ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
1
Сохно лютует. В каждой руке по пистолету. Быстро идёт, почти бежит, размахивая ими, и разговаривает:
– Я сам... Я сам проверял каждую стенку... С фонарём полз... Там негде было выбраться...
Согрин только молча вздыхает.
– Тем не менее они выбрались... – Разин хмур, и тяжёлый голос его на шагу прерывается. По сути дела, это провал операции, и подполковник понимает это.
Полчаса назад они соединились около колодца, прождали десять минут, которые попросил на раздумья Азиз, результата не услышали и стали осторожно звать иорданца сами. Случается, тишина не отвечает ничего, но при этом она несёт так же много информации, как прямой ответ. Сохно стремительно спускается в колодец, без страха ползёт в проход, держа в одной руке «стечкин», в другой фонарь. Возвращается быстро. Возбуждён, словно встретился в лазе с привидением.
– Ушли! Уш-шли... – И во время разговора чуть не задыхается от злости. Так бывает с цепными собаками, которых цепь не пускает к противнику. Они лают, хрипят и задыхаются.
– Куда? Как? Был же взрыв!
– Проход завален. Под завалом трупы. Остальные ушли.
– Испарились... – вздыхает Кордебалет.
– К выходу! – командует Согрин как старший по званию. – Выходы перекрыть. Все перекрыть!
Разин отдаёт распоряжения, рассылает людей. Кордебалет инструктирует командиров на наличие мин, показывая опасные участки на карте. А Согрин с Сохно и Разин со своей группой уже устремляются в погоню.
Но быстрая ходьба в потёмках не сбивает дыхание Сохно. Он корит себя:
– Я сам... Я сам проверял каждую стенку... С фонарём полз... Там негде было выбраться... Негде... Я даже простукивал подозрительные места... Как прозевал? Как?..
– При чём здесь ты... Это Талгат... – делает вывод Разин. – Талгат пробил проход сбоку...
– Проковырял... – уточняет Согрин. – Если бы он пробивал, нам было бы слышно...
– Проковырял, – соглашается Разин. – Наверняка он хорошо знает эти пещеры. Помнится, он раньше жил где-то в этом районе... И вывел всех. Выручил... Надо успеть...
Они идут быстро. На пределе, который определяется обстоятельствами. И понимают при этом, что и боевики обязаны идти так же, если хотят спастись. Но у боевиков есть в составе трое пленников, которые к такому передвижению не приспособлены. Правда, и эти пленники должны свою жизнь ценить. А когда тебя толкают в спину стволом автомата, невольно будешь поторапливаться. Здесь уже не физическая подготовка будет играть роль, а инстинкт самосохранения.
– Не уйдут... – уверен в себе Сохно. Он знает, что, когда потребуется, лошадь бегом загонит, не то что человека. Не знаком с усталостью.
– Уйдут, если на склоне пурга... – охлаждает пыл Сохно майор Паутов.
– Там пурга... Куда же она делась... – говорит Согрин.
– Может до хребта дойти и отразиться... Сменить направление...
– Высоко шла... Вершины захватывала...
– Высоко только тучи... Сама пурга ниже...
– Попробуй-ка, уйди в пургу... Сгинут без конца... Не рискнут выйти...
– Для них это шанс. Пойдут...
В такой обстановке они не гасят фонари даже тогда, когда выбираются в главный проход к большому камню-валуну. Сомневаются, что кто-то захочет устроить засаду на численно превосходящего противника. Боевиков слишком мало, чтобы атаковать. К тому же с фонарями легче обнаружить заминированные участки, хотя сомнительно, что Азиз позволит себе остановку для такого тонкого и несуетливого дела. Азиз старается создать дистанцию. Это для него сейчас гораздо важнее уничтожения живой силы противника.
Но здесь передвижение идёт более быстрое. Они уже могут позволить себе даже бег. Только ближе к выходу на другой склон, разведанному несколько часов назад сержантом Волковым, приходится снова снизить скорость. Проход только посредине, по бокам нагромождение камней.
– Здесь длинное устье, местами открытое сверху... – предупреждает Согрин. Сам он не был в этом краю, но данным сержанта верит. Волков показался ему человеком основательным.
О том, что на склоне бушует пурга, они догадываются, когда натыкаются ещё в пещере на первый сугроб. Луч фонаря задирается кверху и уходит в чёрную пустоту, пересекаемую стремительными белыми полосами. В пурге, в снежной круговерти, видно не лучше, чем в пещере без фонаря.
– Товарищ подполковник... – зовёт Разина лейтенант Стогов.
Впереди, на снегу, отчётливо просматривается полузанесённый след. Туда, в ту сторону, снег почти не долетает. Сохно тут же ставит рядом свою ногу и на десять секунд склоняется, наблюдая.
– Минут пятнадцать назад прошли...
– Почему след здесь, в стороне... – размышляет полковник.
– Компьютерщики... Кто-то из них... Умышленно...
– Компьютерщики?
– След... Кто-то идёт в кроссовках...
– Кто пойдёт в кроссовках в пургу?
– Тот, кого ведут силой...
– Без ног останется...
– А им наплевать... Хоть без ног, хоть без чего... Была бы голова и руки... Что ещё для компьютера надо? Всё равно потом расстреляют. Использованный материал... Лишние свидетели...
– Парни понимают это. Потому и след у стены... Дают нам знать...
– Догонять... Догонять... – ожесточённо твердит Сохно.
– Если только они в пещере гуляют... Если они вышли, то следы сразу заметёт... – уверен майор Паутов. – Я с такой пургой несколько раз сталкивался, не понаслышке знаю...
– Вперёд! Искать следы, – всё же решает полковник Согрин.
– Вперёд! – повторяет подполковник Разин, поскольку операцией официально руководит он.
До выхода на склон два десятка шагов.
– Обходить по камням, центр заминирован... – предупреждает Согрин.
Это ещё чуть-чуть задерживает их. Но, наконец-то, они выходят за последний поворот и жмурятся.
Ветер дует в другую сторону, но среди камней закручивается и только едва-едва попадает по касательной в лица. Но даже это не позволяет смотреть перед собой.
– Как же тут идти! – восклицает капитан Ростовцев.
– Обыкновенно... Чтобы ветер дул в спину... – решает Сохно. – Тогда можно видеть, куда идёшь... Хотя бы на метр... И стараешься при этом с обрыва не свалиться. Если обрыв видишь...
– Бесполезно, – Согрин досадливо бьёт кулаком в раскрытую ладонь. – Ветер постоянно меняется. Уже здесь следов не видно. Откуда они могут быть дальше, на открытом месте?
Разин молча опускает голову, признает свое поражение... И поддергивает на руках велосипедные перчатки. Он всегда их поддергивает, чтобы кулак жестче чувствовать. А когда злишься, кулак сжимается сам собой... С силой и хрустом суставов...
