Зима выдалась слякотная, грязная по-военному и по-военному же пахнущая гарью. Но в райцентре стало тише. По ночам стреляли только изредка. На улицах стало больше мужчин по сравнению с летом. Следующим летом они опять уйдут, как понимала Зарема, в леса, откопают свои автоматы, и начнется все сначала. Сейчас им пора отдохнуть. Зимой мужчины почти не воюют, потому что по снегу легко прочитать следы и выследить любой отряд. Правда, ходят слухи, что чаще стали звучать взрывы в городах и поселках. То там, поговаривают, на фугасе подорвалась машина, то в другом месте, сказывают, машина, начиненная взрывчаткой, въехала в какое-то административное здание. Но всегда гибло больше мирных людей, чем солдат. Это сначала возмущало, потом стало привычным. Должно быть, зимняя война такая...

С работой Зарема справлялась без труда. Вытереть столы мокрой тряпкой, потом сухой, унести посуду на мойку – это и с ее рукой сделать можно. Что касается еды, то при столовой и сама голодной никогда не оставалась, и у сына щеки стало со спины видно. А главное, деньги за работу платили наличные. Так что Зарема и Арчи сумела одеть на зиму – из старой своей одежды он стремительно вырос.

Зураб приходил раз в два-три дня. Он еще осенью, когда только-только стали заявлять о себе холода, привез печку со смешным названием «буржуйка» и вывел в окно трубу. А через неделю пригнал и целую машину угля. Где уж достал такую роскошь, неизвестно. Другим приходилось топить собственные квартиры старой разломанной мебелью из полуразрушенных домов, в которых никто не жил. Благо домов таких было немало, но топливо надо было еще собирать. Зураб и с прапорщиком-комендантом договорился, и тот выделил угол в сарае. Хошиев сам полдня провозился с лопатой и с ведрами, перетаскивал уголь в этот угол. Зарема рвалась ему помогать. Если не лопату держать, то хотя бы ведра таскать с ее рукой было можно. Он только смеялся, но помощи не принял.

Стал привыкать к Зурабу маленький Арчи. Зарема заметила, что хотя тихий сын ее слишком мал, чтобы уметь считать, он каким-то чутьем угадывал день и время, когда придет Зураб. И начинал ждать его загодя. Об этом говорили глаза мальчика, устремленные на дверь. Глаза непривычно светились, и не было в них всегдашней испуганной мрачности. От такого отношения сына к чужому мужчине стало меняться отношение к нему и самой Заремы. Если раньше она общалась с Хошиевым просто как со школьным приятелем, и при этом достаточно строго, как и полагается вдове погибшего моджахеда, то теперь стала ловить себя на том, что вместе с Арчи ждет Зураба. А скоро поняла сама, что она по-прежнему осталась женщиной и женская натура просит мужской ласки. Если бы Зураб торопил события, если бы настаивал на сближении, она никогда бы не решилась на такое. Но он проявил терпение, и она сама сделала шаг ему навстречу. Когда однажды вечером Арчи уснул и Зураб встал у двери, уйти не торопясь, пока его не подтолкнут словами или рукой, она позвала его к себе...

Но отправила его восвояси еще в темноте, пока Арчи не проснулся, пока никто не вышел на улицы – комендантский час только-только кончился.

Весной, когда снег начал активно таять и вот-вот готовы были выбраться из набухших почек листья, они начали втроем ходить гулять. Обычно вечером, когда воздух казался особенно чистым. Весна обещала, как всегда, грядущую радость, будила ощущение свежести, будоражила душу обещанием чего-то светлого и хорошего. Даже Арчи весне радовался, глаза его светились уже не так печально и мрачно, как обычно. А однажды, разбежавшись на дороге, он споткнулся на разбитом асфальте, упал, ударился сразу коленями, локтями и лицом и издал какой-то долгий звук. Зарема понимала, что звук этот мальчик издал от боли, но сколько счастья это принесло ей, сколько радости, как ни странно, доставило после почти года абсолютного молчания ребенка. Радовался и Зураб.

