Книга: Семена прошлого
Назад: СИНДИ
Дальше: САМСОН И ДАЛИЛА

ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ПРАЗДНИКУ

По мере приближения двадцатипятилетия Барта, Фоксворт Холл все больше и больше охватывало какое-то лихорадочное безумие. Разные декораторы и художники приходили измерять наши газоны, патио и террасы. Они собирались группами, шептались, делали какие-то чертежи, наброски, подбирали цвета для скатертей, толпами врывались а кабинет к Барту, обсуждали программу вечера, тему танцевального выступления и строили какие-то секретные планы. Барт пока еще отказывался назвать тему вечера, по крайней мере, нам, членам семьи. Секреты обычно трудно бывает удержать, но Барту это удавалось. Мы все составляли сплоченную семью, но Барт держался особняком.
Рабочие натащили гору строительного материала, досок и красок и начали сооружать нечто вроде сцены или платформы для оркестра. Я слышала, как Барт хвалился кому-то из окружающих, что пригласил для выступления выдающихся оперных певцов.
Когда я выходила из дома, то старалась как можно больше находиться вне дома, в саду или в лесу: я смотрела на горы, окутанные голубой дымкой, и думала, помнят ли они чердачных мышей, обреченных быть в заключении почти четыре года. И еще я думала, смогут ли они еще какую-нибудь обычную девочку превратить в пылкую мечтательницу, имеющую к тому же твердое намерение сделать свои мечты реальностью. И многие мечты мне удалось осуществить, хотя во многом меня постигла неудача — так один за другим умирали мои мужья… Слезы выступили на моих глазах, подняв голову, я встретила любящий взгляд Криса и почувствовала, как на меня нахлынула старая знакомая печаль. Может быть, с Бартом было бы все в порядке, если бы Крис не любил меня, а я не любила Криса?
Можно винить свою звезду или поворот судьбы, но я во всем продолжаю винить мою мать.
Несмотря на тревожные ожидания того, что нас ждет впереди, я невольно чувствовала себя более счастливой, чем некоторое время тому назад. Меня очень интересовала вся эта суета в саду, в процессе которой начало оформляться что-то, уже виденное мною в кино. Я с изумлением поняла, что задумал Барт.
Декорации явно были сделаны на библейский сюжет!
— Самсон и Далила, — вяло сказал Барт, когда я стала его расспрашивать. Его энтузиазм угас, так как Мелоди решительно отказалась танцевать.
— Я неоднократно слышал от Джори, что ему очень нравится выступать в спектаклях, которые он сам ставил, а эта роль у него самая любимая.
Круто повернувшись и ничего не ответив, Мелоди направилась к дому, она рассердилась.
Конечно, мне следовало бы догадаться! Какая еще тема могла бы захватить Барта?
Синди, подбежав, обхватила руками Джори:
— Джори, Разреши мне станцевать Далилу! Я смогу, я уверена, что смогу!
—  Мне не нужны твои дилетантские попытки! — отрезал Барт.
Не обращая на него внимания, Синди умоляюще сжала обе руки Джори.
— Джори, ну, пожалуйста! Ну, я тебя прошу! Мне нравится эта роль. Я ведь продолжала заниматься в балетной школе, поэтому не покажусь неуклюжей и неловкой, тебе не будет стыдно танцевать со мной. К тому же до представления у нас еще есть время, и ты поможешь мне добиться синхронности в движениях. Я буду репетировать утром, днем и вечером.
— Времени как раз остается очень мало, ведь до представления всего два дня, — недовольно сказал Джори и сердито взглянул на Барта. — Ради Бога, Барт, ну, почему ты мне не сказал заранее? Неужели ты думаешь, что раз я сам ставил хореографию этого очень специфического балета, я помню все трудные моменты в его исполнении? Для такой роли нужно несколько недель репетиций, а ты ждал до последнего момента! Ну почему?
— Синди лжет, — сказал Барт, устремив страстный взгляд на дверь, за которой только что исчезла Мелоди. — Она ленилась раньше заниматься в балетной школе, с чего это вдруг ей вздумалось это делать, когда не было рядом матери, которая вечно понукала ее?
— Я занималась, занималась! — с гордостью и волнением кричала Синди, хотя я знала, как она ненавидела регулярные интенсивные занятия.
До шести лет ей очень нравились красивые балетные пачки, прелестные маленькие атласные туфельки, маленькие блестящие тиары со сверкающими фальшивыми бриллиантами. Фантазия сказочных спектаклей очаровывала ее, мне казалось, что она никогда не сможет жить без этого. Но Барт слишком часто высмеивал ее выступления, и в конце концов она разуверилась в собственных способностях. К двенадцати годам своими насмешками он совершенно отбил у нее желание заниматься балетом. И она перестала ходить в балетную школу. Поэтому я была удивлена вдвойне: во-первых, тем, что она, оказывается, не прекращала заниматься танцами, во-вторых, тем, что решилась выступить перед Бартом.
Она повернулась ко мне с умоляющим видом:
— Я правду говорю! Сначала я поступила в частную школу для девочек и, поскольку Барта рядом не было и некому было меня высмеивать, я снова начала танцевать, а потом возобновила занятия в моей прежней балетной школе, и теперь я неплохо подготовлена.
