Доктор набрал сначала первый номер, продиктованный ему Тихоновым. Долго ждал ответа.

– Да… – откровенно грубо сказали наконец.

– Мне нужен Виктор Петрович.

– Его сейчас нет.

– А с кем я разговариваю?

– Какая разница.

– Передайте ему, когда появится, что звонил…

Трубку отключили.

– Этого должно хватить, – с усмешкой сказал Доктор. – Обычно хватает пары секунд разговора, чтобы наш спутник, как клещ, уцепился за место.

– Что это за техника? – поинтересовался Тихонов.

Он уже пересел с жестковатого и затоптанного многими ногами пола на диван и даже, мало обращая внимания на собственную боль, помог пересадить туда Столбова-младшего, все еще находящегося в шоковом состоянии. Столбов держался двумя руками за голову и не хотел даже разговаривать.

– Специальный спутник Интерпола. В принципе, такие спутники сейчас контролируют все развитые страны мира. Если проходит один, ему на смену заходит другой. И телефонные сети можно перлюстрировать полностью. Необходимо только знать номер. Правда, обходится это в копеечку.

– Нашим бы такое, – мечтательно сказал Тихонов.

– Нашим пока нельзя. – Доктор уже набирал второй номер. – Наши технологии через месяц перейдут в руки бандитов. Я имею в виду не только уголовников, но и бандитов политических, тех, что в Думе заседают. Сначала надо в стране обстановку нормализовать, для этого надо политику сделать цивилизованной, если такая бывает вообще, потом уже спутники подключать к прослушиванию. Кстати, интерполовские, большей частью, запускались российскими военно-космическими силами и используют купленные у России технологии. Алло! Алло! Мне нужен Алексей Владиленович.

Сам Алексей Владиленович только слегка пошевелился, сидя на диване, но даже рук от головы не отнял.

– Кто его спрашивает? – Теперь голос, в противовес первому, вежливый и даже добрый, по-восточному словно бы слегка удивленный. Интонации такие, какими обычно секретарь отвечает заученными фразами, когда старается и вести себя культурно, и свою миссию цербера выполнить.

– Меня зовут Доктор Смерть.

Доктор специально назвался. Знал, как шокирует в первый момент его прозвище. Так и получилось – пауза затянулась, а телефон работал, давая спутнику лишнее время на фиксацию объекта.

– Запоминающееся имя! – сказали наконец. – По какому вопросу?

– Мне необходимо кое-что передать ему.

– Можете сказать мне, я передам Алексею Владиленовичу.

– Мне нужно передать лично. Из рук в руки. Я из Москвы к нему прилетел.

– К сожалению, это сейчас невозможно. Где вы сейчас находитесь?

– Неподалеку. Столбов знает мою фамилию.

– Я сообщу о вашем звонке Алексею Владиленовичу.

– Я позже перезвоню. Или сам к вам зайду.

– Куда?

– К вам.

– Вы не застанете нас в офисе.

– Я найду.

– Едва ли… Не тратьте время.

Доктор даже трубку не убрал, только сложил ее, дожидаясь звонка из Москвы. Звонок прозвучал уже через минуту. На связь вышел Басаргин.

– Доктор! Перехватили. Первый звонок еле-еле успели засечь. Разговаривали с дороги. Машина движется в сторону Челябинской области.

– Не в Казахстан?

– Нет. Должно быть, транзитом через Челябинск, в Уфу спешат. Но всегда имеют возможность свернуть в сторону Казахстана. Могут и из самого Челябинска свернуть, чтобы ехать через Троицк. Это терпимо пока. Второй звонок… Будь осторожнее. Машина… В Верхнетобольске… Вот сейчас… Стас увеличивает карту… Стоят в сотне метров от дома, из которого ты звонишь. Судя по всему, микроавтобус. Наверное, та самая «Газель». Спрятались в кустах у дороги. От тебя на запад и минут на десять севернее. Возможна засада. Ориентируйся.

– Я понял. Действую.

– Обрисуй ситуацию.

– Чуть позже. Я сам позвоню. Сообщите Астахову, чтобы выставил по мере возможности заслоны на границе с Казахстаном. Пусть пограничников предупредит, а еще лучше местных казачков. Они всегда в бой рвутся. Это как раз работа для них.

– Нельзя. «Ангелы» их просто перебьют.

– И такое может быть. Здесь они не церемонились.

Не успел он убрать трубку, как в комнату без звука, будто привидение, вошел Сохатый. Даже скрипучая входная дверь, пропуская его, не подала голоса. Сохатый молча бросил на пол две маски «ночь» и прислонил к стене три помповых ружья и два автомата Калашникова. Почти одновременно убрал от лица руки и поднял голову Столбов. Лицо красное, глаза красные, почти ничего не соображающие. Но начал прислушиваться и присматриваться к происходящему. Это уже лучше. А присмотревшись, спросил:

– Где мои парни? – Голос сиплый, язык ему почти не желал повиноваться.

– Зайца волки порвали, мои люди повезли в больницу. Два ножевых ранения. Еще один мертвый валяется в кустах. Менты прибудут, проведут осмотр…

– Еще трое валяются в других кустах. Не дышат… – сказал Сохатый. – Одного я приволок во двор. На скамейке сидит. Дубинкой, наверное, по голове погладили. Без ружья был. Ничего не видит и ничего не соображает. Сейчас «Скорая помощь» прибудет. Его заберут.

– Больше никого?

– По дороге не попались.

– Я приказал десять человек выставить.

– Где-нибудь отдыхают. Хочется надеяться, что живы.

– Эти– где?

– Эти – уехали. Прикрытие только выставили, – Сохатый показал на маски, что бросил на пол.

– Не допросил? – поинтересовался Доктор, за разговором уже проверив помповое ружье, но отложив его в сторону и вооружившись все же автоматом.

– На «Бабу Ягу» посадил. И кляп соорудил.

– Пойдем! Их «Газель» в сотне метров. Там еще кто-то.

Встал и Столбов. За ним поднялся и Тихонов.

– Отставить, – категорично сказал Доктор. – Идут одни специалисты. В данном случае мы с Дым Дымычем. Еще два специалиста вот-вот приедут. Вашего Зайца на руки лекарям сдадут и помогут вам.

