Глава пятая

Отделение выступило сразу после команды, которую дал старший лейтенант Раскатов. Потребности в дополнительной «раскачке» после отдыха никто не испытывал. В составе отделения было девять человек плюс сам командир взвода. Учитывая, что тропа разделяется на три тропинки, Раскатов отделение разделил на три части. Ведение боя классическими тройками – это один из обязательных элементов обучения солдат, хотя обычно применяется такой метод в тактике «выдавливания» противника с какой-то территории. Тогда пространство впереди тройки делится на три части, и считается, что на каждого приходится по сектору в семьдесят градусов контроля. Причем крайние бойцы контролирует и пятиградусную часть среднего сектора, а средние, в свою очередь, посматривают в обе стороны, чтобы контролировать и пространство боковых бойцов вместе со своим собственным. При «выдавливании» тройка передвигается, уже подняв оружие к плечу, и стреляет во все, что шевелится в секторе контроля каждого. Существует и вариант разведывательных действий, выполняемых тройками. При этом сектор контроля обычно увеличивается у каждого на десять градусов. Основная разница в том, что при ведении разведывательных действий стрельба считается лишним и демаскирующим действием, и, по возможности, ее рекомендуется избегать. Назначив в каждой тройке старшего, Раскатов отправил солдат вперед и сам пошел, как и раньше, по средней тропе, только теперь уже позади солдат, чтобы не закрывать видимость центральному бойцу.

Конфигурация отрогов хребтов здесь была классическая, они расползались «куриными лапками» понизу и срастались в единый хребет по мере повышения над уровнем долины и ущелья. Правда, с одной тропы, свернув чуть-чуть в сторону, можно было бы попасть в соседние то ли ущелья, то ли тупики, с какими встретилось первое отделение. Но второму отделению было проще. Здесь не было каменистой почвы под ногами, и тропа просматривалась, хотя была и не слишком хоженная.

Раскатов старался смотреть поверх голов солдат вдаль, насколько это было возможно. И определил, что здешние горы являются некоей смесью гор чеченских и дагестанских, потому что среди лесистых склонов тут и там возвышались над деревьями бурые каменистые скалы, а среди самих деревьев часто встречались мощные монолитные валуны. В Чечне такие горы обычно встречаются только гораздо южнее, ближе к границе с Грузией. В Дагестане на юге и на востоке горы вообще имеют редкую растительность, да и то чаще кустарникового типа. Кустарнику не нужен мощный корень, способный держать тяжелый ствол. Ему хватает и той скудной земли, что образовалась из принесенной ветром пыли, забитой в расщелины скал. Но скалы представляли дополнительную опасность. Естественно, только в том случае, если на них есть удобный подъем. Во-первых, скала дает лучшую возможность обзора, нежели деревья, на которые невозможно забраться до самой верхушки, и в средней части дерева, где ствол еще крепкий, обзору мешают ветви деревьев соседних. Да и лес здесь в основном состоял из густого разлапистого ельника. А кто пробовал, знает, как трудно, если вообще возможно, взобраться на елку. Некоторую практику в этом имеют, конечно, снайперы, которые любят елки, где легко замаскироваться, обвешав себя еловыми лапами. Но у снайпера больше дня уходит на подготовку такого «гнезда». При этом на самой елке винтовой лестницей вырубаются целые ветви, мешающие подъему. Солдатам второго отделения такого времени никто не отпускал, да и штатного снайпера во взводе не было. Была трофейная винтовка, но она уже ушла вместе с первым отделением на плече старшего сержанта Юровских.

Сам старший сержант оказался легким на помине и позвонил, как только Раскатов подумал о нем. Доложил привычно неторопливо, но четко:

– Товарищ старший лейтенант, у нас пленник. Мы как раз из очередного тупика вышли, когда его заметили. Бежал с вашей стороны поперек отрогов. Из оружия только пистолет. Рукой с тряпкой зажимал рваную осколочную рану на плече. Мы его, конечно, перевязали, но он говорить не хочет. Одну фразу твердит, что по-русски не понимает.

– Мне научить тебя, как тебе заставить пленника разговаривать? Дай ему в нос, чтобы расплылся по всему лицу до ушей. Пообещай уши отрезать, чтобы не мешали носу до затылка добраться. Заговорит. Они свои носы и уши уважают больше, чем наши головы.