— Ну, хорошо, — сказал Джори, еще раз сердито взглянув на Барта, но уже смирившись. — Будем использовать то время, которым располагаем, но с твоей стороны, Барт, было явно опрометчиво думать, что роль можно так быстро подготовить; повторяю, что для этого нужно несколько недель. Мне будет не так уж трудно, потому что роль мне знакома, а вот Синди — ведь она даже ни разу не видела этот весьма необычный балет.
Грубо прервав его, Барт возбужденно спросил:
— А есть у тебя линзы, белые линзы? И сможешь ты глядеть сквозь них? Я видел вас с Мелоди в прошлом году в Нью-Йорке, и уже от оркестровой ямы ты в них выглядел совсем слепым!
Нахмурившись от неожиданного вопроса, Джори недоумевающе посмотрел на Барта:
— Да… У меня с собой эти контактные линзы… — медленно проговорил он. — Где бы я ни оказался на гастролях, обязательно кто-нибудь попросит исполнить роль Самсона, поэтому я вожу эти линзы с собой1. А я и не знал, что ты такой ценитель балета.
Барт рассмеялся и дружески хлопнул Джори по спине, как будто они и не спорили никогда. Джори даже покачнулся от силы его удара.
— Балеты в большинстве своем глупы и скучны, но этот пришелся мне по душе. Самсон — великий герой, и я восхищаюсь им. А ты, братишка, необыкновенно исполняешь эту роль. Ты кажешься таким могучим… Пожалуй, это единственный балет, который меня по-настоящему взволновал.
Я не прислушивалась к словам Барта. Я смотрела на Джоэла, который, согнувшись, стоял неподалеку. Мускулы его лица возле губ как-то спазматически дергались, казалось, он собирается улыбнуться или засмеяться. Внезапно я почувствовала, что не хочу, чтобы Джори и Синди танцевали в этом специфическом балете, в нем так много грубых сцен. Это идея Барта… Разве не он утверждал, что опера — это только музыка, а вот балет, по его мнению, дает более чувственное восприятие.
Всю ночь я думала, как уговорить Барта отказаться от постановки этого спектакля.
Его и ребенком было нелегко остановить… А теперь, когда он стал мужчиной… Наверно, ничего не выйдет. Но попытаться я хотела.
На следующее утро я рано встала и выбежала во двор, чтобы перехватить Барта прежде, чем он уедет. Он выслушал меня с неудовольствием и отказался изменить программу вечера.
— Я уже не могу этого сделать, даже если бы захотел. Я заказал театральные костюмы, декорации и весь реквизит. Если я что-то отменю, то сейчас уже слишком поздно планировать другой балет. Кроме того, ведь Джори не возражает, чего же ты беспокоишься?
Как ему объяснить, что какой-то слабый интуитивный голос внутри меня подсказывал, что такой спектакль недопустимо ставить в этом месте, где столько лет мы, дети, были в заключении, где рядом могилы Малькольма и его жены — такая музыка не должна достигнуть их мертвых ушей.
Джори и Синди тренировались и репетировали ночь и день; оба были охвачены волнением от совместной работы, и Джори находил, что Синди вполне справляется. Она, конечно, была не такой хорошей балериной, как Мелоди, но танцевала более чем удовлетворительно. Ее волосы были подняты и уложены в классическом балетном стиле, и это очень шло ей.
Утро праздника было ясным и чистым, предвещая замечательный летний день без туч и дождя.
Мы с Крисом встали рано и отправились побродить по саду перед завтраком. Волнующий аромат роз также, казалось, предвещал прекрасный, радостный праздник — день рождения Барта. Ему всегда хотелось собрать гостей на свой день рождения, как это делали Джори и Синди. Но когда гости собирались, он как-то ухитрялся перессориться со всеми своими гостями, поэтому они рано уезжали, да к тому же обиженные.
Теперь он взрослый, твердила я себе, и все будет иначе. Это же самое сказал мне и Крис — между нами существовала какая-то телепатия, мы думали об одном и том же.
— Сегодня он вступает в свои права, он совершеннолетний, — сказала я. — Не странно ли, что он до сих пор так по-детски экспрессивен, Крис? А поверенные будут читать завещание сегодня, после праздничного вечера?
Весело улыбаясь, Крис покачал головой:
— Нет, дорогая, мы все будем страшно усталыми. Завещание будут читать на следующий день.
Его веселье вдруг сменилось озабоченностью:
— Не помню, но, кажется, в этом завещании нет ничего такого, что могло бы испортить Барту праздник. А ты как думаешь?
Я тоже ничего такого не вспомнила. Но ведь тогда, когда впервые зачитывалась воля моей матери, сразу после ее смерти, я была потрясена всем случившимся, вся в слезах, почти ничего не слышала, и мне было почти безразлично, кому достанется наследство Фоксворта, думалось, что все само собой образуется.