– Я хочу сам, – Столбов набычил шею и взялся за ружье.

– Никто не спрашивает, чего ты хочешь, – спокойно сказал ему Сохатый. – Может, от греха, связать его? – спросил у Доктора так, словно Столбова здесь и не было.

– Если вылезет, просто дай ему в лоб, чтобы еще полежал, – посоветовал Доктор и вышел, не дожидаясь ответной реакции и показывая, как мало он волнуется мнением авторитетного в своих кругах человека.

– Я сказал, что я пойду…

Алексей Владиленович упрямо шагнул вперед и словно сам наткнулся печенью на жестко выставленные пальцы левой руки Дым Дымыча. Несколько секунд Столбов простоял столбом и тут же осел на пол мешком. Тихонов только-только успел подхватить его за плечи, чтобы шеф не стукнулся об пол головой.

– Не выпускай его, майор, – спокойно и бесстрастно дал совет Сохатый. – После следующего удара он на всю жизнь дураком останется. Скажи, я так ему пообещал. Я слово держать умею.

И вышел тоже.

Доктор дожидался его на лестничной площадке первого этажа.

– Там выходил? – показал на дверь квартиры, через которую они проникли в подъезд, и до них, видимо, тем же путем прошли «черные ангелы».

– Я не люблю, несмотря на свое армейское прошлое, появляться с барабанным боем. Сейчас выход чист. Я с тыла обошел и подчистил.

– Возможные точки…

– Обижаешь! Конечно, проверил.

Тем не менее они открыли дверь на улицу рывком и тут же выскочили, отпрыгнув в разные стороны. Оба выполнили маневр легко и быстро, как кошки. Даже если бы кто-то успел их увидеть, выстрелить все равно не успел бы.

На скамейке перед домом сидел в такой же позе, как недавно Столбов-младший, один из охранников. Если сидит, значит, обстановка спокойная. Рассмотрев его и услышав легкие стоны-мычание, оба убедились еще раз, что можно передвигаться открыто, однако привычка спецназовца к скрытым действиям сработала и в этот раз. И тенями они промелькнули под окнами первого этажа, скрытые от двора кустами. Доктор отмашкой руки показал направление.

К микроавтобусу «Газель», стоящему с погашенными габаритными огнями, они подошли сзади и с двух сторон, умудрившись никому не попасться на глаза. Слева, со стороны дороги, машину прикрывали кусты, отстоящие на полметра. Справа шла поросшая травой, не часто используемая грунтовая дорога. Сохатый знаками показал, что он идет слева. Доктор в ответ показал пальцем себе в грудь. Значит, начинает он. Естественно, дав время Дым Дымычу выйти на позицию. В руках Дым Дымыча после очередного непонятного движения за спиной появился пистолет с глушителем. Автомат нашел себе удобное место в кустах. Доктор только головой покачал, увидев такое, отнюдь не табельное, оружие, но тоже отложил автомат и достал из подмышечной кобуры пистолет, заткнул его за брючный ремень на спине.

Сколько человек могло быть за стеклами машины – непонятно. Но готовиться следует к тяжелой схватке. Противника всегда лучше вдвое переоценить, чем чуть-чуть недооценить. Многие, кто пренебрегал этим законом, за небрежность расплатились.

Доктор выжидал минут пять. После этого, решив, что Сохатый позицию уже занял, пошел к «Газели» открыто, не прячась. Постучал по стеклу громко, чуть не с угрозой разбить.

– Вы что здесь встали? А ну быстро гоните отсюда!

Местных хамов хватает в любом городе, даже самом маленьком. Верхнетобольск – не исключение. А тут какой-то лохматый, бородатый, немолодой и кошмарно здоровый. Такому просто хочется показать его действительное место, уткнув в живот ствол автомата.

Дверца салона сдвинулась неторопливо и не полностью.

– Если вы ищете туалет, то это в следующих кустах, – вежливо сказал голос, который Доктор узнал. В трубке он звучал так же вежливо.

– Быстро, быстро. Катите отсюда. А то пристроились – по погребам лазить…

Крышку погреба для хранения овощей и солений Доктор миновал только что. И видел несколько таких же крышек раньше. Если эти выходили из машины, а они выходили наверняка, то сами эти крышки видели. И даже наезжали на них колесом, как показывают следы.

Дверца сдвинулась в сторону полностью. Вышли, неторопливо потягиваясь, разминая усталые члены, двое. Ребята крепкие, тренированные, в себе уверенные. Третий остался сидеть, но небрежно, не ожидая неприятностей, выставил в дверь ствол автомата. Дальше виднелся еще водитель, повернувшийся с любопытством в их сторону.

Доктор, вопреки логике, не сделал шаг назад, увидев оружие.

– Объясните мужчине расстановку сил, – культурно скомандовал тот, что остался с автоматом.

Ударить Доктора попытались тоже культурно – с короткого расстояния не кулаком, а локтем в челюсть. Он сам словно бы подставлялся под этот удар. Но Доктор хорошо знал, что локтем в голову следует бить только в том случае, если ты ростом выше или хотя бы килограммов на десять потяжелее противника. В противном случае такой удар может помочь только синяк поставить, но никак не «уронить» такого крупного человека, как он. Но идея ходить с синяком под глазом Доктору тоже не слишком нравилась. И потому он отклонился почти незаметно, даже не отклонился, а только чуть-чуть присел на левую ногу, пропуская локоть в опасной близости от своей головы. Дал после этого возможность бьющему выпрямиться после промаха и занять неустойчивое положение и нанес классический удар боксера левши – всей мощью своего стокилограммового тела, вкладывая в него не только силу и резкость руки, но и выпрямляя одновременно левую ногу, выбрасывая вперед вес корпуса. Такими ударами в средние века ломали крепостные ворота, а не по голове били. Звучный хряск показал, что стона здесь быть не может. Второй противник сделал шаг назад, желая развернуться для удара ногой, но завершить движение не успел, потому что Доктор шагнул к нему, протягивая обе руки вперед, словно намереваясь схватить за горло, но хватать не стал, а просто ударил в кадык двумя большими пальцами. Таким образом, заставил от боли на несколько секунд потерять способность к сопротивлению и тут же подтолкнул его вперед и чуть в сторону, закрываясь телом от ствола автомата. А одна из рук тут же скользнула далеко за спину противника, захватывая сам автомат за цевье и выдергивая его из рук третьего противника. К удивлению Доктора, он не почувствовал сопротивления и когда втолкнул второго противника лицом в ступени автомобильного салона, увидел, что водителя на месте нет, а на его сиденье уже стоит на коленях Сохатый, и приставил ствол пистолета к затылку того, кто вежливо командовал и так же вежливо выпустил из рук автомат.