– Надо денег подкопить, и тогда повезем его в Москву. Там же всегда лучшие врачи были... Там помогут... – сказал он. – Если звуки может издавать, и разговаривать станет, и смеяться...

Слова эти вселяли надежду. Просто потому, что верить в это хотелось очень-очень.

Обычно после работы Зарема возвращалась к себе в каморку, умывала и переодевала Арчи, и они отправлялись к райотделу милиции. Останавливались на другой стороне улицы. Зураб видел их в окно и выходил. Сам он жил в другом общежитии, в милицейском, устроенном в спортзале бывшей школы. Один большой спортзал – комната на всех. Там устроились и местные, у кого не было возможности дома жить. В селах района не баловали любовью милиционеров. Там же жили и прикомандированные со всей России. О своем быте Зураб только рассказывал, но никогда не водил в общежитие Зарему.

– Смотреть там не на что, – говорил.

В тот памятный день она, как обычно, зашла сначала к себе, чтобы переодеть Арчи, потому что к вечеру становилось прохладнее, чем днем, и удивилась, обнаружив, что оставила утром дверь не закрытой. То есть она вроде бы помнила, что закрывала ее. И ключ взяла с собой. Если бы не закрывала, то зачем бы положила ключ в карман? Но дверь оказалась открытой, хотя и плотно притворенной.

Возникло подозрение, что ее обокрали. Зарема прошла в комнату, посмотрела – воровать-то нечего. Приподняла с полки в стенном шкафу стопку белья. Там хранила деньги, что сумела скопить. Копейки, конечно, но они всегда могут сгодиться. Деньги оказались на месте. Она уже опустила стопку на место, но что-то заставило ее приподнять белье снова. Взяла деньги в руки. Даже на ощупь чувствовалось, что их больше. И не такие, как ей показалось в полумраке комнаты. Она подошла к окну, чтобы пересчитать, и с удивлением обнаружила десять стодолларовых купюр, приложенных к стопочке снизу.

В первый момент это испугало. Потом возникла вдруг острая, как боль в сердце, догадка.

Адлан! Адлан жив. Это он приходил, когда ее не было, и оставил деньги для сына.

Но надежда, вспыхнув пламенем и заставив Зарему покраснеть, тут же погасла. Тело Адлана отдали родителям, и те похоронили его своими руками, пока Зарема с Арчи лежали в госпитале. Родители не могли ошибиться и похоронить кого-то другого.

Кто же тогда принес деньги? Не Зураб же... Откуда у Зураба тысяча долларов? Тысяча долларов – это же целое состояние. Может быть, кто-то из друзей покойного мужа? Но не знала она таких близких друзей, кто стал бы заботиться о ней год спустя после трагедии на выезде из села.

Не понимая, что произошло, Зарема положила деньги в карман и посмотрела на Арчи.

А он вдруг показал рукой на дверь и сказал:

– З-а-а...

Не промычал нечленораздельно, а именно сказал. Она поняла, что мальчик зовет ее к Зурабу.

Переодев сына, она хотела пойти, но ключ в замке отказался поворачиваться. Замок сломан. Не зная, что делать, Зарема вернулась в комнатушку и села на кровать. Не оставлять же дверь открытой. Нельзя уходить. Значит, сегодня не до гуляния. Надо замок менять. Но как его сменить? И ночь скоро. Нет, решила, надо пойти к Зурабу. Она же сама даже замок сменить не сможет...

– Странно... – сказал Зураб, выслушав Зарему. – Тысяча долларов? Кто же это мог принести?

– Откуда же я знаю... – развела она руками. – Потом разберемся. Меня сейчас больше замок беспокоит... Как мы с Арчи на ночь останемся? Страшно...

– Я с вами останусь. Сейчас замок нигде не найти. Поздно уже. Утром у коменданта попросим.