— Там есть что-то, о чем мне поверенные Барта не стали рассказывать, Кэти… Какие-то оговорки, которые я не очень запомнил во время первого прочтения завещания, вскоре после смерти нашей матери. Теперь они не хотят мне этого говорить, поскольку Барт потребовал, чтобы я не участвовал ни в каких обсуждениях наследственных вопросов. Они во всем его слушаются, как будто он их чем-то застращал. Мне просто странно, что уже немолодые люди с жизненным опытом уступают перед его натиском; похоже, они очень хотят заслужить его расположение, а на меня, его опекуна, им наплевать. Мне очень досадно, спрашивается, какого черта я хлопотал? Ладно, скоро мы отсюда уедем, купим себе новый дом, а Барт пусть получает свое наследство и сам с ним управляется.
Я обняла его, так обиженного тем, что Барт отказал ему в доверии, которое он вполне заслужил, управляя много лет этим огромным наследством и стараясь преувеличить его. Все эти дела отнимали у него массу времени в ущерб его медицине.
— Сколько миллионов он получит? — спросила я. — Двадцать, пятьдесят или больше? Миллиард, два, три? Больше?
Крис рассмеялся:
— Ох, Кэтрин, вот ты-то никогда не станешь взрослой. У тебя нет чувства меры. Честно говоря, трудно определить точный объем всех вложений и стоимость всех акций, так как капитал размещался по разным банкам и вкладывался в разные предприятия. Однако он должен быть доволен, когда поверенные назовут даже грубую сумму… Этого более чем достаточно, по крайней мере, для десяти весьма расточительных молодых людей.
В фойе, через которое мы проходили, Джори репетировал с Синди, оба были разгоряченные и потные. Другие танцоры, которые также будут заняты в балете, стояли вокруг: кто-то наблюдал за репетицией, кто-то разглядывал богатую обстановку сказочного дворца. Синди работала исключительно хорошо, и это очень удивляло меня. Только вообразите, продолжать занятия в балетной школе и не сказать об этом мне! Для оплаты занятий она, должно быть, использовала те деньги, которые ей выдавались на одежду, косметику и прочие обычные женские потребности.
Одна из старших танцовщиц прошла через зал ко мне и улыбаясь рассказала, что несколько раз видела, как я танцевала в Нью-Йорке.
— А ваш сын очень похож на своего отца, — продолжала она, взглянув на Джори, который в это время кружился с такой страстью, что было непонятно, откуда у него столько энергии и хватит ли ее для вечернего представления.
— Может, мне не следовало бы это говорить, — продолжала моя собеседница. — Но он в десять раз лучше своего отца. Мне было около двенадцати лет, когда я увидела вас с Джулианом Маркетом в «Спящей красавице», и это произвело на меня такое впечатление, что я решила стать балериной. Спасибо вам, что вы подарили миру такого великолепного танцора, как Джори Маркет.
Ее слова наполнили меня счастьем и гордостью. Значит, мой брак с Джулианом не был неудачным, если в результате его на свет появился Джори. Хотелось бы, чтобы сын Бартоломью Уинслоу заставил меня испытать такую же радость и гордость за него.
Когда репетиция окончилась, Синди, тяжело дыша, подошла ко мне:
— Мам, как у меня получается, нормально? — повернув ко мне разгоряченное лицо, она ждала одобрения.
— Ты все делаешь великолепно, Синди, честное слово. Если ты запомнила музыку, то четко соблюдай синхронность, ты ведь первый раз выступаешь в таком замечательном спектакле.
Она улыбнулась.
— Ох, мама, не можешь ты не учить! Я знаю, конечно, что у меня получается не совсем так, как тебе хотелось бы, но я выложусь вся в этом представлении. И если даже у меня не все получится, то не потому, что я не старалась.
Джори окружили восхищенные зрители, а Мелоди тихо сидела рядом с Бартом в сдвоенном кресле. Они не беседовали и, кажется, вообще не обращали внимания друг на друга. Однако видеть их рядом в этом кресле, предназначенном для двоих, мне почему-то было неприятно. Ведя за собой Криса, я подошла к креслу, на котором сидела эта пара.
— Поздравляю с днем рождения, Барт, — весело сказала я.
Он поднял голову и радостно улыбнулся.
— Ведь я говорил вам, что будет замечательный день, будет много солнца, а дождя не будет.
— Да, ты так и говорил.
— А можно нам всем что-нибудь поесть сейчас? — спросил он, вставая и подавая руку Мелоди.
Но она сделала вид, что не заметила протянутой руки и встала с кресла без его помощи.
— Я очень проголодался, — продолжал Барт, слегка обескураженный ее отказом. — Эти легкие европейские завтраки не для меня.
Веселой компанией мы уселись за стол, все, кроме Джоэла, который сел за свой маленький столик на террасе, отдельно от остальных. По его словам, мы слишком шумно себя ведем за столом и много едим, что не соответствует его монашеским привычкам: за трапезой надо быть серьезным и долго молиться до еды и после. Даже Барта иногда сердили эти благочестивые привычки, сегодня же был особый день, и Барт не выдержал:
— Дядюшка Джоэл, вы что, собираетесь все время сидеть наедине с самим собой? Идите сюда, сядьте с нами и пожелайте мне счастья в день рождения.