– Я же обещал прийти, – сказал Доктор.

– Кто вы? – В голосе звучало вежливое удивление и уважение к только что продемонстрированному удару левой. Классику бокса любят даже некоторые представители других силовых единоборств. По крайней мере, они в состоянии ее оценить.

– Меня зовут Доктор Смерть. В настоящее время я представляю здесь Интерпол, но этот человек у вас за спиной – отставной офицер спецназа ГРУ, он не имеет официального статуса, но имеет сильное желание задать вам несколько вопросов, которые я, как раз в силу своего статуса, задать вам не имею права…

Доктор прервался, чтобы нанести еще один удар второму своему противнику, который попытался выскользнуть и одновременно достать нож. К удару кулаком добавился удар головой о ребро раскрытой дверцы, которая такое действие едва, хотя и с металлическим стоном, вытерпела. Удара вполне хватило, чтобы надолго обеспечить себе безопасность и с этой стороны. Про первого противника Доктор даже не вспоминал, потому что знал по опыту – если только вылить на этого человека десяток ведер ледяной воды, он, может быть, и откроет глаза. Но поднять голову не сумеет еще, по крайней мере, час.

– Итак, мой напарник не имеет официального статуса и не обязан координировать свои действия с законом. Поэтому я удаляюсь в туалет – имею же я на это право – оставляя вас с ним для беседы. Советую вам быть с этим человеком разговорчивым. Он сам немногословен, но любит, когда другие говорят много. Особенно, если он спрашивает…

Доктор повернулся и заторопился к дому, потому что услышал, как со стороны дороги во двор въезжает машина. Сквозь кусты вдалеке просвечивал свет фар. Должно быть, вернулись из больницы Ангел с Ризой и привезли с собой бригаду «Скорой помощи», если в Верхнетобольске есть при больнице своя станция.

Гольдрайх знал, где находится отель «Альпина». Внешне более современный, чем «Альберт Первый», шестиэтажный, но не имеющий таких удобств и такого традиционного высококлассного обслуживания. В «Альпине», как правило, зимой останавливаются молодые спортсмены, а летом те, кто не слишком любит сорить деньгами по причине их традиционного недостатка. В принципе, после блистательного появления светской дамы в казино «Mille la deuxiéme nuit» это выглядит вполне приличной маскировкой. Конечно, еще большей маскировкой была бы остановка в ночлежном доме для бродяг, если таковой в Шамони имеется. Но, возможно, Джошуа мыслит слишком радикально, а арабы не желают лишать себя необходимого минимума удобств.

Некоторое время он отдыхал у себя в номере, продумывая прошедший разговор с комиссаром Рано. Он, конечно, добавил ей работы, предположив подготовку взрыва франко-итальянского туннеля, но даже забавно, когда от такой женщины будет пахнуть по́том после тщетного бега за преступниками, которые катаются в инвалидной коляске у нее под длинным носом. Когда запах пота перемешивается с запахом сладких духов – это очень противно, от такого может затошнить даже эскимоса, который снимает свою меховую одежду тогда, когда она совсем износится – до дыр, которые пропускают холод.

Джошуа посмотрел на часы. Четыре стены номера успели ему изрядно надоесть, и он решил прогуляться по городу, пока не пролился настоящий дождь, обещаемый собравшимися в долине тучами. Монблан при взгляде в окно совсем скрылся из вида. Тучи обложили его низко сидящей плотной шапкой.

Портье внизу противно улыбался, принимая ключ из рук Джошуа.

– Как вам понравилась комиссар Рано?

Он явно надеялся выудить какую-то информацию. Известное дело, все портье во всех отелях, даже самые молчаливые, невыносимо любопытны и стараются знать все, что их не касается.

– Фильмы ужасов я могу смотреть и дома, – ответил ему Джошуа почти с улыбкой и отошел к витрине маленького прилавка в углу холла, чтобы купить зонт. Дождь, видимо, все же будет. И ни к чему чувствовать на себе промокшую одежду. Джошуа не любил, когда к нему что-то или кто-то липнет.

Он выбирал недолго, потому что не считал себя человеком привередливым. Хотя продавец очень желал продать ему обязательно миниатюрный складной, он из чувства противоречия купил себе зонт-трость с настоящей костяной ручкой. К тому же такой зонт гораздо шире складного и лучше прячет от дождя.

На улице людей было много. Их дождь не пугал, и в любом случае отдыхающие могли спрятаться в одном из множества ресторанов, ресторанчиков и кафе. Таких заведений в Шамони, как показалось Джошуа, в несколько раз больше, чем необходимо. Потому, наверное, они и не процветают, о чем недвусмысленно говорит их внешний вид.

Пошел он не в сторону «Альпины», а в противоположную. Джошуа решил дать своим знакомым время закончить прогулку и пообедать до того, как он нанесет им визит. Несколько раз прохожие раскланивались с ним, приветствуя. Он не помнил этих людей, но думал, что это, скорее всего, вчерашние посетители казино, в чьем присутствии он играл. Каждому человеку, особенно престарелым женщинам, кажется, что они очень заметные фигуры в этой жизни. И чем женщина старее, тем, кажется ей, она пользуется большим успехом. Особенно у молодых людей, к каковым Джошуа себя все еще относил. И Джошуа очень обидел бы их, остановившись после приветствия и спросив, где они виделись. Дважды принимался накрапывать мелкий дождь, но прекращался еще до того, как Джошуа успевал снять с зонта чехол. Во время пути в противоположную сторону чехол все же пришлось снять и даже нажать на кнопку, чтобы попробовать, как зонт раскрывается, но дождь опять обманул его.