Они совсем немного прошлись по улице.

– Пойдем-ка к тебе... – вдруг сказал Зураб. Видно, какая-то мысль в голову ему пришла. – Ты все в комнате осмотрела?

– Ничего я не осматривала. Только в шкаф заглянула, деньги проверила, и все... Там и брать-то больше нечего...

– Пойдем... – Слово прозвучало уже твердо и даже с некоторой жесткостью.

– Дем... – вдруг сказал Арчи и тоже потянул мать за руку.

Они с Зурабом только переглянулись и поймали один в глазах другого радость.

– Говорит... – отчего-то шепотом сказала Зарема, боясь, должно быть, спугнуть миг счастья. – Так говорит, как будто слышит... Повторяет за тобой...

– Говорит... – тоже шепотом ответил ей Зураб, и Зареме показалось, что он такие же чувства испытывает, как и она. Это значило бы, что он к Арчи относится как к сыну.

Они двинулись не торопясь, посматривая время от времени на мальчика с ожиданием. Иногда даже специально останавливаясь, в надежде, что он снова позовет их. Однажды даже пытались позвать ушедшего вперед мальчика, надеясь, что он услышит их. Уже на подходе к самому корпусу офицерского общежития Арчи заспешил вперед, чтобы первым подойти к двери, но сделал только три шага, поскользнулся и упал.

– Ой! – коротко и ясно сказал он.

– Говорит... – остановилась Зарема.

– Говорит... – повторил с улыбкой Зураб. Но не остановился, желая первым войти в комнату.

Она наклонилась над Арчи, подняла его и стала стряхивать с колен налипшую грязь.

И тут грохнул взрыв. Она сначала даже не поняла, что случилось, не поняла, что это взрыв, не поняла новой беды, свалившейся на них. Только когда ее ударил сначала один камень по плечу, потом второй камень по спине, она начала осознавать происходящее, захотелось еще и Зураба, ушедшего вперед, позвать, но его уже не видно было за облаком огня и пыли, из которого летели камни. Третий камень ударил ее по голове, и, теряя сознание, она пыталась упасть так, чтобы накрыть собой маленького Арчи и спасти от этого камнепада...

Андрей вернулся из квартиры Текилова напряженный и с загадочной полуулыбкой.

– Если судить по твоему виду, то ты встретился со своим другом Ахматом и вместе с ним составил подробный план следственно-розыскных мероприятий. И теперь вы через каждые пять минут будете звонить один другому, спрашивать друг друга о состоянии здоровья всей семьи вместе и каждого ее члена в отдельности. И попутно обмениваться новостями, – встретил его Александр, рассматривая листы с милицейскими сводками, которые только что вывел на принтер сидящий за компьютером немолодой хакер Доктор Смерть.

– Неужели я выгляжу настолько глупо? – удивился Тобако.

– Ты выглядишь слишком умно для нас, не умудренных твоим жизненным и сыскным опытом, – печально прокомментировал Доктор. – Мы тут сидим, не зная, в какую сторону направить пистолеты, а ты, похоже, уже все узнал, все оформил и рассмотрел перспективу действий по крайней мере на ближайшие несколько лет.

Тобако усмехнулся.

– Так глубоко я копать не умею, но на ближайший час перспективу я рассмотрел, здесь вы, пожалуй, оба правы. И выглядит она... перспективной...

– Да, – согласился Доктор, – когда перспектива выглядит перспективной, это, надо полагать, великий успех. Поделись!

– Да бога ради, – пожал Андрей плечами. – Я не жадный. Короче говоря, дело обстоит так. Прихожу я по адресу. Звоню. Дверь металлическая, с мощным каркасом, который «фомкой» не взять. Замки достаточно сложные. Не каждый подобрать ключи сумеет, а спецов по работе с отмычками в уголовной среде по нынешним временам не найти, они только в ГРУ остались.

– С парой из таких спецов я сегодня обедал... – вставил Доктор.