— Бог осуждает выставление напоказ богатства и презирает всяческую суету. Я неодобрительно отношусь к сегодняшнему балу. Ты мог бы возблагодарить Господа за то, что он даровал тебе жизнь другим, более достойным способом, например, каким-нибудь пожертвованием или благотворительностью.
— А что мне даст эта благотворительность? Это мой праздник, дядюшка. И если даже мой дорогой прадед Малькольм перевернется в гробу, сегодня ночью я развлекаюсь, как хочу.
В восторге от такого ответа, я наклонилась и поцеловала его.
— Я рада видеть тебя таким, Барт. Это, действительно, твой день… А какие мы приготовили тебе подарки — ты прямо глаза вытаращишь!
— Наверно, — сказал он со смехом. — Я вижу, какой грудой они нагромождены там на столе. Мы их откроем, когда прибудут гости, перед тем, как начнется представление.
Сидящий напротив меня Джори озабоченно посмотрел в глаза Мелоди:
— Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая?
— Да, — прошептала она. — Только мне очень бы хотелось самой исполнить роль Далилы. Так странно видеть, что ты танцуешь с другой.
— Когда родится ребенок, мы снова будем танцевать вместе, — сказал он и поцеловал ее.
Она с обожанием смотрела ему вслед, когда он снова пошел репетировать с Синди.
А счастливое выражение лица у Барта разом пропало.

 

Без конца приходили доставщики с подарками для Барта. Прибыло много однокашников Барта из Гарварда с женами или подружками. Те, кто не смог приехать, прислали подарки. Барт входил и выходил, иногда даже пробегал, стараясь встретиться со всеми и оказаться в разных местах. Дюжинами подносились букеты цветов. Доставщики продуктов заполнили кухню, так что я почувствовала там себя нежелательным гостем, когда зашла, чтобы приготовить себе какую-нибудь закуску на полдник. Потом Барт подхватил меня под руку и провел по всем комнатам, которые были буквально наводнены цветами.
— Как ты думаешь, на моих друзей все это произведет впечатление? — с беспокойством спросил он. — Знаешь, я честно говоря, здорово хвалился этим домом перед своими однокашниками. Они ожидают увидеть нечто из ряда вон выходящее.
Я еще раз огляделась вокруг. В доме, готовом к празднику, всегда красиво, есть на что полюбоваться. А ожидающий бала Фоксворт Холл был просто потрясающ, масса свежих цветов оживляла его, привносила в обстановку тепло и очарование. Хрусталь сверкал, серебро мерцало, медь сияла… О, да, этот дом мог поспорить с лучшими дворцами.
— Дорогой, перестань волноваться. Лучше и быть не может. Дом просто великолепен, твои декораторы все сделали изумительно. Не сомневайся ни на секунду, друзья твои будут потрясены. Смотрители хорошо следили за домом все эти годы, и то, что здесь никто не жил, только пошло на пользу парку, всем газонам и лужайкам — все кустарники и цветы хорошо укоренились, трава загустела.
Но он уже не слушал меня и смотрел куда-то поверх моей головы, слегка нахмурясь.
— Знаешь, мама, — тихо сказал он. — Я еще некоторое время пошумлю здесь, когда уедешь ты с твоим братом, а также Мелоди и Джори. Очень хорошо, что объявился дядюшка Джоэл, он и останется здесь жить до самой смерти.
Я слушала его со стесненным сердцем. Имя Синди не было упомянуто, он ее отбросил как всегда.
— Неужели ты действительно так любишь Джоэла? Сегодня утром мне показалось, что он раздражает тебя своими монашескими привычками.
Его темные глаза посуровели, лицо помрачнело.
— Мой дядюшка помог мне найти себя, мама, и если иногда я раздраженно разговариваю с ним, то только потому, что у меня нет четкого представления о своем будущем. Он не может изменить свои привычки, приобретенные им за годы жизни в монастыре, где монахам не разрешалось громко разговаривать, а можно было только читать молитвы вслух и петь на богослужениях. Он немного рассказывал мне об этой жизни, мне кажется, там очень тоскливо и мрачно… Но он говорит, что нашел там мир для души, поверил в Бога и вечную жизнь.
Моя рука, обнимавшая его за талию, бессильно упала. Ему стоило обратиться к Крису, и он нашел бы то, что искал: душевный покой, надежду и веру — эти добродетели Крис пронес через всю свою жизнь. Но Барт, как слепой, не желал видеть доброту человека, который изо всех сил старался сделать Барта своим сыном. Как проклятие висело над Крисом наше с ним родство, и Барт не желал ничего видеть, кроме этого.
Расстроенная, я ушла от Барта, поднялась по лестнице и увидела на балконе Криса, который смотрел, как рабочие во дворе наводят последний лоск. Я подошла к нему, чувствуя, что солнцем мне напекло голову. Молча мы наблюдали за торопливой суматохой внизу, и я мысленно поблагодарила этот дом за то, что хотя бы напоследок он подарил нам радостные веселые мгновения, раньше с ним были связаны одни страдания.
