цементный завод. И деревообрабатывающий комбинат. И кучу сопутствующих производств. И даже свою строительную организацию, чтобы строить дома и продавать их целыми кварталами.

Шерхан не сказал, что это его давняя мечта. Он давно просчитал все возможности, давно прикинул, что и где можно построить. Он был строитель в душе. Только он не знал, где взять деньги. А отдавать такую выгодную сферу деятельности государству – просто смешно. Глаза его загорелись. Он и говорил о деле, как о мечте.

– Этих денег не хватит, – попытался отрезвить размах фантазии старший брат.

– Именно потому я и прошу больший срок. Чтобы первую же прибыль пустить на другое производство. Понимаешь?

– В общих чертах. Только в общих чертах, – Батухан выглядит слегка растерянным. Словно сомневается. – Это совсем не сфера деятельности полевого командира. И учителю литературы с этим разобраться тоже трудно. Я хочу полностью положиться на тебя. Если сможешь, оформляй документы на моего сына.

– Ему только тринадцать…

– Нельзя?

– Когда подрастет. Через пять лет Арслану будет восемнадцать. Тогда и оформим.

– Он приедет через пять лет. Если я не приеду раньше… – дополнение прозвучало не угрозой, а предупреждением. – Хорошо. Я согласен.

Шерхан выдержал паузу, чтобы не показать торопливости, и только потом спросил:

– Деньги с собой?

– Нет. Они в горах, в тайнике. Нам придется встретиться еще раз. Ты сможешь приехать в Асамги?

– Смогу только через три дня. Приеду вместе с мамой. Чтобы было меньше подозрений.

Старший брат улыбнулся:

– Там мы и встретимся… Я позвоню тебе…