– Вот, значит, – продолжил Тобако, – я и сделал соответствующий вывод. Восьмой этаж. Снизу без пожарной лестницы не забраться. В дверь без гранатомета не вломиться. Сверху еще три этажа, значит, и крыша не помощница. Только со спецснаряжением и сверху можно попасть. Не квартира, а крепость. То, что предполагал наш умнейший начальник, вроде бы подтверждается. На мой звонок никто откликнуться не пожелал. Но у меня с детства со слухом было хорошо. Я в школе даже на аккордеоне играл, а родители пытались отдать меня обучению игре на скрипке, чему я активно воспротивился. Но, говорят, слух мне позволял. Таким образом я и расслышал шаги. Кроме того, Доктор ни разу не бил меня кулаком по лицу. Особенно в последнее время. И потому синяков у меня не наблюдается. Следовательно, смотреть открытыми глазами я имею полное право. Я и смотрел. И увидел, как закрылся свет в дверном «глазке». Кто-то старательно меня разглядывал. Тогда я позвонил еще несколько раз. Результат остался непоколебимым, как металлическая дверь квартиры. Меня упорно не желали видеть и слышать. Дальнейший мой ход очевиден...

– Ты поехал рассказать о своей неудаче нам... – сказал Доктор.

– Естественно, я так и сделал бы, чтобы вернуться потом с вами, такими недоверчивыми, и предоставить вам право дозвониться. Но там подъездная дверь открывается ключом. С кодовым замком я бы как-нибудь справился, а вот с таким сразу не сумел. И потому пришлось ждать минут десять, чтобы войти. Я и решил, что если пойду к вам жаловаться, то не скоро снова попаду в подъезд. И решил пока по соседним квартирам пробежаться. Само собой, предварительно сделал вид, что ухожу совсем. Чтобы человеку у дверного «глазка» дать возможность вздохнуть спокойно и не слушать, как я с людьми общаюсь. Потому я стал опрашивать сначала соседей с пятого этажа. А на шестом мне повезло. Пожилая женщина-азербайджанка гуляла с внуком во дворе и видела приезд Ахмата. Приехал он на чужой машине, привез мужчину и женщину. В подъезд вошли торопливо, чуть не забежали. Но самое главное, что бабушка сказала... А глаз у нее наметанный, на старшего внука насмотрелась... Женщина из машины – наркоманка. Походка особая. Ноги, говорит, как местами недоваренные макароны. Дальше... Ахмат вышел через пять минут. И уехал.

– Это все? – спросил Басаргин. – А где перспектива на ближайший час?

– Все. Сейчас буду самому Текилову звонить. Потом встретимся с ним, и хоть что-нибудь я из него смогу выудить. Даже шантажом.

– Звони.

Андрей пододвинул к себе лист принтерной распечатки послания Камила и телефонный аппарат. Включил спикерфон. Набрал номер. Ответили сразу.

– Добрый день, это Ахмат?

– Да. Я. Кто это?

– Моя фамилия Тобако.

– А... Мне уже звонил отец. Нет. Меня не интересует ваша помощь. Я вообще не хочу в игры с Интерполом играть. Если вам хочется, ловите Умара сами. Без меня. А меня оставьте в покое. Я хорошо и спокойно живу. И вам того же желаю. И не нужен мне больше Ажигов. Все. До свидания!

И он отключил трубку.

Андрей пожал плечами и посмотрел поочередно на Доктора и на Басаргина.

– Что скажете?

– Скажу, что пора ставить телефон Текилова на спутниковый контроль, – предложил Доктор.

– Ставь, раз уж за компьютер уселся, – согласился Басаргин. – С грифом «срочно».

Доктор открыл программу спутникового контроля и усердно стал разбивать тяжеленными пальцами клавиатуру, отстукивая задание.

– В «Альфу» данные давать не будем? – поинтересовался Тобако.

– Они нам хоть что-то передали?