– Минутку, товарищ старший лейтенант. У пленника из кармана паспорт достали. Смотрю. Так… Гражданин Катара. Может русского языка не знать. А у нас никто арабского не знает. Сейчас посмотрю визы. Есть. Есть американская виза, значит, должен знать английский. Есть израильская виза. У нас никто ни на идише, ни на иврите не говорит. Есть грузинская виза. Грузинским мы тоже дружно не владеем.

– Английский… – напомнил Раскатов.

– Попробуем. Хотя больших спецов и в инглише у нас нет. Но попытаемся. Я позже перезвоню. Как будет результат. Что с пленником делать?

– Сначала узнай, где был бой. Не клади трубку. Сразу спроси.

Почти минута ушла на выяснение вопроса.

– Товарищ старший лейтенант, он в вашу сторону рукой машет. Сам он из банды эмира Хамида Улугбекова. Они отступали, но их минометами накрыли.

– И правильно сделали.

– В нашей стороне, говорит, никого нет.

– Тогда ты со своим отделением выходи на нашу тропу. Через два часа прилетит вертолет со спецназом ФСБ. Тот же майор Еремеенко, что вчера с нами был, когда базу Улугбекова искали. Оставь три человека встречать вертолет и караулить пленника. Сам с остальными выходи по нашему следу. Винтовка трофейная не потерялась?

– Как можно, товарищ старший лейтенант. У меня на плече. Берегу.

– Патроны есть?

– Три десятка.

– За глаза хватит. Нам может снайпер понадобиться.

– Минометчиков снимать?

– Я предполагаю, что они могут установить минометы на высоких скалах. Там без снайпера трудно обойтись.

– Понял, товарищ старший лейтенант. Тороплюсь…

Едва старший лейтенант Раскатов убрал трубку в чехол, как увидел согнутую руку и поднятую ладонь младшего сержанта Локтя. Моментально сам командир отделения и оба солдата, идущие от него по бокам, пропали из поля зрения лейтенанта, словно в воздухе растворились. Но и сам Раскатов сумел среагировать с полусекундным опозданием и укрылся за молодой сосной, зеленые шишки на которой уже обрели твердость и начали приобретать густой, как сосновая смола, коричневый оттенок. Такая шишка висела прямо перед глазами Раскатова, и он, сначала невольно сконцентрировав взгляд на ней, перевел его дальше, сквозь негустые иглы на тропу, но ничего не увидел. Но, как хорошо знал старший лейтенант, просто так команды никто подавать не будет, а команда командира отделения была однозначной. Что-то впереди было.

Когда не видят глаза, часто выручают уши.

– Быстрее, быстрее, – донеслось из-за поворота тропы. – Они сейчас в погоню пойдут.

Голос был с сильным кавказским акцентом. Но говорил человек по-русски. Бандиты обычно общаются друг с другом на своем языке, если они одноплеменники. Но в последнее время появилась тенденция образования банд из представителей разных народов и народностей Северного Кавказа. Не зная родных языков друг друга, которые, впрочем, вовсе не обязательно являются родственными, как, например, ингушский и чеченский, бандиты предпочитают говорить на всем им понятном русском.

– Эмир где? – спросил другой голос. – Нельзя бросать.

– Миной его накрыло. На куски эмира… – ответил третий голос. – Бежать надо, не тормози…

Трое бандитов выскочили из-за поворота тропы, прикрытого густым ельником. Один из них оглядывался, то ли преследование опасаясь обнаружить, то ли ожидая, что эмир попытается их нагнать. И так все трое шагнули вперед, один по-прежнему вполоборота к самой тропе, отчего споткнулся. И только в это время старший лейтенант Раскатов увидел своих солдат. Они тенями скользнули к тропе из-за елок с двух сторон и молча нанесли каждый по удару. Двое первых бандитов, испытав своими лбами жесткость автоматных прикладов, сразу рухнули, но третий, который достался командиру отделения младшему сержанту Локтю, одному из лучших бойцов-«рукопашников» взвода, снова споткнулся, не видя удара, и потому приклад младшего сержанта только вскользь коснулся бандитского затылка. Бандит не стал снимать автомат с плеча, но резко попытался принять борцовскую стойку, чуть согнувшись и выставив впереди себя полусогнутые в локтях руки. Но Локоть выходить на боксерский ковер не собирался. Он резко подпрыгнул и нанес удар противнику коленом прямо и точно в подбородок. Этого хватило для полной «отключки».

К месту схватки выскочил и старший лейтенант Раскатов, чтобы успеть подстраховать солдат в случае ошибки или какого-то непредвиденного поворота ситуации. Но его помощь не понадобилась.

– На «бабу-ягу» [10] их. Быстро! – скомандовал командир взвода.