Холл отеля «Альпина» не отличался отделкой благородным деревом, как в «Альберте Первом». Здесь царил металлизованный пластик, больше отвечающий вкусам молодежи. Спросив портье о нужных ему людях, Джошуа поднялся в лифте на шестой этаж, самый дорогой и единственный в отеле, где соблюдалась видимость комфорта. Постучав в дверь номера, он услышал гибкий женский голос, лишенный недавней старческой надтреснутости:

– Одну минуточку…

Сам не зная почему, Джошуа слегка заволновался.

Дверь не открывали около двух минут. Наконец в замке повернулся ключ.

– Войдите.

Он вошел. За дверью стояла инвалидная коляска, и в ней сидела «старушка».

– Добрый день, мадам…

– Это вы? – Она очень удивилась и побледнела. И попыталась даже выглянуть за косяк, нет ли кого в коридоре рядом с Джошуа. – Вы один?

– Я один, мадам. Позвольте нанести вам визит?

– Заходите, месье… – Коляска откатилась в глубину комнаты, управляемая слабо гудящим электрическим двигателем. – Дверь, пожалуйста, закройте.

Джошуа прошел в номер, с удовольствием убедившись, что дама в настоящее время одна, без заботливого сына, которому нравилось катить коляску перед собой, хотя надобности в этом, оказывается, не было, поскольку коляска имеет двигатель.

– А где ваш сын? – поинтересовался Джошуа.

– Вы разве не виделись с ним?

В глазах у женщины встало беспокойство.

– Увы.

– Он пошел навестить вас.

– Я уже больше часа гуляю по городу.

– Простите, месье, мою назойливость и отсутствие вежливости, но – кто та дама, с которой вы сегодня обедали?

– Я обедал один, мадам. А перед обедом меня допрашивала комиссар французской полиции. Ее зовут Рано.

– Я так и подумала…

– Она уже три года занимается тем, что пытается поймать некую Лейли Лальер. Вы не слышали про такую особу?

Глаза Лейли остановились в одной точке. И напряглись.

– Закройте дверь.

– Я закрыл ее, мадам.

– Закройте дверь на ключ.

Джошуа повиновался властному голосу, подошел к двери и повернул ключ в замке. В этом отеле к ключу приделывали вместо брелка обыкновенную скучную грушу.

– Что ты хочешь от меня, Джошуа? – Лальер перешла вдруг на «ты», чего Джошуа совсем не ожидал, как и того, что она назовет его по имени.

– Меня только один вопрос интересует. Зачем вы, мадам, приходили ко мне в номер в Париже? Тогда… Под видом горничной… Извините, но я почему-то просто зациклился на этом. Вам, надеюсь, нетрудно будет объяснить…

– Я хотела посмотреть на тебя.

– …

– Удивляешься?

– Удивляюсь. Мне трудно понять, чем моя скромная особа может вызвать интерес.

Мадам Лальер достала из-под пледа, покрывающего ее ноги, сотовый телефон и набрала номер.

– Пьер! Джошуа сейчас у меня. Да, приходи… Я поняла…

Она убрала трубку и встала с кресла. Стоя она выглядела гораздо привлекательнее.

– Пьер – это?..

– Это мой сын.

– Он что-то сможет мне объяснить?

– Он для этого и пошел к тебе. Но уже возвращается. Мой звонок застал его внизу. Можешь открыть дверь. Слышишь, шаги…

Как раз раздался тихий стук.

– Мама!

Джошуа повернул ключ. Вошел Пьер.

– Вы с ним ровесники. Познакомьтесь…

Джошуа протянул с улыбкой руку, ответил на рукопожатие, которое оказалось неожиданно теплым, но так и не понял ситуацию. Очевидно, эти люди знали о нем гораздо больше, чем он о них.

– Объясните, пожалуйста…

– Пьер, покажи, пожалуйста, Джошуа фотографию.

Голос мадам Лальер звучал торжественно и значительно.

Пьер показал черно-белый снимок. Джошуа сразу узнал своего отца, узнал своего деда, с которым только по старым фотографиям и был знаком, узнал и мадам Лальер, стоящую между ними. Четвертый человек на фотографии был совершенно не знакомым – это точно, хотя черты его лица явно что-то говорили Джошуа. Он взглянул на Пьера и понял. Это его отец, сходство оказалось очень заметным.

– Вы знали моего отца и деда?

– Как же мне не знать своего отца и брата!

– То есть?

– То есть, у меня и у твоего отца был общий отец. Правда, матери у нас разные, но это не меняет дела. Таким образом, я – твоя родная тетя, а Пьер – твой двоюродный брат.

Джошуа еще никогда в жизни не чувствовал себя настолько растерянным. Он просто не знал, куда деть руки. Когда-то ему рассказывали, что плохие актеры не знают, куда деть руки на сцене. Но не слышал, чтобы с кем-то происходило подобное вне театральной жизни.

– Ты растерялся? – совсем по-доброму, по-родственному тепло спросила тетушка.

– Да, мадам…

– Садись, Джошуа. Пьер, сделай нам что-нибудь выпить.

Пьер разлил в пузатые фужеры коньяк. Он казался гораздо более спокойным от встречи с двоюродным братом. Это и не удивило Джошуа. Пьер ведь знал о его существовании. По крайней мере, время подготовиться имел.

Он опять взял в руки снимок. Невзначай повернул. На обратной, слегка пожелтевшей от времени стороне выцветшими чернилами была указана дата: «Сентябрь 1952 года. Колорадо». Память не подвела его. Сразу все стало ясно, но Джошуа достаточно хорошо владел собой, чтобы показывать свое состояние откровенно. В семейном фотоальбоме Джошуа еще мальчиком часто рассматривал фотографии дедушки. И взрослым тоже иногда заглядывал в этот альбом. С 1951 по 1953 год подполковник Гольдрайх находился в Корее, где принимал участие в войне Севера и Юга. Одна из фотографий была датирована сентябрем 1952 года. Тогда дедушка после легкого ранения лежал в военном госпитале.