– Адрес и домашний телефон Текилова.

– Потому что я им номер машины передал. И почти с ножом к горлу подступил. Готов поспорить, что у них есть и еще новости, – Александр выказывал откровенное недовольство. – Только они не торопятся с сообщениями. Могу сразу и проверить...

– Попробуй.

Александр набрал номер.

– Владимир Васильевич, Басаргин опять беспокоит.

– Слушаю вас. У вас что-то появилось?

– Практически ничего. А у вас как?

– Я как раз хотел дать распоряжение, чтобы вам позвонили, – традиционно отговорился генерал, оправдывая свою забывчивость. – Пришел ответ по запросу на брата и сестру Байрамхановых. Нури Байрамханова была похищена неизвестными вооруженными людьми два месяца назад. За ней приехали на машине, сказали, что ее зовет двоюродный брат. И увезли в неизвестном направлении. В то время она жила в доме родителей погибшего мужа. В доме осталось двое детей. Ее брат Ширвани Байрамханов случайно оказался в гостях у сестры и получил в тот день удар прикладом по лбу. Около месяца назад он отправился на поиски сестры. Его видели в лагере боевиков. Куда пропал потом – неизвестно. Пришли их фотографии. Но не через компьютерную сеть, а по факсимильной связи. Изображение настолько плохое, что разобрать лица невозможно. Мы запросили повторно. Через сеть смогут прислать только вечером. Я тогда перешлю вам.

– Спасибо, Владимир Васильевич. Мы ждем.

– Данные по машине вам нужны?

– Конечно. У нас нет официального договора с ГИБДД, чтобы получать у них информацию.

– Записывайте. Людмила Анатольевна Косаченко. Сотрудник небольшой частной фирмы, торгующей оптом ювелирными изделиями из серебра. Обратите внимание – из серебра, а ваш Текилов работает с золотом, поэтому я не вижу связи между ними, хотя возможность такой связи не отрицаю просто по принципу: «возможно все, кроме того, что невозможно». Мы сейчас проверяем ее по всем доступным каналам. Пока мне только сообщили, что Людмила Анатольевна сегодня на работе, хотя несколько раз уезжала из офиса. Но у менеджера служба такая, много приходится по городу мотаться. Предположений о связях с чеченцами по нашему делу пока нет. А у вас?

– Мы ее не прорабатывали.

– Записывайте домашний адрес, домашний и служебный телефоны... Номера «мобильника» у нас нет. Не дали в офисе. Экономят деньги своей сотрудницы.

– Диктуйте.

Басаргин записал.

– По Текилову что-то нашли?

– Да. Он разыскивает, как и мы, Умара Ажигова. «Кровник»...

– Таких только союзников нам не хватало. Но лучше один труп террориста, чем много трупов жертв террора. Потом мы и «кровником» займемся. Но – только потом. Ладно. У меня все.

Александр положил трубку и посмотрел на приунывшего Тобако.

– Что я говорил... У них целый самосвал новостей. Иметь такой следственный аппарат и не иметь новостей – это невозможно. И не спешат данными делиться. Пока сам не спросишь, не соизволят номер набрать...

– У них там запарка, – попытался Андрей оправдать бывшую свою службу. – Наверняка держат несколько групп в боевой готовности. И уже совершали пару-тройку выездов, когда на улицах видели подозрительного вида женщин кавказской национальности. С нас, если что случится, и не спросят. А с них голову снимут.

– В таких случаях голову не снимают даже по недоразумению. Даже если есть сведения о готовящихся терактах, предотвратить их чрезвычайно сложно. Не мне вас учить...

– Я закончил... – сообщил Доктор. – Теперь обязательно кто-то должен сидеть на контроле за компьютером. Я надеюсь, что прослушка что-то даст.

– Доктор, проверь квартиру Косаченко. Поговори с соседями...