А сам тут же занял страховочную позицию на тропе – с поднятым автоматом, прислушиваясь и вглядываясь туда, откуда бандиты появились. Раскатов хорошо слышал, что бандиты опасались преследования. И преследование могло появиться. При этом старший лейтенант предполагал даже такой вариант, что разгром банды и преследование могла организовать какая-то из местных силовых структур, а вовсе не обязательно другая банда. До Парфюмера эмир Хамид мог и не добраться. И потому стрелять наобум Раскатов тоже не собирался. Сначала следовало рассмотреть преследователей.

Но солдаты закончили связывание пленников, которые начали приходить в себя. По крайней мере, один из поклонившихся автоматному прикладу уже глаза открыл и смотрел вокруг безумно-испуганно, не понимая, откуда что-то прилетело ему в лоб и почему после удара он вдруг стал так медленно соображать. Младший сержант Локоть сменил командира взвода на посту, чтобы Раскатов мог пообщаться с пленниками. И все это молча, с пониманием ситуации и расклада сил – взвод состоял из опытных и проверенных бойцов.

Старший лейтенант подошел к пленникам и носком башмака пошевелил подбородок ближнего. Этот явно был еще без сознания. Перешагнув через него, Раскатов шагнул ко второму, который уже глаза открыл и морщил лоб, словно морщинами пытался ощупать место удара. Обычно в таком месте сразу возникает тяжесть, и эта тяжесть, видимо, не давала бандиту покоя.

– Поговорим? – спросил Раскатов, ногой перевернул бандита на спину и наступил ему каблуком на плавающее ребро [11] .

– Пошел ты… О-о-ой!..

Последнее восклицание прозвучало с откровенным удивлением. И храбрость бандита сразу исчезла после давления каблуком на ребро. Он сразу и резко, словно некое божественное откровение ему открылось, понял, что скоро может быть намного больнее.

– Не надо!

Бандит попробовал пошевелиться, чтобы избавиться от дискомфорта давящего каблука, и слегка придушил себя веревкой, отчего зашевелился испуганнее и сильнее, и придушил тоже сильнее. И старший лейтенант сильнее надавил каблуком.

– Я же просто хотел поговорить с тобой, без грубости. А ты хамишь. Подумай о своем положении. Не ты здесь хозяин. Ты сейчас сам себе больше не принадлежишь.

– Спрашивай! – просипел бандит.

– Как зовут-то тебя, урод?

– Уродом и зови, – зло согласился бандит.

– Это общее имя для всех для вас. Или ты настолько не уважаешь своих отца и мать, что забыл имя, которое они тебе дали?

– Я уважаю своих родителей. Они назвали меня Умаром Магометовичем.

– Кто твой эмир, Умар Магометович?

– У меня нет эмира.

Каблук снова надавил на ребро. Умар Магометович моментально вспомнил, что боль имеет характер стремительного нарастания.

– О-о-ой!.. Его только что убили.

– Так-то лучше. И впредь не строй из себя героя. Я быстро докажу тебе обратное. Имя эмира! Быстро, без задержки!

– Эмир Хамид Улугбеков.

– Что же вы бросили тело своего эмира… Нехорошо. Где сейчас Парфюмер?

– Наверху, в долине.

– Откуда стреляли минометы?

– Издалека. Парфюмер их выставил на скалах.

– Сколько человек вас сюда пришло? – проверяя, спросил Раскатов.

– Одиннадцать моджахедов и эмир.

– Всех вас так вот и перебили? Кроме тебя и этих… – кивнул старший лейтенант на связанных пленников.

– Не знаю. Мы двумя группами шли. Вторая группа сразу в бой вступила. Мы заходили сбоку. Эмир Хамид думал, что это будет неожиданностью для Парфюмера, но Парфюмер боковой проход тоже перекрыл. И минометы заранее пристрелял. Мы видели ямы от разрывов. Он готовился нас встретить. Бил точно по тропе и по местам, где можно пройти. А в других местах сделал засеки [12] . Там прохода нет.

– Почему Эмир Хамид не взял с собой снайперскую винтовку? Это же очевидный способ борьбы с минометчиками.

– А кому из нее стрелять? Снайпер ранен, остался на базе. И кто знал, что Парфюмер выставит минометы на скалах? Он мог их выставить просто за поворотом ущелья, и тогда никакой снайпер не смог бы помочь. А откуда ты знаешь, что у нас есть винтовка?