Замешательство прошло быстро. Джошуа вдруг подумал, что это пришел тот самый Случай, навстречу которому он сам двигался. Что этот случай даст – неизвестно. Но Джошуа почувствовал его присутствие явственно. А об использовании можно будет подумать потом…

– Почему же отец никогда мне не рассказывал о вас? – возник естественный вопрос.

– Потому что к тому времени, когда ты появился на свет, твой дедушка, а мой отец, уже умер, а мой муж, отец Пьера, стал заниматься делом, которое не вызывает у большинства людей одобрения. А потом этим же делом стала заниматься и я. А теперь я занимаюсь им вместе с сыном. И подобные родственные отношения очень не нравились твоей маме. Мы с ней были очень похожи внешне. Она считала, что наше имя может повредить репутации ее отца, твоего второго дедушки.

Второй дедушка Джошуа всю жизнь прослужил каким-то большим чиновником в ФБР. Естественно, родственные отношения с террористами не могли помочь ему сделать карьеру.

– Но ведь вы как-то поддерживали отношения с отцом? Или все нити были порваны?

– Мы перезванивались каждый месяц. Он помогал нам финансово.

Джошуа понял опять. Разговор зашел о финансах. Значит, хотят использовать его деньги? Надо сказать, он не совсем против, если эти деньги потом обернутся сторицей. И только от него самого будет зависеть – как воспользоваться ситуацией с наибольшей выгодой.

При современной технике подделать фотографию можно без проблем так, что ни один эксперт не сможет разобраться в подделке. Должно быть, он, Джошуа, давно уже является «разработкой» террористов. Где-то и когда-то он обратил на себя внимание. О нем и о его семействе начали собирать сведения. А сразу после смерти отца начали действовать.

– А теперь расскажи-ка нам, дорогой племянничек, что спрашивала о нас комиссар Рано? И почему она спрашивала тебя? Может быть, она знает о нашем родстве?

Этот вопрос помог Джошуа окончательно прийти в себя и овладеть ситуацией в большей степени, чем мадам Лальер могла предположить. И он так хорошо овладел ею, что даже покраснел при воспоминании о том, как заигрался с комиссаром, сообщив, что видел в Шамони мадам Лальер.

– Так что же ты рассказал ей, мой дорогой? – Теперь в голосе тетушки появились металлические нотки. Еле заметные, чуть звенящие, но показывающие ее настоящий характер.

– Может быть, и знает… Только я тогда не знал. И позволил себе лишнюю шутку.

– Какую шутку? – так вопросы задают на допросе.

– В тот момент Пьер провозил вас мимо. Комиссар Рано показала мне фотографию, спрашивая, вас ли я видел в казино «Mille la deuxiéme nuit». Я сказал, что вас… Более того, я сказал, что вы, скорее всего, собираетесь взорвать франко-италийский туннель под Монбланом, потому что я видел вас здесь. И тут же поклонился вам и Пьеру. Комиссар посмотрела на вас, но, конечно, не узнала. Мне тогда это показалось очень смешной сценой… Извините…

– Это была в самом деле смешная сцена. Если бы я знала это тогда, то обязательно попросила бы Пьера подвезти меня ближе, чтобы ты познакомил меня с комиссаром Рано. Я сама люблю рискованные шутки, как и рискованную игру, и в этом наше фамильное сходство характеров. Но… Почему ты заговорил про туннель?

– Просто так… Чтобы заставить комиссара побегать. У нее очень противные приторно-сладкие духи. Я представил, что за запах пойдет от комиссара, когда эти духи смешаются с потом. Это тоже показалось мне смешным…

– Это тоже было смешно… – Мадам Лальер переглянулась с сыном. – А про туннель смешнее в три раза.

Она задумалась, и Джошуа опять, как тогда, в парижском отеле, увидел складки на ее волевом лице, складки, делающие лицо из красивого жестким, даже жестоким, как у хищной птицы.

– А почему она обратилась именно к тебе? Она сама как-то это объяснила? – спросил Пьер.

– Как же! Я же стал с некоторых пор подозреваемым…

– С каких пор?

– Сначала взрыв в казино сразу после того, как я ушел оттуда.

– Не сразу, а вскоре, – поправила его мадам Лальер.

– Вскоре, – согласился Джошуа. – Потом взрыв поезда, как только я сошел с него…

– Ты ехал на этом поезде? – переспросила она.

– Да. У меня был билет до Экс-ле-Бена, но я почему-то решил выйти в Ле-Крезо. И пересел на такси. Это откровенно не понравилось комиссару.

– А как ты объяснил это?

– Никак. Захотелось мне – вот и все… Я и сам сейчас не могу это объяснить.

– Да, – улыбнулась мадам, – комиссару есть над чем поломать голову. А тут еще туннель…

Джошуа вдруг засмеялся. Он понял.

– Так когда вы будете взрывать туннель?

– Послезавтра утром, – ответил Пьер раньше, чем мать смогла остановить его.

– Я обязательно завтра возьму билет на экскурсию в Италию. И обязательно не поеду.

– То-то комиссар посмеется, – сказала мадам.

Джошуа понял, что они приняли его в свой круг.

– Я по твоим глазам вижу, племянничек, что ты тоже желаешь принять участие в чем-то подобном?

– Нет, мадам. Вы неправильно читаете выражение моих глаз. Это мне скучно. Если бы присутствовать при самом взрыве – это другое дело. А только знать о том, что он готовится… Нет… Я бы с удовольствием подготовил и совершил что-то масштабное, что-то театральное, патетическое. Постановку спектакля, который весь мир заставит поволноваться. Если вы придумаете нечто подобное, не забывайте меня.

– Мы не забудем, Джошуа…

Генерал Астахов звонил через каждые пять минут. Прежде Басаргин такой нервной активности за ним не замечал. За двадцать минут четыре раза. Спрашивал о ситуации. Должно быть, он доложил уже начальству о начавшемся развитии событий, и начальство теперь его тормошит. Скорее всего, начальство доложило выше, как обычно бывает. И теперь боится, что сверху зададут вопрос, на который следует ответить. А ответить пока нечего. Вот Астахов и не выпускал из рук трубку. Добро бы еще сами «альфовцы» были на месте – можно было бы держать с ними постоянную связь. А тут работает группа Интерпола, которая «Альфу» опередила. Как докладывал начальству Астахов – про своих ли, про Интерпол ли или вообще обтекаемо, чтобы трудно было понять, кто задействован в операции – этого ни Басаргин, ни Костромин не знали. И каждый раз Басаргин отвечал генералу, что обязательно перезвонит после сообщения Доктора.