– Я хотел бы продолжить блуждание в дебрях милицейских сетей. Здесь от меня больше пользы, а около Косаченко будет больше пользы от Тобако, поскольку у Андрея лицо поприятнее, и он внушает больше доверия, особенно бабушкам, гуляющим с внуками. И ему проще, поскольку я на этот раз в Москве без колес...

В течение следующего часа неожиданно посыпались звонки на «сотовик» к Басаргину. Начали активно работать его осведомители и штатные «сексоты» ФСБ, услугами которых он не постеснялся воспользоваться. Первым позвонил врач, который утром получил солидный аванс.

– Александр Игоревич?

– Да. Слушаю вас.

– Ко мне только что приводили пациента. Я вынужден был отправить его в «Склиф». По моему мнению, у него черепно-мозговая травма, и достаточно серьезная. Говорит, четыре дня назад его ударили трубой по голове. Постоянная тошнота, головокружение, высокая температура. Дважды сегодня терял сознание. Больной ехать в «Склиф» не пожелал. Потребовали от меня провести лечение. Я сказал, что возможна сильная гематома мозга, следовательно, нужна сложнейшая операция, провести которую я не могу. Там нужен нейрохирург. Помимо сотрясения мозга у него может быть еще целая куча всяких травм. Как-то: прострел в лобовую кость, возможна трещина лобовой кости, судя по очагам боли. Можно предположить растечение мозговой жидкости. Если он не поедет в больницу, он не протянет и пару дней.

– Ваше мнение? Он поедет?

– Мне показалось, нет. Мне подумалось даже, что сопровождающие его просто пристрелят. Хотя...

– Это парни такого уровня?

– Да. Это откровенные бандиты, с которыми я сам не пожелал бы в темноте встретиться и другим бы не посоветовал.

– Спасибо. Адрес проживания пациента вы, естественно, не знаете?

– Нет. Такие люди не сообщают адрес.

– Это все?

– Нет. Эти люди, сопровождающие больного, не присутствовали при допросе Гали Барджоева там, в подвале ночного клуба. Но они спросили меня, не распустил ли я язык...

– То есть?

– Я тоже удивился. Спросил, о чем они говорят? Оказывается, пропали Хасан Степанов и Завгат. Я сказал, что они не были моими пациентами. Вы случайно не вышли на этих людей?

– Нет. Мы до них не добрались.

– Значит, добрался Ахмат... Он очень ими интересовался... У меня все.

– Звоните.

Александр только успел передвинуть Доктору листок с фамилиями пропавших чеченцев и попросить его проверить имена по милицейским сводкам, как раздался следующий звонок.

– Слушаю.

– Александр Игоревич, привет. Это Коля Копыта. По вашим делам...

Мелкий воришка и хулиган, мечтавший всю жизнь попасть на «зону» и стать авторитетным вором, но ни разу не получивший больше чем административное наказание, то есть от десяти до тридцати суток работ по благоустройству города, сам когда-то по-соседски предложил свои услуги подполковнику Елкину. Если его не брали в уголовную среду, он хотя бы таким образом осуществил свою мечту и прикоснулся к тайной деятельности, имея к этому необоримую склонность.

– Да-да, Николай...

– Сегодня в кафе на Веерной улице чеченцы проводили «стрелку» с цыганами. По поводу акций какого-то завода. На «понял» друг друга брали... Мне подружка-официантка только что рассказала. Дело чуть до стрельбы не дошло. Расстались врагами. Цыгане требовали решить вопрос на какой-то сходке, официантка не поняла, о чем речь. Чеченцы не хотели. Они хотели нахрапом хапнуть.

– Спасибо. Это все?

– Пока все.

– Я жду новых звонков. Действуй.

Басаргин так и настраивал «сексотов» – сообщать все, что касается чеченцев и выходит за рамки обыденности. Любой факт может иметь, а может и не иметь отношения к делу. Этот внешне отношения не имеет, но какой-то стороной может и коснуться терроризма. Пока сообщение отложилось только в памяти и на листе бумаги, переложенной в общую тонкую пока стопочку.