– Знаю, потому что винтовка уже у меня во взводе. И базы вашей больше не существует. Ее уже должны были взорвать. Наверное, уже взорвали. Сколько человек у Парфюмера?

– Откуда я могу знать. Эмир Хамид говорил, что больше тридцати. Человек пять, наверное, мы убили в перестрелке, когда столкнулись нос к носу с ними. Но мы их раньше заметили и успели подготовиться. Они не успели. Наверняка кого-то и группа внизу тоже «положила». Сейчас, наверное, меньше тридцати. Но эмир Хамид торопился с атакой. К Парфюмеру должен прибыть из Чечни эмир Чупан со своими людьми. У того в наличии человек пятнадцать. Эмир Чупан должен прийти за долгом. Его Парфюмер вызвал, чтобы отдать. Может быть, уже пришел. До тебя сейчас доберутся. Будь готов…

– Пожелай Чупану удачно до меня не добраться, урод, – сказал Раскатов и резко надавил каблуком на плавающее ребро.

– О-о-ой!..

Самому старшему лейтенанту показалось, что пятка услышала хруст кости. Умар Магометович попытался вырваться из-под ноги, натянул веревку на горле, и чуть себя не задушил. А если учесть, что теперь мешать ему дышать будет еще и сломанное ребро, то положению пленника трудно позавидовать…

Константин Валентинович набрал номер майора Еремеенко и долго слушал длинные гудки, пока металлизированный голос компьютерного робота-женщины не сообщил равнодушно: «Аппарат абонента находится вне зоны досягаемости связи или выключен». Потом пошло построение той же фразы на для чего-то изуродованном английском языке. Видимо, майор с группой уже находился в вертолете, и пилоты, как обычно, потребовали от всех выключения систем связи, которые могут помешать навигации вертолета. А в сложных горных условиях системы навигации должны работать безупречно, иначе это чревато возможностью развесить пассажиров на просушку на деревьях любого из хребтов. Обычно только высшее командование позволяет себе не слушаться указаний пилотов. Но высшее командование и бьется чаще, чем простые военнослужащие. Вполне возможно, что и из-за этого тоже. Но хотелось надеяться, что за прошедшие полчаса после последнего разговора с майором Еремеенко успел до аэродрома с группой доехать и сесть в вертолет. Тогда его можно будет ждать уже через час. С одной бандой Парфюмера старший лейтенант Раскатов еще вступил бы в бой составом своего собранного воедино взвода и имел бы неплохие шансы на полное ее уничтожение. Однако если к Парфюмеру на помощь придет чеченский эмир Чупан, у бандитов будет значительное преимущество в личном составе, преимущество в силе подавляющего огня, если иметь в виду минометы, и, что на взгляд самого старшего лейтенанта Раскатова наиболее важно, преимущество в знании местности. Раскатов даже карты не имеет и все действия свои предпринимает наугад. Это не есть настоящий бой. Конечно, подготовка спецназа ГРУ значительно превосходит подготовку бандитов даже в том случае, если их банды более чем наполовину составлены из наемников – бойцов спецназа разных арабских стран. С такими наемниками Раскатов встречался и хорошо знал, что их уровень подготовки не достигает даже уровня подготовки российских солдат-десантников. А из спецназа ГРУ тех, кто не справляется с нагрузками, отправляют служить чаще всего не куда-нибудь, а в спецназ ВДВ, то есть в элиту десантных войск. И там бывшие солдаты спецназа ГРУ оказываются уже на лучших ролях. Там их подготовленность считается образцовой.

После попытки добраться до Еремеенко старший лейтенант, не повторяя попытки дозвона, позвонил старшему сержанту Юровских.

– Юра, ты где?

– Вышел на ваш след, товарищ старший лейтенант. Оставил перед входом в ущелье троих и пленника, с остальными стараемся вас догнать.

– Догоняй. Мы не спешим. Ты срочно нужен. Иди по средней тропе. Встретишь связанных пленников, не добивай. Но человека с ними оставь. Одного на троих хватит.

– Зачем тогда внизу троих оставил?

– Внизу могут появиться собратья твоего пленника. Там трое – норма. Предупреди своих, и верхнего и нижних, что мимо них может пройти третье отделение. Осторожнее со стрельбой.

Третий звонок последовал командиру третьего отделения младшему сержанту Тарасову:

– Саня! Срочно меня догоняй. Нужна поддержка.

Последовало объяснение, как лучше найти группу командира взвода.

– Переходим на темповой бег, товарищ старший лейтенант, – коротко и по-деловому доложил Тарасов. – Еще приказания будут?