Мы вздремнули пару часов, потом немного поели и снова разошлись по своим комнатам, чтобы переодеться для бала. Я снова устроилась на балконе, который доставлял нам с Крисом большое удовольствие. Внизу подо мной простиралась волшебная праздничная страна. Уходящий день раскрасил небеса в темно-розовый и фиолетовый цвет с прослойками ярко-красного и оранжевого, и на фоне этих красок полусонные птицы пролетали, как черные слезы, стремясь к своим гнездам. Кардиналы издавали короткие звонкие крики, похожие не на щебет или свист, а скорее на металлический звон. Когда Крис встал рядом со мной, влажный и свежий после душа, мы ни о чем не говорили, разговоры нам были не нужны, просто мы обнялись и молча смотрели вниз, потом вернулись в комнату.
Барт, дитя моей мести, становится самостоятельным человеком. Сбывались мои надежды — вот и пришел так давно ожидаемый нами праздник. Этот вечер добавит ему уверенности в себе, он убедится, что у него много друзей, и что он им нужен. Я гнала прочь свои страхи и убеждала себя вновь и вновь, что все у Барта будет хорошо, да и у нас всех тоже.
Может быть, завещание, которое зачитают завтра, полностью удовлетворит Барта. Может быть… может быть… Я желала ему всегда самого наилучшего, молила судьбу возместить нам хоть отчасти все наши обиды и потери.
За моей спиной в туалетной комнате возился Крис, надевал брюки, заправлял в них рубашку, завязывал галстук, потом попросил меня завязать его по-другому: «Сделай так, чтобы концы были одинаковой длины». Я охотно помогла ему. Он уложил свои красивые белокурые волосы, которые с затылка стали немного темнее, чем были в его сорок лет. Каждое десятилетие волосы становились более темными и больше серебра появлялось на наших висках. Я восстанавливала цвет волос краской, но Крис отказывался это делать. Красивые волосы придавали мне уверенность в себе. Мое лицо все еще было миловидным. Для своего возраста я выглядела очень молодо.
В зеркале на моем туалетном столике отражался Крис.
Вот он приблизился и обнял меня за плечи. Его руки, такие любимые руки, знакомым движением скользнули за мой лиф и обхватили мои груди, потом он прижался губами к моей шее.
— Я люблю тебя. Бог знает, что бы я стал делать без тебя. Почему он всегда это говорит? Как будто боится, что я сбегу от него или умру раньше его.
— Будешь продолжать жить, дорогой, вот и все. Ты, врач, более важен для общества, чем я.
— Только ты придаешь мне силы, — хрипло прошептал он. — Без тебя я не смогу продолжать жить и работать. А ты без меня сможешь жить, может быть, снова выйдешь замуж.
Я увидела его глаза, милые голубые глаза с тоской ждали, что я скажу.
— У меня было три мужа и один любовник, и этого вполне достаточно для женщины. Если мне так не повезет, и ты уйдешь первым, я буду день за днем сидеть у окна, смотреть вдаль и вспоминать, как мы с тобой жили.
Его взгляд смягчился, встретившись с моим, а я продолжала:
— Ты так красив, Крис! Твои сыновья могут тебе позавидовать.
— Красив? По-моему, этот эпитет более применим к женщинам?
— Нет, есть разница между привлекательностью и красотой. Мужчина может быть очень привлекательным, но не излучать внутреннюю красоту, а ты ею обладаешь. Ты, мой любимый, прекрасен и лицом, и душой.
Его голубые глаза засветились:
— Благодарю. И разреши тебе сказать, что я считаю тебя прекрасной — в десять раз прекраснее, чем ты оценила меня.
— Мои сыновья будут завидовать тебе, мой родной Кристофер, когда до них дойдет, как ты красив.
— Разумеется, — ответил он с кривой улыбочкой. — Твои сыновья найдут, в чем мне позавидовать.
— Крис, но ты ведь знаешь, что Джори любит тебя. Когда-нибудь и Барт поймет, что он любит тебя.
— Когда-нибудь мой корабль уплывет, — тихо пропел он.
— Это и его корабль тоже, Крис. Барт, наконец, стал самостоятельным, завтра он вступает в свои права. Он сам будет управлять своим состоянием, выйдет из-под твоего контроля, успокоится, придет в себя и обратится за советом или помощью к тебе, как к отцу, ведь ты был для него лучшим отцом.
Он задумчиво улыбнулся, легкая печаль сквозила в его улыбке.
— Честно говоря, дорогая, я буду счастлив, когда Барт получит свое наследство, а я выйду из игры. Не очень-то легко управлять всем этим состоянием, хотя я и нанял себе помощника. Как опекун, я старался приумножить состояние Барта, а скорее всего, я хотел доказать ему, да и себе, что я могу быть не только врачом — ведь этого Барту всегда казалось недостаточно.
Что я могла сказать ему? Все старания Криса не изменили отношения Барта к нему. Потому что существовало одно, чего Крис не мог изменить — он был моим братом. Поэтому Барт ни за что не хотел его считать отцом.
— Тебе не нравится, что я так говорю, дорогая, поэтому ты хмуришься?
— Вовсе нет, — ответила я и встала.
Белый шелк моего красивого платья, сшитого в греческом стиле, прилегал к моей коже, шелестел и приятно щекотал ее. Один крупный длинный локон моих волос спадал мне на плечо, остальные волосы были высоко уложены на голове и удерживались бриллиантовой заколкой, единственной драгоценностью, которая была на мне, не считая обручального кольца.