Тут же последовал еще один звонок.

– Александр Игоревич, это Анастасов. Сегодня у чеченцев в нашем поселке свадьба.

Этот «сексот», оптовый торговец собственноручно выращенными на участке и в оранжерее цветами, активно работал еще с советских времен. Тогда ему за работу прощали статью за спекуляцию. Сейчас такой статьи нет, но Анастасов работает уже по привычке. Необходимость «стучать» прочно въелась в его кровь и заставляет быть общительным и любопытным со всеми встречными, начиная от пассажиров в метро и в автобусе, кончая ближайшими и дальними соседями.

– Гостей много?

– Говорят, больше сотни. Меня тоже пригласили. И оптом берут цветы.

– И жених, и невеста – чеченцы?

– Да. Он – красавец, она – только ворон с таким лицом пугать... Но, говорят, очень богатая.

– Гости с родины приехали?

– Много родственников. Мне так сказали. Добирались автобусом от Чечни. Ругались на посты федералов. Через каждый километр, говорят, автобус с собаками проверяли. Наркоту искали. И ничего не нашли.

– От меня поздравлять молодых не надо. Сообщи на всякий случай адрес.

Новый листок лег в стопку.

– Александр Игоревич, это Каргополов.

Каргополов человек душевный, готов каждого выслушать, дать совет и поддержать разговор на любую тему. Сейчас он на пенсии, гадает на картах Таро и имеет обширную домашнюю клиентуру, которую по-прежнему с удовольствием выслушивает. Люди считают его отдушиной, в которую можно выпускать пар из мешка своих бед, и не подозревают, что отдушина имеет прямой выход в управление ФСБ.

– Слушаю.

– Сегодня утром совершенно неожиданно для администрации детского дома в Бескудниково приехали чеченцы из какой-то благотворительной организации и привезли в подарок пять компьютеров для детей. Хорошие современные компьютеры, стоящие немалых денег.

– Что там за детский дом?

– Самый обыкновенный. Ничем не примечательный. Культурный, чистый. Может быть, директор необычный – человек хороший...

– А в остальных детских домах, по вашему мнению, директора...

– Сами понимаете... А этот, говорят, молодой и толковый, и сразу, как пришел, половину персонала столовой разогнал за воровство продуктов. Потом половину состава воспитателей поменял. И какие-то новые экспериментальные программы воспитания внедряет. Ввел должность психотерапевта, который с детьми работает больше, чем воспитатели. Платит ему, говорят, чуть не тройную ставку. Тот тоже эксперименты какие-то ставит. Над диссертацией работает. А директор все больше разворачивается. Спонсоров постоянно ищет. И, самое странное, находит. Деньги на счету детского дома – это вообще по нынешним временам нонсенс.

– Раньше чеченцы в детском доме появлялись?

– Ни разу. Просто сегодня сначала позвонили, потом приехали. Без всякой торжественности. Сразу привезли компьютеры и специалиста. Он моментально все их установил в компьютерном классе. До этого там уже четыре стареньких компьютера стояло. Подключил в сеть. Все работают. Пожали руки, поздравили детей – и все... И даже никаких отчетных документов не потребовали. Это бухгалтера и насторожило. Она мне и пожаловалась. Понимаете, благотворительный фонд «Сироты Чечни» – это не частное лицо. Им отчетность проводить надо. А тут без документов... Она и говорит: может быть, ворованные...

– Спасибо.

Новый лист отправился к предыдущим.

– Александр Игоревич, это Ярослав Яковлевич.

Ярослав Яковлевич – человек уже преклонного возраста, отставной военный моряк. Работает не за деньги, считает это продолжением своей прежней службы, где он тоже с удовольствием «стучал» по любому поводу в политотдел и в особый отдел.