Но Доктор пока тоже молчал, и это вызывало напряжение. Где-то рядом с домом стояла «Газель», из которой отвечал вежливый голос. Быть вежливым и выдержанным в такой обстановке позволяет себе только сильный человек. Но сила всегда может противостоять силе, а вот силе и опыту, спаянным вместе, далеко не всегда, если вообще сможет.

– Я за него не боюсь, – сказал Костромин. – Несколько раз его в деле видел. Кроме того, Доктор взял с собой парней из спецназа ГРУ, он с ними еще в Афгане воевал. Они и его самого поучить могут. Меня сейчас больше беспокоит судьба старика Столбова и карты, которую старик сдуру нарисовал для этого Кольцова.

– Он что, по памяти ее рисовал?

– Генерал считает, что так. Или это старая карта, тогда еще, сразу после происшествия, для каких-то целей вычерченная. Тихонов не сказал.

– Такая карта может быть очень неточной. Слишком неточной! С ней работать будет невозможно. Я с таким уже сталкивался. За эти годы остров полностью поменял свои очертания. Аральское море превратилось в скопище больших и малых озер и не более. А остров Возрождения стал полуостровом в самом большом озере.

– Вот потому они и тащат, умники, с собой старика.

– Неужели в Генштабе не осталось ни одной настоящей карты захоронений?

– Все они были уничтожены по приказу Хрущева еще в пятьдесят восьмом году. Чтобы потомки не знали… Странно только, что свидетелей не уничтожили.

Они нервничали.

Басаргин привычно ходил по кабинету – так ему всегда лучше думалось, и ожидание таким образом словно бы сокращалось. Костромин напряженно смотрел в монитор, впрочем, не очень надеясь на подачу сигнала со спутника.

– Ладно, – решил, наконец, комиссар. – Надо делом заниматься. Дочитаем донесения.

Басаргин согласно кивнул, но сесть за стол не успел, потому что его позвал телефонный звонок.

– Опять Астахов… Видимо, его сильно «достают»… Слушаю, Владимир Васильевич.

– Александр Игоревич, комиссар сейчас у вас?

– Здесь он, товарищ генерал, – как обычно, умышленно избегая уставного «так точно», ответил Басаргин.

– Его наше руководство приглашает. Пусть выходит на улицу, я высылаю за ним машину.

– Я выхожу, товарищ генерал, – ответил сам Костромин во внешний микрофон.

Брать документы с собой комиссар не собирался, поэтому просто передвинул их на стол Александра.

– Дочитай, пока меня «пытать» будут… Выскажи соображения. Если что-то непонятно, запрашивай с грифом «срочно» от моего имени. Так быстрее пройдет.

Хлопнул замок входной двери.

Александр уже познакомился с двумя первыми сообщениями и потому отодвинул их на край стола. Прочитал сначала те страницы, что первоначально отложил для него комиссар. Печально взглянул сначала на телефон, потом на монитор компьютера, вздохнул – сообщения не было, и взялся за оставшиеся.

После предположения Гольдрайха о возможном взрыве туннеля и о том, что он видел в Шамони арабскую террористку мадам Лальер с сыном-помощником, комиссар Рано подняла на ноги всю полицию Шамони. Но пресловутых арабов найти не удалось. Вечером того же дня, во время встречи с комиссаром, Гольдрайх высказал предположение, что они были в Шамони проездом, отправляясь в Италию. И, возможно, попытаются взорвать туннель с той стороны. Он откровенно издевался над женщиной-полицейским, но Рано почему-то изъявляла желание подчиняться предположениям Джошуа и отправилась в Италию, чтобы подключить к поискам итальянских карабинеров. Туннель был блокирован с двух сторон. Итальянцы намучились со своими «красными бригадами» и чужих террористов им только не хватало. При посадке на многочисленные рейсовые и экскурсионные автобусы в той и в другой стране люди в штатском, затесавшись в толпу, оглядывали каждого, отыскивая арабов. Возникло несколько скандалов, когда задерживали совершенно посторонних людей, имевших некоторое сходство с мадам Лальер.

Комиссар Рано предупредила Джошуа Гольдрайха – если он купит билет на автобус и не поедет и в это время произойдет взрыв, то он станет первым подозреваемым в пособничестве террористам. Тем не менее Гольдрайх билет купил, но на посадку не явился. И автобус, естественно, взорвался в туннеле, повредив еще несколько автомобилей. Число жертв достигло пятидесяти человек. В ответ на предъявленное голословное обвинение Джошуа только улыбался и радостно высказал встречное предположение, что мадам Лальер пытается уже трижды взорвать именно его, Джошуа Гольдрайха. Причину такой нелюбви к себе он предположить не мог. Но логика во всей этой истории просматривалась очевидная. Таким образом возникла совершенно новая версия, которая так и осталась рабочей, не найдя ни подтверждения, ни отрицания. За Гольдрайхом неделю бессмысленно ходили тайные агенты французской полиции, то ли оберегая от террористов, то ли подозревая его в терроризме, а через неделю он улетел домой.

В течение последующих трех лет Джошуа Гольдрайх выпал из поля зрения французской полиции, и только Интерпол время от времени интересовался им, проверяя причастность к тем или иным событиям. Однако, кроме эксцентричного поведения, Джошуа упрекнуть было не в чем. Он много и подолгу путешествовал по миру, но редко задерживался в какой-то одной стране, предпочитая постоянное передвижение. А временами закрывался в своем большом доме на окраине Филадельфии, и никто не видел его месяцами.

Там же, в Америке, он нанял частного тренера по дельтапланеризму. Освоив науку полетов, возил с собой по всему миру несколько дельтапланов. Но никогда не привозил их назад, не желая и в обратной дороге возиться с багажом.

Вот и весь материал, который смог предоставить в распоряжение своего российского бюро Интерпол.