Посредине нашей спальни мы сошлись и взялись за руки, каждый из нас крепко держал единственную ценность, которую мы сохранили: друг друга. Казалось, в доме все замерло. Мы стояли одни перед вечностью.
— Ну, говори, — попросил Крис после долгого молчания. — Я ведь все равно всегда догадываюсь, если ты чем-то озабочена.
— Я просто очень хочу, чтобы изменились отношения между тобой и Бартом, вот и все, — экспромтом произнесла я, не желая портить этот вечер подробными объяснениями.
— У меня сложились близкие родственные отношения с Джори и Синди, и это отчасти компенсирует мне антагонизм Барта. Более того, я искренне уверен, что у Барта нет ненависти ко мне. Временами я чувствую, что он хочет протянуть мне руку, но его удерживает чувство стыда за наше кровное родство с тобою, он считает это позором, такое предубеждение сдерживает его душевные порывы крепче стальных цепей. Он ищет советчика, но ему стыдно обратиться ко мне. Ему нужен отец, настоящий отец. Ведь его психиатры тоже всегда говорили нам об этом. Он смотрит на меня, считает меня недостойным… и ищет кого-то другого. Первым был Малькольм, его прадедушка, уже давно умерший. Затем был Джон Эмос, но тот обманул его ожидания. Теперь появился Джоэл, но Барта пугает, что и в нем обнаружится какой-то изъян. Да, я могу сказать, что он не очень доверяет своему дядюшке. И поэтому Барт не чувствует себя уверенно, он не защищен, Кэти. У нас есть еще время протянуть друг другу руки, пока мы живы и жив он.
— Да-да! Я знаю! Пока мы живы, мы должны надеяться. Повторяй это вновь и вновь. И когда-нибудь Барт скажет тебе: «Я люблю тебя! Ты всегда поступал правильно. Да, ты тот самый отец, которого я искал всю жизнь». Разве это не замечательно?
Он склонился к моим волосам:
— Не сетуй так горько. Этот день придет, Кэти. Будь уверена, если ты и я любим друг друга… и троих наших детей, то этот день придет.
Да, я готова была сделать все возможное, чтобы наступил такой день, когда Барт скажет искренние слова любви своему отцу. Я хочу дожить не только до того дня, когда Барт признает Криса своим отцом, полюбит его и отблагодарит за все, что тот для него сделал, я хочу дождаться, когда он станет настоящим братом для Джори… и для Синди.
Несколько минут спустя мы сошли по лестнице в зал и подошли к Джори и Мелоди, которые стояли внизу у перил. Мелоди была в простом черном платье, перехваченном черным ремешком, широкая юбка ниспадала свободными складками. Единственным украшением была нитка тускло мерцающего жемчуга.
Высокие каблуки моих серебряных туфель застучали по мрамору и, вероятно, услышав этот звук, появился Барт в отлично сшитом на заказ смокинге. У меня перехватило дыхание — так он походил на своего отца, когда я увидела его впервые. Его усы, неделю тому назад выглядевшие как легкий пушок, подросли, стали гуще. Он был весел и от этого еще более красив. Его темные глаза засветились от восхищения, когда он увидел мое платье, прическу, почувствовал запах моих духов.
— Мама! — воскликнул он. — Ты выглядишь потрясающе! Это чудесное белое платье ты купила специально для моего бала?
— Конечно, — ответила я смеясь. — Не могла же я надеть какое-нибудь старье ради твоего праздника.
Мы все расточали друг другу комплименты, только Барт ничего не сказал Крису, хотя я видела, что он украдкой бросал на него взгляды, как будто его удивляло, что Крис всегда великолепно выглядит. Мелоди и Джори, Крис и я, Барт и Джоэл встали кружком у нижних ступеней лестницы, при этом все, кроме Джоэла, пытались говорить одновременно. Вдруг…
— Мама, папа! — окликнула нас Синди, сбегая по ступенькам к нам.
Чтобы не оступиться, она приподняла подол своего огненно-красного платья. Я повернулась, чтобы взглянуть на нее и обомлела.
И где только она откопала столь шокирующее одеяние?! Это было нечто вроде специальной приманки для мужчин, все женские прелести были видны как на витрине. Я замерла от страха, почувствовав, какова будет реакция Барта. Все мое веселье сбежало с меня, как прокисшее вино и утекло сквозь мои серебряные туфли в пол. На ней было надето нечто вроде оболочки красного цвета с вырезом почти до талии, а под ней, очевидно, ничего не было, кроме тела. Пики ее грудей вызывающе выступали и дразняще подпрыгивали, когда она двигалась. Облегающая тело атласная оболочка была внизу косо срезана и открывала… Не было ни складочки, ни сборочки, нигде, избави Бог, не проступал лишний жирок, было только юное сильное тело, которое ей очень хотелось показать.
— Синди, вернись в свою комнату, — прошептала я. — И надень то голубое платье, в котором ты обещала быть. Тебе только шестнадцать, не тридцать.