– Сегодня утром на автобусной остановке «Опытное поле» в Балашихе два чеченца избили пожилую женщину. Русскую. Она им сделала какое-то замечание, они ее избили. Их задержала милиция, но быстро отпустила. Даже до отделения не довезли. Я это проверил. Должно быть, откупились.

– Спасибо, Ярослав Яковлевич. Откуда вы знаете, что это были именно чеченцы?

– А кто же еще?

– Может быть, азербайджанцы, может быть, дагестанцы, может быть, ингуши...

– Не-ет... Чеченцы... Я их носом чую...

– Спасибо. Больше ничего нет?

– Это все. Разве этого мало?! С нашей милицией надо бороться, как с преступниками...

– Я полностью разделяю ваши убеждения. До свидания. Жду новых сообщений.

И еще один лист в стопку.

– Александр Игоревич...

– Я.

– До вас дозвониться проблематично. Дежурный по штабу «Альфы» капитан Рославлев. Мы сегодня с вами встречались в управлении и у вас в машине.

– Слушаю, товарищ капитан. Генерал решился что-то нам передать?

– Так точно. Решился. Помните, когда мы пытались взять Руслана Салдуева...

– И что?

– В его распоряжение чеченской диаспорой был предоставлен микроавтобус «Форд Транзит». Это тот самый микроавтобус, который проходит по оплате счета за него банком... Ваши сегодняшние сведения... Мы отследили. Никакому фонду «Сироты Чечни» микроавтобус не передавался. Вообще этот фонд существует только на бумаге. По юридическому адресу их никто не видел. Просто прикрышка для обналичивания денег.

– Я так и предполагал, – кивнул Басаргин телефонной трубке.

– Слушайте дальше, – продолжил капитан Рославлев. – Два микроавтобуса «Газель», только что приобретенные по доверенности все того же фонда, сегодня получили государственные номера...

Запищал принтер. Доктор Смерть подсунул Басаргину лист распечатки. Рославлев между тем продолжал:

– Запишите...

Басаргин записал на отдельном листе. Стал слушать и одновременно читать распечатку.

– Что касается туристических фирм. Фирмы эти существуют и процветают. «Крыша» у них, естественно, чеченская. Ради соблюдения мер осторожности мы проверку проводили не через сами фирмы, а по реестру выдачи загранпаспортов. Детей никто и никуда не отправлял. Тогда негласно проверили банковские счета. Один платеж, совпадающий по времени, вызвал подозрение. Покупка большого старого дома в Подмосковье. Полуразвалившегося. Якобы чтобы использовать в качестве гостиницы для транзита иногородних российских туристов, пользующихся услугами московской фирмы. Сейчас адрес проверяется... Но, по отчетам самой фирмы, за последние полгода у них было только семь иногородних туристов. Покупка дома не вызвана необходимостью. Туда выехала группа захвата.

– Спасибо, товарищ капитан. У меня для вас тоже кое-что есть. Несколько часов назад в лесополосе на Клязьминской улице обнаружен труп Хасана Степанова, про которого я утром рассказывал. Один из тех, кто пытал Гали Барджоева. Труп тоже со следами пыток. Я могу предположить, что кто-то, возможно, Ахмат Текилов, пытался узнать судьбу Барджоева. Врач определил, что смерть наступила около трех часов ночи.

– Хорошо. Мы возьмем это дело под свой контроль.

Басаргин положил трубку на стол и задумался.

Но долго раздумывать ему опять не дали. Трубка отдыхала не больше пяти минут, а потом подала очередной мелодичный сигнал.

– Витя, поговори ты. Мне надо кое-что сообразить, а я никак сообразить не могу... Записывай сведения. Я в той комнате посижу...

– О чем разговор... Размышляй, коли ты аналитик... – Доктор взял трубку.

Александр сразу ушел во вторую комнату, приспособленную для отдыха и временного проживания сотрудников, и откинулся на спинку дивана. У него начала выстраиваться в голове версия, но не хватало какого-то важного, очень важного, может быть, даже решающего звена. И не просто звена, а определяющего мотива.