Досье ФБР оказалось более основательным, тяжеловесным и конкретным, даже с кличками агентов, проводивших наблюдение за Джошуа Гольдрайхом, и именами специалистов по фондовым рынкам, исследующим его финансовую политику. Интерес контролирующих органов США к молодому миллиардеру первоначально проявился после того, как Джошуа, даже для своих менеджеров неожиданно, инвестировал более восьмисот миллионов долларов в нефтеперерабатывающую промышленность Башкирии. Произошло это после незапланированного посещения миллиардером российской республики, куда он прилетел сразу из Саудовской Аравии в сопровождении каких-то саудовских нефтяных магнатов-шейхов, которые, впрочем, с вложением средств не поспешили. Как правило, каждый инвестиционный проект такого уровня требует долговременной и тщательной проработки объекта вложений, длительных исследований профессионалами промышленности и экономики. Джошуа обошелся без помощи специалистов, решив все сам одним росчерком пера, чем шокировал сотрудников своих компаний. Впрочем, он их часто шокировал.

Сам факт вкладывания денег в нефть не вызвал нареканий. Нефтью начал заниматься еще отец Джошуа и на ней сделал свои самые значительные капиталы. Но опасные инвестиционные проекты сына взволновали фондовый рынок США, потому что Гольдрайху-младшему, чтобы произвести такие большие вложения в незнакомый рынок, пришлось избавиться от многих акций американских компаний. Это вызвало неразбериху, близкую к панике, разорило некоторые компании, которые Джошуа тут же приобрел и вскоре перепродал, заработав на этом дополнительные средства для новых вложений. На панике он сумел собрать еще около полумиллиарда. Антимонопольная комиссия конгресса пожелала проверить, не наносят ли такие действия ущерб интересам США. Вывод был достаточно мягким. Джошуа Гольдрайх закон не нарушил, хотя нарушил этику бизнеса, но это по тому же закону не наказуемо.

Басаргин, читая, не очень понял суть вопроса и выводы агентуры ФСБ. Здесь следовало разбираться специалисту-экономисту. Но кое-что из досье все же сильно заинтересовало его. Сами американцы не придавали значения подобным мелочам, оставив их в донесениях, но не включив в системный анализ. Басаргин же подчеркнул ручкой отдельные строки.

Время от времени Гольдрайх вкладывал незначительные средства в предприятия совершенно чуждой ему сферы деятельности в разных странах. Вклады эти казались незначительными, но в сумме набирали немалые средства, хотя даже не известно, суммировались ли они каким-то образом или использовались малыми частями. Однако в дальнейшем Джошуа судьбой вложений не интересовался, по крайней мере, на это не было ни одной ссылки, и это смущало. Как правило, деньги уходили в страны Арабского Востока и Западной Европы.

Около года назад Джошуа Гольдрайх уехал из Америки в последний раз, и с тех пор мотается между Ближним Востоком и Европой, словно забыв о том, что у него не самым лучшим образом идут дела дома. Компания «Гольдрайх и сын» несет в последнее время значительные убытки и слишком мало получает финансовых поступлений, чтобы подпитать слабые стороны, когда это необходимо. Всеми свободными средствами занимается лично Джошуа Гольдрайх, а он их регулярно переводит из Америки в различные страны.

Александр внимательно просмотрел последние строчки, обратил внимание на дату вылета в Европу и отложил в сторону непрочитанные страницы, чтобы отстучать на компьютере новый запрос в Лион.

– Прошу выслать мне все данные касательно Лейли Лальер и Пьера Лальер.

Ответ пришел через пару минут, которые понадобились оператору в Лионе, чтобы найти необходимое досье. Это досье было гораздо более объемным, что досье трех стран и Интерпола вместе с ними на Джошуа Гольдрайха. Басаргин скопировал только необходимые материалы, касающиеся последних трех лет деятельности террористки, вернее, материалы только двух лет деятельности, потому что последний год мадам Лальер, как принято называть ее почти официально, находится под следствием во французской тюрьме и вскоре предстоит суд, исход которого давно решен. Мадам Лальер обеспечено пожизненное тюремное заключение на тех же условиях, на которых отбывает такой же срок более известный Карлос.

Досье на Пьера Лальера было повторением досье матери, с одной только разницей, что за последний год, после того как ее арестовали, он лишь однажды пытался заявить о себе, почти сразу после ее ареста, но второпях подготовленный теракт сорвался, а Пьеру удалось скрыться после длительной перестрелки. После этого Пьер пропал, и неизвестно было, где он и чем занимается.

Из всего текста Басаргина в первую очередь заинтересовала дата ареста мадам Лальер.

Джошуа Гольдрайх вылетел в Европу через два дня после сообщения об этом событии, заставившем многих французов вздохнуть с облегчением. Произошло замыкание одной из цепочек логических выводов. Джошуа присутствует при взрывах, которые устраивает мадам Лальер во Франции. И, что называется, «дразнит гусей», вызывая внимание полиции на себя и отвлекая от Лальер. В дальнейшем Джошуа, скорее всего, занят в основном финансированием деятельности террористической организации. И вкладывает деньги в производство нефтепродуктов в Башкирии, чтобы иметь возможность проводить финансирование не из Америки, а из России, и в России в том числе, где его некому практически контролировать. Именно благодаря этому финансированию создаются националистические террористические группы «Черного ангела». Вполне вероятно, что значительная часть сумм идет чеченским террористам, и следует попытаться доказать связь Джошуа Гольдрайха с чеченцами. Но косвенная связь уже существует, потому что члены «Черного ангела» воевали в Чечне. Следующий шаг – отправка в Судан членов организации, встреча Джошуа с одним из лидеров «ангелов» в Эр-Рияде и возможная передача посылки. Что это была за посылка? Если подтвердится причастность башкирского дельтапланериста, погибшего в Кольмаре, к «Черному ангелу», то следует ожидать, что в посылке были споры бактериологического оружия.