— Ой, мама, не надо быть такой скучной. Времена изменились. Сейчас модно обнажать тело. Модно! И по сравнению с другими платьями, которые я могла бы выбрать, оно совсем скромное.
Взглянув на Барта, я поняла, что он не считает наряд Синди совсем скромным. Он стоял совершенно огорошенный, лицо его пылало, вытаращенными глазами он смотрел, как она семенила ногами, поскольку юбка так плотно обтягивала ее ноги, что она еле переступала ими.
Барт взглянул на нас, затем снова уставился на Синди. Он был так возмущен, что не мог говорить. Надо было скорее что-то придумать, чтобы успокоить его.
— Синди, пожалуйста, беги наверх и переоденься во что-нибудь более приличное.
Синди в упор смотрела на Барта. Она явно ждала, что он предпримет. Впечатление, которое она на него произвела, удовлетворило ее; кажется, ей даже понравилась его реакция, его вытаращенные глаза, его разинутый от изумления рот: она была довольна тем, что он возмущен и шокирован. Чтобы показать себя во всей красе, она продефилировала вокруг нас, как гарцующий пони, поскрипывая своей оболочкой и вызывающе вихляя бедрами. Джоэл придвинулся поближе к Барту, его водянисто-голубые глаза с холодным презрением оглядели Синди с ног до головы, затем встретились с моим взглядом: «Посмотри, кого ты воспитала!» — без слов сказал он.
— Синди, ты слышала, что сказала мама? — прорычал Крис. — Сделай, как она сказала! Немедленно!
Возмущенная его окриком, Синди замерла, с вызовом посмотрела на него, покраснела, но не повиновалась.
— Пожалуйста, Синди, — попросила я. — Вот и отец тебя просит. Другое твое платье очень красиво и идет тебе. То, что надето на тебе сейчас, вульгарно.
— Я уже достаточно взрослая, чтобы самой решать, как мне Одеваться, — сердито сказала она, не двинувшись с места. — Барт любит красное, вот я и надела красное!
Мелоди взглянула на Синди и беспомощно оглянулась на меня, пытаясь улыбнуться. Джори засмеялся, приняв все за шутку.
Но весь раж у Синди уже пошел на убыль, фарс окончился. Она как-то вся сникла и остановившись перед Джори, изучающе посмотрела на него:
— Ты выглядишь превосходно, Джори, и ты тоже, Мелоди…
Очевидно, Джори не знал, что ответить и куда глаза девать от смущения, он посмотрел в сторону, потом назад, и все лицо его, начиная от ворота рубашки, стало медленно краснеть.
— А ты… ты совсем, как… Мэрилин Монро…
Барт резко дернул головой и снова свирепо оглядел Синди. Его лицо еще больше раскалилось, казалось, от него уже идет дым. Он взорвался, потеряв контроль над собой:
— Немедленно убирайся в свою комнату и надень что-нибудь приличное! Немедленно, слышишь! Двигайся, пока не получила по заслугам! Я не потерплю, чтобы в моем доме кто-нибудь был одет, как шлюха!
— Пропади ты пропадом, гадина! — взвилась она.
— Что ты сказала? — завопил он.
— Я сказала: пропади пропадом, гадина! Я буду одета в то, что на мне надето!
Я видела, что она вся дрожит. Но на этот раз Барт был прав.
— Ну, в чем дело, Синди? Ведь ты и сама понимаешь, что платье твое неприлично и любого шокирует. Сделай, что мы просим — поднимись наверх и переоденься. Не нарывайся на новые неприятности: ведь ты в самом деле выглядишь, как уличная девка, и сама это понимаешь. Ведь у тебя всегда был хороший вкус, как же ты могла выбрать эту вещь?
— Мама! — заплакала она. — Мне из-за вас плохо!
С угрожающим выражением на лице Барт шагнул к ней. Вдруг Мелоди, раскинув тонкие белые руки, встала между ними и умоляюще обратилась к Барту:
— Разве ты не видишь, что она это сделала специально, чтобы разозлить тебя? Успокойся, своим гневом ты только доставишь ей удовольствие.
И, повернувшись к Синди, холодно и повелительно произнесла:
— Ну что ж, Синди, ты достигла того эффекта, на который рассчитывала. Почему бы теперь тебе не подняться в свою комнату и не надеть то голубое платье, которое ты и собиралась надеть сначала?
Барт шагнул мимо нас с Крисом, чтобы схватить Синди, но она отскочила и, обернувшись, стала дразнить его за то, что он слишком медлителен и не может догнать ее, хотя на ней и надета такая узкая, сковывающая движение, юбка. Я готова была отшлепать Синди, услышав, как нежным воркующим голоском она произнесла:
— Барт, дорогой, я была уверена, что тебе понравится это ярко-красное одеяние… а поскольку ты считаешь, что я дрянь, дешевка, я решила не обманывать твоих ожиданий и сыграть ту роль, которую ты сочинил для меня.
Одним прыжком он настиг ее и ударил ладонью по щеке. Боль и сила этого удара заставила Синди пошатнуться, всей тяжестью она села на вторую ступеньку лестницы. Я услышала, как треснула ее узкая юбка, разорвавшись по заднему шву. Я кинулась к ней на помощь Слезы потекли из ее глаз.