– Только предупреждения. Перед входом в горы трое бойцов охраняют пленника и ждут вертолета. Не примите за противника. Выше по тропе один боец будет охранять троих связанных. То же самое предупреждение. Соблюдать внимательность. Пленники – как вехи…

Оставить связанных пленников без присмотра до момента появления старшего сержанта Юровских было опасно в основном для самих пленников. Опасно потому, что на них могли наткнуться преследователи. Но это уже беда самих бандитов. Собратья по банде, которые могли бы оказать помощь пленникам, скорее всего, уже не выйдут. Иначе показались бы. Половина состава группы, в том числе и сам эмир, погибли в бою, половина отступила. Нормальное соотношение для отступления. Почти почетное. В той же хваленой американской армии коэффициент потерь, допускающий отступление, считается однопроцентным. То есть если гибнет из ста солдат один, американская армия уже отступает. С одной стороны, можно принять отношение командования армии к ценности жизни каждого военнослужащего. С другой стороны, при существующей американской военной доктрине американская армия не способна, к примеру, понять принцип защитников Брестской крепости. Тогда что это за армия? Бандиты Северного Кавказа намного более боеспособны, чем американские военные профессионалы.

Оставалась вторая половина банды, двинувшаяся нижней тропой по дну ущелья. Оттуда вышел только один наемник, перехваченный первым отделением. Если еще кто-то остался в живых, его бы тоже перехватили. Отступающие всегда стараются кучковаться, потому что по одному они – травимые собаками зайцы. А вместе – они могут еще огрызаться. Объединяться их заставляет инстинкт самосохранения. Хотя здесь без исключений тоже не обходится. Но нижняя группа, если там кто-то в живых остался, на верхнюю тропу не поднимется. Что ей там искать, когда спасаться нужно?

И потому, оставив связанных пленников на тропе, старший лейтенант Раскатов решил произвести разведку, дойти хотя бы до места боя между двумя бандами и попытаться установить скалы, где выставлены минометы, чтобы сразу задать работу старшему сержанту Юровских и его снайперской винтовке. На склоне хребта было достаточно светло, чтобы можно было сфотографировать убитого эмира Хамида Улугбекова. Такая фотография явно понравится в Антитеррористическом комитете и в следственных органах.

Вперед двинулись тем же порядком, каким шли раньше. Тройка младшего сержанта Локтя, за ней старший лейтенант Раскатов. Но скоро пришлось остановиться. Впереди была мощная и обширная в основании скала, тянущаяся, как видели глаза, метров на восемьдесят. Не слишком высокая, только едва-едва поднимающаяся над верхушками деревьев, да и то не всех. Но скала эта могла бы стать прекрасным наблюдательным пунктом. Только вот взбираться по вертикальной каменной стене не умеет даже кошка. Хотя где-то, возможно, и был подъем.

Тропа в этом месте раздваивалась, огибая скалу. Возвращаться и спрашивать Умара Магометовича о том, какой тропой пользовались бандиты, верхней или нижней, не хотелось. Да и в любом случае обследовать скалу требовалось со всех сторон. При этом Раскатов не желал разбивать тройку своих солдат, действующую так слаженно и отработанно, и потому пустил тройку поверху, сам же решив в одиночестве пройти нижней тропой. Конечно, боевая подготовка офицера спецназа ГРУ на голову превосходит подготовку даже лучших из солдат. И старший лейтенант резонно представлял, что он в состоянии в одном лице стать такой же боеспособной единицей, как тройка солдат-разведчиков. Возможно, Раскатов был в чем-то прав, тем не менее один никогда не сможет одновременно нанести три удара, хотя всегда имеет возможность компенсировать эту невозможность другой возможностью.

Разошлись по тропам без рассуждений. Солдаты привыкли доверять своему командиру, и он никогда их не подводил. Раскатов шел не торопясь, соблюдая полную осторожность – ступал тихо и даже коротко посматривал под ноги, прежде чем ступить. По сторонам смотрел внимательно. И даже автомат держал уже прижатым к плечу прикладом, а предохранитель опустил в нижнее положение, на автоматический огонь. За пять минут он не преодолел и четверти пути вокруг скалы. Но считал, что тройка его бойцов, имея шесть глаз вместо его двух, видит все лучше, потому передвигается быстрее, и, обогнув скалу поверху, пойдет к командиру навстречу понизу.

Интуиция у Раскатова сработала и предупредила об опасности раньше, чем он саму опасность увидел. Вернее, чем он услышал ее…