Александр пробежал глазами еще и досье российского МВД. Но там ничего интересного не нашел, кроме упоминания о связи с двумя женщинами в Уфе. Он надеялся найти в этом списке Алину Шагалеевну Шакирову, но таковой там не оказалось. МВД интересовал вопрос, почему Гольдрайх не вывозит из России финансовые средства, а тратит их частично на внешне благотворительные цели. Организует поездки башкирских школьников в Германию на каникулы. Туда же отправляет народный коллектив танца. Это выглядело для МВД подозрительным, как любая бескорыстная помощь миллиардера.

– Ужинать будешь? – зашла в офис Александра.

– Дождусь комиссара.

Перебив мыслей заставил его снова вернуться к досье МВД, и только со второго раза Басаргин обратил внимание на сумму инвестиций Гольдрайха.

Десять миллионов долларов…

Но в досье ФБР речь идет первоначально о восьмистах миллионах, а потом еще о пятистах. Куда же эти деньги ушли? Террористам? Но с такой суммой можно весь мир взорвать!

Александр поставил на полях документа три жирных вопросительных знака и только потом вывел на принтер крупный фотопортрет Гольдрайха и положил перед собой. Жена подошла сбоку, глянула мимоходом, заинтересовалась.

– Глаза у него странные.

– Чем они тебе не нравятся? – Александр спросил просто так, мимоходом, задумавшись о своем.

– Это глаза самовлюбленного классического психопата. С примесью страха и жадности.

– Он вроде бы не жадный. Ты, мне кажется, не права.

– Он жадный. Очень жадный, только сам себе в этом не признается. Я знаю одного человека с похожими глазами. Этот тоже любит играть в щедрость. Но играет в нее только тогда, когда она может принести прибыль.

– Может быть, и так. – Внезапно Басаргин улыбнулся. Надо больше доверять интуиции художника. Художник видит такие черты, которые отражают характер человека больше, чем черты лица, всем заметные и всем понятные. Взять тот же портрет комиссара Костромина, что сделала Александра. Ведь там были только одни глаза. Только глаза и несколько штрихов, их обрамляющих, что изображали лицо в целом. Но эти глаза о комиссаре могли рассказать больше, чем все другое. Они принадлежали именно ему. Это Александра умеет схватить и передать. Она хорошо понимает выражение глаз.

– А про этих что скажешь?

Он вывел фотографии мадам Лалье и ее сына.

– Мать с сыном – фамильное сходство очевидно. Сын целиком зависит от матери, а в целом и он и она – серости, желающие стать яркими, известными личностями. И пробивающие себе дорогу любым путем. Наверняка она в молодости пробовала карьеру актрисы, но не хватило таланта. А одной красотой публику не возьмешь. Кто это?

– И здесь ты права. Это известные террористы. Мать, вероятно, вскоре будет осуждена на пожизненное заключение во Франции. Сын пока в бегах. Его ловят. И мы рады бы принять его у себя…

– Вот и ловите после ужина, а то ужин остывает. – Она вздохнула и ушла кормить близнецов.

После российского досье и беседы с женой мысли опять вернулись к встрече в Эр-Рияде Гольдрайха и Мунтагирова. Что могло быть в посылке? Реально предположить, что в посылке могло быть бактериологическое оружие. Но это значит, что у башкирских «ангелов» уже есть запасы anthrax'а. Впрочем, они уже есть, вероятнее всего, и в Кольмаре. Неизвестна лишь страна-производитель. Когда это будет известно, станет понятно и многое из остального. Но если «ангелы» уже добрались до захоронений, то зачем им нужен Столбов-старший?

Здесь можно предположить только одно. Найдено было одно небольшое захоронение, а требуется гораздо большее количество оружия. Зачем? Этот вопрос следует еще обдумать. И если сейчас в Кольмаре подтвердят, что anthrax российского производства, тогда понятно, зачем вызвали к Астахову или к кому там еще комиссара Костромина. И почему вызвали его одного, без Басаргина. Российская сторона желает избежать международного скандала. Но избежать его можно только одним способом: пресечь деятельность «ангелов». Если такая деятельность пресечется сейчас же, спасение Франции от бактериологических атак можно будет поставить в заслугу российским спецслужбам.

Но… Но если «ангелов» сейчас остановить, то разорвется цепочка, с помощью которой можно доказать причастность Гольдрайха к подготовке терактов. Однако ни правительство России, ни правительство Франции не пойдут на риск, допустив проведение опасной игры. Мало ли что – самолет, к примеру, разобьется, машина на дороге в аварию попадет… И – все… Возьмет ли Интерпол такой риск на себя? Перевозку, обработку, хранение проконтролировать невозможно. И как еще придется производить захват? Террористы в любой момент будут иметь возможность взорвать и распылить опасное вещество. Нет, и Интерпол на это не пойдет. Значит…

Значит, следует захватывать «ангелов» в дороге, до того, как они добрались до места? Дорогу туда они, по всей вероятности, знают. И смогли отыскать одно захоронение. Каким образом смогли?

Вдруг откуда-то из сознания выплыла уже слышанная фраза о том, что вместе со Столбовым заражению подверглись три солдата. Двое из них умерло. А где третий? Где третий? И что он знал?

Зазвонил телефон.

– Слушаю, Басаргин…

– Саша! Это Доктор. Можешь поздравить нас с трофеями. В наши сети влетело шесть «ангелов». Правда, пытались своими черными крыльями потрепыхать, но мы их быстро обломали. Захвачена автомашина «Газель» с установленным в ней сейфом. И что бы, ты думал, мы нашли в сейфе вместо денег?

– Контейнер с anthrax'ом.

– Другой бы на моем месте твоим словам удивился, а я – так нет. Прими это не за свою, а за мою заслугу.

– Во-первых, соблюдайте осторожность. В первую очередь, личную. Попытайтесь сразу узнать, где они его взяли. И что сделали с тем инвалидом, что показал им место?

– Понял. Сохатый уже пытается… Ситуация такая, я «прозвонил» машину со Столбовым-старшим через свой компьютер. Примерно знаю, куда они следуют. Попытаюсь догнать, чтобы контролировать визуально. Единственная возможность свернуть у них – в Челябинске. Если попытаются добираться через Троицк в Казахстан. Но, скорее всего, поедут сначала в Уфу. Пусть «Альфа» выставляет заслоны перед Уфой. Будут результаты допроса, я сообщу.

– Понял. Связываюсь с Астаховым…