Быстро поднявшись на ноги, Синди задом стала подниматься по ступенькам, стараясь сохранить собственное достоинство
— А все-таки ты гадина, братец Барт. Странный извращенец, который не воспринимает реальный мир так, как другие. Ты или девственник, или хуже того — гей!
Гнев на лице Барта заставил ее быстрее вскарабкаться по ступеням. Я сделала движение, чтобы остановить Барта, но он оказался проворнее. Безжалостно оттолкнув меня так, что я тоже чуть не упала, он кинулся за Синди. Плача, как наказанный ребенок, она исчезла, преследуемая Бартом.
Откуда-то до меня ясно донесся выкрик Барта:
— Как ты осмелилась насмехаться надо мной? Ты маленькая дрянь, чье имя я всегда защищал, когда слышал всякие грязные рассказы о тебе. Я считал, что они лгут. Теперь ты доказала, что ты в точности такая, как о тебе рассказывали! Как только окончится этот бал, я не захочу даже видеть тебя!
— Спроси, захочу ли я видеть тебя, — закричала она. — Я ненавижу тебя, Барт! Ненавижу!
Я слышала ее выкрики, ее вопли… Я кинулась вверх по лестнице, хотя Крис пытался удержать меня. Вырвавшись, я поднялась на пять ступенек, когда появился Барт с довольной усмешкой на красивом, но все еще злом лице. Проходя мимо меня, он прошептал:
— Я задал ей такую взбучку, какую она ни разу не получала — отшлепал как следует. Если даже через неделю она сможет сидеть, значит, ее зад сделан из железа.
Я оглянулась и увидела, как Джоэл нахмурился при этих словах.
Не обращая на этот раз внимания на Джоэла, улыбаясь приветливо, как настоящий хозяин, Барт выстроил нас в шеренгу для встречи гостей, и вскоре гости стали подъезжать. Барт представлял всех нас людям, с которыми, я и не подозревала, что он был знаком. Я была изумлена его умением держаться, легкостью, с которой он здоровался со всеми, радушием, с которым он принимал гостей. Его однокашники ввалились толпой, как будто все одновременно захотели увидеть и оценить все, о чем он им рассказывал. Если бы Синди не надела это ужасное платье, я могла бы по-настоящему гордиться Бартом. Но из-за этого случая меня не покидало беспокойство, вдруг Барт действительно знает что-то, что подтверждает его предположения о поведении Синди.
А сейчас Барт старался очаровать каждого из гостей и преуспел в этом больше, чем Джори, который благоразумно отступил на второй план и позволил блистать Барту. Мелоди почти прижалась к мужу, ухватившись за его руку, и была бледна и невесела.
Я с таким увлечением наблюдала, как Барт ведет прием гостей, что даже вздрогнула, когда кто-то вдруг потянул меня за руку. Это была Синди, одетая в скромное маленькое голубое платьице, которое я сама выбирала для нее. Она выглядела как милое шестнадцатилетнее, непорочное и даже никем не целованное создание.
Я проворчала:
— В самом деле, Синди, тебе не стоит упрекать Барта. Ты вполне заслужила взбучки.
— Да ну его ко всем чертям! — выдохнула она. — Я еще покажу ему! Я буду танцевать в десять раз лучше, чем Мелоди! Я заставлю каждого мужчину на этом вечере возжелать меня, несмотря на это скучное, как у мышки, платье, которое вы для меня выбрали.
— Ну, это неправда! Ты ведь так не думаешь, Синди. Смягчившись, она втиснулась в мои объятия:
— Конечно, нет, мама! Я так не думаю.
Барт, увидев рядом со мной Синди, оглядел ее девичий наряд, саркастически улыбнулся и направился к нам. Синди выпрямилась.
— Слушай, Синди! Ты наденешь свой балетный костюм, когда подойдет время, и забудешь все, что произошло между нами. Ты должна станцевать свою партию безукоризненно, поняла?
Он шутливо ущипнул ее за щеку. Этот шутливый щипок оставил заметный красный след на ее лице. Она взвизгнула и лягнула его ногой. Ее высокий каблук ударил его по колену. Он вскрикнул и шлепнул ее.
— Барт, — прошептала я. — Прекрати! Не бей ее больше! Того, что ты сделал, уже достаточно для одного вечера!
Крис оттащил Барта от Синди.
— Все, достаточно этого идиотизма, — сердито сказал он, а Крис редко сердился. — Ты пригласил на этот вечер много довольно известных в Виргинии людей, вот и покажи им, что ты умеешь себя прилично вести в обществе.
Грубо оттолкнув Криса, Барт свирепо посмотрел на него и быстро ушел, ничего не сказав. Я улыбнулась Крису, и мы направились в сад. Джори и Мелоди подхватили Синди и стали представлять ее некоторым молодым людям, приехавшим вместе с родителями. Среди гостей было много знакомых Джори и Мелоди, у них была масса друзей и поклонников. В свое время они и познакомили с ними Барта.
Я надеялась, что все будет хорошо.
Назад: СИНДИ
Дальше: САМСОН И ДАЛИЛА